4

 

Через два месяца Олесь получил письмо: «Мой любимый! У нас будет ребенок! Я понимаю, что для тебя это трагедия, но для меня – радость. Как-нибудь выращу сына одна. Прощай, целую!»

Ответ был таков: « Милая Аня, я знал, что этим может закончиться. Переводись на заочное отделение и приезжай ко мне. Жду».

И ни словечка о любви! Даже на слово «целую» поскупился!

 

В семье тем временем была паника. Родители толком не знали о незнакомом леснике ничего, даже адреса Марыси у них не было: та внезапно вышла замуж за своего Алика и переехала к нему в родительский дом. Дружба между девушками вдруг разладилась, хотя повода для такого поворота в отношениях вроде бы и не было. На свадьбе у подруги Аня, конечно, была, как и в загсе – свидетельницей, но даже «неожиданная» беременность их не сблизила.

 

– Допрыгалась, – просто сказала Марыся в ответ на откровение. – Я же говорила – не связывайся с этим типом. Он обычный мужик, просто красивый. А еще – непонятный.

– Он не мужик. Он – настоящий. И ничего непонятного в нем я не увидела, когда узнала ближе.

Хорошо, что Аня не успела рассказать бывшей подруге про свое письмо леснику и его ответ. Вот бы та порадовалась собственной прозорливости!

Аня на заочное отделение не перевелась – тут уж родители встали стеной.

 

– Сиди дома и рожай, – решила мать. – Не будем рисковать ни учебой, ни здоровьем. Как-нибудь переморгаем стыдобу. Если любит, то и сам приедет. А нет... Ты нам толком ничего не объяснила. Мы ничего не знаем, только имя да кем работает. Откуда такие тайны? Может, он женат, а ты нам голову морочишь?

 

Вскоре стало ясно, что будущий папаша не стремится поменять свою судьбу. Он еще раз напомнил, что приглашает ее к себе, на что Аня просто замолчала. А вскоре убитый горем Леша доказал свою преданность предложением руки и сердца, и сделал это по всем правилам, которые так нравятся отсталым взрослым. Аня первая рассказала ему про свою «неземную» любовь, так банально завершившуюся. Леша стойко перенес удар, а когда Аня напугала его возможным переходом на заочный факультет и отъездом, Леша вовсе потерял голову.

 

– Все знали в институте, что мы с тобой дружили! Пусть думают, что это мой ребенок!

Так что первым папашей для Лизы стал Алексей Мирошкин, студент пятого курса физмата. Конечно, Аня ночами плакала, вспоминая своего царевича, но слезы высыхали при мысли, что она в лесу не смогла бы бегать на танцульки, ходить по городским улицам, каждый день видеться с подружками, менять старые платья на модные, и вообще... Этих «вообще» было так много, что они перевешивали всю красоту природы в придачу с царевичем. Алеша тоже был симпатичный и уже успел стать родным, а что любил по-настоящему, так это вне сомнений!

 

Лиза родилась зеленоглазой и светловолосой. У нее был безукоризненно ровный носик, и Аня решила, что лесник все-таки внес весомый вклад хотя бы во внешнем оформлении ребенка. И на том спасибо.

Ровно через год на адрес Ани стали поступать денежные переводы. Сначала она хотела гордо их отвергнуть, потом сообразила, что с деньгами и так туго. Она не подозревала, что добровольные алименты были высланы в ответ на фотографию годовалой Лизы, которую подарила незнакомому соблазнителю Галина Васильевна. Она удержалась от колких слов и правильно сделала: несостоявшийся зять оказался совестливым.

 

Галине Васильевне пришлось возвращаться в город и бросать так полюбившееся «сельское хозяйство». Отдала его в аренду соседям. Через пять лет не выдержала – уехала назад. Тут уж ей повезло со сватами: Алешины родители полюбили внучку так горячо, что на них не страшно было бросать ребенка. Зато летом Лиза жила в селе.

 

Пятый год жизни супружества оказался для Ани с Алешей роковым. Вернее, таким он стал для одного Алеши. Аня влюбилась в своего начальника. Она работала на станции переливания крови врачом-лаборантом, а главврачом всего заведения был отменный специалист и заядлый бабник Рудкевич. Когда тот неожиданно открыл, что в его штате имеется кареглазая блондинка с длинными ногами и тонкой талией, в нем проснулся охотничий инстинкт

 

Блондинка Анна оказалась легкой добычей, и это несколько ослабило желание удержать девочку подольше. Дома имелась жена, любовница была на месте службы, кушетка в лаборатории стояла твердо, убегать не собиралась. Хорошенькая лаборантка не нагружала его семейными проблемами и легко шла на контакт. Алеша долго терпел Анину привычку честно докладывать ему о своих увлечениях (три за пять лет!), а потом собрался с духом и вернулся к маме с папой. Тем Аня не нравилась с самого начала, но они любили внучку и уважали сватов. Когда стало ясно, что бессовестная Аня в своем блуде не собирается раскаиваться, Алеша решил облегчить своей маме страдания – раскрыл тайну происхождения маленькой Лизы.

 

Всем было тяжело, все переживали крушение молодой семьи – до женских слез и даже Алешиных. Одна Аня блаженствовала в роли любовницы главврача целый год. Она не знала, что жена начальника, зная слабость своего супруга, но не желая его отпускать на волю, обычно ставила себе именно этот срок для воздержания от большого скандала. После такого мероприятия супруг возвращался в супружеское ложе – отдыхать до следующего охотничьего сезона. Он был из той же породы, что и Аня...

 

Скандал всегда походил на спектакль, так что зрительниц хватало – коллектив был на девяносто процентов женский. Но ценою любви к своему начальству стало изгнание Ани с прекрасного места службы, о котором мечтали многие биологи. У них с работой всегда были проблемы... Хорошо, что благородный Рудкевич пристроил ее в один из центральных городских роддомов – снова в лабораторию – исследовать у рожениц кровь и мочу.

 

За десять Лизиных лет мама Аня успела три раза выйти замуж без обременительной для сожителя печати в паспорте. Так называемые гражданские браки вошли в моду, и никто больше не косился на незаконных жен и мужей.

– Я удивляюсь твоему первому мужу, – задумчиво сказал последний муж Ани накануне Лизиного отъезда. – Он что, так ни разу и не видел дочки?

– Спасибо, что хоть деньги присылает, – отмахнулась Аня, не желавшая заводить разговор о своих прошлых грехах. – Да и некому было возить ее туда-сюда. Мама за больным отцом ухаживает, я вечно занята.

 

Лизу к тому времени уже посвятили в семейную тайну. Это сделал Алеша, когда вторично женился. Новая жена подала в суд на отмену алиментов из-за мнимого отцовства. Свидания Лизы с папой, который оказался липовым, но все равно любимым, происходили все реже. Это требовало каких-то оправданий, и Алеша решился рассказать Лизе правду. Девочка тяжело пережила эту правду, а взбешенная Аня порвала всякие отношения с бывшим мужем. От матери Лиза про настоящего отца узнала мало, но и этого хватило, чтобы размечтаться о нем...

 

Когда встал вопрос о свидании Яна с дочкой, у Ани намечался новый роман, и ей не хотелось отвлекаться на поездки. Уговоры Галины Васильевны съездить с девочкой в Белоруссию Аня переводила в вяло текущую ссору – она не хотела, чтобы мать встретилась с Олесем. Свою версию расставания с романтичным любителем леса она выстроила так, что Олесь если и не был чудовищем, то уж точно был виновником их расставания. И все-таки Лизу отвезла к отцу Галина Васильевна. Сначала с ним списалась и договорилась о встрече на железнодорожной станции, чтобы «не пришлось блукать» по району, как написал Олесь.

 

В своей десятилетней дочке Аня ни в чем не узнавала себя. Пожалуй, только любовь к городскому образу жизни их и роднила. Девочка рвалась из села в город уже через неделю после приезда к бабушке. Ее не устраивали сельские подружки, и Галина Васильевна, как ни старалась вытолкать внучку на улицу поиграть с ровесницами, справиться с нею не могла. Лиза предпочитала общество кроликов, кур, собаки и кошки. Через какое-то время и они надоедали, и Лиза начинала скулить, что хочет к маме.

 

Это была маленькая ложь: Лиза совершенно не тянулась к маме, она бы предпочла на месте вечно занятой мамы видеть бабушку, которую просто любила. Но еще больше она любила книжки и компанию с телевизором. Вот с чем она могла не скучать. Телевизор обрушивал на ее голову столько интересного, что даже не хотелось ходить в школу. И все-таки книги одерживали победу. Лиза не просто читала – она пожирала книги. Ей удавалось совмещать два увлечения, что было редкостью среди ее одноклассниц. Книжки те просто не читали.

 

– Ты когда-нибудь свихнешься, – качала головой мама, не очень любившая забивать себе голову чужими проблемами.

Она и передачи смотрела только уводящие в мир легкий, красивый, без всяких жестокостей. Когда дочь рыдала, оглушенная чужим придуманным горем, Аня просто сердилась:

– Детка, ты себе нервную систему испортишь! Это же все выдумки! И когда это было? В каком веке? Принимай все как сказку!

 

В общем, Лиза была не просто городским ребенком, а домашним, затворницей. Но передачи про животных и разные путешествия просто обожала. Они, как и книги, развивали ее воображение, пока не подкрепленное встречами с живой природой и зверями. Домашнюю живность она не считала природой – это было что-то родное, понятное, даже с человеческими привычками. Собака подлизывалась к людям ради подачки, кошка царапалась, охраняя свою свободу, или ластилась – под настроение. Куры пристально смотрели одним глазом в ожидании подвоха, истерически пугаясь каждого движения руки. Гуси от злости могли погнаться за чужаком и даже ущипнуть. Диких зверей Лиза видела только в зоопарке и в кино.

 

Ей хотелось увидеть их на воле, и она была убеждена, что незнакомый папа покажет ей хотя бы лисицу или зайца. К незнакомому папе она не испытывала никаких чувств, потому что скучала по настоящему, Алеше. К остальным «папам», что появлялись в квартире и спали в маминой комнате, она была равнодушна. Те отвечали ей тем же, хотя и было видно, что сначала стараются завоевать ее сердце. Не получалось. А мама Аня радовалась, что странная дочка хотя бы не устраивает забастовок, как делают другие дети.

 

...Вернулась Лиза через месяц. Теперь уже Аня не узнавала не только дочь, но и собственную мать. Галина Васильевна на Анино любопытство отвечала скупо, с ее «мужем» разговаривала рассеянно, словно тот был случайным гостем и не стоил ее внимания. Обычно каждый дочкин возлюбленный вызывал в ней волну надежд: а вдруг на сей раз это будет удачный вариант, и внучка обретет настоящего отца? Но теперь...

 

Аня вся подобралась, готовая к защите своего избранника по имени Геннадий, а по роду деятельности – мелкого бизнесмена. У так называемого отчима был один крупный недостаток, просто бросающийся в глаза, – он был любителем выпить. И чтобы избежать упреков строгой мамочки, Аня стала составлять Геннадию компанию, уверяя мать и себя, что пара рюмок вина перед обедом никому еще не повредили, а даже наоборот – помогают держать сосуды в нужном тонусе..

Кроме всего, Геннадий был моложе Ани на семь лет, что в глазах Галины Васильевны делало семейную ситуацию очень зыбкой.

 

Похоже, что знакомство с Лизиным папочкой оказалось не в пользу послднего ухажера-сожителя.

Странно, что Галина Васильевна помалкивала о своих впечатлениях. Пришлось расспрашивать Лизу.

–Как тебе папаша?

– Я хочу жить с ним.

Аня так и села.

– Он же тебя бросил!

– Это ты его бросила!

– Какая чушь!

– Он мне показывал лосей. Я видела белок и даже лису!

– И это все? Из-за каких-то белок ты готова расстаться с матерью?!

– Там интересно и хорошо пахнет. У бабушки Ванды везде в хате чабрец висит.

– Бо-оже, ты заговорила, как пятилетнее дитя! У тебя раньше речь была... богатая! Ты же девочка начитанная! Неужели ты за месяц так поглупела?!

 

Аня понимала, что сама несет чушь, но остановиться не могла. Ее понесло:

– Я давно вижу, что ты как чужая! Упрешься в свои книжки или телевизор – и на мать ноль внимания! Тебе не угодишь! То ты не хочешь в село к бабушке, где, кстати, есть кролики и всякие звери, то мечтаешь жить в лесной избушке на курьих ножках! Чабрецом пахнет! Чем кролик хуже зайца?! Те же уши и хвост! При чем тут вообще лисы и лоси?! Чем лось интересней коровы?! Тоже парнокопытное! Ты просто мне назло болтаешь!

 

– Кролик не заяц, он в клетке, а лось – не корова, он красивый и о-очень большой. Ночью он так громко трубил! Прямо лев! Мы с папой ночевали в сторожке. А еще выпь стонала на болоте.

 

.

Лиза изобразила, как стонет выпь. Аня таращила на нее глаза.

– Что ж тут интересного? Ну стонет и стонет, это даже не смешно! И лев не трубит, а рычит!

Ее поправки, похоже, до ушей Лизы не доходили. Взгляд у девочки стал отрешенно-мечтательным, словно она видела что-то прекрасное, вызывающее нежность.

– Эй, – помахала Аня рукой перед ее глазами,– очнись! Если бы я знала, что твой чокнутый папаша так подействует на твою психику, ни за что бы не пустила к нему! Где он раньше был?

 

– И бабушке он понравился. Такой ласковый, спокойный, красивый. Бабушка Ванда говорит, что я на него похожа – один к одному.

– Что это еще за бабушка?

– Моя! Мама папина.

– Не было никакой бабушки! Жил он у какой-то бабки-травницы. Может, ты о ней?

– Бабушка Ванда очень рада, что я нашлась.

– Ты не терялась, дорогая. Это он тебя потерял, чтобы не возиться.

 

Странный получался диалог: дочь не отвечала на Анины реплики, а говорила о своем. В таком духе они еще проговорили полчаса, и у Ани совсем закружилась голова от удивительных фактов. Получалось, что Олесь повсюду таскал за собой ребенка, а две бабушки хозяйничали в доме и не могли наговориться. Откуда взялась баба Ванда, Аня не поняла. Почему родная ее мать отпускала внучку с почти незнакомым человеком в лес, где свободно расхаживали дикие кабаны, тоже было неясно.

 

Про лес Лиза говорила так, словно побывала в зоопарке, где нет никаких вольеров, и можно погладить дикого лося по головке. Где проходила грань между фантазией ребенка и реальностью, Аня не понимала. Галина Васильевна так торопливо отправилась в свое село, что толком они и не поговорили. Аня только поняла, что неофициальный зять по имени Олесь ей понравился, а его родительница – еще больше.

 

Однако время шло, у Ани хватало своих забот при новом муже и новой работе (теперь она преподавала биологию в школе), так что забивать свою голову лишними проблемами она не стала. Слава Богу, что Олесь от дочки не отказывается. Пусть себе живет в своей дыре. Она, Аня, даже согласна на лето отправлять к нему Лизку. Да и деньги никогда лишними не бывают.

 

И Лиза вроде бы успокоилась, все меньше вспоминала папу. Так казалось Ане. До того момента, когда она обнаружила под подушкой у ребенка школьную тетрадочку. Сначала решила, что дочка прячет двойку за диктант или домашнее задание, но когда открыла... Это не было похоже на сочинение пятиклассницы. Творение называлось « Лесные химеры», под заглавием стояло определение жанра: повесть.

 

Аня присела на кровать, стала читать.

– Ишь ты, – сказала одобрительно себе под нос, – слова какие знает– химеры!

«Вечернее солнце угасало в кронах сосен. Яна осторожно опустилась на хвою и прислушалась. Ей хотелось снова увидеть его. Вчера он просто растаял на ее глазах. Она смело шагнула в самую чащу, хотела догнать. Она звала и плакала, но он исчез. Как же теперь жить без него?»

 

На этом повесть обрывалась, но даже такое начало заставило Аню схватиться за сердце. Если бы она преподавала литературу, а не биологию, то порадовалась бы чеховской краткости стиля. Для пятиклассницы это было здорово – от названия, до запятых, правильно расставленных. Но Аня была Лизиной мамой, пусть не совсем безупречной, даже ленивой, больше озабоченной своей личной жизнью, но все-таки... «Неужели она шлялась в лесу вечером? Кто ж ее отпустил? И кого она там встретила? И почему она плакала? Неужто влюбилась? Надо будет мать расспросить» – такие мысли, лишенные всякой романтики, выстроились в ее материнской голове.

 

Она осторожно вернула тетрадку на место – в надежде получить продолжение обещанной повести. Несколько дней та буксовала на этих нескольких фразах, потом появилось развитие сюжета: «Он пришел на пятый день ожиданий. Все такой же таинственный и молчаливый. Стоял и смотрел на нее из кустов, а она застыла на месте. Ее сердце бешено колотилось. Он был прекрасен».

 

– Может, списала у кого-то? – вслух засомневалась Аня, до сих пор не замечавшая у дочери графоманских потуг.

К сожалению, дочка оказалась писательницей не столь плодовитой, как хотелось бы Ане. В день та выдавала по одному абзацу, и Аня боялась, что тетрадка будет перепрятана. Она уже понимала, что это всего лишь сочинение мечтательницы, но понимала и другое: была какая-то встреча, разбудившая в девочке эти переживания.

 

– Это же надо – в кустах стоял! Знаем мы, кто в кустах прячется! Этого нам еще не хватало!

И вдруг память сердца вернула ее в прошлое. Анин лесной царевич тоже возник в кустах, напугав ее! И он уходил прочь. Правда, потом вернулся – в новом образе. Шутник. Но она об этом никому не рассказывала! Откуда такие параллели? Может, это шуточки генетики? Какая-то цепочка генов передалась плоду прямо из ее мозга?

 

В генетике Аня разбиралась слабо. Почему-то эта область науки, так волновавшая Марысю, например, ее не трогала. Она увлекалась бактериологией.

Последняя, к сожалению Ани, часть повести, оборванная на первой главе, выдала такие факты: «Он позвал ее ласковым голосом и стал уходить. Яна кинулась следом. Она не боялась заблудиться. Она теперь не могла жить без него. Яна падала и вставала снова. Он уходил. Яна заплакала и закричала. Он обернулся и тут же исчез. Яна кинулась к озеру, вошла в него, опустила руки и закрыла глаза. Вода булькнула и проглотила бедную девочку. А он стоял на берегу и плакал».

 

– Дура, – сказала Аня, захлопывая тетрадь. – Вода булькнула! – Она рассмеялась облегченно, почему-то радуясь, что у дочки не хватило фантазии даже на одну главу. Ее собственный юный романтизм приказал долго жить в будничной суете и совсем не романтических встречах с мужчинами. Больше ей не попадался ни один, даже отдаленно похожий на Лизиного отца. Работа в школе окончательно развеяла иллюзии юности. Современные детки даже ее удивляли своим прагматизмом и всяким отсутствием романтических грез о будущем. Лизина классная руководительница, русачка, однажды показала коллеге сочинения на вольную тему «Каким я вижу свое будущее».

 

Это был убийственный диагноз душевной опустошенности шестиклассниц. Все девочки мечтали о богатых мужьях, а мальчики либо толком не могли определить свою будущую профессию, либо грезили о собственной фирме, откровенно признаваясь, что хотят больших денег. И только два чудака робко намекнули на мечту «стать ученым», а Лиза честно призналась, что пока не знает, кем хочет быть, потому что « в мире столько интересных вещей, которые хочется узнать, и столько удивительных тайн, что жизни не хватит для их разгадки».

 

– А я им стихи Пушкина читаю! – горестно говорила любительница поэзии, застрявшая в позапрошлом веке. – Хорошо, что хоть твоя Лизка глазами меня пожирает на уроке! Я теперь исключительно к ней обращаюсь, когда говорю о высоких материях. У них теперь в голове одна информатика! А вот когда компьютеры войдут в каждый дом, как обещают, мы вообще пропали! Они тогда и телевизор смотреть перестанут.

 

– Не паникуй, ¬– успокаивала Аня, – до этого еще далеко, мы не в Америке живем. А Лизка моя просто книг начиталась и...

– Спасибо тебе за Лизу! – горячо перебила опечаленная учительница русской литературы.

– Ой, не надо, – отмахнулась Аня, честно признаваясь себе, что ее заслуг в воспитании дочки маловато. Скорее, это мама, то есть Лизина бабушка, как-то влияла на внучку...