Не Дидро

 

Незадолго до Нового года ей приснился старый кошмар: напоминание о насилии, которое, невзирая на все ее попытки забыть, упорно, как ростовщик, хранил мозг, вытаскивая из глубин памяти то, что хотелось похоронить навсегда. Она закричала во сне и проснулась, испуганная собственным криком; мокрая от пота, лежала с полузакрытыми глазами и думала: "Боже, как давно ЭТО не снилось! Почему ЭТОТ ужас снова преследует меня"?

 

– Да, чуть не забыл. Очередная головная боль – что твоему козлику на Рождество подарить? Подскажешь? Может, опять чего-нибудь из холодного оружия для его коллекции?

– Оружие он любит.… Почему все трусы так любят оружие? Оно добавляет им мужественности?

– Не знаю. Я не трус. Ай, не щекочи! Я щекотки боюсь.

– А говоришь, что не трус. Все вы, мужики, такие.… Слушай, подари ему пистолет. Нет, не пистолет, с барабаном... Револьвер.

– Настоящий?

– Ну, не игрушечный же! Сможешь достать? Ему точно понравится.

– За деньги все можно. Смотри, тебе лучше знать, что мужу на Рождество дарить.

– Да, я, кажется, действительно знаю.

 

Она задержалась перед зеркалом. Сорок два – баба-ягодка одна. Ну, что, рыжая, есть еще порох в пороховницах? Пора будить остальную компанию. Финита ля комедия или наоборот – все только начинается? Сказочные события происходят в ночь на Рождество. Ночь прошла. А ты еще не потеряла туфельку.

 

Из дневника Алисы

 

СЛЕДСТВИЕ

 

Ладушкин посмотрел на стену гостиной: там висел большой, красивый гобелен с изображением рыцарского турнира. Рисунок очень внимательно, приседая на корточки, изучал капитан Кутяков. Что он, в Третьяковке на экскурсии?

И. о. начальника отдела по расследованию особо важных дел был не в духе.

Да, угораздило с Рождеством нынче. Двойное убийство в загородном доме олигарха местного разлива. С владельцем крупнейшей в области сети магазинов Борисом Базуниным следователь знаком был шапочно. Пересекались на некоторых официальных мероприятиях. По слухам бизнесмен собирался заняться политической деятельностью и в последнее время частенько мелькал в местных телепрограммах. Даже поговаривали, что его могут выдвинуть на высокую должность в столицу. Теперь с будущей политической звездой Ладушкину предстояло познакомиться поближе при более чем чрезвычайных обстоятельствах.

Следственная группа приехала в коттеджный поселок минут двадцать назад на двух машинах. Долговязый опер Кутяков напросился в просторный "джип" на заднее сиденье и успел рассказать несколько скучных анекдотов, пока его не оборвал эксперт-криминалист, обладатель абсолютно лысой головы и на редкость колючего нрава. "Твоими побасенками только "жмуриков" в морге смешить", – сказал ветеран сыска, как отрезал, после чего капитан уныло замолчал до конца пути. Савельича побаивался даже городской прокурор, но и работу свою старик знал туго и авторитетом мог задавить любого, самого "крутого" опера. Деликатный Ладушкин про себя поблагодарил лысого ворчуна. И так настроение на остаток дня было испорчено, а тут еще этот трепач. Работа же, судя по всему, предстояла нелегкая. И исполняющий обязанности начальника отдела не случайно лично выехал на место преступления.

Милицию вызвал хозяин. Сам открыл ворота, впуская машины на просторную площадку перед коттеджем, слегка занесенную снегом. "Участочек соток пятьдесят, не меньше", – автоматически отметил следователь, непроизвольно вспомнив про свой мичуринский огород, упорно называемый супругой садом. Базунин заметно суетился, но говорил при этом мало, односложно. На вид ему было далеко за пятьдесят, роста среднего. Коренастый, но изрядно растолстевший, бизнесмен напоминал обленившегося бульдога, потерявшего пространственную ориентацию. Пока шли через двор к высокому крыльцу вслед за грузно шагающим хозяином, Кутяков многозначительно похлопал ладонью по шее и покосился на Ладушкина. Тот досадливо поморщился и кивнул головой – мол, без тебя вижу, что пьяный. Шустрый и развязный оперативник раздражал медлительного и въедливого следователя своей импульсивностью, граничащей с верхоглядством.

В прихожей встретила жена "олигарха", которую тот назвал Аллой Яковлевной. Ладушкин узнал ее сразу, еще до представления мужа, хотя и не был лично знаком. Периодически он вынужден был посещать спектакли местного драмтеатра, сопровождая остро нуждавшуюся в культурном досуге супругу. Та и показала как-то на красивую, рыжеволосую женщину лет сорока, прогуливавшуюся в одиночестве по театральному фойе.

– Посмотри, Алла Базунина, ни одной премьеры не пропускает, а мужа ни разу с ней не видела, – с ехидцей в голосе произнесла "подруга жизни" и демонстративно взяла следователя под руку. Тот предусмотрительно не стал задерживать взгляда на рыжеволосой красавице, памятуя про уникальную способность спутницы тщательно фиксировать неоднозначные нюансы в поведении любимого мужчины.

Театральные "вылазки в свет" следователь-домосед тихо ненавидел, предпочитая редкие свободные минуты проводить за книгой. Но, начиная с того дня, последующие выходы в "очаг культуры", казавшиеся ранее бессмысленной и утомительной тратой времени, приобрели для меланхоличного, зацикленного на своей работе немолодого мужчины, налет юношеской романтики. Едва очутившись в фойе театра, он сразу начинал исподтишка выглядывать рыжеволосую, с медным отливом, голову, а, обнаружив искомый объект, старался, ненавязчиво маневрируя монументальной супругой в нужном направлении, подойти поближе к женщине. Случалось – их взгляды пересекались, но Ладушкин сразу отводил глаза. Он даже не знал, имеет ли эта женщина о нем какое-то представление, выделяет ли из толпы зрителей, но нечаянная игра развлекала его, оставляя слабое, но приятное ощущение удовольствия. Замкнутый, внешне мрачноватый, специалист по расследованию особо важных преступлений в душе был сентиментален.

И вот – неожиданная встреча лицом к лицу. Когда Базунина протянула руку и произнесла: "Здравствуйте, Леонид Иванович", как будто обращаясь к старому знакомому, Ладушкин опешил. Ему показалось, что он краснеет. Мелькнула дурацкая мысль: "Неужели обратила внимание там, в театре?", но тренированный мозг тут же подсказал рациональное объяснение: наверняка муж предупредил, как зовут следователя. Хотя… Но размышлять на эту пустяковую тему было некогда. Хозяин повел показывать… м-да. Зрелище оказалось впечатляющим и содержательным, особенно для эксперта-криминалиста и судебного медика. Как там, у Гоголя – "Майская ночь или утопленница"? Рождественская ночь или…

В доме находилось два трупа. На втором этаже, в спальне "олигарха" на огромной роскошной кровати лежала заколотая ножом Елена, жена Егора Крячко, работавшего юрисконсультом в фирме бизнесмена. Сам Крячко, точнее, его труп, уютно располагался в гостиной, в кресле у камина. Над ним в эти минуты колдовал криминалист. Ладушкин сидел в кресле у журнального столика в центре гостиной. Он только начал опрос, пытаясь получить общую картину.

– Значит, было около двенадцати?

– Да, примерно, точнее не скажу.

– Труп трогали?

– Нет. Я лишь к шее прикасалась. К артерии.

Опять ответила жена. В основном говорила она, супруг находился в разобранном состоянии. Явно успел похмелиться. Оба разместились на небольшом диванчике. Женщина периодически клала руку на колено мужу, словно успокаивая и поддерживая. Наконец-то Ладушкин имел возможность рассмотреть объект своего тайного интереса внимательно и спокойно. Действительно красивая. Высокая, но изящная. Выглядела уставшей, но, в отличие от мужа, не расклеивалась.

– А вы врач? – подал голос капитан Кутяков, оторвавшись от изучения гобелена. Следователь поморщился.

– Фармацевт. По образованию, – уточнила Базунина.

Кутяков приоткрыл рот, но замешкался, и Ладушкин продолжил:

– Значит, Крячко застрелился из револьвера, который подарил вам, Борис Борисович, на Рождество?

"Олигарх" вяло кивнул головой.

– А где и у кого он револьвер приобрел вы, очевидно, не знаете?

На этот раз голова мотнулась из стороны в сторону.

– А перед тем, как застрелиться, вашим же кинжалом, вот этим, – Ладушкин показал на окровавленный кинжал, который лежал в целлофановом пакете на столике, – зарезал собственную жену? Так? Кстати, а где он кинжал взял?

– Да там же, в спальне, на ковре висел, – хозяин немного оживился. – У меня целая коллекция. Две сабли. Кортик…. Хорошо еще, что саблю не схватил. Хотя, какая разница? А кинжалы парные, из Африки привезли.

– Борис Борисович почти двадцать лет собирает холодное оружие, – вмешалась супруга. – И разрешение на все есть.

– Хорошо, мы проверим потом. Так, значит, этим кинжалом Крячко зарезал жену?

Мужчина молча кивнул.

– Да, именно этим, – спокойно подтвердила Базунина.

– И зачем он так нехорошо поступил? – совсем уже неудачно встрял Кутяков, явно не находивший себе места.

Ладушкин посмотрел неодобрительно. Оперативник был немного возбужден. Вчера, что ли, перебрал? В это время в другом конце гостиной в дверном проеме показался милиционер и помахал капитану рукой. Тот, не дожидаясь ответа, ретировался в холл.

Базунины промолчали.

– Давайте по порядку, а то я запутаюсь, – попросил следователь. – Вы когда здесь собрались?

– Около девяти вечера, – ответила супруга. – Точнее, мы-то вообще весь день дома были, а Крячко вечером подъехали.

– На своей машине?

– Да, у них "Ауди". Во дворе сейчас стоит. Мы уже пару лет, можно сказать, дружим семьями, и праздники часто вместе отмечаем. На Новый год тоже встречались. Вчера вечером ничего особенного не было.

Возникла пауза и Ладушкин, скорее по наитию, вставил безобидный вопрос, который почему-то заставил Базунину напрячься:

– А какого они возраста были, ваши друзья?

Супруги переглянулись. Глава семейства растерянно почесал голову и промолчал.

– Ну, Егору, по-моему, около тридцати было, не больше. А Елена, наверное, помоложе на несколько лет. Была.

Казавшаяся еще пять минут назад спокойной и самоуверенной женщина сникала на глазах.

– Вы продолжайте, Алла Яковлевна, – подбодрил следователь. – Вечером ничего особенного не происходило, я так понял. А чем занимались-то?

– Как обычно. Посидели, выпили, пообщались. Ночью во дворе небольшой фейерверк устроили. А потом, – красавица снова замялась, – потом спать пошли. Дальше, я думаю, Борис сам расскажет.

Она встала. Базунин дернулся, будто собирался подняться следом за женой, но та положила ему руку на плечо.

– Вы не возражаете, Леонид Иванович? Что-то мне не по себе. Я на кухню пойду, кофе приготовлю? Вам сделать?

– Нет, не возражаю. И от кофе не откажусь, – согласился Ладушкин. На самом деле побеседовать с муженьком без надзора супруги не мешало бы. Чем-то ему эта семейка не нравилась все больше и больше. Он усмехнулся про себя: "Еще бы понравилась! Два трупа в доме!"

Хозяин дома уже не в первый раз покосился на эксперта, проводящего в этот момент манипуляции с руками убиенного юрисконсульта.

– Может, мы в соседнюю комнату перейдем, в кабинет?

– Идите, идите, – пробурчал криминалист, не поворачивая лысой головы, – мне мешать не будете.

Старикан и в молодости не отличался особой приветливостью.

 

ИНСЦЕНИРОВКА ЗАМЫСЛА

 

Сцена первая.

Спальня Бориса. В комнате Борис, Алиса, Егор.

АЛИСА (с отчаяньем). Борис, что ты наделал?!

Борис стоит у кровати и с ужасом смотрит то на тело Елены, то на свои руки, перепачканные кровью. Живот вываливается из трусов. Выглядит жалко и омерзительно одновременно.

БОРИС (ошеломленно). Это я? Неужели это я? Не может быть.

ЕГОР (ошалело). Как тебя угораздило, Борис Борисыч?

АЛИСА. Сколько раз умоляла – не пей столько! Ты же, как напьешься, совсем невменяемый становишься.

ЕГОР. Как же тебя угораздило? У меня еще вчера плохое предчувствие было, когда ты Лену в спальню потащил.

БОРИС. Потащил?

АЛИСА. Еще как! Она упиралась, так ты ее еще об косяк шандарахнул. А перед этим со своими кинжалами танец с саблями изображал. Помнишь?

Борис садится на кровать и обхватывает голову окровавленными руками.

АЛИСА. Егор, ты сходи, коньяку принеси, что ли? Да и сам – лучше не смотри на это.

Егор уходит.

БОРИС. Алиса, как я мог? Ты веришь, что это я?

АЛИСА (с сарказмом). Ага, Ганнибал Лектор зашел на полчасика, автограф оставил. Верю, не верю! Может, еще на ромашке погадать? Я труп вижу! И ты по макушку в крови. Доигрался со своим холодным оружием. Добл… п..! Ты хоть что-то помнишь?

БОРИС. Нет. Помню, как в гостиной сидели. Потом отключился. Даже не помню, как Ленка пришла… Или, как я ее тащил. А может (понижая голос), это Егор, того?

АЛИСА. Не смеши. Зачем ему? Он и так весь в шоколаде.

БОРИС. И то верно…. Что же теперь делать? Неужели я? Это же, сколько мне дадут?

АЛИСА (жестко). Много. Мало того, что чужую жену трахал, так еще и убил, садист хренов!... Какие у тебя смягчающие обстоятельства? Никаких. Не из ревности же к чужой жене?

Борис молчит и только раскачивается из стороны в сторону.

АЛИСА (отчетливо). Зато у Егора мотивы были.

БОРИС. Ну?!

АЛИСА. Баранки гну! И не хватай голову руками! И так весь в крови. У Егора, говорю, мотивы были. Якобы, застукал жену и убил из ревности. При таких обстоятельствах, если грамотно дело повести и подмазать, кого надо, то можно и условным сроком отделаться.

БОРИС. Так ты что предлагаешь, я плохо соображаю. (Понижая голос.) На Егора навесить?

АЛИСА. Так просто на него не навесишь. Все улики против тебя. Вот если он сам согласится на себя взять – тогда дело почти чистое.

БОРИС. Как же он согласится? Я бы в тюрьму – ни за что!

АЛИСА. Не зарекайся. Иногда можно немного и посидеть. Тем более, у тебя же начальник изолятора кормится. В СИЗО теплый прием обеспечен. А за хорошие деньги, так, чтобы до конца жизни хватило – можно и несколько лет на зоне потерпеть… Давай, рожай быстрей. По любому надо милицию вызывать скоро. Или договаривайся с Егором, или сиди сам. Лет восемь-десять.

БОРИС (быстро). Я согласен, это лучший вариант. Сколько он может попросить?

АЛИСА. Ты классиков в детстве читал? Торг здесь не уместен. Сколько попросит – столько и дашь. Сейчас главное, чтобы эта версия прошла. А когда Егор уже возьмет вину на себя – можно будет и переиграть. (Подходит к открытой двери.) Да, помойся под душем, как следует и переоденься.

 

АЛИСА

 

Ей пять лет, гостит у дедушки с бабушкой в деревне. Она самая младшая в компании с тремя пацанами. Играют во дворе у Витьки. У Витькиных родителей в огороде картошка да огурцы, а у соседа за заборчиком спелая малина – аж слюнки текут. И заборчик-то, тьфу, никакой – штакетник. Как не соблазниться? Приятели перелезли, девчонку (мелочь пузатую) совместными усилиями десантировали и оставили у оградки – на шухере (слово-то какое – жуть берет), мол, свистни, если что. Какой свистни? Она только шепелявить и умеет. Друзья ягодки рвут, сообщница облизывается. И хочется, и страшно от штакетины оторваться. Сосед из окна увидел, вышел в сад – пацаны врассыпную во все стороны, только пятки засверкали. А Алиса стоит тушканчиком, обмерла – ни живая, ни мертвая. Кролик перед удавом, одним словом.

Сосед, крепко уцепив за ладошку, конвоировал по улице до дома – ревела так, что за квартал было слышно. Не столько от испуга ревела, сколько со стыда.

Дедушка укоризненно развел руками:

– Алиска, у нас же самих в саду малины полно.

Ой, так стыдно, что слов нету! Одни слезы и сопли, чтобы пожалели и не ругали.

Сразу несколько уроков. Урок первый (сосед по дороге доходчиво объяснил): не умеешь по чужим огородам шарить – не берись. Урок второй (дедушка пошутил): за компанию только лягушки квакают. Урок третий (бабушка потом растолковала): друзья не те, с кем вместе пакостишь, а те, с кем вместе за пакости отвечаешь. Урок четвертый (поняла тогда сама, сформулировала позже): виноват не тот, кто виноват, а тот, кого поймали.

 

– И зачем ты туда забралась? Москву хотела увидеть? – спрашивает бабушка.

Но семилетней Алисе не до подковырок. Ей страшно и она готова заплакать. Хорошо, что бабушка вовремя вышла из дома и услышала ее жалостливые вопли. А всего-то хотела залезть на березу, растущую у забора. Снизу вверх получалось удобно и споро. Ухватилась руками за ветку, левой ногой – на выступающий сучок, правой – на другой сучок, перехватила руки, подтянулась, теперь уже наступила на ветку. Сердчишко замирает, но ручонки и ножонки работают шустро и слаженно. Когда остановилась и посмотрела вниз: ух! а внизу-то метра два. Или даже три. А может четыре? Тут и испугалась. Попыталась спуститься: голова кружится; руки не слушаются; ноги дрожат, не могут нащупать упора.

Бабушка, кряхтя, принесла из-за сарая лестницу, добралась до внучки-верхолазки, так, почти в обнимку, и сползли потихоньку.

Урок на всю жизнь: прежде, чем карабкаться наверх, рассчитай свои силы – сможешь ли спуститься вниз.

 

В школе, во втором классе, приятель попросил списать домашнее задание. Надо было придумать по пять прилагательных к разным существительным. Безо всякой задней мысли, простодыра, отдала свою тетрадку, одноклассник все добросовестно и тупо передрал. В результате учительница ему поставила пятерку, а ей двойку. Решила, что она списала. Алису за двойки родители здорово ругали. Подошла к однокласснику чуть не плача – мол, из-за тебя. А тот в ответ: я ни причем, мне "пятак" поставили, а твоя "пара" – твоя забота.

Дома все честно рассказала матери. Та, зная добросовестность дочери, поверила и преподала очередной житейский урок, процитировав народную мудрость: своя рубашка ближе к телу. А еще Алиса (уже не в первый раз) убедилась: ненадежные они люди – пацаны.

 

В десять лет на ее глазах пьяный отец ударил мать. Было уже поздно, зашла на кухню воды попить перед сном, а родители ругаются. Мать что-то монотонно выговаривала, отец огрызался, а потом размахнулся и ударил по лицу. Чего уж там такого сказала, почему ударил – не поняла, да и не прислушивалась. Но запомнилось – сразу стало тихо. Как будто все трое одновременно испугались того, что случилось. Отец взялся за голову, потом резко встал и вышел из кухни. Мать, после паузы, тихо заплакала. А Алиса стояла с кружкой в руках, растерянная, и не знала, что делать. Плачущую мать она тогда тоже видела впервые.

Отец, водитель-дальнобойщик, вскоре после той ссоры уехал куда-то на Север, мать говорила – зарабатывать деньги. Получилось, что уехал навсегда. И сохранился он в детской памяти именно таким – сначала бьющим по лицу мать, а потом, злым и растерянным, убегающим куда-то.

Какой урок? Опасайся пьяных мужчин, они не ведают, что творят.

По отдельности уроки, а вместе – жизненный опыт. Он ей впоследствии пригодится.

 

СЛЕДСТВИЕ (продолжение)

 

– Только, Леонид Иванович, как мужчина мужчине, – Базунин замялся. – Я имею в виду, насколько это возможно.

Он вопросительно смотрел на Ладушкина. Тот развел руками:

– Вы рассказывайте, Борис Борисович. О чем речь-то? Все, что допустимо в рамках процедуры, я постараюсь для вас сделать.

"Олигарх" уткнулся в пол, вздохнул, будто собирался с силами:

– Тут такое дело. Елена, Крячко, то есть, была моей любовницей.

Следователь молчал.

– И Алиса, Алла, я имею в виду, про это знала. А Егор нет. Вот такая история.

Базунин исподлобья взглянул на Ладушкина, пытаясь понять реакцию собеседника. Пауза затягивалась. "Вот те на! Вот где собака-то зарыта. Как там у англичан – у каждого свой скелет в шкафу? А тут, похоже, одним скелетом не обойдешься". Следователь решил активизировать процесс:

– Так, получается, жена была в курсе ваших похождений. Это я понял. А Крячко, выходит, находился в неведении? И что же вчера случилось? Неужели, так сказать, при живом муже решили любовью заняться?

– Да, нет, это Ленка виновата. Мы выпили крепко, Егор уснул. Я тоже спать лег. Но тут Лена пришла…

– В каком она состоянии была?

– Состоянии? В обычном, то есть… Пьяная, конечно, и того… – бизнесмен замялся, – того, не в себе слегка.

– Что значит – не в себе? – насторожился Ладушкин. "Олигарх" его начинал выводить из терпения: тянет кота за хвост. – Вы уж, Борис Борисович, если начали рассказывать, так говорите до конца.

– Наркотики она принимала, – с видимой неохотой, словно поддаваясь нажиму следователя, выдавил Базунин. – Не героин, конечно, так, легкие. Я точно не в курсе. Вы у нее в сумочке посмотрите, всегда какую-то дрянь с собой таскала. Говорила – для остроты ощущений… Ну и, пришла, осталась до утра. Заснула. Я проснулся – кто-то кричит. Смотрю, Егор у кровати стоит с кинжалом этим в руках и вопит что-то нечленораздельное. А рядом – Ленка, Елена. Мертвая, вся в крови.

– Стоп, минуточку. Как он ее убил – вы не видели?

– Нет. Спал я. От крика проснулся. Я его успокаивать начал. Тут Алиса пришла, у нее своя спальня. Мы Егора в зал отвели, посадили в кресло. Он вроде начал в себя приходить. Стали думать, что делать. Жена пошла на кухню чай заварить. А я решил собаку покормить, заодно воздуха чистого глотнуть… Меня потом уже Алиса позвала. Егор, видимо, пока нас не было, взял этот револьвер и того…

Рассказчик с облегчением выдохнул и замолчал, искоса поглядывая на Ладушкина.

– То есть, вы хотите сказать, что Крячко убил жену из-за ревности? А потом сам застрелился?

– Именно так. Похоже на это. На почве ревности.

Хозяин снова уставился в пол. Лицо его с правильными, но расплывшимися чертами, выражало усталость и равнодушие. "А в молодости, наверное, симпатичный был мужик", – не без ревности отметил следователь. "В глаза не смотрит, только зыркает. Нет, что-то тут не так, уважаемый "олигарх". Или ты врешь, или не договариваешь".

– Борис Борисович, вы мне такое объясните. И простите, если мой вопрос прозвучит некорректно. Но у вас на фирме что, так принято – с подчиненными семьями дружить, в гости приглашать, ночевать оставлять? Крячко ведь на своем автомобиле приехали, значит, похоже, ночевка загодя планировалась? Или у вас с ними особые отношения были? Я имею ввиду – не только с женой, но и с мужем. Еще раз простите, но по возрасту, они вам в дети годились. Я это не в плане морализаторства, упаси боже.

Лицо бизнесмена почти не изменилось. Опять быстрый, слегка удивленный, взгляд искоса, почесывание брови. "Ну, не тяни, – мысленно подтолкнул Ладушкин. – Ври быстрей. А я тебя на этой лжи поймаю". Он уже не сомневался – хозяин что-то скрывал.

В дверь постучали. Затем она распахнулась и в проеме, словно известная персона из табакерки, появилась голова вездесущего Кутякова. Следователь едва не чертыхнулся.

– Леонид Иванович, срочно, на одну минуту.

Ладушкин вышел, притворив дверь. Ругаться, как следует, он не умел и не любил, но сейчас это не имело значения. Ушлый опер достал его до печенок.

В гостиной стояли криминалист и Кутяков. Оперативник с довольным видом, игнорируя насупленные брови следака, мотнул головой в сторону Савельича:

– Ну, экспертиза, докладывай.

– Врет, похоже, твой олигарх, Леня, – произнес, слегка растягивая слова, эксперт. – Стреляли не в упор, а с расстояния метра в два-три.

– Точно?

– Точно, что не в упор. Никакое это не самоубийство. А точнее после полной экспертизы скажу, когда баллистику сделаем. Но это не все. На револьвере нет отпечатков.

– Как, совсем?

– Ну, смазанный отпечаток на курке есть, убитого, видимо. Но на револьвере, по логике, должны и другие отпечатки быть.

– То есть, ты полагаешь?

– Да, кто-то протер все отпечатки и затем вложил револьвер в руку. Покойнику на фиг было отпечатки стирать? Значит, другой. А зачем? Ты попытай этого перца – кто вообще оружие в руках держал?

Ладушкин почувствовал знакомый ему по множеству других дел азарт охотника. Сообщение криминалиста хотя и сулило дополнительные проблемы, но к чему-то подобному следователь уже был готов. Темная получалась история, ох темная! И пролить на нее свет могли только хозяева дома. Неужели и рыжеволосая красавица к этому причастна? – кольнула неприятная мысль.

– Хорошо, Савельич, спасибо. Подозрение есть – надо искать улики. В спальне посмотрите внимательнее. Раз такие интересные дела начинаются.

– А это еще не все, – Кутяков хитро улыбнулся. – Думаешь, зря я так долго этот шикарный гобелен разглядывал?

– И что ты там разглядел? – подыграл Ладушкин, уже забывший все бранные слова в адрес долговязого капитана.

– Вот такусенькую дырочку, – тот показал мизинец.

– Пулевое отверстие?

– Вот именно! А пуля, в аккурат, в штукатурке застряла.

Оперативник вытащил из кармана целлофановый пакетик и показал сплющенный кусочек свинца:

– Вот она, родимая.

– А сколько в барабане патронов осталось, посчитал?

– Обижаешь. Три штуки.

Ладушкин вернулся в кабинет к хозяину. Тот сидел в кресле совсем смурной. Такого "перца" дожимать сам Бог велел. В гостиной мелодично заиграли настенные часы. Это же сколько прошло, как они приехали – неужели всего сорок минут? Ситуация хотя и таила неожиданности, но само расследование продвигалось очень быстро.

 

ИНСЦЕНИРОВКА ЗАМЫСЛА

 

Сцена вторая.

Те же втроем в гостиной. Муж после душа, переодетый в чистую пижаму, выглядит несколько лучше, чем полчаса назад. А вот Егор заметно нервничает.

ЕГОР. Значит, ты предлагаешь мне взять убийство Лены на себя?

БОРИС. Но, согласись, что определенный резон в этом есть. Тем более, какой я убийца? Так, несчастный случай.

ЕГОР. Резон в этом, предположим, есть. А во сколько ты оцениваешь мою свободу?

БОРИС (торопливо). Ну, это еще не факт. Ты же знаешь, у меня все схвачено. И адвокат будет лучший, гарантирую. Я вообще предполагаю, что можешь условным отделаться.

ЕГОР (повышая голос). Во сколько ты оцениваешь мои моральные, физические и прочие издержки?

БОРИС. А сколько ты хочешь?

АЛИСА (стоя у окна, за спиной Егора). Мужики, времени у нас в обрез. Чего вы торгуетесь, как на одесском привозе? Егор, назови свою цену.

ЕГОР. Хорошо. Семь миллионов долларов.

БОРИС (едва не роняя фужер с коньком). Что?!

Алиса успокаивающе поднимает руку.

ЕГОР. Семь миллионов долларов.

БОРИС. Но, у меня нет таких денег. У меня же все в бизнесе.

ЕГОР. Не ври, Борис Борисыч. А два счета на Кайманах? Там как раз семь "лимонов".

БОРИС (зло). Откуда ты знаешь про эти счета?

ЕГОР. Я что – зря у тебя юрисконсультом два года работаю?

Алиса, от окна, снова осторожно машет рукой мужу.

БОРИС. И как ты эти деньги собираешься получить?

ЕГОР. Очень просто. Сейчас ты напишешь мне на листке номера счетов и пароли. Когда меня арестуют, ты добьешься, чтобы меня выпустили под залог. Я перевожу деньги на свои счета, и наш договор вступает в силу. Задумаешь обмануть – дам показания на тебя. И заодно расскажу про твои финансовые махинации.

БОРИС (после продолжительного молчания). Все равно, Егор, семь миллионов – это очень много. Это вся моя заначка.

ЕГОР. Ладно, может ты и прав. Я готов согласиться на половину.

БОРИС. Вот это уже другой разговор!

ЕГОР. Но, деньги будут моей гарантией. Я все переведу на свой счет. Если ты решишь вопрос с условным сроком – половина возвращается тебе. Но если мне придется идти на зону – все мое. Так что уж постарайся – включи все свои связи!

БОРИС. Ну, получишь ты условное и захочешь меня кинуть?

ЕГОР (с возмущением). Тебя? Борис, что ты говоришь! Зачем мне нужна лишняя головная боль? Ты же меня потом из под земли достанешь.

БОРИС (с угрозой). Достану, можешь не сомневаться! Хорошо. Договоримся так, по-джентельменски.

Не без труда встает с дивана. Приволакивая ноги, выходит из гостиной.

Алиса подходит к камину, разворачивает кресло спинкой к огню, садится и смотрит на Егора. Тот хочет что-то сказать, но женщина прикладывает к губам палец.

АЛИСА (громко). Все правильно, Егор. Это мужественное решение. Борис тебя не обманет.

ЕГОР. Надеюсь.

Молча сидят, поглядывая друг на друга.

Возвращается Борис. В одной руке держит листок бумаги, в другой, за рукоятку, обернутую большим носовым платком, окровавленный кинжал. Подходит к Егору, сидящему в кресле у журнального столика.

БОРИС. Готово, получи.

Егор протягивает руку за листком, но Борис прячет его за спину.

БОРИС. Э-э, нет! Сначала, будь добр, оставь свои отпечаточки на орудии преступления.

Вытягивает вперед руку, брезгливо держа кинжал тремя пальцами.

ЕГОР. Сначала счета.

БОРИС. Нет, сначала отпечатки!

АЛИСА. Мужики, что вы, ей богу, как дети! Егор, возьми кинжал!

В это время кинжал выскальзывает из пальцев Бориса и падает к ногам Егора. Тот наклоняется, плотно обхватывает рукоятку и машет кинжалом в воздухе.

ЕГОР. Достаточно?

БОРИС. Достаточно.

Алиса подходит к Егору, поднимает с пола платок и аккуратно забирает кинжал.

Борис протягивает Егору листок бумаги. Тот внимательно смотрит записи, считает количество цифр в номерах счетов.

ЕГОР. Надеюсь, Борис Борисыч, на твою порядочность. Но учти, показания я дам только после того, как меня отпустят под подписку, и я проведу транзакции. Так что решай побыстрей эти вопросы, пока я не передумал.

АЛИСА. Борис все решит. Обмен верительными грамотами состоялся, времени у нас не много. (Доносится лай собаки.) Боря, ты покорми пса, а то скоро не до него будет. И подыши заодно свежим воздухом – на тебе лица нет. А я приберусь немного, и надо будет милицию вызывать.

 

АЛИСА (продолжение)

 

До девятого класса семья (сначала вчетвером, а после отъезда отца втроем: мама, Алиса и младшая сестра) жила в доме на двух хозяев, на небольшой и тихой улочке Свердлова на самой окраине города. За Свердлова параллельно шли еще две такие же коротенькие улочки – по десятку домиков с каждой стороны – а за ними речка. Летом – пляж в сотне метров, зимой – почти готовая горка, ребятишкам лепота. У каждого второго дома палисадник со скамеечкой. Все свободное время Алиса там и проводила: у реки, в чьем-то палисаднике, в разношерстной и разновозрастной компании, живущей по типичным законам уличного или дворового сообщества. Ценили сильных, но уважали справедливых, не любили хвастунов, нытиков и ябед. Мир казался не то, чтобы добрым, но стабильным и правильным. Стычки и драки между пацанами, свидетелями которых изредка становились девчонки, были жесткими, но не жестокими. С жестокостью и унизительным страхом, переходящим в ужас, Алиса столкнулась лицом к лицу в лето, когда ей едва исполнилось тринадцать лет.

В тот жаркий и душный день они долго купались на речке до самого вечера с подругой Мариной, жившей по соседству через два дома. Марина была старше на год, а выглядела и вовсе лет на семнадцать-восемнадцать, как взрослая девушка, в отличии от тощенькой и голенастой Алисы. Уже начало темнеть, когда собрались домой, остальная ребятня разбежалась раньше, и они вдвоем шли по тропинке сквозь заросли тальника, густо росшего вдоль берега. Трое незнакомых пьяных парней возникли словно из под земли, настолько неожиданно, что девчонки остолбенели.

– Вот и селедки, сами к боцману приплыли, – худощавый и длинноволосый верзила в синей майке и спортивных штанах схватил за плечо Марину и притянул к себе. – Шалый, а телка-то в самом соку.

– Не торопись, братан, сначала я пробу сниму, – отозвался второй, коренастый, с короткой стрижкой. Он подошел к Марине и схватил ее рукой за грудь.

Девушка ойкнула.

– Не пищи, лярва, – грубо сказал "Шалый". – Сисек, что ли, пожалела? Не отвалятся.

Длинноволосый засмеялся:

– Вторую пощупай, какие у нее буфера?

Коренастый мутно посмотрел на Алису и поморщился:

– А чево здесь щупать? И так видно, пацанка, одна рама да педали.

– Но дырка-то на месте?

– Охренел от "Солнцедара"*? На фиг с ней связываться? – "Шалый" грязно выругался. – Хочешь срок за малолетку тянуть?

– Может тогда под жопу и пусть пилит?

– Чтобы родичей привела? Побудет пока здесь. Корень, держи ксявку, чтоб не убежала.

Третий член компании, низкорослый и щуплый, по виду совсем подросток, покачиваясь, подошел к Алисе и цепко ухватил за локоть.

– Так, чувички, давайте обе в кусты, – скомандовал "Шалый". – Не бойтесь, не убьем.

– Ребята, отпустите нас, – Марина заплакала. – Мне только четырнадцать. Отпустите, мы никому не скажем.

– Конечно не скажете, курицы, если не хотите, шоб вас разрисовали, – длинноволосый достал из кармана нож-выкидушку, нажал на кнопку, выпуская лезвие. Поднес лезвие к шее Марины. – Давай в кусты и не ной. С такой ж… еще целочку строишь.

Насильники завели девчонок в заросли. Марина всхлипывала, пыталась уговорить парней. Алиса же перепугалась так, что отнялись ноги. Она опустилась на колени и зажала уши руками, чтобы не слышать, как насилуют Марину… Возможно, о страха на какое-то время Алиса потеряла сознание. Очнулась от тихого поскуливания. Парней не было. Марина лежала на боку голая на земле между кустами тальника и негромко плакала. Алиса на четвереньках подползла к подруге, погладила ее по плечу:

– Ты как, очень больно?

Подруга не отвечала, всхлипывая.

– Что делать-то будем? Наверное, это, в милицию надо?

– Нет, нет, т-ты чего? – откликнулась Марина слабым голосом, шмыгая носом и слегка заикаясь. – Нельзя рас-сказывать, отец узнает – убьет меня.

Родители Марины вкалывали на тракторном заводе в "горячем" цехе – литейке. Отец, дядя Гриша, высокий и жилистый мужик, с постоянно хмурым выражением лица, регулярно напивался, отпахав смену, и почти с такой же регулярностью бил мать Марины, тетю Галю, гоняя ее по двору. Тетя Галя частенько, особенно зимой, когда терпеть издевательства пьяного супруга не было никакой мочи, прибегала по-соседски к матери Алисы и подолгу сидела на кухне, жалуясь на мужа-изверга. Детей (кроме дочери в семье было еще два мальчика – помладше) дядя Гриша не трогал, но Марина боялась отца животным страхом. Алиса ее понимала. Когда, будучи трезвым, дядя Гриша выходил на улицу и, стоя у покосившегося штакетника, смолил "беломорины", зло поглядывая по сторонам, ребятня обходила его по противоположной стороне улицы.

Марина, ползая на четвереньках, с помощью подруги нашла в кустах трусики и бюстгальтер, оделась, и они медленно добрели до дома Алисы. Было уже темно. Подруга умылась водой из дождевой бочки, как могла, привела себя в порядок. Никто ничего не заметил: родители Марины работали в тот день в вечернюю смену и вернулись домой только к часу ночи.

Алиса поклялась хранить происшествие в тайне и сдержала слово. Никогда и никому не рассказывала про эту историю, как будто забыла навсегда. Она и на самом деле почти ничего не помнила – или убедила себя в том, что не помнит. Только сны еще долго мучили: с такими кошмарными подробностями (которых, конечно же, не могло быть в действительности!), что со временем Алиса перестала различать реальные события и ночные кошмары – сон, все было лишь сном. Отношения же между подругами как-то незаметно охладели и расстроились. Подробности страшного вечера, ставшие общей тайной, не объединяли, а отчуждали.

Еще через пару лет, в конце семидесятых, район стали застраивать, и Алиса с мамой и младшей сестренкой переехали в новую пятиэтажку неподалеку, даже школу не пришлось менять. А семье Марины дали квартиру совсем в другом районе города. На месте улочек и проулков, где прошло детство, построили большой больничный комплекс.

 

СЛЕДСТВИЕ (продолжение)

 

– Вот вы что скажите мне, Борис Борисович, – Ладушкин заговорил вкрадчиво, успокаивающе. – Револьвер этот ваш, подарочный. Кто его в руках держал? Вы сами – держали?

Базунин слегка оживился:

– Не только держал. И стрелял даже.

– Где, когда?

– Да вчера же. У меня ведь внизу в подвале тир есть, я там из пневматики стреляю. И Алиса любит по мишеням пощелкать. А тут револьвер, настоящий, боевой. Я сразу попробовал. Надо же испытать.

– И сколько раз выстрелили?

– Два раза. Патроны пожалел.

– А сколько в барабане осталось?

– Пять осталось.

– Точно пять? Хорошо помните?

Бизнесмен задумался. Выглядел он, по-прежнему, подавленным, но спокойным.

– Это, вроде, помню. Сам заряжал семь штук.

– А женщины стреляли?

– Нет, зачем? Бабам боевое оружие давать? Да и патроны… Но в руках подержали, посмотрели. Любопытные. А почему вы об этом спрашиваете?

– И куда вы потом револьвер дели, после стрельбы? – робкий встречный вопрос следователь проигнорировал.

– Да тут, в гостиной положил. У елки, кажется. А разве что-то не так?

– Да уж куда больше! Чего же вы оружие не разрядили?

Базунин понуро пожал плечами. Ладушкин походил по комнате.

– А теперь давайте рассуждать вместе. Револьвер вы бросили у елки. Там он лежал до утра. Потом, когда все это случилось, Крячко взял револьвер и застрелился. Так?

– Так, – неуверенное подтверждение последовало после небольшой паузы.

– А вот теперь объясните мне следующее, Борис Борисович. На оружие нет ничьих отпечатков, кроме Крячко. Хотя накануне револьвер держали в руках вы, Елена и Алла Яковлевна? Ведь так?

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу объяснить вам следующее. Получается, перед тем, как пустить пулю себе в сердце, ваш юрисконсульт для чего-то тщательно протер оружие. Зачем?

– Зачем? – эхом повторил бизнесмен.

– Не протирал он ни-че-го. Отсутствие отпечатков можно объяснить только одним – их стер убийца, после того, как застрелил Крячко.

– Застрелил Крячко? – тупо спросил Базунин.

– Да, застрелил. Но это еще цветочки. Есть и ягодки.

– Вы разрешите, Леонид Иванович? Вот, кофе принесла, как обещала. Или я не вовремя?

Ладушкин обернулся. В дверном проеме с подносом в руках стояла супруга "олигарха" собственной персоной. Как же он про нее забыл?! Следователь едва сдержал раздражение:

– Боюсь показаться невежливым, но, действительно, не вовремя.

Алиса, словно не слыша, прошла к столу, поставила поднос.

– Боюсь, в свою очередь, показаться невежливой, но вам, Леонид Иванович, необходимо переговорить со мной.

Будучи невысоким, далеко не атлетического сложения, человеком Ладушкин в глубине души всегда немного робел перед крупными и напористыми женщинами. Появившиеся с возрастом брюшко и глубокие залысины не прибавили ему уверенности. Но, однако! Несмотря на давнюю, тайную симпатию к жене бизнесмена, в эту минуту он готов был вытолкать ее из кабинета. Вмешаться в ключевой момент допроса! Эта дамочка явно зарывается.

– Только не сердитесь на меня! – Алиса словно угадала намерение следователя. – У меня есть веские основания. Как это у вас называется – чистосердечное признание?

– Чистосердечное признание? – в унисон вопросили оба мужчины.

– Алиса, ты… – начал было Базунин, но Ладушкин остановил его, подняв руку.

– Какое признание, Алла Яковлевна? В чем вы хотите признаться?

– Все узнаете, как только выслушаете. Но нам надо поговорить наедине.

Женщина смотрела в упор, и взгляд ее был настолько одновременно тревожный и манящий, что следователь смущенно отвел глаза. Скрывая растерянность, он шагнул к столу, взял с подноса кружку с кофе и сделал такой большой глоток, что поперхнулся и закашлялся.

Из холла в открытую дверь доносился громкий голос Кутякова, зачем-то объясняющего санитарам, приехавшим забирать трупы, порядок эвакуации при пожаре. Собравшись с мыслями Ладушкин осторожно, опасаясь снова натолкнуться на откровенный взгляд, посмотрел на Алису, затем, многозначительно покашливая, не торопясь, изучил унылое лицо притихшего супруга, подошел к порогу кабинета:

– Кутяков!

Оперативник прервал инструктаж и вошел в гостиную.

– Капитан, посидите, пожалуйста, здесь с Борисом Борисовичем, пока мы с Аллой Яковлевной переговорим, – Ладушкин подмигнул. Опер с готовностью кивнул головой.

Хозяин вышел из кабинета, постоянно оглядываясь на жену.

Следователь плотно закрыл дверь. Медленно повернулся и прошел к столу. Он почувствовал, что волнуется, находясь наедине с этой женщиной.

– Ну-с, Алла Яковлевна, в чем вы хотите признаться?

Базунина уже уютно расположилась в кресле, где только что потел ее муж.

– Хотите – казните, хотите – милуйте, Леонид Иванович. Но мы вас обманули.

Ладушкин всем видом изобразил заинтересованное внимание.

– В первый раз, предположим, прощается, но во второй запрещается. Так, кажется, дети говорят?

– Во второй – запрещается, – твердо, словно клятву, повторила Алиса. Она выпрямилась в кресле и положила руки на колени, как послушная ученица.

– Я всеми силами буду вам помогать, Леонид Иванович, но рассчитываю и на некоторую поддержку с вашей стороны.

Следователь промолчал. С этой женщиной надо держать язык за зубами.

– Я признаюсь. Крячко не застрелился. Его убили.

Похоже, она рассчитывала на определенный эффект. Но визави был спокоен.

– Кто убил, Алла Яковлевна?

– Мой муж! – Ладушкину показалось, что Алиса произнесла это с отчаяньем и вызовом.

– Мой муж убил Крячко. Но убил в целях самообороны. То, что мы вам рассказали – правда до половины. После того, как Егор зарезал Елену, он вовсе не успокоился, а накинулся на Бориса с ножом. Ну, с этим кинжалом африканским. Муж, убегая, выскочил в гостиную, а этот псих стал там за ним гоняться. Он мог мужа убить, честное слово. Он уже на него набросился, когда Борис схватил револьвер под елкой и выстрелил. Не хотел убивать, просто выстрелил, чтобы испугать. Но тот не остановился. И тогда муж выстрелил во второй раз. Пуля попала в сердце.

– Вы это видели?

Женщина помолчала:

– Не с самого начала. Я услышала крики и спустилась из своей спальни, со второго этажа. Но я видела, как Егор набросился на Бориса. И остальное… А потом мы испугались. Два трупа, а мы – муж и жена. Скажут – натворили делов вместе. Как оправдаться, свидетелей же больше нет? И решили инсценировать самоубийство.

– Да уж, – сказал Ладушкин, – инсценировщики из вас никудышные.

– Вы уже обо всем догадались? – удивленно спросила Алиса.

– Ну, предположим, не обо всем, но… – следователь с трудом скрывал самодовольство. Он все-таки поставил надменную красавицу на место. Раздражение прошло. Более того, он почувствовал, что жалеет эту растерявшуюся женщину. За последний час Базунина заметно осунулась, морщинки под глазами словно припухли.

– Леонид Иванович, я понимаю, что не имею права об этом просить, – робко произнесла Алиса, – но, можно ли сделать так, чтобы наши предыдущие показания не фигурировали в деле. Мы же во всем признались?

– Признались? – строго переспросил Ладушкин. – Пока что признались только вы. И без протокола, как видите.

– А муж подтвердит – быстро, очень быстро отреагировала женщина. – Вы только разрешите мне с ним переговорить. А то он может дров наломать, если начнет запираться. Вы же видите – в каком Борис состоянии. Себе же хуже сделает. Но я его уговорю. Он поймет. И вам лишних хлопот не будет.

Ладушкин задумался. Опустив руку под стол, незаметно глянул на часы. Такими темпами к ужину управимся. Спешить, разумеется, не надо, но и гастрит уважения требует. Первичный осмотр проведен, медик и криминалист должны заканчивать. А уж начальство-то как будет радо! Прокурор уже трижды звонил. Но обрадуется ли? Скандал ведь. Но если "олигарх" согласится дать признательные показания, то к следователю какие претензии? На дыбе никто не пытал. А быстро-то то как! Утром – трупы, вечером – преступник. И уже не "и.о.", а как положено. Не зря он сам на дело выехал. Интуиция?

Следователь почувствовал себя спокойным и сильным. И чего смущаться этой рыжей? Вон она – сама трусится.

– Хорошо, Алла Яковлевна, так и быть – переговорите с вашим мужем, – не произнес, а изрек вальяжно, со значением. Теперь понятно, кто хозяин положения? – Только, разрешите прежде один вопрос. Некорректный. Ответите?

Алиса подняла голову и посмотрела на Ладушкина. Ох, какие красивые у нее были глаза! Только вот какого цвета?

– Вы хотите спросить, как я терпела всех любовниц Бориса?

– Любовниц? – он снова почувствовал легкий холодок. Что она, мысли читает?

– Разумеется, Леонид Иванович, – женщина грустно усмехнулась и, прикрыв веки, наклонила голову. – Он их менял постоянно и никогда не стеснялся меня. А отчего терпела? Сначала любила. А потом – из-за детей. Только из-за детей. Вы ведь хотели узнать – не жалко ли мне мужа? Не знаю. Но согласитесь, что в такой ситуации особо выбирать не приходится.

 

ИНСЦЕНИРОВКА ЗАМЫСЛА

 

Сцена третья.

Гостиная. Егор сидит у столика в глубокой задумчивости. Входит Алиса, устраивается в кресле у камина.

АЛИСА. Егор, иди ко мне.

Егор подходит и встает около кресла. Алиса берет его за руку, подносит ее к губам.

АЛИСА. Не волнуйся, Егорик, все будет в порядке, мы справимся.

ЕГОР. Ты так думаешь?

АЛИСА. А куда мы денемся? Мы просто обязаны с этим справиться.

ЕГОР. Не знаю. Я боюсь. А может – зря все затеяли? Не слишком ли усложняем? Номера счетов уже получили. Борис убил – пусть и отвечает?

АЛИСА. Ты просто устал и перенервничал. Немного потерпи. Надо еще проверить, что за счета тебе Борис дал. Да и не знаешь ты его, как я – он может быть очень опасен. Будем все осторожно и аккуратно делать. Подумай только – через несколько дней ты станешь миллионером. Ты устал. Тебе надо собраться с силами, ты же у меня настоящий мужчина, правда? Садись, пока его нет, я помассирую тебе голову.

Алиса встает с кресла, уступая место. Егор садится.

АЛИСА. Закрой глаза. Тебе надо расслабиться.

Массирует Егору виски, гладит лицо. Мужчина дремлет, прикрыв глаза. Алиса осторожно, не сводя глаз с лица Егора, отступает на несколько шагов назад, быстро вытаскивает из кармана халата револьвер и, прицелившись, стреляет. Ждет несколько секунд. Подходит, кладет ладонь на шейную артерию, удовлетворенно кивает головой. Потом поднимает пистолет и делает выстрел в стену. Вкладывает пистолет в руку Егора. Садится на диван.

С улицы возвращается Борис.

БОРИС (с пьяной бодростью). Ну, как вы тут без меня? Эй, Егор, небось прикидываешь, как мои денежки потратить?

АЛИСА. Могу тебя обрадовать, Борис. Свои денежки ты будешь тратить сам.

БОРИС. Что за шутки? Егор, ты что молчишь, как Зоя Космодемьянская?

АЛИСА. Успокойся, Борис. Ты разве не видишь, что он мертв?

БОРИС. Как? Что ты сказала?

АЛИСА. Он застрелился.

БОРИС. Застрелился?

АЛИСА. А что, непохоже?

Борис подходит к креслу, внимательно смотрит на труп.

БОРИС. Похоже.

АЛИСА. И очень хорошо.

БОРИС. Но зачем он это сделал?

АЛИСА. И я про то же. Мы-то, в отличие от милиции, знаем, что мотивов у него не было. Так что, вынуждена тебя разочаровать. К большому сожалению, Егор не застрелился. Его убила я.

БОРИС (ошеломленно, сглатывая слюну). Но для чего?

АЛИСА. Для того чтобы твой дружок не смог в любой момент отказаться от своих обещаний и еще твои семь миллионов присвоить. Я ему изначально не верила. И тебя специально отправила на улицу. Когда ты вышел, он предложил, мягко говоря, кинуть хозяина. Мол, зачем мне, еще молодой и красивой, такой старый и развратный хрен? Пусть парится на нарах.

БОРИС. Вот, скотина! (Недоуменно.) Но для чего мы тогда весь этот балаган устраивали с уговорами? Проще было сразу убить.

АЛИСА. Ну, во-первых, надо было еще выбрать подходящий момент, когда он расслабится. Вот он и расслабился, когда ты ему номера счетов сообщил. А, во-вторых, забыл, что Егору перед этим пришлось подержать в руке твой кинжал? Как бы мы его заставили иначе? Теперь там его отчетливые отпечатки. А мотив для самоубийства у него просто отличный – раскаялся и испугался после того, как зарезал жену.

БОРИС. А где листок, который я ему дал?

АЛИСА. Листок? Ах, да, кажется, он в правый карман клал. Возьми аккуратно и сожги в камине. А затем уточним детали показаний, чтобы ты ничего не напутал, когда следователь приедет. Главное – молчи, если забудешь, что надо отвечать.

 

АЛИСА (продолжение)

 

Алиса ни на йоту не покривила душой, когда говорила с Ладушкиным об отношении к мужу. Она познакомилась с Базуниным, когда училась на последнем курсе медицинского института. Борис был почти на пятнадцать лет старше, но в тот момент это воспринималось, скорее, как достоинство. Спортивный, сильный, симпатичный, умеющий с шиком поухаживать за женщиной, и при солидных деньгах – владелец кооператива. Бывший секретарь обкома комсомола всегда держал нос по ветру и, подобно хорошо тренированной охотничьей собаке, на ходу улавливал привлекательные запахи нового времени.

Шел 1990 год: период горбачевского НЭПа, робкие ростки и приметы рыночной экономики. На фоне уродливой антиалкогольной компании и пустых полок продовольственных магазинов: дорогие иномарки, первые бутики, изобилие и разнообразие на рынках и толкучках – но по каким ценам! Алиса с матерью-фельдшером и младшей сестрой жили бедно. Одна радость – квартира трехкомнатная, не тесно, давали-то на семью из четырех человек, хотя отец давно запропастился, не писал совсем, мать про него ничего и не знала. Или знала, да не говорила дочерям?

Алиса, начиная с первого курса института, каждое лето подрабатывала в областной больнице – совсем рядом, в десяти минутах ходьбы от дома. Два года везло: мать по знакомству устраивала в регистратуру, на кадровую подмену в период летних отпусков. Работенка не пыльная – носи туда-сюда по кабинетам медицинские карточки, выписывай талончики на прием – в каком-то смысле даже блатная: за талончик к нужному врачу в нужное время можно было и "благодарность" получить от довольного пациента. Увы, на третье лето в регистратуру попасть не удалось, "теплое" местечко кто-то перехватил, и пришлось идти сменной сестрой в хирургическое отделение. Вот там Алиса за три неполных месяца насмотрелась на боль и кровь вдоволь, больше чем за все годы учебы и практики. Но привыкла на удивление быстро: не было в ней брезгливости, крови не боялась и умела держать нервы в узле – самые сварливые и привередливые пациенты не могли вывести ее из себя.

Впрочем, одно важное обстоятельство, несомненно, существенно повлияло на восприятие Алисой отнюдь не розовой действительности хирургического отделения. Ведь именно там и тогда произошло в ее жизни событие, предопределившее впоследствии очень многое: Алиса влюбилась в заместителя заведующего отделением, хирурга Игоря. Это были первая любовь и первый мужчина – как тут не надеть розовые очки?

Кавалеров у Алисы хватало с избытком с того самого времени, как в шестнадцать лет в течение полугода угловатая нескладная девчонка превратилась в рыжеволосую красавицу. Но ухажеров она всегда держала на дистанции: несмотря на внешнюю сексапильность (словечко уже вошло в моду) чувствовалось в ней нечто холодное и жесткое, не позволявшее даже самым горячим поклонникам распускать руки. А еще взгляд: большие красивые, почти кукольные, глаза в обрамлении густых черных ресниц, но посмотреть умела так – зрачки, окантованные темно-зеленой радужкой, сжимались в пронзительные черные точки – что парня, легкомысленно нарушившего границу дозволенного, парализовало, словно от взгляда удава. Некоторых ребят такое поведение злило, однокурсницы втихомолку кривили губы и посмеивались: девственность в среде студентов мединститута добродетелью не считалась, но Алису это не смущало. Она имела свои представления о мужчине, которого полюбит, и о том, как сложатся их отношения. Однако когда она, наконец, влюбилась, все правильные мысли и трезвые расчеты вылетели из девичьей головы и забылись, как забываются утренние сны.

Все произошло по-будничному пошло. Первое знакомство с Игорем, потом несколько случайных встреч и разговоров во время работы – в коридоре и на лестничной площадке, затем роковая вечеринка по случаю дня рождения одного из сотрудников, начавшаяся со скромного крепленого вина и закончившаяся умопомрачительным (в буквальном смысле) "ершом" на основе медицинского спирта. Когда после "ерша" стены ординаторской закружились перед глазами и захотелось глотнуть свежего воздуха, Алиса доверилась симпатичному, мужественному мужчине с умными глазами и сильными руками (Игорь Владиславович выглядел таким джентльменом, никакого сравнения с развязными однокурсниками) – он завел ее к себе в кабинет и (ноги подгибались) уложил на кушетку, оправдывая доверие по своему, как он его понимал. На этой потертой, всякое и всяких повидавших больничной кушетке, Алисе и суждено было потерять девственность. А немного позже пришла пора лишаться иллюзий, тех немногих, которые еще оставались у нее.

Игорь оказался женатиком (чего, собственно, и не скрывал, но Алиса поначалу как-то не придавала данному обстоятельству особого значения), имел ребенка, да и рассматривал он (потом сам признался) связь со студенткой-медсестрой, как временную интрижку на производстве для взаимного развлечения – вещь распространенную, едва ли не обыденную в медицинской среде. Алиса во всех нюансах положения и стереотипах мышления любовника разобралась не сразу: нелегкая работа, новые чувства и ощущения плюс никакого опыта подобных отношений. Да и Игорь какое-то время вел себя в соответствии со статусом настоящего любовника – может, даже и потерял чуток голову на короткий период от горячей и неискушенной любви рыжей красотки. Но наступил сентябрь, Алиса вернулась в институт, и Игорь попросил не заходить в отделение – неудобно, люди-то что подумают? Тут потихоньку и началось отрезвление. А вскоре выяснилось, что Алиса беременна, и любовник собственноручно поставил точку, жирную, как клякса.

– Ты чего, подруга? – сказал, не скрывая раздражения, уже безо всяких церемоний. – Белены объелась? Ты же без пяти минут врач, а не малолетняя дурочка – я что, за тебя предохраняться должен? Хватит в любовь играть, у меня семья.

Будто из проруби ледяной водой окатил, никаких иллюзий не осталось.

Алиса собралась делать аборт, мысли в голову лезли одна мрачней другой, но не могла не поделиться с матерью. Той стало плохо – совсем не такой представлялась в мечтах личная жизнь красавицы-дочери. Но, подумав несколько дней и, возможно, держа в уме непутевого мужа, мать пришла к парадоксальному выводу:

– Мужик, он что перекати-поле. Ветерком подуло – и улетел. А ребенок – на всю жизнь. Кто знает, как оно дальше сложится? Рожай! Вырастила двоих – осилим вместе и третьего.

Мать неожиданно поддержала младшая сестра, осенью поступившая, по примеру старшей сестры, в мединститут. Однако Алиса колебалась, несмотря на уговоры родных: участь матери-одиночки пугала и страшила. Все решила случайная встреча с бывшей подругой – той самой Мариной, изнасилованной в присутствии Алисы, с которой не виделась лет пять. Встретились в поликлинике, в очереди к врачу-гинекологу. Из разговора, не очень душевного, но содержательного Алиса узнала, что Марина уже несколько лет как замужем, ждет второго ребенка. Марина говорила спокойно, не торопясь, чувствовалось – она довольна тем, как складывается жизнь, и уверена в себе. В какой-то момент Алиса испытала зависть и поймала себя на этом – она Марине завидует? Марине, о которой все последние годы если и вспоминала, то только с неловкостью и жалостью? Человек прошел через такую беду, но не сломался, у нее хороший муж, дети… "Что же мне, – подумала Алиса. – Слабо? Я-то еще настоящей беды и не пробовала. А вот возьму и рожу, назло Игорю. Пусть у него челюсть отпадет. У Марины сыну уже три года, вон как улыбается во весь рот, когда про него рассказывает. И меня никто моего ребенка не лишит".

Она родила. Но было очень тяжело. Мать работала чуть ли не на две ставки, но экономить приходилось на всем. Да еще молоко пропало почти сразу, через два месяца после родов. Требовались молочные смеси, а на детской кухне давали только бутылочку молока в день. На рынке торговали импортным детским питанием, но по заоблачным ценам. В те месяцы Алиса очень хорошо, на собственном примере, поняла смысл выражения "выть от отчаяния". Где взять денег? – с этой мыслью ложилась спать и просыпалась.

Однокурсница позвонила вечером в субботу, попросила – выручай. Мол, познакомилась с крутым мэном, подобрал на дороге, когда голосовала, тачка собственная, прикид – закачаешься, денег, судя по всему, куры не клюют, зовет в кабак. Но мужик с приятелем, просят привести подругу, только симпатичную, не крокодила какого-нибудь. Сначала чуть не послала подругу подальше – какой, к черту, ресторан?! – но та наседала: мол, не дрейфь, наедимся от пуза, музон послушаем, потанцуем, парни вроде приличные, образованные, не гамадрилы какие-нибудь с гор, если что – "продинамим". Подруга была опытной "динамисткой", Алиса ее за это в глубине души немного презирала, и раньше никогда в подобных "культпоходах" не участвовала, но вдруг так захотелось посидеть в хорошем ресторане (когда в последний раз-то была?), расслабиться, почувствовать на себе восхищенные взгляды мужчин и… вкусно поесть. Внезапно во время разговора с подругой Алиса ощутила запах жаренного мяса, настолько явственно, что затошнило от голода. Она чуть не заплакала от злости: на себя, на непутево складывающуюся жизнь, и сдалась – слабодушно и позорно поддалась на уговоры и поехала на встречу. Когда вышла на лестничную площадку, то поняла – запах жаренного мяса шел из соседней квартиры, и это ее раззадорило еще больше.

Приятелем оказался Борис: бизнесмен и реально "богатенький Буратино". В первый же вечер в сумбурной беседе за столиком выяснилось – недавно предприниматель развелся с первой женой. Алиса ему понравилась – уж это-то она сразу уловила, как гончая, верхним нюхом. Уловила и тут же, еще не вполне осознанно, начала флирт. Она запомнила слова Игоря: "Хватит играть в любовь". Но Алиса-то тогда не играла – любила всерьез. И ее обманули. Сейчас она повела свою игру, ставкой в которой стала обеспеченная жизнь ее и сына, а если повезет, то и матери, и младшей сестренки.

И добилась ведь своей цели. О любви речи не шло, а, значит, не было и чувств, и ничто не мешало грамотно планировать и рассчитывать действия. У Алисы неплохо получалось планировать и рассчитывать, когда не мешали эмоции. Это не означало, что она в то время совсем ничего не чувствовала: Борис ей нравился – легкий, веселый, не жадный. А что до любви – когда уже нет возможности ждать принца на белом коне, годится и богатый бизнесмен на черном "мерсе".

Борис тоже получил в итоге свой приз – красивую и молодую жену. Да еще и умную – правда, он об этом долго не догадывался, потому что не интересовался Алисиным умом, сосредоточившись на более привлекательных для него достоинствах. А в основном все выглядело по-честному. По крайней мере, так ей тогда казалось. Минуло совсем немного времени и выяснилось – у завидного жениха таились свои скелеты в шкафу. Но к тому моменту их скоротечный роман уже был скреплен узами брака. Брака по расчету.

 

СЛЕДСТВИЕ (продолжение)

 

Ладушкин принял решение:

– Спасибо, Алла Яковлевна, за откровенность. Так и быть, пообщайтесь с вашим благоверным. Только, прошу вас, недолго.

Он вышел в гостиную:

– Борис Борисович, будьте добры, на свидание с женой.

"А шутник однако, этот Леонид Иванович", – машинально отметила про себя Алиса.

Базунина заметно трясло. Он плюхнулся в кресло и с нетерпением спросил:

– Алиса, я ничего не понимаю. В чем дело?

Она подошла к мужу, достала из кармана халата небольшую фляжку с коньяком:

– На, хлебни.

Мужчина сделал несколько крупных глотков. Выдохнул.

– Успокойся, Боря. Все будет в порядке. Сейчас все им расскажешь, как мы договорились. Но предупреди, что показания под протокол дашь только при адвокате у них в отделе. Надо, чтобы они отсюда побыстрей убрались. Не дай Бог, какие-нибудь лишние следы найдут. А я до завтра здесь так приберусь, что уже никакой ни осмотр, ни обыск не будут страшны.

– Ты уверена? Глядишь, версия с самоубийством проскочит? – спросил едва ли не жалобно.

– Не проскочит. Я разговор в гостиной подслушала капитана и этого, криминалиста. Они уже поняли, что Егора застрелили.

– Значит, мне признаваться?

– Тебе, – произнесла жестко, как отрезала.

Базунин смотрел на жену мутными глазами. Питекантроп на распутье. "И с этим ничтожеством я прожила почти девятнадцать лет?" – мелькнуло в голове женщины.

– А может, все-таки, сразу на себя возьмешь?

– Нет, Боря, как договорились. Планы и лошадей на переправе не меняют. Не трусь. Тот не мужчина, который несколько дней не просидел в тюрьме. Завтра, максимум, послезавтра тебя выпустят. И выйдешь героем, а не бабником. Главное, потом про меня не забудь.

– Алиса, да я тебе по гроб жизни благодарен буду. Несмотря ни на что. Мы же, все равно, одна семья, правда?

Он взял жену за ладонь и поднес к своей щеке.

– Конечно, Боря, конечно. Мы – одна семья. Такое не забывается.

 

По дороге в город Ладушкин слегка задремал на заднем сиденье. Ему там всегда больше нравилось. Обратно возвращались уже на трех автомобилях. Базунин попросил, чтобы его отвезли на собственном "Мерседесе", мол, пусть постоит пока возле СИЗО. Видимо, рассчитывал быстро выйти под залог? Следователь с влиятельным лицом спорить не стал. Кто его знает, как завтра все повернется? Еще из дома "олигарх" позвонил адвокату, тот должен был ждать в следственном отделе. Сейчас закрутятся шестеренки. Устройство механизма, под лукавым названием "телефонное право", Ладушкин знал очень хорошо, не раз сталкивался. Но сейчас ему было даже любопытно понаблюдать за тем, как у Базунина получится расхлебывать кашу, которую крутой бизнесмен сам же и заварил. Судя по уликам, да и по показаниям супругов, влип глава семейства крупно. Тут и высокие связи могут не помочь. Тем более, что в последнее время в "верхах" на ситуации, подмачивающие репутацию "партии власти", стали смотреть ох как косо.

Ладушкину пришла в голову досадная мысль, что все-таки плохо он разбирается в женских характерах. Как-то ускользал от опытного следователя алгоритм логики слабого пола. И это несмотря на четвертьвековой стаж работы в прокуратуре. Вот и Алиса поначалу произвела на него впечатление красивой стервы, присосавшейся к богатому мужу. А на деле – несчастная женщина. Умная, красивая, несчастная и внутренне одинокая. А муженек кто? Прости господи… Верно замечено, что у многих людей только одно имя имеет кое-какое значение – издали они внушают уважение к себе, но если посмотреть на них поближе, то окажется, что они вовсе ничего не стоят. Ну, почему именно таким достается все? Ладушкин вспомнил про свою жену и расстроился.

Его толкнул локтем в бок неугомонный Кутяков:

– Иваныч, а ты как Рождество отметил?

– Да никак. Спать лег.

– А почему?

– А потому, чтобы выспаться. А ты что – карнавал устроил?

– Да нет, в общем-то. Можно сказать, что и никак… Но лучше уж так, чем так, как наши клиенты. Нет, ты только представь – получается, этот Крячко и кинжалы подарил, и револьвер. И ими же его с супругой и ухлопали. Прямо, как Дмитрий Донской говорил: "Кто к нам с мечом придет, тот от меча и погибнет".

– Это Невский говорил, в кино, – пробурчал Ладушкин.

– Да? Какая разница.

– Кстати, о мечах и кинжалах, – следователь встрепенулся. – А ты второй кинжал смотрел?

– А я и не искал его. Зачем? Поручения не было.

– Ну… может и незачем. А для порядка надо было бы и на парный кинжал взглянуть. Не только гобелены рассматривать.

– Орудия-то преступления хоть нашли? – ехидно подал голос водитель Рустам. – А то у вас, сыщиков, бывает.

– Чего бывает? – возмутился капитан. – Ты свою баранку крути. Все нашли. Не беспокойся.

– А отпечатки? – не успокаивался Рустам.

Ладушкин проснулся окончательно:

–У меня ведь из головы выскочило. Что с отпечатками на кинжале?

– Так нет там ничего, чисто, – после некоторой паузы отозвался с переднего сиденья криминалист. – Я же говорил этому шустриле, пока ты с супругами тетатечничал.

Савельич просунулся назад лысой головой и грозно уставился на оперативника.

– Ну, говорил, – без энтузиазма отозвался Кутяков. – Забыл, наверное, передать. Я же вам не секретарша.

– Час от часу не легче. Получается, и там стерли? – следователь заволновался.

– Получается так. Да разберемся, Леонид Иванович. "Олигарха" сейчас в отделе допросишь – и разберемся.

– Базунина мало. Надо бы и жену еще допросить.

– Не возвращаться же назад? Завтра вызовешь к себе и выяснишь все, что захочешь.

Ладушкин промолчал. Мысль о том, что завтра он снова сможет поговорить с рыжеволосой красавицей, его как-то приятно успокоила. "Надо бы рассмотреть, какого цвета у нее глаза", – подумал он и снова провалился в дрему.

 

АЛИСА (продолжение)

 

Женщина стояла у окна в гостиной и смотрела на двор. Падал рождественский снежок. Оттепель. Значит, скоро начнутся крещенские морозы.

С Борисом они поженились через три месяца после знакомства. Через год с небольшим появился и общий ребенок – дочь. Борис хотел ребенка: в первом браке у него детей не было и это обстоятельство, видимо, как-то задевало его мужское самолюбие. "В моем возрасте у мужчины должны быть дети, – объяснил он Алисе сразу после свадьбы. – Просто должны – и все. Так положено". Умная жена с медицинским образованием (как же, психологию изучали) сообразила: у мужа комплекс, надо помочь ему от него избавиться. К тому же, как почти всякая женщина, она свято верила в теорию о том, что дети укрепляю семью. Что касается Бориса, то он имел свои расчеты, о которых до поры предусмотрительно умалчивал.

На работу Алиса так и не устроилась: денег хватало, а наличие маленьких детей как бы само собой подразумевало сохранение статуса домохозяйки. Первые годы в семье все шло более-менее нормально. Но мужская привлекательность супруга имела обратную сторону: Борис оказался патологическим бабником, а харизматическая брутальность обернулась в семейном быту банальной грубостью, граничащей с хамством. Поняв, что молодая красавица-жена находится почти в полной зависимости от него, Борис решил, что может не церемониться.

Со своей стороны, занятая воспитанием детей, Алиса, не проявив характера, в какой-то момент упустила контроль над любвеобильным и нагловатым мужиком, который с возрастом и вовсе стал распускаться, благо, новые времена сняли почти все табу. Очевидно, без перчика уже не получал удовольствия. Алиса сначала терпела, потом попыталась скандалить, но поезд ушел – тут Алисина рациональность сыграла с ней злую шутку. Есть мужчины, которых надо брать на испуг сугубо женскими эмоциями, не чураясь визга и битья посуды, но она так не умела. Нарвавшись, несколько раз, после неудачных попыток расшевелить совесть Бориса, на агрессивную грубость с его стороны, поняла, что только себе делает хуже: куда деваться с двумя детьми да еще почти без трудового стажа? Оставалось выжидать, накапливать злость и приспосабливаться. Как-то, во время очередной ссоры, муж раздраженно заметил:

– Ну, чего ты от меня хочешь? Да, нравится мне это дело. Но я тебя что – бью, денег не даю? За границей отдыхаешь, в театры свои ходишь. Ты, как жена, меня вполне устраиваешь, только не стой над душой и не устраивай разборок. А подашь на развод – сама пожалеешь. Для всех я человек семейный и добропорядочный. Мне лишний шум ни к чему.

Алиса задумалась: а оно ей надо, нервы трепать? В чем-то муж, как ни странно, прав. Любви к Борису у нее изначально не было. Ну, да, тешила какое-то время самолюбие мысль о том, что он ее любит. Может и любил какое-то время, да что из того? Не девочка уже давно, чтобы из-за такой ерунды страдать. Есть в жизни вещи поважнее. Не о том надо переживать, что муж гуляет, а о том, чтобы его какая-нибудь хитроумная стерва к себе не привязала. В случае развода ничего, кроме алиментов, не обломится. Когда замуж выходила, о брачных контрактах и слыхом никто не слыхивал, так что, развести Бориса на бабки не удастся. Зато потерять можно почти все. Отсюда вытекал рациональный вывод – необходимо взять ситуацию под контроль.

И Алиса сменила тактику, сказала: развлекайся, сколько хочешь, но чтобы я о твоих похождениях от тебя узнавала, а не из сплетен подружек. Хоть в дом приводи своих шлюшек, лишь бы не при детях: мне так спокойней будет, когда буду знать, с кем ты время проводишь. Борис сначала удивился, а потом проникся к жене уважением: мол, умнее оказалась, чем я думал, а то уже староват становлюсь по саунам таскаться; да и разговоров так будет меньше. Однако на следующий день за ужином сам вернулся к теме – наверное, что-то не давало покоя:

– Алис, я тут подумал, – посмотрел с прищуром, – неужели не ревнуешь совсем? Ведь как в народе говорят – ревнует, значит, любит.

Алиса усмехнулась. Раскусив самолюбивый и подозрительный характер мужа, она заранее приготовилась к продолжению разговора.

– В народе много чего говорят. Например, бьет – значит любит. Может, мне тебя побить, чтобы ты в моей любви не сомневался?

Борис неопределенно улыбнулся, налил рюмку конька.

– Просто, я тебя хорошо понимаю, – Алиса показала пальцем. – Налей и мне полрюмочки, раз уж такая лирическая беседа. Охота пуще неволи: ты своего все равно добьешься. А мне, думаешь, нравится караульную службу при муже нести? Как там в библии – я не сторож брату своему? Вот и подумала: пусть будет лучше и удобнее тебе, а я со своей ревностью как-нибудь перетерплю. Уверена, для тебя это всего лишь развлечение. А любишь-то ты только меня одну? Или я неправа?

И в свою очередь осторожно улыбнулась, выжидательно глядя на Бориса. Тот кивнул головой, дипломатично соглашаясь с женой:

– Умница! Давай выпьем за тебя.

Ночь они провели вместе, что случалось не так часто в последнее время. Борис как будто узнал жену с новой стороны, до той поры ему не ведомой, и это сторона ему понравилась, вызвав к Алисе дополнительный интерес. А через некоторое время Борис добросовестно (уговор есть уговор) познакомил супругу с очередной пассией. Пришлось Алисе примерить на себя роль раскрепощенной женщины эпохи сексуальной революции. Для вхождения в образ даже прочитала по этому случаю кое-что из работ Цеткин и Коллонтай, блеснула эрудицией. Впрочем, двадцатилетняя секретарша про таких персон и не слышала, но муж оценил.

Больше никаких разногласий и, тем более, скандалов по таким поводам в семье не возникало. Зато коллекция украшений Алисы стала пополняться ударными темпами: муж замаливал грехи, которые, благодаря расчетливой комбинации Алисы, отныне все находились на виду. А грешил шкодливый мужичок часто. Развитие информационных технологий в области секс-услуг только добавило ему прыти. С Крячко Борис стакнулся через сайт знакомств, когда искал молодую пару для группового секса. Симпатичная и сексуально раскрепощенная Ленка стареющему развратнику очень приглянулась, да и муженек ее молодой ко двору пришелся. Уж для чего там конкретно – Алиса над ними со свечкой не стояла, развлекались без нее. Парень раньше подвизался на вторых ролях в адвокатской конторе, Борис взял его к себе на фирму юрисконсультом, чтобы всегда находился под рукой.

Опробовав новых партнеров на предмет сексуальной совместимости, Борис, предупредив жену, пригласил их на вечеринку в загородный дом. Тогда они и познакомились – Алиса и эта странная, по Алисиным понятиям, семейная пара. Впрочем, странностей, откровенно говоря, хватало и в семейных отношениях Базуниных. Первое время супруги Крячко Алису побаивались, но быстро адаптировались к существующей реальности, особенно Ленка. Та даже попробовала предложить свои услуги Алисе (как подозревала Алиса, не обошлось без подзуживания со стороны Бориса, которому нравилось провоцировать добропорядочную жену): пришла голая в спальню, начала ластиться, но, натолкнувшись на равнодушную отчужденность Алисы, быстро ретировалась. Девица она была хоть и отвязная, но смышленая. Поняв, что лесбийские ласки Алису не привлекают, Лена потеряла к супруге "хозяина" (так Крячко между собой называли Базунина) интерес, сохранив настороженность. По-другому вел себя Егор: держал дистанцию, присматривался, относясь к Алисе с подчеркнутым уважением и.

Однажды во время очередной вечеринки Алиса обмолвилась о том, что давно ищет старинные канделябры – хорошо бы поставить на каминную полку в гостиной. Минуло несколько месяцев. Как-то в субботу Алиса была в загородном доме одна: Борис уехал на несколько дней по делам в Москву, дети большую часть времени проводили в городской квартире. Вот тут к ней в гости и заявился Егор – один, но с бронзовыми канделябрами. Оказалось, купил по случаю в Питере в антикварном магазине.

– И давно купили? – вскользь поинтересовалась Алиса, рассматривая покупку в гостиной.

– Пару недель назад, – после паузы и, как показалось Алисе, с некой многозначительностью в голосе ответил Егор, сидевший напротив, в кресле за журнальным столиком. Она оторвала глаза от канделябров, посмотрела Егору в лицо – тот сморгнул, выдерживая взгляд, но глаз не отвел. На языке вертелся вопрос: "Что же ты раньше не привез? Неужели ждал, пока Борис уедет? А зачем?", но Егор сам внес ясность, частично утоляя женское любопытство и заодно тонко расставляя акценты:

– Я пока, Алла Яковлевна, только показать принес. Если понравится, то мы их вам с Леной позже подарим, на день рождения, – и добавил опять после паузы и многозначительно. – Вы Борис Борисовичу не говорите, что я заезжал. А то вдруг… неправильно поймет.

"Приехал бы при Борисе и вопросов бы никаких не возникло. Что-то ты крутишь, братец, – подумала Алиса. – Нет уж, так просто от меня не уйдешь. Сказал "а", говори и "б", умник. Включу-ка я дурочку".

– Так вы кому сюрприз хотите сделать – мне или Борису? – слегка улыбнулась, давая понять, что не сердится. – Что значит "неправильно поймет"? Приревнует, что-ли?

Егор смутился. Или только сделал вид?

– Ну, я не знаю, как он это воспримет: то, что я в его отсутствие к вам заезжал… В общем, конечно, можете и рассказать. Но тогда действительно было лучше при нем. И уж наверняка никакого сюрприза не получится ... Что-то я запутался.

– Да не бойтесь вы. Ни Бориса, ни, тем более, меня. Я совсем не страшная. Сказали бы прямо, что хотите со мной пообщаться без посторонних. Или не хотите? – ей нравилось смущение молодого и красивого мужчины (ох, скука-то какая!), нравилось вести этот, почти театральный диалог на полутонах, с недомолвками, нравилось вызывать Егора на откровенность. В ее жизни за все годы совместной жизни с Борисом так не хватало острых ощущений! – Так хотите или нет?

Вот тут-то он точно смутился, без притворства (Алиса знала толк в театральной игре), уши покраснели, на лбу выступили капельки пота. Провел рукой по затылку, покрутил головой, но ответил достойно и точно:

– Мне кажется, что любой мужчина был бы рад с вами общаться. Я честно говорю, надеюсь, не рассердитесь?

– Вот и хорошо, – добившись "правильного" ответа Алиса осторожно перевела разговор в безопасную нейтральную плоскость. – Тогда я сейчас сварю кофе, и мы с вами культурно пообщаемся. А канделябры мне понравились, дарите. Готовьте сюрприз… для Бориса.

После этой встречи она начала неторопливо и аккуратно присматриваться к Егору. В первую очередь требовалось прояснить – не провокация ли это со стороны мужа? Время здесь играло определяющую роль: нетерпеливый Борис долго сидеть в засаде не мог – или выдал бы себя, или скомандовал бы Егору "отбой". Но прошло полгода и Алиса убедилась, что Борис тут не при делах – Егор явно имел свой интерес к ней. Оставалось уточнить – какой? Личных денег у нее не было – разобраться в материальных нюансах, работая юрисконсультом в фирме Бориса и тесно с ним общаясь, Егор мог достаточно быстро. Тогда что его привлекало?

Алиса не сразу поняла, что Егор на нее, как говорят в народе, запал. А еще дольше не могла в такое обстоятельство поверить. Алиса знала, что она красивая, что нравится мужчинам, что выглядит гораздо моложе своих лет. Это подтверждали несколько краткосрочных курортных романов, случившихся после того, как Алиса стала ездить на отдых раздельно с мужем. Но здесь в городе, в повседневной жизни, постоянных контактов с мужчинами, кроме Бориса, у нее давным-давно не было, фактически после того, как окончила институт. Уж чересчур затворническую жизнь она вела, воспитывая детей, занимаясь домашними делами. И тут Егор – сначала с намеками, робкими взглядами, потом со все более откровенными взглядами и разговорами… Если он ее и не любил (да и не верила она давно в эту самую любовь), то очень-очень хотел. И еще надо поспорить, что сильнее притягивает мужчину к женщине – эфемерная любовь или плотская страсть?

Ну, что же, парень молодой, симпатичный. Рвется в бой и готов на многое. И, взвесив все "за" и "против", отмерив семь раз, во время очередной отлучки мужа Алиса рискнула приобрести новый опыт, заведя постоянного любовника.

Поначалу далеко идущих планов у Алисы не было. Так, развлечься и опостылевшему супругу пусть маленькие рожки, да наставить. Не все же ему одному удовольствие получать. Регулярного секса с Борисом, к тому же, изрядно подрастерявшим сексуальную привлекательность, не наблюдалось уже несколько лет, и природа требовала своего. Интрижка со смазливым и ласковым поклонником пусть немного, но будоражила кровь. Почти как хорошая остросюжетная пьеса, кои Алиса весьма уважала.

Но потом стали возникать разные заманчивые мысли. Хотя любовник был и трусоват, но, что называется, без комплексов. Именно такой персонаж и требовался для комбинации, которую она продумывала в течение нескольких лет. Алиса знала, что Борис имел счета на крупные суммы денег в ошфоре: укрывал помаленьку от налоговиков и выводил. Все особо секретные документы муж хранил дома в потайном сейфе и, иногда, напившись в стельку, оставлял бумаги на столе. Но номеров счетов и, тем более, паролей, Алиса выяснить не могла. Между тем Егор, занимаясь делами фирмы, тоже кое-что пронюхал про тайные счета. Но вот как до них добраться? Окончательно план созрел, когда любовник спросил о подарке для мужа на Рождество. Алиса поняла – это шанс, надо идти ва-банк.

Детально проработанный сценарий состоял в следующем. Борис, как обычно, напьется, а Ленка, естественно, не удержится от своих транквилизаторов. Егор подсуетился, достал ей накануне целую упаковку. Однако несостоявшийся фармацевт подготовила и резервный вариант, на случай непредвиденных нюансов. Лекарство, не очень сильное снотворное, которое без особых ограничений продавалось в мелких коммерческих аптеках, Алиса приобрела заранее. Выбрала такое, чтобы алкоголь резко усиливал действие. И проверила предварительно, проведя пару экспериментов над мужем, который часто напивался по вечерам. Сработало как надо.

Подсыпать в напитки во время Рождественской вечеринки сложности не представляло. Борис предпочитал виски или коньяк, Ленка, как лошадь, тоже хлестала то и другое, лишь бы покрепче. А Егор в последнее время по совету Алисы перешел только на красное вино, которое они и распивали вместе, когда собирались вчетвером. Муж подшучивал над Егором, но тот ссылался на рекомендации врачей и крепкие напитки упорно игнорировал. Поэтому бутылки компании были раздные.

Но лекарство готовилось на крайний случай, для надежности. Зачем лишние подозрения, которые могут возникнуть после вскрытия?

Дальше, по плану, после того, как Борис и Ленка последовательно отключатся, перед этим вволю порезвившись при вялом участии Егора, начиналась веселая Рождественская ночь для Алисы и ее любовника.

Убийство Елены предстояло совершить вдвоем, по очереди нанеся ей два удара – в грудь и в сонную артерию. Уговорить Егора на убийство жены оказалось не очень сложно, особой симпатии между супругами не наблюдалось, а деньги на кону стояли огромные, но вот лишать супругу жизни в одиночку любовник отказался наотрез. Не доверял Алисе. Что же, пришлось пойти на соучастие. Неприятно, конечно. Но еще во время работы в хирургическом отделении Алиса поняла, что не боится вида крови и трупов. Тем более, что жалости к этой похотливой сучке-Ленке она не испытывала. Отгуляла свое. Кроме денег на кону стояла судьба, последние десять-пятнадцать лет относительно сладкой женской доли – какая могла быть жалость?

Утром они приводят в чувство Бориса и заставляют его играть по их правилам. Когда эта часть плана реализуется, и Егор получает счета и пароли, Алиса избавляется от него. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Все равно он труслив и ненадежен, как и все мужики. А информацией о счетах она и сама могла распорядиться. Скучая в одиночестве дома, Алиса, не хуже приличного выпускника финансового факультета проштудировала международное банковское дело; отдыхая за границей, открыла несколько счетов в западных банках. В общем – готовилась.

А дальше немного трагикомедии перед плохо соображавшим мужем, а затем и перед доблестными представителями правоохранительных органов и следствия. Недаром когда-то числилась примой в студенческом театре, сводя с ума поклонников. Навыки пригодятся, а талант, как известно, не пропьешь.

Вот такой был план. Практически безупречный, как казалось Алисе… На практике же все едва не сорвалось из-за, так называемого, человеческого фактора. Но сейчас самое трудное уже позади. Бориса увезли, трупы забрали. Остался день второй.

 

СЛЕДСТВИЕ (окончание)

 

Ладушкин поймал себя на ощущении дежа вю. Примерно сутки назад он вот так же возвращался из загородного дома Базунина в отдел. Но сегодняшний день выдался куда беспокойней вчерашнего. Новых убийств, слава Богу, не произошло. Однако…

Около одиннадцати часов дня, когда Леонид Иванович сидел в кабинете и собирался на доклад к начальнику управления, ему позвонила Алиса и ошарашила очередным чистосердечным признанием. Оказывается, Егора застрелила она, а Борис взял убийство на себя по ее просьбе. Что-либо разъяснять по телефону супруга "олигарха" отказалась, только очень, как она выразилась, "слезно" попросила как можно скорей сообщить о ее признании мужу. А она, мол, будет ждать следователя дома и уже написала соответствующее заявление.

Леонид Иванович, слегка ошалевший от разговора с находившейся явно не в своей тарелке женщиной, немедленно поехал в изолятор временного содержания и вызвал на допрос Базунина. Тот, как показалось Ладушкину, известию о признании жены не удивился, а скорее воспринял новость с чувством облегчения и плохо скрываемой радости.

– Все-таки, повезло мне с женой, Леонид Иванович, – дрогнувшим голосом произнес протрезвевший за ночь бизнесмен. – Алиса – настоящая женщина. Что-то у меня от вашего сообщения аж в горле пересохло.

Ладушкин налил в стакан воды. Базунин пил мелкими глотками, стакан подрагивал вместе с ладонью.

– Вчера она перепугалась и попросила меня взять убийство на себя. Я чувствовал себя полным подлецом после всех этих событий и не смог ей отказать. Решил – это мне за грехи испытание. Отсижу срок за жену. Она ведь меня спасла вчера от Крячко. Алиса, когда тот на меня с ножом набросился, револьвер схватила и выстрелила. Кричит ему: "Стой!", а у того глаза кровью налились и снова на меня замахивается. Тут она его и застрелила. Вы уж не сердитесь на меня, что в заблуждение ввел. Политическая ситуация требовала, понимаете?

Борис Борисович по сравнению со вчерашним днем был на удивление разговорчив и даже откровенен. Следователь пожал плечами:

– Не скажу, что я особенно в курсе, так, краем уха слышал. Говорят, в Москву собираетесь?

– Правильно слышали. Именно туда, – показал пальцем на потолок, заговорщицки понизил голос. – Для меня сейчас репутация на первом месте. Вы потом так в протокол и запишите: ложные показания дал с целью защитить жену. Или лучше так: взял вину на себя с целью защитить жену.

– Ну, под протокол мы с вами еще поговорим. Вы мне пока вот что уточните: заявление Алисы Яковлевны подтверждаете? О том, что она застрелила Крячко.

– Да, разумеется. Она застрелила, я подтверждаю.

"Олигарх" потер помятое, опухшее лицо и с надеждой спросил: "Теперь меня отпустят"?

Но Ладушкин, извинившись, пояснил, что с освобождением придется немного подождать. Сначала надо официально допросить Алису Яковлевну и провести, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами, повторный обыск в доме.

Базунин расстроился, попросил еще стакан воды.

– С адвокатом-то хоть можно встретиться? Я ему позвонил, чтобы минеральной воды привез.

– Встречайтесь. "Минералка" вам сейчас не помешает. Постойте, а звонить, кто разрешил?

– Ну, это… – подследственный смутился, отвел глаза в сторону.

– Ладно, – Ладушкин махнул рукой: не до того, с убийствами бы разобраться. В раскаянье и муки совести "олигарха" он не поверил. Но копаться в психологических мотивах странного поведения семейной пары было некогда. Пока получал санкцию на обыск (прокурор от неожиданного поворота в почти раскрытом деле аж побледнел), пока Кутяков собирал опергруппу, добирались до коттеджного поселка, искали понятых – зимний день уже начал клониться к вечеру. А все хлопоты, по большому счету, оказались и не нужны.

Едва вошли в дом, Алиса протянула Ладушкину полиэтиленовый пакет.

– Что это?

– Орудие убийства, – произнесла упавшим голосом супруга бизнесмена и тут же разрыдалась. Выплакавшись и успокоившись, несчастная женщина поведала историю, которую Ладушкин и Кутяков, вконец запутавшиеся в хитросплетениях криминального сюжета, выслушали с открытыми ртами.

Всю Рождественскую ночь Борис и чета Крячко, по словам Алисы, пьянствовали и занимались групповым сексом. Она еле отбилась от назойливых предложений мужа поучаствовать и ушла в свою комнату, где выпила снотворного. Утром ее разбудил полупьяный и окровавленный супруг. Его рассказ привел жену в шок. Борис поведал, что ночью произошла жестокая разборка. Супруги Крячко начали вымогать у мужа деньги, угрожая предать широкой гласности материалы о его аморальных увлечениях. Оказывается, Крячко давно собирали фото- и видео-компромат, делая тайком съемки во время их оргий. В пылу возникшей ссоры, а затем и драки, Базунин схватил со стены кинжал и хотел ударить им Егора. Борису попыталась помешать Елена, и в результате получила смертельное ножевое ранение. Егор, тем временем, вооружился вторым кинжалом и набросился на Бориса. Тот схватил с прикроватной тумбочки револьвер и убил Крячко наповал. Поняв, что натворил, Базунин решил инсценировать убийство Елены собственным мужем и самоубийство Крячко. А помочь Борису, по его замыслу, должна была супруга.

– Он заставил меня взять окровавленный кинжал, чтобы там остались мои отпечатки, – объяснила Алиса, – потом положил его в пакет вместе со своей, запачканной кровью, одеждой, вынес это во двор и где-то спрятал. И сказал, что если я не буду действовать по его указаниям, то все свалит на меня и засадит в тюрьму. Но еще когда он переодевался, я поменяла местами кинжалы, положив в пакет тот, что был с отпечатками его пальцев. И на полу остался лежать кинжал с моими следами.

Она сделала несколько глотков воды и подняла заплаканные глаза на сидевших напротив мужчин. Кивнула каким-то своим мыслям и продолжила:

– Борис же, думая, что это кинжал с его отпечатками, протер рукоятку и вложил в ладонь мертвого Егора. Когда приехала милиция, и муж вышел во двор, открыть ворота, я на всякий случай стерла все с этого кинжала. А дальше я поступала и говорила по плану, который разработал Борис. Он пригрозил, что убьет меня и старшего сына, он же ему не родной.

Алиса снова всхлипнула, но сдержалась.

– Но почему вчера ваш муж взял убийство Крячко на себя? И к чему вообще весь этот спектакль? – недоверчиво спросил Кутяков. Вечно он лез вперед со своими вопросами.

– Мой муж очень хитрый человек и таким образом хотел запутать следствие. Он полагал, что если я сразу возьму убийство на себя, то вы можете не поверить и будете подозревать его. А если сначала признается он, то потом уже с него все подозрения снимутся. Кроме того, Борис решил, что для его политического имиджа будет выгодно, если его сначала арестуют. Скандал вокруг такого убийства все равно не замять, зато получится использовать шумиху себе на пользу: вот, мол, какой настоящий мужчина – взял убийство на себя, чтобы жену спасти. А я должна была на следующий день позвонить и во всем признаться. Мол, совесть замучила.

Женщина зябко повела плечами. Ее била мелкая дрожь:

– Вчера весь вечер искала пакет и не смогла найти. А кто бы мне без доказательств поверил? И сегодня уже днем вышла на двор – гляжу, собака этот пакет в зубах таскает. Муж вчера, видимо, наспех в снег зарыл, а пес по запаху крови нашел. Когда я это увидела, то решила, что все – рассказываю вам, как есть и будь, что будет. Если Борис меня убьет – значит, судьба. А фотографии эти, которыми его Крячко шантажировали, у него в ящике стола лежат.

Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Ладушкину. И тот наконец-то рассмотрел цвет ее глаз.

– Вот уж нет, – с металлом в голосе произнес следователь и, втянув живот, расправил плечи. – Теперь вас никто пальцем не тронет. Теперь вы – под нашей защитой.

 

АЛИСА (окончание)

 

Она снова одна. Но скоро из новогодней турпоездки вернется дочь. А сын вольготно чувствует себя в городской квартире, даже не звонит. Алиса подышала на стекло и крупно вывела: "Я". Почему-то вспомнилась сцена из старого кинофильма – учитель пишет на доске: "Мы – не рабы! Рабы – не мы!".

Вот уж, воистину, человек предполагает, а Бог располагает. Она продумала сценарий действий в Рождественскую ночь до мельчайших подробностей. Призвав на помощь весь опыт завзятой театралки, прописала действия основных персонажей вплоть до мизансцен и реплик. Получилась почти настоящая детективная пьеса. И тут… Когда тщательно проработанный план срывается в последний момент, то кого надо искать вопреки распространенной французской поговорке? Конечно же, трусливого мужчину!

Вечером за праздничным столом Алиса обратила внимание на то, как много пьет Егор. А они договаривались, чтобы тот, наоборот, по возможности старался сохранить трезвое состояние. Улучив момент, когда Борис начал обниматься с Ленкой, Алиса под удобным предлогом увела Крячко на кухню.

– Ты, что? Напьешься, кто мне помогать будет? Да и завтра, с похмелья, какой от тебя толк? – зло прошептала, прижав Егора к холодильнику.

Глаза у любовника забегали. Отворачиваясь от пристального взгляда рассерженной женщины, пробубнил:

– Алиса, ты того, прости, но я передумал. Не смогу я.

– Как не сможешь? – от ярости перехватило дыхание. – Мы же договорились, все подготовлено, что ты мелешь?! – она едва не сорвалась на крик.

– Не смогу, извини. Убить не смогу, боюсь, – заныл уже изрядно пьяный Крячко.

Алиса поняла, что все пропало. Надеяться на такого сообщника она не могла. Что же, придется терпеть и ломать комедию дальше. С трудом сдерживая отвращение и ненависть, посидела еще немного в разгулявшейся компании и ушла к себе в спальню. Чтобы успокоиться и побыстрей заснуть, выпила снотворного и отключилась.

А под утро ее растолкал трясущийся, окровавленный Борис. Когда Алиса окончательно проснулась, она поняла, почему Крячко отказался реализовывать ее план. Видимо, Егор с Ленкой нашли, как им казалось, более надежный и безопасный способ вытащить из Бориса деньги: старый, как мир, способ – шантаж. Алиса не сомневалась, что идиотская затея пришла в голову регулярно находящейся под кайфом Елены. А трусоватый Егор выбрал вариант, предложенный женушкой, как менее рисковый. Так ему думалось. Но шантажисты просчитались, разбудив в пьяном Борисе зверя. Да так крупно просчитались, что заплатили за этот промах жизнями.

Когда до Алисы дошло, что судьба во второй раз за Рождественскую ночь дает ей шанс решить махом все проблемы, она почувствовала в себе такую уверенность и силу, что даже трясущийся от волнения и перепоя муж что-то понял.

– Алиса, Боже мой, двойное убийство, – визгливо проныл и спросил, заискивающе заглядывая в глаза. – Ты мне поможешь? Ты знаешь, что делать?

Она знала. Судьбе было угодно распорядиться так, что ранее разработанный сценарий почти идеально подходил под сложившуюся ситуацию. За одним важным исключением – всю грязную работу выполнил сам Борис. Оставалось только внести необходимые коррективы. Когда муж ухватил суть предложений Алисы то, обрадовавшись, хватанул полстакана коньяка и полез обниматься. Но жена, убедившись в том, что твердо держит инициативу в руках, резко его осадила:

– Борис, давай расставим все по своим местам. Инсценировка, твое алиби, мои показания обойдутся тебе ровно в ту цену, которую я назову. И торга не будет!

И дальше поставила вопрос ребром: в обмен на помощь она получает развод, городскую квартиру, пять миллионов рублей наличными и половину сбережений Базунина на счетах в ошфоре. При этом, в качестве гарантии, деньги со своих счетов Борис переводит полностью и немедленно на счет, указанный Алисой. Муж попытался было покачать права, но Алиса быстро остудила его пыл, напомнив о величине срока, который он схлопочет за двойное убийство.

– Но ведь Рождество же, какие переводы? – попытался привести последний аргумент супруг, видимо, по старой памяти державший жену за тупую домохозяйку.

– Это у нас Рождество, Боря, а у "них" – средина рабочей недели, – спокойно сделала "контрольный выстрел" Алиса. И, прижатый в угол, "крутой мэн" сдался, признав, что козыри на руках у жены.

Далее она не без труда растолковала поплывшему от конька и переживаний мужу детали предстоящих событий. Тот долго не мог понять, для чего надо сначала инсценировать самоубийство Крячко, если менты это все равно раскусят? Стрелял-то он в Егора с расстояния в несколько метров. Алиса объяснила, что так будет психологически достоверней. Если человек в первый момент неумело врет, но потом быстро начинает сознаваться, то таким показаниям доверяют больше: "Так у следователей мозги устроены. Им для начала надо поймать человека на лжи, чтобы убедиться в том, что он говорит правду".

Труднее всего оказалось уговорить Бориса временно взять на себя убийство Крячко: уж очень не хотел оказаться в тюрьме. Алисе же эти сутки требовались для того, чтобы удостовериться в поступлении денег на ее счет, с утра съездить в банк и перевести пять миллионов рублей с лицевого счета мужа, и спокойно подготовиться к реализации второй части плана. Но дополнительная приманка в форме имиджевой идеи – отсидеть день-два в изоляторе временного содержания, чтобы в итоге выйти оттуда не раздолбаем-бабником, которого едва не прикончил муж любовницы, а настоящим мужчиной, пожертвовавшим свободой ради жены, Базунину понравилась. Продолжая грезить о политической карьере, он согласился и на такой вариант (да и куда денешься, когда в спальне лежат два трупа?). Согласился, не подозревая, что во дворе за собачьей будкой в пластиковом пакете дожидается своего часа его окровавленная одежда и второй кинжал с кровью Елены и его же отпечатками (Алиса собрала и подготовила, пока Борис мылся в душе). Когда настанет подходящий момент, драгоценный пакет перейдет в руки следователю, милейшему Леониду Ивановичу (как он на нее в театре постоянно пялился, надо же, пригодилось). Да и пальчики на патронах из револьверного барабана тоже пойдут в дело. Сам Борис заряжал – ковбой хренов! А на Алису не будет ничего, кроме показаний полностью изолгавшегося мужа.

И тогда уже ему не отвертеться. Двойное убийство. Товарищи по партии, учитывая обстоятельства дела, которые обязательно раструбят СМИ (жена постарается), станут не товарищи. И адвокаты не помогут. Тем более что их действия возьмет под контроль супруга бизнесмена. Кто платит музыку, тот и девушку танцует: соответствующие доверенности у Алисы имелись – покойный Егорушка-юрисконсульт подготовил заранее. А сколько Борис на зоне-то протянет, бедняга, без финансовой подпитки, да еще с его не вполне традиционными наклонностями?

Алиса подошла к камину и выбросила в огонь тетрадку с записями. Гори он синим пламенем, сценарий несостоявшегося убийства. Судьба сочинила лучше.

Вот тут и наступит конец комедии. Комедии, которая столько лет была для нее настоящей драмой. Наследство – Алисе и детям. А семь миллионов зарубежных зеленых денежек, уворованных кровопийцем-олигархом у трудового народа, достанутся только ей.

Разве не достойная награда за девятнадцать лет терпения?

Она честно заслужила, нет, заработала этот рождественский подарок!

 

Дом был большой, раньше она всегда боялась оставаться в нем одна. Но когда наступила ночь, Алиса уснула быстро и спала крепко и спокойно, без сновидений.

 

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

 

КУТЯКОВ. Ну и как тебе, Леонид Иванович, эта история?

ЛАДУШКИН (неохотно). История, как история. Видали и похлеще.

КУТЯКОВ. А ты этой дамочке, супруге олигарховой, веришь?

ЛАДУШКИН (с легким раздражением). Я, капитан, верю фактам. Они, если ты не в курсе, упрямая вещь. Вот, сопоставим улики, показания и решим, кому – верить, кому – нет.

КУТЯКОВ. Так вот и я про улики. Ты разве не заметил? Супружница говорит, что ее мужик Егора этого в спальне завалил. А как же пуля тогда в стене гостиной оказалась?

ЛАДУШКИН. И что ты во время допроса промолчал про свои умозаключения?

КУТЯКОВ. Чего промолчал? Ты же мне сам втык сделал перед этим, чтобы я не встревал с ненужными вопросами. Вот и не стал тебе мешать.

ЛАДУШКИН (с легкой ехидцей). И правильно поступил. Это Алла Яковлевна со слов мужа так показывает, сама она при убийстве не присутствовала. А Базунин опять врет. Он Крячко в гостиной застрелил, а не в спальне. И стрелял при этом два раза. Видимо, в первый раз промахнулся.

КУТЯКОВ (с досадой). А ведь верно. Как я не сообразил?

ЛАДУШКИН. Вот потому ты и опер, а я следователь. Учись сопоставлять факты. Каким образом сопоставишь – такие результаты и получишь.

 

 

*"Солнцедар" – марка жуткого пойла, продававшегося в средине семидесятых годов в СССР под видом крепленого вина.