Клоун бродил по улицам. Смеркалось, но фонари не спешили зажигаться. Вдалеке часы пробили поздний час. Заход. Сон. Время опущенных век и миражей. Образов бездны и фосфорного хаоса. Клоун шел и шел. Его шапка устало скатилась в бок, ветер развевал ленточки на его костюме, а помпончик, увенчавший его макушку, устало раскачивался при ходьбе. Фонари грозно нависали над головой, пугали гигантскими мотыльками, отбрасывающими громадные тени на набережную. Тени пыльных ночных ангелов, бесшумных, словно крик тишины… Бесшумных и грустно добрых, забытых небом и богом на этой безлюдной улице. Клоун остановился и долго глядел на них. А они на него. Неподвижным взглядом, причудливо двигая усиками.

- Поздно уже,- сказал Клоун.

- Поздно вернуться?- спросил Мотылек.

- Поздно остаться.

- Где дверь твоя?

- Она закрыта, и зеленой краской на ней нарисован крест.

- Жаль, но наш фонарь слишком маленький, чтобы стать твоим домом, прости, - и мотылек с сожаление развел усиками.

Клоун протянул руку в громадной перчатке. Мотылек спрыгнул с фонаря, и свернулся на ладони. Теперь они побрели вдвоем. Вернее брел только один, а другой лежал, высунув голову. В небе зажегся глаз луны и подмигнул пролетевшей тучей. Волна хлестнула мокрой плеткой о камень, подняв веер брызг. Брызги устремились вверх, но так быстро растворились в темноте, что показалось, что это был лишь мираж. Как и все в этом городе. Город снов. Город камня, воды и желтых фонарей. Город забытых будильников, которые больше не будут радостно будить своих суетливых хозяев. Не сейчас. Ни в этой жизни. Ни в этом мире. А только в завтрашнем. Секунды встали, как разведенные мосты, застыли и повисли в воздухе благодатными минутами. Светофор замигал зеленым, и Клоун перешел пустую улицу. Он шел вниз, к воде. Туда, где миражи брызг, а в отражении луны видны сны людей. Мохнатые усики мотылька торчали из его перчатки, большие глаза впитывали этот мир.

- Знаешь, откуда я?- спросил Клоун. – я оттуда, - и указал на свое отражение.

Мотылек взглянул. Отражение красивого парня, чутко спящего в небрежно застеленной кровати. Крылья его носа незаметно расширялись, а глаза бегали под веками. Руки сжали край подушки, словно спасательный трос.

- Когда я сплю, я живу, - сказал Клоун. – Когда я живу, я сплю.

- А когда ты просыпаешься?

- Тогда засыпаю.

Он сел на край набережной, свесив ноги в смешных ботинках вниз. Вода колыхалась, покрывалась темной рябью, бликами рождала умопомрачительные конструкции. Рождала электрические образы, что играли и ежесекундно менялись… Маленький электрический театр теней. Тени играли роли. Электрические образы сливались, из двух фигур возникала фигура-гигант, и тут же разбивалась на маленький муравейник электрических образов, которые, словно светлячки копошились на темном полотне сонной водяной бездны и рождали новые картины. Картины-летописи…

- А я оттуда,- повертел усиками Мотылек и указал на луну.

На испрещенной кратерами серо-голубом полотне спало лицо девушки. Уголки губ приподняты, волосы растрепались по подушке… Нос немножко морщится, как будто во сне она видит солнце.

- Я летаю по ночам, - продолжал Мотылек,- летаю по городу, по миру и по образам, что дает мне ночь.

- Интересно, кто кому снится…

- Это не так важно. Завтра это забудется и не будет иметь никакого смысла. Важно, то что происходит сейчас.

- Да…- проговорил Клоун, - мне нравится этот сон.

- И мне…

До рассвета еще было далеко. Река несла с собой сны других людей, несла мириады светлячков писать летопись жизни. Парень в отражение спал… Девушка на Луне тоже… А Клоун с Мотыльком сидели на набережной и снились друг другу…