Эта история случилась в то время, когда у нас в стране, как было вполне официально заявлено, не было секса. В своей ангельски-первозданной чистоте мы не токмо не знали про камасутру, но и слова то такого не слыхали. В общем было хорошее сентябрьское утро. Пацаны возвращались из школы. Восьмой класс только-только начинался и говорить о предстоящих в этом учебном году экзаменах не хотелось, хотя для нас такое было внове. Обсуждался новый французский фильм «Мужчина и женщина». «Жираф», самый длинный не только в восьмом «Г», но и во всей школе, он был наверное даже выше любого одиннадцатиклассника, с чувством превосходства перед остальными, рассказывал постельную сцену. - Так их прямо в постели показывают? – недоверчиво уточнил Галенко, который слыл в классе самым интеллектуальным, наверное потому, что читал книги, которые другие даже и не видели в глаза. Его папа работал электриком в местном книгоиздательстве. К тому же Галенко хорошо решал математические задачи. Поэтому он стремился к точности. - Конечно, - самодовольно ухмыльнувшись, словно это его показывали в таких кадрах, коротко подтвердил Жираф. - Что, прямо? Да?- Нос коренастого Кабана покрылся от волнения корочкой сала, глазки возбуждённо сверкали. Он действительно в этот момент оправдывал полностью свою кликуху. Пацаны остановились, образовав полукруг перед Жирафом, с недоверием заглядывая тому в лицо. Неожиданно для всех молчание нарушил обычно неразговорчивый Валёк. У единственного из всей компании у Валька не было никакой кликухи. Правда никакого прозвища не было и у Галенко. Но того никогда не звали по имени, только по фамилии, которая заменяла и прозвище, и даже имя. Галенко и всё тут. Особенно при нём Валёк старался молчать. Теперь же Валька говорил и все удивлённо слушали. - А вы знаете, что у баб два отверстия? - Как это? - Что значит «два отверстия»? - В каком это смысле? Посыпались хором вопросы. - Ну как, как. Два отверстия, - Валёк сделал выразительный жест вниз. - А у нас что, три? – с интонацией, полной сарказма, спросил Галенко. - Я имею в виду не жопу, я хочу сказать в самом переди три. - Что значит три? – продолжал недоверчиво допрашивать Галенко. - Ну, одно для мочи, другое для… Сами понимаете. - Не фига не понимаем, - откровенно признался Галенко. - У нас то одно! – как самый неопровержимый аргумент, воскликнул лоснящийся толи от гнева, толи просто от возбуждения Кабан. - У нас одно, - смиренно согласился Валёк, - а у баб два. - Да как же это может быть? – воскликнул возмущённый таким неравенством Галенко. - Да мне сказал сам… Но кто ему сказал эту сногсшибательную, анатомическую новость Валёк не успел пояснить, потому что внимание всех было отвлечено вприпрыжку приближающимся к нам Юркой Агафоновым, прозванного в народе за свой малый рост Молекулой. Тот бежал возбуждённо размахивая руками и при этом истошно вопя: - Пацаны! Айда голых баб смотреть! Прохожие, особенно женщины, в испуге шарахались от нашего малыша в стороны. А тот, приближаясь к друзьям, орал всё громче и громче, словно удалялся ото всех: - Пацаны! Айда голых баб смотреть! Пораскрыв от изумления рты, все стояли, образовав живую скульптурную группу и, во все глаза рассматривая быстро приближающегося Молекулу, который, в общем-то, не был горазд в беге, не смотря на свою подвижность. Никто не проронил ни слова, не пошевельнулся даже тогда, когда Молекула приблизился вплотную и, продолжая громко орать, прыгал вокруг друзей. - Пацаны! Айда голых баб смотреть! Пацаны! Айда голых баб смотреть! - Каких голых баб? – выдавил из себя Жираф, глядя с высоты своего роста на суетящегося Молекулу. - Ты что, не знаешь какие голые бабы бывают? – радостно сверкая глазками и потирая ручки воскликнул Молекула. - Нет, не знаю, - чистосердечно признался Жираф. И хотя никто из пацанов не был ещё столь сведущ, а может именно поэтому, но ответ Жирафа всем пришёлся по душе. Группа сразу ожила. - Он не знает, какие бывают голые бабы! – в полном восторге орали пацаны. - Айда, узнаешь! – с невиданным воодушевлением завопил Молекула. - Куда? – только и сумел вымолвить Жираф, почему-то при этом почесав живот, а не традиционно затылок, как делают все нормальные люди. - Там леса! – торжественно промолвил Молекула, указав ручкой в том направлении откуда только что примчался. - Парк Горького, что ли? – с недоумением уточнил Кабан, безуспешно вытирая свой лоснящийся и сверкающий на солнце, словно пасхальное яйцо, нос. - Да строительные леса! – возбуждённо прокричал Молекула. С суровой вопросительностью мальчишки уставились на прыгающего вокруг них друга, ожидая пояснений. - Вчера баню начали ремонтировать, фасад. Вокруг строители поставили леса, строительные леса. - Ну? – за всех промычал Валёк, требую более развёрнутого пояснения. - Да там же женское отделение на втором этаже. - Ты что, хочешь сказать?.. – пацаны, взяв в кольцо Мечущегося молекулу, пригнули головы. - А сторож? – проясняя обстановку, спросил Галенко. - Да кому нужны леса! Какой там сторож! С вопросительной заинтересованностью все переглянулись, а потом, повернувшись дружно к Жирафу, хором завопили: - Айда, узнаешь какие голые бабы. Ошарашенный Жираф не сопротивлялся. Вся компания дружно помчалась по направлению к бане. Однако на пути к естественной любознательности возникло два непредвиденных обстоятельства. Окна, которые действительно оказались легко доступны, были теперь густо закрашены белой краской. Вторым препятствием оказался наряд милиции и толпа дружинников, которые без труда справились с гораздо более малочисленной группкой мальчишек. Впрочем, изрядно перетрухнувшие пацаны и не сопротивлялись. Оказавшись в отделении милиции, они тихо сидели рядком на стульях, установленных вдоль стены. Чтобы не встречаться с ироническими взглядами милиционеров, пацаны хмуро, все как один сидели уставившись в обшарпанный пол отделения. Крупный, смуглый капитан с чёрными, вьющимися волосами диктовал бледненькому молодому лейтенанту. Тот старательно заполнял протокол. - Пиши лейтенант. Занимались о-на-низ-мом, - с удовлетворением по складам продиктовал капитан. Пацаны дружно подскочили на своих расхлябанных стульях. Присутствующие два сержанта и толпа дружинников громко, беззастенчиво рассмеялись. - Онанизмом?! – возмущённо переспросил Молекула. - Да, - невозмутимо ответствовал внушительный капитан, - Или вы там солнечные ванны принимали? Своим спокойствием капитан напоминал сфинкса из учебников истории. Молекула же наоборот просто рассвирепел от такого позорного обвинения: - Да это же поклёп! – завопил он. Капитан изумлённо ищет поддержки у присутствующих, затем с наивной искренностью переспрашивает: - Значит загорали? В маленьком помещении гомерический хохот, кажется, что стены просто не выдержат. Из зрителей лишь капитан сохраняет полную серьёзность, на его крупном лице нет и тени улыбки. Оно даже суровеет, когда он обращается к лейтенанту. - Пиши, лейтенант, пиши. Занимались о-на-низ-мом. Один из сержантов с деланным сочувствием указывает на Молекулу и с большим сомнением произносит: - Ну, у этого то малыша, поди ещё и не выросло ничего, ему наверное и писать то трудно. Молекула от возмущения просто чуть не задыхается и сидит глотая воздух, словно выброшенная на берег рыба. Капитан оценивающе разглядывает Молекулу. - Не, сержант, ты не смотри что он маленький, когда этот малыш дрочит, у него наверняка до пупка вырастает. Последние слова опять тонут в хохоте, напоминающего шум прибоя. Остальным пацанам ничуть не лучше Молекулы. Они сидят злые и красные, стараясь не глядеть ни на кого. Представление продолжается. В конце концов всех отпускают восвояси. Мальчишки плетутся с видом побитой собачонки. Ноги заплетаются. Целый квартал все идут молча, не глядя друг на друга. Потом Галенко вдруг останавливается и, повернувшись к Вальку, спрашивает: - Слышь, а кто тебе сказал, - он слегка запнулся, - про это. Все сразу останавливаются, понимая о чём идёт речь. Валёк тоже понял, но притворно переспрашивает: - Что сказал? - Ну, что у женщин раздвоение? Валёк победоносно ухмыляется и оглядывает окруживших его друзей. Все с серьёзными лицами ждут ответа. |