МАЛЕНЬКИЙ САПОЖНИК Маленький сапожник, мой дедушка Абрам, Как твой старый «Зингер» тихонечко стучит! Страшный фининспектор проходит по дворам, Дедушка седеет, но трудится в ночи. Бабушка – большая и полная любви, Дедушку ругает и гонит спать к семи… Денюжки заплатит подпольный цеховик, Маленькие деньги, но для большой семьи. Бабушка наварит из курочки бульон, Манделех нажарит, и шейка тоже тут. Будут чуять запах наш дом и весь район, Дедушка покушает, и Яничке дадут. Дедушку усталость сразила наповал, Перед тем, как спрятать всего себя в кровать, Тихо мне расскажет, как долго воевал: В давней – у Котовского, и в этой … будем спать… Маленький сапожник, бабуле по плечо, Он во сне боится, и плачет в спину мне, И шаги все слышит, и дышит горячо, И вздыхает «Зингер» в тревожной тишине. ДАЛЕКО ПiД ПОЛТАВОЮ Лубны, Миргород, Диканька - ты попробуй, чудик, встань-ка на забытые следы. Девочкой была бабуля, и степные ветры дули, и стихали у воды. Принимала речка Сула все, что смыло и уснуло, уносила до Днiпра - все испуганные плачи, все девчачьи неудачи, все побеги со двора... Лубны злые, золотые, в прежнем времени застыли, словно муха в янтаре, Вместе с криками погрома, вместе с ликами у дома, и с убитым во дворе. Миргород, Диканька, Лубны… Снова улицы безлюдны, только ходит в тишине Николай Василич Гоголь - вдоль по улице убогой, в давнем бабушкином сне… АБРАМ И ЛИЗА …Дед Абрам был тихий, негромко-веселый, любил незло так подшутить над близкими, за что регулярно получал тычка от крупной и дородной нашей бабушки. Бабуля умудрялась слыть едкой, громкой и нежной одновременно. С круглым татаристым лицом. По ее непроверенной версии, она и была татаркой, взятой во младенчестве шестнадцатым ребенком в еврейскую религиозную семью. Думаю, она страховалась, так, на всякий случай... Она единственная из нас знала иврит, читала Тору и молилась. А с дедом на идиш все больше ругалась, чтобы мы с братом не поняли. Как я любил ее имя – Лиииза, бабуличка Лизулечка, Лизацветик… И она меня, первого внука, обожала. Все шутила: «За что мы не любим наших детей? Наши дети – это наши враги. За что мы любим внуков? Наши внуки – враги наших врагов!» Но когда, настигнутая блокадой, совсем еще не старой умерла моя мама (я только вернулся из армии, застал ее последние дни), мы все поняли, как бабушка любила единственную дочку. Похожая на облако, Лизуля наша как-то сдулась, поникла, и все повторяла: «Не дай вам Б-г пережить своих детей…» Потом мы переезжали из города в город, и старики влеклись за нами, как нитка за иголкой. Родных, кроме нас, у них не было – все погибли на Украине в гетто, во рвах и печах крематориев… И везде дедушка, прекрасный обувщик-заготовщик, как-то быстро находил «неофициальную» работу. Видимо, подпольные цеховики были уже в любом городе СССР! Ставил свой ножной, еще дореволюционный, «Зингер» в кладовке, на толстую резину, чтобы соседи не услышали и не донесли «куда следует», да и шил, шил, все больше по ночам. Безумно, до обморока и сонного предутреннего плача, боялся фининспектора и «обехеесес». Но как-то проскочил, ни разу по серьезному не попался. Видимо, спасало и то, что дважды фронтовик, все это знали, и пионеры приходили поздравлять с праздниками, и на стене висела подаренная Котовским шашка, к которой дед даже прикасаться боялся. Потом в музей отдал. Там была смешная табличка: "Шашка бойца бригады Котовского Абрама Пятницкого". А деда бывший разбойник, потом знаменитый красный командир, восхитившийся новой обувкой, просто-напросто мобилизовал сапожником! Оружия наш крошечный дедуля никогда в руках не держал, кроме одного раза. В Отечественную его, уже немолодого мужчинку, семейного, снова призвали, по личному распоряжению маршала артиллерии Николая Воронова, тоже из-за понравившихся сапог. Так и служил при штабе, шил сапоги да ремонтировал. Но однажды был прорыв немцев. Штаб, в отсутствии начальства, оказался под угрозой, и мой тихий дедушка взломал оружейку, вооружил всякое чмо - писарчуков и тому подобных тихушников, и повел обороняться. Их бы, конечно, прихлопнули мгновенно, но подоспели наши танки, и все устаканилось. Так дед и не повоевал. Я его потом спрашивал, стал бы он стрелять в людей. Он долго и мучительно думал, но потом все-таки сказал: "Они не люди, они фашисты..." Позже ему сам Воронов медаль "За отвагу" на грудь повесил. …Хоронили дедушку с салютом, с речью офицера из военкомата. Бабушка прожила еще много лет. Однажды пришли навестить - бабуля категорически отказывалась жить с нами в одном доме, «любите меня издали, а то надоем» - а она лежит на полу, на чистом одеяльце, на спине, ручки пухлые сложены, умытая, одетая в нарядное, и не дышит. Необходимые пояснения: «Зингер» - ножная швейная машинка еще дореволюционного выпуска, с круглой головкой, которую дедушка ставил в кладовке на толстую резину, чтобы не услышали соседи и не донесли куда следует. Манделех - яйца, мука, соль, скатать колбаски, нарезать как ленивые вареники и обжарить в масле. Бросают в бульон, и они шипят. Быстрее есть, чтобы не намокли. Шейка – куриные или гусиные шкварки и вытопленный из них жир перемешиваются с мукой, солью, яйцом, мелко порезанным луком и черным перцем. Начинка плотно набивается в аккуратно снятую кожу с куриной или гусиной шеи, зашивается и варится до готовности в воде или бульоне (что лучше). Можно потом достать и еще немного обжарить. Режется и подается на стол горячей с хреном. Боже, как давно я это не ел! | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
