Стояла ранняя осень 1951 года. Семён - коренастый, плотно-сложенный мужик лет шестидесяти, шёл на базар. Воскресный базар Семён старался не пропускать. Ему всегда нравилась эта рыночная сутолока, этот непередаваемый запах рынка, его дух. Вообще, Семён был мастером торговаться, и обычно всегда оставался с наваром. Бывало, купит вещь за гроши, отойдёт в сторонку и тут же перепродаст дороже. Но в последнее время с торговлей у него что-то не ладилось: то продавец упрётся, цену не сбрасывает, то на товар спроса нет, то цена упадёт.

Но сегодня у него было хорошее настроение. Он шёл, мурлыкая под нос песенку. В кармане у него было целое состояние – пятьдесят рублей.

Гармонь Семён заметил ещё издалека. Сердце ёкнуло от радости. Он с трудом сдержался, чтобы ни прибавить шаг. Сначала прошел медленно мимо, как бы слегка коснувшись равнодушным взглядом. Потом лениво обернулся, подошел к прилавку и стал рассматривать гармонь.

- Ты, что ли, продавец? - обратился Семён к мужчине в солдатской гимнастерке.

- Моя гармонь, а что интересуешься?

- Да так, вижу инструмент, думаю, дай гляну.

- Гармошка хорошая, немецкая трофейная. Я её с фронта для пацана вёз, думал, подрастёт, играть научится. А он попиликает, попиликает, а толку нет. Жена говорит, чего без толку лежит, пылится, продай, лучше справим пальто сыну.

Семён не слушал. Он внимательно рассматривал гармонь.

- Гармошка-то неважнецкая, смотри вон, меха худые, рассохлась вся. Эту рухлядь нелегко будет продать. Такого дурака поискать надо.

- Да, ты что?! Мы когда с фронта возвращались, на ней дружок мой Василий всю дорогу играл, заслушаешься. Просил ему продать, но я для пацана вёз, думал, играть научится…

Семён, не торопясь, надел гармонь.

Надо сказать, что на гармошке он умел играть мастерски. Хотя пальцы у него были неимоверно широкие, раза в два шире, чем у любого другого человека, поэтому он не мог нажать только одну кнопку на гармони, а зажимал сразу две, от чего звук получался удивительным и немного странным, но довольно приятным. Сейчас был не тот случай, когда требовалось показать мастерство. Это было совсем не в его интересах. Поэтому он слабо зажал кнопки растопыренными пальцами, и гармошка издала противный скрежещий со свистом звук. Семён переставил пальцы, и гармонь вновь неприятно завизжала и задребезжала. Он еще несколько раз растянул меха, потом артистично скривился и покачал головой.

-Люди добрые, - обратился Семён к собравшейся толпе зевак, – вот такие гармони немцы делают, да на ней ни песни играть, а ворон на огороде пугать. Это ж надо так над инструментом поиздеваться, а некоторые товарищи это барахло домой везут. Тьфу.

Семён смачно сплюнул. Снял гармонь и демонстративно поставил на прилавок.

- Я ж пацану вёз, думал, играть научится, – оправдывался продавец.

Семён стоял, опершись на прилавок, и уходить, не собирался.

- Что ж делать то, браток? – обратился продавец к Семёну.

- Да, может, кто на запчасти возьмёт.

- Слышь, а может, возьмешь по-дешевки, я гляжу, ты разбираешься.

-Да на кой она мне! – Семен потянул гармонь, и гармонь истошно вздохнула прохудившимися мехами, - разве, что для соседа взять, рублей за пять.

- Ну, уж ты совсем за бесценок, – возразил, было, продавец.

- Ну, как знаешь, мне в том никакой выгоды нет, – ответил Семён и начал внимательно рассматривать трещину на шве корпуса, ковыряя её ногтем.

- Давай хоть за двадцать, – предложил несмело продавец.

- Нет, семь рублей и не больше, – отрезал Семён.

Продавец махнул рукой:

– А, забирай!

Семён придал своему лицу максимально равнодушный вид, а внутри ликовал от счастья. Он уже продумал, как быстро можно будет подшаманить ее, и перепродать прямо сегодня. Прикинул: сколько времени потребуется, чтобы залепить варом трещины в корпусе, затереть сапожным кремом меха, какие кнопки надо приклеить, чтобы не шипели. Он даже мысленно истратил куш на пенное пиво и воблу, как вдруг к прилавку подошёл щупленький мужичок:

- Здорово, Петро – обратился он к продавцу – что, всё-таки решил продать гармонику?

- Да вот… - замялся Пётр

- А чего, товар достойный, это ж вещь, её чуть подправить и сносу не будет. А главное звук у неё особенный, до того приятный, за душу берёт. Это ж фирма, если кто понимает.

Семён чуть не задохнулся от таких слов. Он побагровел от злости, выпучил глаза, силился что-то сказать, но никак не мог подобрать нужные слова.

- Да я, Виктор, вот сговорился за семь рублей – неуверенно начал Пётр

- Да ты что? Да, я у тебя её, прям сейчас, за четвертак возьму - сказал Виктор, прикуривая папиросу.

- Ишь, ты шустрый какой, – наконец-то выплеснул из себя Семён, – а я, что тебе, пустое место?! Я первым подошёл к прилавку, а ты, иди себе, куда шёл.

- А ты чего разошёлся, это рынок, кто больше даст, тот и покупатель, – спокойно, стряхивая пепел, ответил Виктор.

- Да эта рухлядь больше пятака не стоит, – громко заявил Семён, ища глазами поддержки у собравшихся зевак, которые бурно обсуждали увиденное.

- Рухлядь, говоришь? – Виктор взял гармонь, – на-ка, покури, – передал он папиросу Петру, а сам надел гармонь и начал играть.

Гармонь разлилась басом с переливами. Музыка шла ровным чистым потоком. На звук гармони с соседних рядов стали собираться люди.

Семён стоял весь багровый от злости. Кровь кипела. Он яростно сжимал кулаки и представлял, с какой радостью он бы сейчас врезал этому гармонисту. Наконец, гармонист закончил играть. Со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Виктор снял с плеча гармонь и сказал:

- Всё. Беру гармонь!

- Ты что же это себе позволяешь?! – прошипел Семён, – люди добрые, это что же получается? Я товар нашёл, о цене с продавцом договорился, а тут на тебе! Если ты законов рынка не знаешь, так хоть к моему возрасту уважение бы проявил, сопляк!

- А ты не петушись, – заявил Виктор, – даёшь цену выше - забирай.

- А это уже наше с продавцом дело, – продолжал кричать возмущенный Семён, и повернувшись к продавцу, стукнул кулаком по прилавку, заявил - Беру гармонь за тридцать рублей!

Толпа одобрительно загудела.

- Ишь, ты герой, за тридцать, – усмехнулся Виктор, – даю сорок!

- Пятьдесят! – громко крикнул Семён и со всего маху так стукнул по прилавку, что кулак заныл. – Пятьдесят - и гармонь моя, – уверенно заявил Семён, потирая кулак.

- Лады, забирай, - спокойно сказал Виктор.

Семён нервно достал деньги, отсчитал, положил перед продавцом, взял гармонь под мышку, победно поглядел на Виктора и быстро пошёл прочь. Толпа расступилась, пропустила Семёна и тоже стала расходиться, шумно обсуждая увиденное, и пересказывая тем, кто подошёл позже.

Быстро шагающий Семён постепенно стал сбавлять шаг. Он начал успокаиваться. И никак не мог взять в толк, на кой черт он купил эту гармонь, если дороже её всё равно не перепродать, а дома у него уже есть гармонь, и ничем не хуже. Потом он вспомнил про жену, которая ждёт его дома с продуктами, представил себе её глаза, когда он явится домой с гармошкой и идти домой сразу расхотелось. Он остановился, почесал затылок, вздохнул и сказал вслух, неизвестно кому: «Ничего себе, сходил на базарчик».

А за прилавком, всё ещё растерянный Пётр, теребил в руках деньги и никак не мог сосчитать. Он виновато посмотрел на Виктора:

- Вить, да я бы тебе гармонь и за четвертак отдал.

- Да у меня, Петро, и пяти рублей нет, – тихо ответил Виктор.

Повисла минутная пауза, и потом они громко и весело рассмеялись.