Ситуация была безнадёжная, и рассчитывать на спасение не приходилось. Конечно, оставались чисто теоретические шансы, но они потому и называются «теоретические», что на практике никогда не осуществляются. В самом деле, нереально надеяться на то, что сейчас я раза три подряд по полной взгрею противников на распасах, а потом дважды мне придёт мизер или десятерная. В шахматах в подобной ситуации я положил бы короля и сказал: «Сдаюсь», а в преферансе приходится уныло доигрывать, с каждой раздачей всё глубже опускаясь на самое дно, чтобы до конца испить чашу унижения.

Открылась дверь, и в комнату вошёл Толя Егоркин, завхоз экспедиции. Я сразу же свернул окно с преферансом, и на мониторе высветился предусмотрительно выведенный график работ по монтажу оборудования, чем я, по идее, и должен бы был заниматься. С минуту я пристально изучал график, изображая напряжённую работу мысли, потом перевёл взгляд на Толю.

- Чего тебе? – с неудовольствием спросил я, но тут же заметил его виноватый вид и вспылил: - Опять? Что на этот раз?

Не знаю, каким образом Егоркин оказался на этой должности, но только худшего завхоза наверняка не было ни в одной экспедиции мира. Перед нашим отъездом те, кому доводилось работать с ним раньше, сочувственно поведали мне, что у него вечно что-нибудь пропадает ещё до прибытия на место и, сверх того, чего-нибудь не хватает после возвращения. Одними загадочно исчезнувшими продуктами можно было бы год кормить всё население Эфиопии, но, судя по телевизионным программам, там они тоже не всплывали. При всём при том, уверяли они меня, это честнейший парень, и все пропажи - результат не махинаций, а обычного разгильдяйства.

- Прибор… - выдавил из себя Толя.

- Замечательно! – от злости я даже снова открыл преферанс и с каким-то странным удовольствием наблюдал, как компьютер сдаёт мне полную дребедень. – Нас выкинули чёрт знает где, вертолёта не будет все эти полгода, пока мы монтируем и испытываем машину; через полгода прилетает шеф, а с ним ещё куча всякого народу, включая кого-нибудь из правительства, и спрашивает: «Ну, как, ребята, всё готово?», а мы отвечаем: «Никак нет, шеф, Егоркин потерял…»… что ты потерял? Какой прибор?

- КМЛ-14.11, - пробормотал он, глядя в список.

- Ага! – сказал я, пытаясь припомнить, что это за штука, но не смог: видимо, это что-то из хозяйства ребят. – А знаешь ли ты, Егоркин, что это за прибор?

Была у меня слабая надежда, что он знает, но Толя, не поднимая на меня глаз, отрицательно помотал головой.

- Ну, конечно! – саркастически сказал я. – Откуда же тебе знать, что это – наш самый главный прибор, без которого невозможна отладка ни одного узла! Что без него – хоть назад улетай!

Я остановился. При виде несчастного Егоркина могла пропасть и большая злость, чем от проигрыша компьютеру в преферанс. А самое главное, я прекратил экзекуцию потому, что глупо было надеяться, что Толя осознает и начнёт добросовестно выполнять свои обязанности. Гораздо важнее было выяснить, что это за штука и как её отсутствие скажется на ходе работ.

- Позови ребят, - мрачно сказал я, - а сам займись кухней!

«…Бросить недоигранную пульку допускается лишь в крайних обстоятельствах непреодолимой силы, которые можно признать форс-мажорными: стихийное бедствие - пожар, наводнение, - вход в город армии противника, неожиданная необходимость отъезда, резкое ухудшение самочувствия (обморок, сердечный приступ, внезапная смерть) и т.п.…» (Кодекс преферанса: этика Игрока).

Я решил, что случившееся вполне укладывается в эти «и т. п.», закрыл игру и стал анализировать ситуацию.

Академик Николай Григорьевич Истомин был гением. Все свои открытия он совершал легко, иногда даже на ходу или в разговоре с кем-то. Сам он просто физически был не в силах работать над всеми своими изобретениями, поэтому несколько групп учёных одновременно занимались этим, а академик только курировал их работу. Я был очень горд, что всего за пять лет научной деятельности сумел привлечь к себе его внимание, и он предложил мне возглавить группу по монтажу и отладке его машины для телепортации. Прекрасно помню чувство полного обалдения, когда в голове только звучало: «Сам Истомин! МНЕ! Ура-а!», и было абсолютно наплевать, чем именно мне предстоит заниматься. В этом состоянии блаженного идиотизма я просто пропустил мимо ушей какие-то его пояснения, но, тем не менее, у меня хватило наглости попросить его позволить мне самому сформировать группу. Николай Григорьевич согласился сразу: у него и без этого хватало дел. Вот так я получил возможность вытащить в серьёзную науку своих друзей-однокурсников, которым просто повезло меньше, чем мне: будучи классными специалистами, они зарабатывали на жизнь чем придётся. Сергей Хохлов работал в автосервисе, Илья Мазаев – заточником на небольшом заводике, Юрий Лузгин токарил в какой-то шарашке. Конечно, все мы правильно оценивали ситуацию: это наш главный шанс, чтобы попасть туда, куда мы и стремились все институтские годы. И вот теперь из-за балбеса Егоркина всё поставлено под удар в первый же день.

Пока я грустно над этим размышлял, в комнате собрались те, кого я про себя тщеславно именовал «моя команда».

- Мужики, - угрюмо сказал я, - это чучело Егоркин потерял какой-то прибор КМЛ-14.11. Признавайтесь, чья это штука и чем нам это грозит.

Они посмотрели друг на друга и дружно пожали плечами.

- Да вы что! – ужаснулся я. – Я напел Истомину, что вы – классные спецы, а вы, выходит, даже оборудование своё не знаете? Ну-ка, быстро соображайте!

Но не получилось ни быстро и никак вообще. После двух часов непрерывного курения и всяких идиотских соображений ничего не изменилось: проклятый КМЛ-14.11 продолжал оставаться тайной за семью печатями.

- И что же прикажете теперь делать? – резюмировал я.

- Надо звонить академику и просить, чтобы прислал ещё один, - предложил Серёга. – Не мы же его потеряли, а завхоз.

- Отличная идея! Как же это я сам не догадался? – радостно воскликнул я и протянул ему мобильник. – На, звони!

- А чего это я? – попятился Серёга. – Ты у нас начальник – вот ты и звони!

- Ладно, сейчас позвоню и скажу: уважаемый Николай Григорьевич, у нас пропал КМЛ-14.11, так что присылайте ещё один вертолёт! Можешь не сомневаться, вертолёт завтра же будет, а на нём, помимо КМЛ’а, другая команда, а нас вышвырнут отсюда к чёртовой матери! Ты хоть понимаешь, сколько это стоит – вертолёт сюда сгонять?

После моих слов воцарилось тягостное молчание: ребята понимали, что именно так и будет.

- Подождите-ка, - вдруг с просветлённым лицом сказал Юрка, - а где он там записан? В какой группе приборов? Может, это что-то подскажет?

Это была первая здравая мысль, и я взял список, оставленный Егоркиным.

- Интересно, - сказал я, - он тут стоит последним. И вообще, как-то в стороне… Причём, весь текст отпечатан, а это вписано рукой Истомина. Такое ощущение, что про него сначала забыли, а в последний момент вспомнили.

- Так это же хорошо! – оживился Илья. – Значит, какой-то не особо нужный! Может, мы и без него обойдёмся!

- Ну, вот что, - хлопнул я ладонью по столу. – Во всяком случае, на монтаже он нам точно не нужен. Если только при отладке и настройке… Но это ещё не скоро. Так что завтра начинаем работы, а потом - видно будет!

Полтора месяца мы работали, как черти. Энтузиазма и на самом деле было, хоть отбавляй; мы с интересом и удовольствием монтировали «Телепорт» и чувствовали, что вот это и есть та работа, которой мы могли бы посвятить всю свою жизнь. Не знаю, как ребятам, а мне чёртов КМЛ не давал покоя все эти полтора месяца. В раздумьях и кошмарных снах он представлялся мне гигантским кальмаром, который затаился где-то до поры до времени и поджидает нас, злорадно усмехаясь. Выплыл он в тот день, когда мы закончили монтаж электромагнитного блока.

Мы, как и всегда после работы, сидели у меня и обсуждали план на завтра, когда вошёл несколько припоздавший Илья.

- Туши свет, начальник, - мрачно сказал он, - приехали! Знаешь, что такое КМЛ? Корректировщик магнитного луча! Завтра он нам позарез нужен для настройки блока. Эх, какого чёрта? Надо было сразу же Егоркина за ним пешком послать!

- Без него ничего не выйдет? – глупо спросил я.

Илья даже не ответил, понимая, что спросил я от безнадёжности.

- Действительно, приехали! – угрюмо согласился Серёга. – И чего теперь делать?

- Я не понял, мужики, - встрял Юрка. – Ну, нет прибора. Ну, нельзя без него произвести настройку. Зато мы монтаж закончили на две недели с опережением графика. А раз есть запас времени, то пусть Илюха этот самый КМЛ и сделает!

- Вообще-то, можно попробовать, - нерешительно начал Илья и тут же, встряхнув головой, уверенно сказал: - да что там пробовать – сделаю! Только вы мне будете помогать!

- Ещё бы! – заорали мы все вместе.

В последующие дни я имел возможность восхищаться своей прозорливостью, столь необходимой настоящему руководителю: ребята полностью отбросили первоначальную растерянность и работали легко и эффективно – хорошую команду я собрал! Идея самостоятельно изготовить КМЛ настолько увлекла нас всех, что даже мы, узкие спецы, неоднократно подбрасывали Илье идеи по компоновке схем, а то и по принципиальному их решению. Вначале он относился скептически к нашим советам, но затем здравый смысл одержал верх над снобизмом, и он неоднократно вносил изменения в уже готовые схемы. КМЛ мы изготовили за два дня и потом ещё день вели отстройку и фокусировку луча. Когда же экран нашего прибора показал отклонение в одну миллионную градуса, что было в два раза лучше требуемого, мы дружно закричали «ура» и стали качать Илюху. Тут к нам подошёл весь съёжившийся от чувства вины Егоркин и попросил разрешения написать на корпусе «КМЛ-14.11», обосновав свою просьбу тем, что ему по возвращении необходимо сдать прибор на институтский склад. Опьянённые своей победой, мы великодушно разрешили, и он с радостным воплем утащил КМЛ в свою палатку.

В этот вечер мы организовали довольно бурное застолье да и было из-за чего: несмотря на задержку, мы по-прежнему опережали график на полторы недели.

Утром начали монтаж телепортационных линий, и я довёл до сведения друзей, что сегодня мне впервые не снился КМЛ. Работать мы продолжали в хорошем темпе, и Юрка, который на этом этапе был главным прорабом, не уставал нас хвалить.

Гроза разразилась тогда, когда её меньше всего ожидали. Утром был закончен монтаж, и я разрешил остаток дня помаяться дурью: нельзя же работать на износ! Мы сидели в моей комнате и все вместе играли в «О, счастливчик!». Впрочем, нет, не все: главный именинник Юрка сидел в углу почему-то с озабоченным лицом и не шёл к нам, как мы его ни звали. Тогда мы махнули на него рукой и вскоре совсем о нём забыли. Он напомнил о себе весьма загадочным образом.

- Там нет буквы «У» - вот что я вам скажу! – неожиданно произнёс он.

Мы удивились и посмотрели на экран монитора. Как раз в этот момент мы отвечали на вопрос: «Обиходное название гексаметилентетрамина» и знали правильный ответ.

- Как это – нет «у»? – хмыкнул я. – Что же по-твоему: «ротропин» что ли? Любой медик тебе скажет: «Уротропин»!

- Да не об этом я! – досадливо поморщился он. – Плевать я хотел на вашу дурацкую игру! Я про прибор этот, КМЛ. Там должна быть буква «у» - «универсальный», а её почему-то нет!

Какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что сейчас Юрка сообщит нечто такое, от чего нам всем станет не до веселья. Я сел на свой стул и жестом показал ребятам, чтобы уматывали от стола.

- Выкладывай! – потребовал я.

- В общем, не знаю я, может Илья и прав, и отстройку магнитного луча можно действительно проводить при помощи КМЛ – мы же настоящего-то прибора не видели. Но это тогда у него только побочная функция, вспомогательная. Потому что на самом деле КМЛ означает «Координатор многоканальных линий» и завтра нам без него – хана!

- Так, - стал размышлять я, - то есть, ты имеешь в виду отстройку линий, по которым будет осуществляться телепортация?

- Ну, конечно! Они же там сейчас все в пучке! Ты никогда не пробовал распутывать клубок, который какой-нибудь дурак сплёл из отдельно нарезанных ниток? А здесь, я тебе скажу, ещё сложней: нужно выпрямить все каналы в пределах линии, да и сами линии тоже! Да ещё ориентированно их направить!

Мы все загрустили, сообразив, что проклятый КМЛ вовсе не был побеждён, он только затаился. И пока мы упивались тем, как достойно смогли выйти из сложной ситуации, он втихую посмеивался над нами в ожидании часа, когда можно будет расхохотаться во весь голос. И этот час наступил!

- Я одного понять не могу, - сказал мне Серёга, - тебе что, Истомин не дал вообще никаких документов по отстройке блоков?

- Всё, что он мне дал, вы видели, - хмуро ответил я и признался: - Он мне ещё говорил что-то, но я тогда был в такой эйфории, что вообще ничего не слышал.

Про «Сам Истомин! МНЕ! Ура-а!» я, естественно, умолчал.

- Ну, и ладно, - сказал Серёга. – График мы по-прежнему опережаем, пусть теперь Юрка КМЛ доводит – его очередь! Илюха же справился!

- Ну, ты сравнил! – возмутился Юрка. – Одно дело – магнитный луч, его, в конце концов, образно говоря, пинком сапога направить можно, другое дело – телепортационные каналы! Каждый канал – тоньше молекулы! Вот и попробуй – сделай прибор такой точности! А настроишь неправильно – при телепортации вместо того, чтобы что-нибудь на стол Истомину переслать, зашлёшь в какую-нибудь Новую Гвинею да ещё на тридцать метров вглубь земли! И хорошо, если туда, а не кому-то в голову или в желудок!... Ой, да что это я об отстройке каналов – выправить их, выправить даже невозможно!

Что тут возразишь? Прав, конечно, Юрка. Мыслимое ли дело забабахать такую тонкую вещь да ещё в полевых условиях? Поэтому мы провозились целых восемь дней, пока, наконец, сделали.

Зато, когда закончили, ни малейшего сомнения не было, что всё здесь, как надо! Я приказал Егоркину принести КМЛ, и мы вмонтировали туда Юркины платы. Потом скоммутировали оба устройства, и стал наш КМЛ таким, каким наверняка был и настоящий. Егоркин, который всё время, пока мы проводили монтаж и настройку, стоял не шелохнувшись, с облегчением вздохнул и снова утащил прибор в свою палатку. У меня возникло нехорошее предчувствие, когда Юрка, ставя на место крышку, пошутил:

- А здесь ещё место есть! Так что, Серёга, теперь твоя очередь!

И ведь как в воду смотрел!

- Детишки, - сказал Серёга, когда мы закончили монтаж последнего блока – блока управления, - не знаю, что вы мудрили с лучом и координацией телепортационных линий, но наверняка они отстраиваются каким-то другим образом. Потому что КМЛ означает «Коммутатор магистральной локомоции» – это даже ёжику понятно. Сие означает, что данный прибор предназначен для регулировки блока отправки и приёма.

- Ладно тебе, - неодобрительно заметил я, - хватит демагогией заниматься! Прямо скажи: за день управишься?

- Легко, - ответил Серёга и сдержал своё слово.

Модернизация КМЛ стала к тому времени делом привычным, поэтому на долю Серёги восторженных воплей не досталось. Больше всего нас порадовало то, что в корпусе прибора не осталось места для новых схем – это была хорошая примета!

И вот, наконец, он наступил: день, когда мы закончили всю работу! «Телепорт» был полностью смонтирован, отстроен и, в общем, готов к испытаниям. Меня очень подмывало шлёпнуть записку об окончании работ прямо на стол Истомину – тогда бы он сразу понял, что мы сделали это и на три дня раньше графика. Но такой поступок был бы, откровенно говоря, преступной авантюрой: ещё неизвестно, как отражаются на процессе телепортации воздействия различных сил, например, магнитного поля Земли. А вдруг луч отклонится, и моя записка попадёт не к нему, а на стол директора ЦРУ? Страшно представить! Поэтому я ограничился тем, что отправил Истомину соответствующую эсэмэску. Но сами-то мы были, конечно, не в силах ждать его приезда. Ребята настаивали, а я не очень упирался, поэтому решено было провести хотя бы самое простенькое испытание: отправить пачку сигарет ко мне на стол. Расстояние было всего метров двадцать, и мы надеялись, что всё пройдёт успешно.

Слышали бы вы, какими криками мы разразились, когда первый в мире опыт телепортации удался! В этот вечер мы устроили грандиозную попойку, на которой от всей души поздравляли друг друга и даже в приступе небывалого великодушия простили Егоркина, который был так этим тронут, что торжественно обещал сопровождать нас во всех будущих экспедициях, заявив, что лучшей команды, чем мы, он, Толя Егоркин, ещё не встречал.

Николай Григорьевич прилетел через два дня. К нашему удивлению, с ним не было никого, за исключением пары каких-то институтских чиновников. Как-то очень буднично он подошёл к нам, пожал мне руку и без энтузиазма спросил:

- Ну, как дела? Действительно всё закончили?

- Всё готово, Николай Григорьевич! – лихо отрапортовал я, испытывая острое желание взять под козырёк. – Машина в сборе, отстроена и работает!

- Ну, ну, чудесно, - рассеянно сказал он, направляясь к «Телепорту», но тут же остановился, снова обернулся ко мне, и я увидел на его лице ошеломление. – То есть как это – работает?

- Так… работает…, - тупо повторил я, тоже растерявшись.

- Подождите, как же так?... Она не может работать! Я же вам говорил, что это, собственно, ещё не машина, а отдельные блоки… Основа для будущей машины! Я её ещё не изобрёл, потому что не нашёл пока решений для корректировки луча, ориентировки каналов, для импульса локомоции, наконец! Как же она может работать?

Ух, как здорово, что в этот момент один из спутников Истомина нас сфотографировал! Я ещё не встречал человека, который, глядя на эту фотографию, не умирал бы со смеху от выражений лиц – моего и академика!

Истомин поверил только тогда, когда мы телепортировали прямо ему в карман у него же взятую зажигалку.

- Надо же, - смеясь, сказал он, - оказывается, иногда для научного открытия нужно всего-навсего пропустить мимо ушей то, что втолковывает тебе академик! Смотрите, как забавно получилось: я ожидал от вас только лишь элементарного монтажа блоков и не более того; но тут сработал неучтённый мною фактор – вы были убеждены, что машина должна работать, и сделали всё, чтобы так оно и стало! Этот фактор…

- Фактор Егоркина, - подсказал я.

- Егоркина? Почему – Егоркина?... Впрочем, вам, конечно, виднее… Так вот, этот фактор Егоркина помог вам сделать то, до чего не смог додуматься я… Вот, Сергей Фомич, - обратился он к одному из спутников, - а вы ещё плачетесь: кому, мол, Николай Григорьевич, эстафету передадите? Вот им и передам… Собственно, - рассмеялся он, - уже передал: они сами у меня палочку выхватили!

Разумеется, не на шутку разошедшийся академик закатил в нашу честь такую гулянку, что вчерашняя стала казаться нам лёгкой выпивкой. Когда немного утихли восторги, вызванные первыми тостами, я попросил его пройти со мной в мою комнату для приватного разговора: мне не давал покоя злосчастный КМЛ!

- Как же так, Николай Григорьевич, - спросил я, - вы говорите, что не решили проблему отстройки блоков, а для чего же тогда этот прибор? Вот, смотрите, вашей же рукой написано: КМЛ-14.11…

Истомин недоумённо взял список, посмотрел и издал победный крик:

- Вот! Я же помню, что куда-то это записывал!... Стойте, - спохватился он, - какой сегодня день?

- 14 ноября, - тоже недоумённо ответил я.

- Слава Богу, не опоздал! – снова торжествующе воскликнул он и тут же вновь растерялся: - А номер? Здесь же должен быть ещё номер телефона…

Его взгляд упал на моё лицо, и он, наконец-то, счёл нужным пояснить:

- Если вы об этой записи, то она к «Телепорту» никакого отношения не имеет. Понимаете, есть у меня старинный друг, Кондратьев Михаил Леонидович, я ещё ни разу не поздравлял его с днём рождения: всё время забываю, когда он у него. И вот в тот день, когда вы отправлялись сюда, а я просматривал этот список, мне позвонила по телефону его жена. Я её спросил про день рождения и машинально записал инициалы Михаила и дату в этот список, а потом никак не мог найти… Хорошо, что сегодня четырнадцатое: успею в этот раз его поздравить!... Да, но здесь же должен быть номер его телефона! Как же я ему позвоню, если не знаю номера?

И он стал лихорадочно просматривать список и другие мои бумаги. Чтобы не мешать ему, я вышел на улицу.

У меня было одно подозрение, и я уже готов был расхохотаться, но пока ещё сдерживался. Тем более, что это могло быть и не так, надо сначала проверить.

Я достал из кармана мобильник и набрал номер своего друга Вадима Коробова, который тоже работал по монтажу какого-то устройства Истомина.

- Вадик, - спросил я, - у вас никакой прибор не пропадал?

- Пропал! – сразу же заорал он. – КМЛ 60-54-38! Он что, у тебя? Мы здесь поначалу себе все головы сломали, что это такое и для чего он нужен! Говори, он у тебя? Сможешь как-то нам переслать? Это же Компенсатор максимальной локализации! У нас без него вся работа стоит! Ну, чего молчишь?

А я не молчал. Я хохотал да так, что слова сказать не мог! А когда прохохотался и уже был готов всё объяснить, у меня на балансе деньги закончились. Так и остался Вадим в неведенье. Зато я смог назвать академику номер телефона его друга, и он, наконец-то, поздравил его с днём рождения!