- Котик! Иди обедать! Сегодня твой любимый борщ, котлетки, иди скорей, мама ждет! Котик – это Костя, восемнадцатилетний инфантильный юноша, которому вот-вот придет повестка в армию. В семье его опекали, баловали и не давали сделать ни одного самостоятельного шага. Все в этой жизни за него решали бабушка, две тетки и, конечно же, мама, Ирина Борисовна. Недавно Ирине исполнилось сорок два года. Среднего роста, с хорошей, спортивной фигурой, красивыми светло-русыми волосами, изящно очерченным ртом и великолепной кожей, мама Кости выглядела значительно моложе своих лет. Будучи совладелицей небольшой, но очень прибыльной торгово-закупочной компании, все материальные проблемы в семье решала только она. Дед, Борис Матвеевич, врач-психиатр, уже почти пять лет, как вышел на пенсию. В свои шестьдесят семь лет он имел довольно густую, с небольшими залысинами в области лба, седую шевелюру. Высокий, чуть полноватый, с басовитым голосом, в котором частенько звучали командные нотки, дед был явным лидером в семье. Вот он, в отличие от остальных, не баловал внука, да и на всех покрикивал, говорил, что совсем парня испортят своими заботами. Шагу, мол, ступить, не дают, вырастили, не поймешь кого, а скоро в армию. Дед старался заменить Косте отца, но женщины были явно сильней, и он часто сдавался. Бабушка, Софья Павловна, недавно отметила свой шестьдесят пятый день рождения, но выглядела старше своего мужа, не очень уделяя внимания своей внешности с тех пор, как вышла на пенсию. Она была неконфликтной, приветливой, но во всем потакала своей дочери, в том числе и в воспитании Кости. К мужу всегда относилась с почтением, молчаливо воспринимала его упреки, касающиеся ее поведения с внуком, но делала все по-своему. Семья жила в хорошей четырехкомнатной квартире в одном из спальных районов Москвы. В большой холл выходили двери гостиной и кабинета деда, одновременно служившего ему и спальней. Слева от гостиной находился достаточно широкий коридор, ведущий в просторную комнату, в которой обитали Ирины Борисовна и бабушка. Из холла был выход на лоджию, справа от лоджии располагалась кухня, а чуть в стороне от нее небольшая комната Кости. Невысокого роста, худощавый, Костя скорее был похож на девушку. У него были светлые вьющиеся волосы, небольшой нос, и по-детски пухлые губы. В невинно распахнутых голубых глазах всегда сквозили внимание и готовность выполнить любую просьбу. В свои восемнадцать лет он напоминал ребенка, который по просьбе родителей готов забраться на табуретку и прочитать гостям выученный накануне стишок. Отца своего Костя никогда не видел. Однажды случайно услышал, как мать с дедом ругались и вспоминали прошлое. Вот тогда-то он и понял, что отец сбежал сразу же после медового месяца, сказав, что больше не может - так его мать достала. - И куда раньше-то смотрел? – вопрошал дед, – я б с ней и дня не прожил. Уж очень Ирина Борисовна говорливая. Ей даже не важно слушают ее, или просто делают вид. Поток информации льется из нее, как дождь из грозовой тучи. Она постоянно «теряет» нить беседы, и потом даже сама не помнит, с чего начала, не говоря уже об ее собеседниках. Всякий как мог, пытался уклониться от разговоров с ней, и лишь ее отцу, Борису Матвеевичу, удавалось прервать этот безудержный поток коротким, но емким: «Заткнись!». Ирина Борисовна только перед ним и робела, он ей слова не давал сказать. Только она рот откроет, а дед руку вперед вытянет, «стоп» говорит, и она сразу замолкает. - А ведь поговорить с дедом надо, во что бы то ни стало,- думала Ирина Борисовна. Со дня на день ждали повестку из военкомата. - В армию Костик не пойдет,- решили женщины на семейном совете. Значит надо как-то "отмазывать" его, а в этом помочь мог только Борис Матвеевич. Мог-то он мог, а вот захочет ли? Сегодня дед был в хорошем настроении, и Ирина Борисовна, подкладывая ему в тарелку самые лакомые кусочки, решила завести разговор на волнующую тему. Тот аж взъерепенился, когда понял, что она от него хочет. - Пусть служит, мужиком оттуда вернется, и нечего ко мне с такими вопросами обращаться, помогать не стану! – сказал, как отрезал, и ушел к себе в комнату. Тогда Ирина Борисовна решила, что сделает все и без его помощи. Сходила в психдиспансер и пожаловалась врачу, что с сыном творится что-то неладное. Тот ее выслушал, сказал, чтобы пришла с ним на прием, а там уж он будет решать, что делать дальше. Домой она вернулась взволнованная. К врачу Костик должен идти подготовленным, значит опять к деду надо обращаться. А тот вряд ли согласиться, надо что-то придумать. Придумала. Обзвонила сестер, все им объяснила и велела приехать вечером. Ирина была младшей из них. Антонина и Наталья не имели своих детей, обе были разведены и просто обожали племянника. За столом разговоры велись на разные темы, но о главном пока молчали. Костя после ужина сразу ушел к себе в комнату. - Сегодня даже рот не открою, чтобы не злить деда, - решила Ирина. А вот остальные просто набросились на Бориса Матвеевича, стали стыдить и укорять его в том, что не хочет помочь внуку. Рассказывали жуткие истории из армейской жизни, и тот, как всегда, сдался. Решили не откладывать, и первую беседу провести прямо сейчас. Обрадованная Ирина вышла в коридор и позвала сына: - Котик, иди, поговори с дедушкой! Он тебе расскажет, как себя вести, что говорить доктору, только хорошенько все запоминай! Костя в армии служить не хотел, но сильно не переживал по этому поводу. Он хорошо понимал, что мама сделает все для того, чтобы этого не случилось. Он вышел из своей комнаты, ласково посмотрел на Ирину Борисовну, тихо произнес: « Не волнуйся, мам, я постараюсь»,- и с этими словами зашел в кабинет к деду. Борис Матвеевич пропустил внука к себе в комнату, а сам остался в холле и громко крикнул дочери: - Костя его звать! Никакой он не Котик! Сколько раз говорить, тошнит уже от вашего сюсюканья! После чего закрыл дверь в кабинет, удобно устроился в кресле, откашлялся и начал: - Слушай внимательно и запоминай! Приходишь к врачу, старайся не смотреть ему в глаза и сядь в унылую позу. Ну, что стоишь?! Садись же, ведь учеба началась! Вот так, голову пониже и исподлобья на него… На что жалуешься? - спросит тот, а ты сразу не отвечай, молчи, пока еще раз не задаст вопрос. Потом, не глядя на него – глаза в пол, понял? Только туда и смотри, что, как дурак, на меня уставился?! Представь себе, что я и есть тот самый врач! Говори, мол, сам не пойму, что со мной. Дальше – пауза, пусть сам прервет. Он тебе опять тот же вопрос, а ты тихим голосом ему, мол, следят за мной, и опять замолчи. А потом уже не жди вопросов, пусть тебя, что называется, понесет. Говори, что боюсь, доктор..., неделю назад ночью в голове зашумело, и вдруг голос проявился. Он тебе сразу, мол, а какой - женский или мужской? Говори, что мужской и не знакомый, прям, в голове звучал. Ругался, обзывал меня по всякому, спать мешал, а потом и днем уже стал командовать, устал я, да и страшно очень. Скажи, что и в метро тебя все разглядывают, и на улице. Вот, пока к вам шел, добавь, мужик за мной увязался, ехидно так ухмыляется и кулак показывает. До самой больницы меня проводил, но в воротах отстал. Я, мол, уже давно понял, что за мной следят. Спросит, кто следит, не теряйся, говори, что по-разному бывает. Вот тут опять замолчи, уставься в пол и так сиди, будто к чему-то прислушиваешься. Он тебе вопрос, ну, вроде - что с тобой, ты чей-то голос слышишь? Кивни головой и скажи, что опять этот дядька в голове, но сейчас он тихо говорит, не пойму ничего. Ну, все на сегодня. Учи наизусть, через часок проверку тебе устрою. Надеюсь, запомнил? Костя побаивался деда, поэтому признался, что трудновато все сразу, но он постарается. Выражение лица у него было растерянным. Ведь ему впервые предстояло стать главным действующим лицом, тогда как всю свою сознательную жизнь юноша был лишь прилежным исполнителем. - Давай, старайся, через два дня уже на прием к врачу! Ох, разбаловали тебя все: бабка, тетки, а особенно мать. Вот, сколько ее помню, с детства была неугомонной. Как рот откроет, хоть беги от нее. И говорит, и говорит. Ладно, свободен, я пока подремлю немного, а ты меня через часок разбуди. Два дня они с ним «репетировали», и, наконец, дед остался, вполне доволен учебой. Сказал, что будь он на месте того врача, и сам бы поверил в болезнь внука. Потом состоялась беседа с психиатром в диспансере. Тот после разговора с Костей, сразу выписал талон на госпитализацию. Сказал, что откладывать не надо, велел ехать туда сразу. Было уже поздно, но Ирина Борисовна отвезла сына в больницу и, наконец-то, с облегчением вздохнула. Теперь ей надо было срочно встретиться с лечащим врачом, дать ему денег, потом рассказать все, как есть, и просить не назначать Котику никаких лекарств, ибо он абсолютно здоров. На следующий день, уже в восемь утра, она была в больнице. В отделение не пускали, поэтому ждала врача в холле, на первом этаже. Ждала долго, лечащий врач Кости сегодня был после ночного дежурства и сдавал смену. Только к десяти утра вышел к ней, вид у него был измученный. - Ну, сегодня и ночь была! – сказал он, присаживаясь рядом с Ириной Борисовной в кресло. Они познакомились. Звали доктора Вельмир Семенович! Она сразу и не поняла, подумала, что Владимир, да так к нему и обращалась, пока тот не поправил. То, что она услышала, повергло ее в шок. - Болен, Ирина Борисовна, сын ваш, очень болен. Сегодня ночью столько хлопот доставил! Поступление было большое, но ваш троих стоил. Психоз начался прямо в приемном отделении. Сначала сидел тихо, самым легким даже показался, вот мы с другими и занимались, а его на потом оставили. И тут он вдруг «развернулся». Вскочил на стул, стал от кого-то отмахиваться, потом пытался схватить журнальный столик, но у нас ведь все к полу прикручено. Тогда он как сиганет в ванную, что в приемном, санитары даже не уследили, ведь поначалу Костя тихим же был. Санитарку в ванной - за горло, кричал, что узнал ее, кто-то предупредил его, что ведьма она, и сейчас он с ней разделается. Как назло, там бутылка стеклянная из-под минералки стояла, не положено, но что сделаешь… Он эту бутылку об тумбочку, в руках уже опасный предмет оказался. Хорошо, что двери у нас всегда открыты, всем приемным его и отлавливали. Вот такая история. Спит он пока. В надзорной палате его держим, под наблюдением. Поговорить даже с ним не удалось. Сейчас с Ваших слов все запишу, - сказал Вельмир Семенович и открыл Костину историю болезни. Ирина Борисовна онемела, она не верила доктору, что все это было с ее сыном. Ведь Костик здоров, он сюда лишь от армии "откосить" лег. Но доктор настаивал, и ей пришлось честно обо всем рассказать. – Сын ваш очень впечатлительный. Долго вы его натаскивали, вот он и вошел в роль сумасшедшего, а потом уже и настоящий психоз развился. Говорю же, что нельзя было так с его психикой играть, да и не только с его... И как только ваш отец пошел на это?... Психиатр..., с большим стажем..., слов у меня нет! Теперь расхлебывать нужно. И ведь никому не известно, что будет дальше. У одних все бесследно проходит и потом в течение жизни уже не повторяется. Но бывают ведь и другие случаи… Дома Ирина пересказала деду весь разговор с лечащим врачом Кости и недоумение того по поводу роли Бориса Матвеевича во всей этой истории. Дед, проработавший более двадцати лет в психиатрической больнице, отнесся к этому с нескрываемым раздражением. - Сколько таких «косцов» перебывало в моем отделении, - говорил он дочери, - никогда ни с чем подобным не сталкивался. Гнилой Костя, изначально гнилой, не сейчас, так через какое-то время все равно это выскочило бы наружу, генетика - наука точная! Отцовской родни, считай, и не знаем, да и ты, Ирка - с большим прибамбахом. К тому ж и воспитание огромное значение имеет. А как ты его воспитывала? Кого растила? Котик, Котик! Говорил же, пусть в армии служит, мужиком бы домой вернулся! Ведь Костик как раз, и оказался тем самым, «другим случаем». Спустя два месяца он вышел из психушки, где обзавелся "друзьями", от которых многому научился. Сначала внук пристрастился к спиртному, но в последнее время дед не раз видел его затуманенный, отсутствующий взгляд с "булавочными" зрачками, и с ужасом понимал, что речь уже идет о наркотиках. Ирина чувствовала свою вину, она хорошо понимала, что вся инициатива в этой трагической истории исходила от нее. Теперь это была уже совсем другая женщина. Куда исчезла ее говорливость? Она сильно похудела, под глазами появились темные круги, вид был изможденный, волосы поблекли и казались сальными. В свои сорок с небольшим лет, она смотрелась старухой. Софья Павловна недавно выписалась из больницы, она перенесла инфаркт, и теперь ее редко можно было увидеть за общим столом, она почти не вставала. Борис Матвеевич часто заходил в комнату к жене, они о чем-то долго беседовали, после чего дед понуро брел к себе в кабинет. Ирина не раз видела его в этот момент и понимала, что он только что плакал. Некогда послушный и покладистый Костик, превратился в настоящего демона. Всегда взбудораженный, с трясущимися руками, он грубил, угрожал, требовал денег. В семье все ценное стали тщательно прятать, но он легко находил и опустошал очередной тайник. У "несостоявшегося солдата" был нюх натасканной ищейки на все, что касалось денег. Костя нигде не работал, потом стал пропадать и по нескольку дней не ночевал дома. Ирина Борисовна потихоньку от деда, добавляла сыну, во что только можно лекарства, назначенные психиатром. Она все еще надеялась... Но ведь он же ни одного дня не был трезвым! Водка и наркотики, сдобренные хорошей порцией нейролептиков, сделали свое дело. Уже в двадцать лет Костя был полной «развалиной», опустился и довел всех до того, что никто в семье уже не желал ему здоровья. – Впечатлительный наш,- в сердцах говорил дед,- да чтоб ему, сука... |