КАК МЕНЯ УГОРАЗДИЛО СТАТЬ ОТЛИЧНИКОМ И УМЧАТЬСЯ НА ЧЁРНОЕ МОРЕ

 

Отличников я всегда считал выскочками. Поднимешь, как положено, руку, а они привстанут, чуть не в полный рост и тянут руку к потолку, да ещё трясут ей, как эпилептики:»Меня спросите! Меня!». Я даже про них частушку, как – то сочинил:

 

Переваривать отличниц

Мне желудок не велит.

Стоит им в меня вцепиться,

У меня живот болит!

 

Поэтому я вообще перестал руку поднимать. Спросят- хорошо. Не спросят- не больно и надо! Круглым пятёрочником я был только по физкультуре. Сочинения на свободную тему я тоже всегда писал на пятёрки, потому как, из хитрости и природной лени писал их в стихах. Ну, например:

 

Кошка вылезла в окошко

И полезла на чердак.

Там на мягкой на постельке

У неё котята спят.

 

Подошла к котятам кошка.

Помурлыкала немножко,

Облизала всех подряд

И опять пошла гулять.

 

Другие исписывали страницу за страницей, торопясь успеть до звонка. А я, состряпав такой «шедевр» минут за двадцать, мог половину урока в ус не дуть и рисовать рожицы в нахальной уверенности, что «пятак» обеспечен.

Но, вот, нежданно- негаданно я и сам внедрился в отличники. Само- собой, по недоразумению. Спрашивает меня как-то учительница: - Кем твой папа работает?-

А я всё перепутал и вместо того, чтобы ответить: «Старшим»,- ей богу, не нарочно,

заявил, что он у меня главный инженер. Тут- то пятёрки на меня и посыпались- прямо звездопадом. Волей-неволей пришлось мне помучиться аж до конца года. Сидеть- пыхтеть над домашними заданиями и как попка, зубрить всякие дурацкие правила, придуманные, по моему тогдашнему разумению, бывшими отличниками, которым, в своё время немало перепало затрещин от переростков- второгодников.

Увидев мой табель за четвёртый класс, папа расцвёл, как подснежник и решил отправить меня, в первый раз в жизни, на море. Приглядывать за мной снарядили старшую сестру, которая уже преподавала английский, слава богу, не в нашей школе.

За ней увязалась её подруга, постарше её лет на пять, учительница немецкого, с которой они мучили закордонными языками детей под одной школьной крышей.

Так, хотя и начались летние каникулы, я под конвоем двух строгих педагогов, был доставлен в Севастополь. В то далёкое от наших дней время, я был уверен, что назван он был в честь былинного богатыря Севы ростом с огромный тополь.

 

ОКАЗЫВАЕТСЯ, В МОРЕ БЫВАЕТ ОПАСНО НЕ ТОЛЬКО В ШТОРМ

 

Беда не приходит одна… И именно в этом году купаться в море было строжайше запрещено из-за появившегося в нём коварнейшего холерного вибриона.

 

Однако, народ, наплевав на всякие вибрионы, вполне привольно отдыхал на диком пляже. Мы побывали там всего только один раз. И вот почему: к сестре моей загар не пристаёт совсем и солнышко только обжигает кожу, норовя вместо шоколадного загара наградить противными волдырями. Поэтому она весь день пролежала в тени,

но и в море ни разу не сунулась, опасаясь встречи с ужасным вибрионом.

Подружка же, целый день жарилась под палящими лучами солнца, как шашлык на углях и само- собой обгорела чуть ли не до костей, наглотавшись вместе со мной морской воды,

однако, без каких- либо последствий для желудочно - кишечного тракта. Видимо вибрион, на наше счастье, до дикого пляжа, на тот момент, ещё не доплыл.

Впервые, здесь я увидел тысячи голых бездельников, предающихся самому дурацкому занятию, придуманному бледнолицыми: целыми днями они валялись под обжигающим солнцем на жёстких крупных голышах, только лишь для того, чтобы вернувшись домой похвастать перед знакомыми своим особенным южным загаром.

Мало сказать, что море мне понравилось очень- от него я был просто в восторге: вода по самый горизонт, солёные волны сбивают с ног, кругом парашютики полупрозрачных медуз, креветки, крабы, рыбья мелюзга ноги щекочет…

Из-за моей белоснежки сестры и её обгоревшей подружки, к моему великому неудовольствию, мы все последующие дни развлекались на разных экскурсиях. Дело это тоже в общем то небесполезное, но что может заменить чудо под названием : «море»? Отвечаю:- Ничто! Нигде! И никогда!

Мотаясь целыми днями по солнцепёку на эти самые экскурсии, вечерами я без каких-либо признаков жизни валился на кровать, которую мне поставили у самой стены хаты и с нетерпением ждал, когда же мои «старушенции» отправятся на танцы и никто не будет от- влекать меня от любимого занятия. Ведь хорошая книга и свежий воздух для смертельно уставшего человека- совсем неплохая компания. На этот раз я читал «Тараса Бульбу» Гоголя и с удивлением узнал, что запорожцами в старину называли не машины, а людей!

Когда же, я с книгой в руках засыпал, меня время от времени будили незваные гости…

 

КАК Я ПОЗНАЛ, ЧТО ТАКОЕ ТИХИЙ УЖАС!

 

Двор, приютившего нас хозяина дома, точнее было бы назвать настоящим виноградником. Кругом были вкопаны тонкие деревянные столбики, поддерживающие решётку из реек потоньше, по которым вились виноградные лозы.

Спать бы мне там на открытом воздухе, как в райских кущах, если бы не проказники коты. По ночам они задавали лихие «концерты « и орали, как дикие звери в джунглях.

Вьющиеся виноградные лозы дополняли картину. И когда тёмными южными ночами

от их жутких криков мороз продирал по коже, мне казалось, что я в диких дебрях Амазонки и ко мне ,крадучись, подбираются кровожадные звери.

По выходным дням, мешал спать буйный нрав хозяина, который любил, выйдя среди ночи во двор, закутанным в простыню, дурным голосом горланить свою любимую:

 

Дывлюсь я на нэбо,

Тай думку хадаю,

Чему ж я нэ сокил?

Чему ж нэ лытаю?

 

Да так, что коты переставали по- разбойничьи вопить и начинали, как им и положено, вполне культурно и жалобно мяукать, пока разъярённая «соколиха» не утаскивала своего упирающегося «крыльями» «сокола « в своё уютное гнёздышко.

 

Эта песня была мне знакома. Её частенько передавали по радио.А, когда я был ещё совсем маленьким, то вторая строчка мне слышалась, как «Пойду к Угадаю».Этот самый Угадай представлялся мне мудрым старцем, способным разгадать любую загадку.Но я в его совете не нуждался, потому, что летать умел ещё как! Правда во сне.А дяденька из песни, видимо делать это разучился- вот и жаловался на судьбу…

Вот, в такие-то развесёлые ноченьки у меня в голове волчком вертелись слова Гоголя из «Тараса Бульбы»: «Знаете вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи!». Знал, бедолага, о чём писал. Наверное сам натерпелся от таких, вот, лихих котовасий!

Ну, да что там ночи… Самое страшное испытание, как оказалось, поджидало меня светлым ранним утричком, когда только- что продрав глаза и радуясь ласковым лучам, недавно взошедшего солнышка, я глянул на белёную стену хаты и обомлел: на ней ,как на полотне киноэкрана, отчётливо была видна тень свисающей с виноградной лозы огромной змеи толщиной в руку. Гадина раскачивалась из стороны в сторону и, казалось, спускалась всё ближе и ближе к моему оцепеневшему от страха телу. Если бы мой обьятый ужасом мозг мог ещё соображать, то я бы понял , почему кролик в минуту смертельной опасности не смеет бежать от удава.

Притворившись безжизненным трупом, едва-едва дыша и закрыв правый глаз, я сквозь щёлочку век скосил левый глаз влево и кверху.

Щёки запылали огнём от прихлынувшей крови, удары сердца чуть не сломали рёбра, бешеная ярость, чуть не взорвала мою бедную голову. В рекордном прыжке моё тело воспарило, словно вспугнутая птица, с вытянутой кверху рукой. Но я конечно же опоздал- не человеку тягаться в быстроте реакции со зверем. И мешком грохнувшись на кровать, услышал, как над головой прозвучало жалобное «мя-а-у(!)», злейшего врага мышиного народца. -У-у, змий- в бессильной злобе вырвалось у меня.- И я вялой походкой на ватных ногах направился в душ, чтобы смыть с себя липкое свидетельство пережитого ужаса.