Зазеркалье: не сказка для двоих.

 

В тридесятом царстве, тридевятом государстве, в другой Галактике, там, где Млечный путь виден не из окон, а пылит серебром метеоритов прямо под ногами подданных, и хвостатые красные драконы – кометы извергают рубиновый огонь страсти на городских площадях, жил – был грозный падишах, сильный и мудрый правитель. У него было много жён, а ещё больше детей, и все женщины сказочной страны почитали его за силу и власть и несметные сокровища царской казны. Прекрасные пери бросали к царским стопам свою честь и молодость, а удостоенные внимания его величества, каждый день боролись за право быть той, любимой и единственной, что затмит и заставит забыть всех остальных красавиц.

 

И настал день, когда пресытился наш падишах доступностью и продажностью юных дев и прелестных матрон. И возжаждал познать настоящую любовь. Целыми днями и ночами он бродил в своём дивном саду, бережно прикасался к сверкающим звёздам на тонких, серебристых ножках и мечтал о женщине, которая полюбит не алмазы и злато, а его королевскую нежную душу. Послал он гонцов во все концы Вселенной и велел искать свою мечту. Один за другим возвращались те ни с чем. Пожимали плечами мудрецы. Разводили руками маги и звездочёты. Нет на свете такой любви! «Не может быть!» - не верил им падишах. И издал указ: если кто-нибудь найдёт и покажет ему эту самую настоящую любовь, тот получит всё его королевство и великолепие звёздного сада в придачу…

 

С тех пор бороздят просторы мира верные люди несчастного царя, ищут, ищут подлинность и бессребреность чувств…

 

Ну,как тебе моя сказка, darling? Ты не хочешь мне возразить? Когда-то ты доказывал наивным дамочкам обратное: «Ах, она есть, она существует, я знаю, я верю!» Так, кажется? Прости, если переврала цитату. Ладно, не сердись. Это всего лишь фантазия моего поражённого пессимизмом, гриппозного мозга. Не люблю их сочинять, ты же знаешь. Шахерезада из меня никудышная. Быть может, я слишком сильно верю в их чудесную силу? И боюсь своих желаний? А вдруг сбудутся? Нельзя поворачивать время вспять даже, если очень сильно хочется вернуть своё, то, что должно принадлежать только нам, двоим, но отнято другими. Это больно.

 

Потому что наше время застыло однажды чёрной искорёженной стрелкой на сияющем циферблате мироздания. И напрасно нагая дева Счастье бьёт в гулкий бубен, не суждено сбыться нашему настоящему: ни праздничному, ни будничному, ни страстному, ни беспечному – ни-ка-кому. Розовые горизонты голубой дали будущего скалятся в химерической усмешке: ишь чего захотели вы, жалкие людишки! А разрешение от Всевышнего? А гербовая печать строгой небесной канцелярии? Что? То-то же! Эх, вы, а туда же! Ату вас, назад, в тупик, на запасной путь! А там оно, прошлое, горячее, живое, горько-хмельное, досадно-счастливое, трепещет зажатой в кулаках наших измученных сердец огромной раненной горлицей. Стучится, просится из тесных лабиринтов больной любовью памяти на волю, в небо жизнь, которая не имеет права быть. Молчи, тамтам! Замолкните, фанфары! Ни к чему всё это. Поздно, милый...

 

Нас нет сейчас и здесь. Мы там, в ирреальности, по ту сторону Времени. Я уже давно не жду тебя в этой жизни. Знаю, что не вернёшься никогда, не скажешь «люблю», не выдохнешь долгожданное «прости», не отогреешь губами мою заиндевевшую в торосах и заторах Вечности, постаревшую на тысячу лет душу. Но я имею право знать: почему? Почему ты закрыл нашу дверь наглухо и завалил её острыми камнями? Так хочется задать этот вопрос, глядя прямо в твоё сердце. И сегодня я поеду к тебе сама, побегу, полечу туда, где отражается свет наших украденных звезд. Всего-то надо изучить инструкцию из арсенала психологии позитива, запастись зеркалом Надежды и выписать у судьбы заветный билетик с твоим именем на поезд Лав, в вагон Святой Веры.

 

Стынут руки от одуряюще – липкого страха и звонкозубого ожидания. А вдруг мы не встретимся и там, в Зазеркалье? Ни Боже мой! Свидание состоится в любом случае, тебя найдут, мягко, но настойчиво попросят, не захочешь – выдернут из твоего уютного и бесстрастного мира и заставят выслушать соло на сонной артерии для любимого мужчины.

 

Пора. В овале маленького зеркальца виден лист бумаги, и дрогнувшей рукой я вывожу мой иероглиф любви – твоё благословенное имя. Перекошенные в адовом напряжении буковки – пропуск свыше к тебе, любимый. Глаза закрыты, руки перед собой. И моё отражение тает, тает в сиреневом тумане иного измерения. Я иду к тебе… Иду…

 

Один, два, три… семь… Считаю промасленные шпалы. Твоя дорога… Твоя страна… Шуршит щебёнка в шорохе моих несмелых шагов. Только бы не запнуться, только бы не упасть… Десять… Стоп! Где я? Ветер не даёт осмотреться по сторонам, пылит в спадающие на переносицу очки, рыжий бедлам волос впитывает в себя запах осеннего крылатого утра и нагретого солнцем крошечного перрона. Ни души. Только бирюза небес и шелест золотых кустов акации за спиной. Из лета в осень я рванула к тебе, мой мужчина! Какой кайф! А что это я вся в чёрном? И пуговички до самого горла, душно держат королевскую осанку. Деревянными пальцами распахиваю плотность незнакомых моих одежд. О, Боги, вы смеётесь надо мной? Впрочем, кашемир цвета беззвездной ночной тишины узкого, до колен, пальто мне очень даже к лицу. А длинные сапоги из нежной телячьей кожи ласкают мои бедные ножки, давно мечтала о таких. Спасибо, эй, вы там, наверху! Счёт, пожалуйста! Что? Подарок? Эх, мать моя Франция! Будем считать, что я только что из Парижа, проездом, заскочила на таинственный полустанок, потому что это мой capriсe, мы же, француженки, дамы капризные и избалованные.

 

Из ниоткуда бесшумно, призрачно возникает передо мной тепловоз с одним единственным вагоном: зелёненьким, с намалёванной сбоку эмблемкой – сердцем и внутри подтёкшим, плачущим томатным соком, заморским словом «Love». Мда, что заказывали, матушка, то и подано! Чьи-то невидимые, заботливые руки подталкивают меня вперёд. Оп! И я внутри наколдованного прибежища моих фантазий. То ли сказка. То ли быль. Королевство правдивых зеркал!

 

Как много света! Лучистого, распадающегося на мириады бликов и заполонившего, кажется, всё сущее. А вагончик-то СВ-шный! Все двери на замке. И только в самом конце стремительно улетающего в бесконечность коридора открыта одна. Мне туда. Так, надо улыбаться. Обязательно. Растягиваю пересохшую карминовость губ в жалкое подобие улыбки. Я парижанка. Парижанка. Я всегда улыбаюсь. Я спокойна. Я очень спокойна. Я спокойна, как кролик. Тьфу, как удав перед кроликом. Или кролик перед удавом? Белый кролик. Зелёный удав. Белые губы. Зелёные глаза. Снег зелёный. Трава белая. Не помню… Ничего не помню… Ну и фиг с ним! Бежать к тебе под снегопадом одуванчиков босиком по изумрудному ковру из луговых цветов и трав… Когда-то ты любил мою улыбку. Давно. В той жизни, где нас нет. Нет, нет, нет… - горький стук в груди. Боже…как жжёт в висках…

 

Стильной статуэткой, выточенной из чёрного дерева, замираю в дверном проёме, в искорках и светлячках лучей немыслимо яркого солнца. Ты… здесь… Любимый… Как давно мы не виделись! Ласкаю златокарестью глаз твоё зябкое молчание, изгиб сильной шеи, голубоватые вспухшие от напряжения вены на мощных, сцепленных намертво, руках. Рукава формы закатаны. Пляшут в моих суженных зрачках, причудливо изгибаясь, пятна и пятнышки камуфляжа. Ни слова, ни взгляда. Старательно изучаешь щербинки столика, свои стиснутые в узел пальцы. Господи, что там по инструкции? И Ангел заботливо шепчет в ухо: «Поооздорооовааайсяааа….»

- Здравствуй, милый… Здравствуй… Здравствуй… - губы шевелятся беззвучно, бесслёзно.

- Привет… - безлико – тихое в ответ.

 

О, мой Создатель, зачем? Зачем я пришла? «Проооооосиииии проооощеееенииияааа….» Ах, да… Да, да, спасибо, я помню. Именно это я хочу сделать. Хочу. Сейчас же. Только вдохну побольше воздуха…

- Прости меня, родной мой… Я не должна была становиться чем-то зримым и осязаемым для твоей семьи, для друзей … Никто не должен был знать о нас... Никто… Прости, что наш секрет перестал быть нашим… Прости, что чужие слова нарушили покой в твоем мире… Прости, что тебе пришлось делать трудный выбор… Прости, что я никак не могу умереть для тебя раз и навсегда… Прости меня за любовь, за нашу общую боль, за сына, за муки, за стыд… Прости…

 

Я не плачу, нет, мои слёзы унёс печальный ветер странствий наших душ. Иногда ты прилетаешь ко мне в счастливых прозрачных, лёгких снах, целуешь мои спутанные волосы и шепчешь слова покаяния и нежности. Любимая, люблю, моя… Небеса соединяют нас на целую ночь. Ночь полёта над чужими звёздами. А утром мы просыпаемся каждый в своей постели за сотни вёрст друг от друга, рядом с теми, кто будет с нами сию секунду и всегда, день за днём. Мы живём, мы работаем, радуемся победам наших детей, впрягаемся в жизнь близких и родных и ждём ночного забвения и встречи наших душ в астральном путешествии.

 

А в этой реальности ты и я – лишь эхо, звенящее эхо запретной любви. Иногда я хожу на то место, где мы с тобой встречались в последний раз, перед самой разлукой. Брожу немая и странная. Блаженная. Обнимаю деревья – свидетелей нашего живого, тёплого счастья, трогаю холодной ладонью жаркий асфальт – хранителя твоих бесценных следов. Я знаю, что ты тоже там бываешь. Я увидела тебя как-то на этом, нашем месте. Случайно. Твой автомобиль катился беззвучно, медленно, паряще, словно призрак. И жёлтые эмблемы известного автоклуба с любопытством взирали на улицу твоей тайны.

 

«Милый, любимый, единственный, как ты живёшь без меня?» - рыдает голос незнакомой певички в динамиках машины, и ты сжимаешь своё сердце до размеров маленькой невесомой бабочки и дышишь осторожно, боясь спугнуть её робкое трепетание в груди. Как же… Живёшь. Без меня. Живу. Без тебя.

 

Вены на руках вздуваются толстыми фиолетовыми змейками, ты сильнее стягиваешь морским узлом своё молчание и вскидываешь усталый взгляд на французскую говорящую статую.

- Почему ты молчишь? – в моих словах плещутся солёные волны целого моря слёз. – Почему ты всё время … - я начинаю плакать уже в голос, давясь булькающей, вязкой слизью в онемевшем рту.

- Мне нечего тебе сказать… Я не твой… Ты не моя… У меня дети… Семья… Я должен… Я не могу…

 

Трата… тратата… тратата… та… мы везём с собой кота… мы не смотрим в глаза… Долг… сон… вон… ложь… стон… звон… Бог!

 

- Ты… Ты лжёшь!!! Ты всё время лжёшь! Ты взвалил на себя чужих детей, чужие проблемы. А свои просто закопал в саду, под вишнями. Ты же не любишь её. А говоришь…

 

Тук-тук, тик-так, так… Так… Мы едем, едем, едем, в далёкие края… Я… ты… немы… мы… Бред… без бед… много лет…

 

Я всхлипываю горлом, нутром, обожжённым нелюбовью, не видя тебя сквозь мокрые стёкла очков. Родные, любимые пальцы, наконец, расплетаются, и ты завладеваешь моими холодными от истерики руками и молча целуешь их, каждую родинку, каждую морщинку, словно и не было этих тоскливых месяцев без твоих ласковых губ. Как трудно вырваться из плена забытых ощущений! Кричу:

- Остановите! Я хочу выйти! Сойти! Уйти! Кто-нибудь! – и ширится, растёт горькая лживая правда – не любит, не нужна, так тебе и надо!

 

Остановился наш волшебный поезд. Я снова ухожу. В который раз ухожу от тебя.

- Я люблю тебя… - твой голос прерывается, и сухо, натянутой струной, звенит-звенит отчаянная попытка.

- Я тебе не верю. Ты сам не знаешь, кого ты любишь и чего ты хочешь, - я твой удав, зелёный, кареглазый, твой бедный белый кролик. Они устали съедать друг друга . Устали уходить. Возвращаться. Биться в железобетонную дверь.

- Не уходи… - трепещет маленькая несчастная бабочка в твоей груди. – Любимая… Моя…

- Ты определись сначала, - кажется, я теперь стерва? – я приду ещё… Прости…

 

Плывут залитые светом окна вагона Любви перед моим затуманенным взором… Плывёшь, отражаясь в мутных зарёванных очках, в даль далёкую. Мне холодно и страшно. Господь качает, убаюкивает меня на заскорузлой ладони, и Вселенная твёрдой рукой ставит галочку: медитация на прощение, попытка №1 – зачтено.

 

Ветер сушит слёзы. Мне теперь всё равно. Мне теперь наплевать. Мне надо вернуться. К себе. Я хочу домой. Уходит наш поезд. Уносится иллюзия моего воображения. Я всё придумала. От начала до конца. И ты только персонаж моей ненаписанной не сказки. Любимый и выстраданный. Картонный. И эмблема любви – просто неудачное детское граффити.

 

Растаял призрачный состав, исчез за линией судьбы. Ступаю неловко на шпалы для отсчёта в обратную сторону. Прощай, Зазеркалье! Ты очень правдиво. Спасибо, мой Ангел, за поддержку. Ну, и за сапожки тоже. «Смотрииииии тууууудаааааа….» Ухнуло в груди, и дёрнулась в пляске пленённая горлица. Сочится любовь сквозь запреты алым-алым… Иду к тебе по рельсам – шпалам, по Времени… Ты… Здесь… Мы… Припала к жёсткой броне камуфляжа. Стучит твоё сердце. Живое. Стучит моё счастье. Любое. Моё.

- Любимая… моя… не уходи…

 

… Перед старым зеркалом, за сандаловым столиком, уронив голову на вздрагивающие ладони, счастливо улыбалась во сне заплаканная женщина. И её пальцы трепетно сжимали невидимый букет из звёзд.

 

Зухра Абдул

 

Примечание: навеяно одной из методик по проведению медитации прощения согласно современной психологии позитива.