ПРОПУСК Город очнулся от дневной дремы, вздохнул и начал прихорашиваться, готовясь к встрече со звездами. Смог немного рассеялся, и показался маленький серпик луны. Улицы пустели, магазины закрывались. Скоро, совсем скоро можно будет отдохнуть от распирающих артерии фур, от копошенья множества существ, живущих во славу его, города. Он чувствовал иногда, что устает от себя самого, непомерно разросшегося, огромного и нелепого. Он думал о городах майя, которые первыми избавились от своих создателей и теперь, пустые и величественные, отдыхают в неге и почитании. Когда город был молод, только рос и был еще соразмерен строителям, как он гордился каждой новой улицей, каждым новым зданием. Он знал почти всех живущих в нем в лицо, старался, чтобы каждый нашел приют… Теперь же он мечтал остаться в одиночестве. Он равнодушно терпел, когда рыли туннели, прокладывали новые дороги, возводили кварталы, уже с утра начинал думать о благословенной ночи. Его не волновало, что делается на его улицах и площадях, как живут и чем дышат населяющие его люди. Город их больше не различал. Он рос, а они мельчали, становились невидимой, неразличимой субстанцией. Город сделался холоден и равнодушен. Аркадий Сергеевич стоял на остановке автобуса уже минут двадцать. Несмотря на поздний час, народу было много. Несколько театральных барышень, несколько шумных молодых людей, мечтающих продлить краткий неверный миг алкогольного братства, несколько подростков, возвращающихся из какой-то спортивной секции, словом, обычные москвичи, от которых ждать неприятностей вроде не приходилось. Он спокойно стоял, опираясь спиной о закрытый киоск «Союзпечати» и думал, что впереди выходные, надо съездить в гараж, начать готовить свою птичку к наступающему лету. В портфеле у него лежал плотный лист бумаги, подаренный сегодня на работе под одобрительный гомон присутствующих, приятелем, компьютерным умельцем. Это был пропуск, который обычно помещается на лобовом стекле и позволяет ездить по Москве где угодно. Просто точная его копия, только внизу маленькими буквами было подписано «на тот свет». Они веселились, представляя удивление и гнев ГАИшников, потом слегка выпили, но пропуск, он надеется, позволит объяснить жене причину позднего возвращения. Потом мысли устремились к даче, где требовался ремонт крыши, затем приняли другое направление, захотелось шашлычка, который он так искусно жарил на купленном в прошлом году мангале. Он даже сглотнул. И не уследил, когда на остановке появилось четверо молодых парней в оранжево-синих курточках с белой надписью «САНРЭМ». Что она означает, он никогда не задумывался. В последнее время в Москве он все чаще встречал людей, как правило молодых, с восточными непроницаемыми лицами в подобной одежде, будто высадился студенческий десант из какого-нибудь южного восточного города, чтобы помочь столице зализывать раны, нанесенные бесконечным строительством и теми волнами ежедневных приезжих, которые накатывали и накатывали на беззащитный город, оставляя за собой кучи мусора. Поначалу действительно стало чище, но «студенты» довольно быстро освоились, приспособились и перестали заниматься тем делом, к которому были призваны. Они обжились в Москве, но, понимая небезопасность одиночного передвижения, сбивались по 3-4 человека и так, птичьей стайкой, как казалось, бесцельно метались по окрестным улицам. Аркадий, видя их тревогу, прикрываемую легкой бравадой, понимал, что выжить в Москве чужому рабочему человеку очень трудно. Различные инциденты случались довольно часто, но до последнего времени все вроде обходилось благополучно. Зато на днях он оказался свидетелем странного происшествия. У школы, между домов, человек 15 пришлых, тоже в подобных курточках, яростно жестикулируя, спорили между собой, а потом каждому проходящему мимо кричали в спину: «Вот только тронь наших, увидишь, что мы сделаем!» Аркадий тогда пожал плечами и подумал, что бедные ребята вконец обкурились. Вдруг обстановка вокруг Аркадия резко изменилась. Подвыпившие молодые люди узрели легкую добычу. Молча, пока только с охотничьим блеском в глазах, они окружили чужаков и явно искали убедительный повод для драки. Аркадий насторожился и отпрянул от ларька. Подростки, азартно подталкивая друг друга локтями, тоже стали осторожно подступать к образовавшейся толпе. Чувствовалось, что хмельное предвкушение драки будоражит не только участников, но и всех стоящих на остановке. Возникшие ниоткуда два старика заговорили довольно громко, что эти нерусские совершенно оборзели, набились в Москву под завязку, нашим работать не дают, а богатеи и рады, нанимают их за копейки. Они занимают рабочие места, жилые помещения, да и продуктов уже не хватает, скоро в городе начнется голод. Потом перешли на их семьи, и слова о плодовитости оказалось сигналом к мгновенно вспыхнувшей яростной потасовке. Аркадий испугался. Он понимал, что силы неравны, и у приезжих шансов уцелеть нет никаких, тем более подростки, смущенно посмеиваясь, уже подступали, кинув спортивные сумки на заплеванную лавочку. Аркадий вначале робко подошел к дерущимся, не очень ловко увертываясь от разгоряченных тел, потом отскочил и, поднимая для какой-то одному ему известной убедительности портфель, закричал. «Остановитесь, прекратите немедленно, как вам не стыдно». Но его слова запутались в черном облаке криков, издаваемых враз осипшими глотками. Вот кто-то упал, видимо чужак, все столпились вокруг и тут же послышались глухие чавкающие удары ногами по упавшему телу. Но в этот момент из-за киоска «Союзпечати» послышался громкий пронзительный свист. Аркадий оглянулся, и вращающаяся волчком пара сбила его с ног. Падая, он увидел, как отбежавший за киоск узкоглазый парень дудит в длинную кривую дудочку. Звук был такой сильный, что театральные барышни, заткнув уши, сгорбились и попятились. Старики исчезли. Вышедшие из метро, не решаясь подойти к остановке, толпились около освещенного павильона «Евросвязь». Леваки, дежурившие в отдалении, мгновенно разъехались, так что потом толком никто не смог рассказать, откуда возникла толпа крепких восточных парней. Несколько мгновений яростной потасовки под хриплые вскрики, потом стон и площадка опустела. Чужаки исчезли, подхватив раненого. «Нидзя» - прошептала им вслед опомнившаяся девушка. На остановке остались лежать несколько человек. Двое заколотых ножом, еще двое со свернутой шеей. Окровавленный мальчишка, вытирая слезы, пытался поднять другого, а тот, не желая вставать, все падал, как сломанная кукла, на заплеванный асфальт. Подъехавшая милиция попробовала опросить свидетелей, но никого не смогли уговорить остаться. Подошедший автобус забрал всех, кто мог двигаться. Уехали перепуганные окровавленные мальчишки, уехали барышни, быстро вспрыгнул на подножку избитый, но уцелевший зачинщик, спихнув в водосток валяющийся под ногами портфель Аркадия. У милиции не вызвало ни малейшего сомнения, что драку затеяли подростки, ехавшие с тренировки, на что красноречиво указывала оставленная на остановке сумка с маленьким кимоно, и вообще, - переговаривались следователи, - надо бы позакрывать все эти секции. Вспомните, когда они были запрещены, как было спокойно. У пожилого мужика оказалась черепно-мозговая травма, несовместимая с жизнью, а в печени торчал хлебный нож. Бесхозный грязный портфель ничего интересного в своих недрах не содержал, но его все равно приобщили к делу, хотя твердый лист с пропуском вынули и забрали, похохатывая, чтобы подарить своему шефу. У него вскоре должен был быть день рождения. А этой же ночью Аркадий Сергеевич голый, с привязанной бирочкой, тихо лежал на прозекторском столе и соображал, привиделось ему это или нет. Под этим он подразумевал посещение небесной канцелярии. Всюду бюрократы, брезгливо думал Аркадий. Только он оправился от боли и испуга, только, поговорив с встречающей Вангой, смирился со своей участью настолько, что там ему начало даже нравиться… И на тебе, выписанный на его имя пропуск оказался действительным в оба конца, вот если бы он был найден или украден, то есть если бы его имя не совпадало с именем владельца, тогда другой разговор. А так, нет-нет, извольте возвращаться, у вас там полно дел, крыша на даче, сын оболтус, словом ступайте и не морочьте нам голову. «Я хочу остаться, мне здесь лучше. Разве я виноват? Мне этот пропуск подарили. Бездушные вы бюрократы…» Давай-давай, иди отсюда, не заставляй нас применять крайние меры. А то лишим вообще всякой возможности вернуться сюда, и будешь до конца света мотаться по земле, так что повернись, и, эй, заштопайте его кто-нибудь… Аркадий скосил глаза и увидел, что тело целенькое, гладенькое, ни шовчика, ни шрамика, чудеса… Он нагнулся, сорвал бирку и, кряхтя, слез с холодного стола. Вот жена удивится, впрочем, кому рассказать… |