Эпизод.

Снег валил с каким-то диким остервенением, как будто кто-то там, с верху, задался целью за одну ночь засыпать эту стылую землю, превратить все в единое, нескончаемое холодное белое поле, по которому лишь ветер волен гулять-расхаживать.

Вереница такси, стоящая возле вокзала, дымила и отфыркивалась работающими двигателями. На перроне почти никого. Проносящиеся «скорые» поезда поднимали снеговоротики на самом краю платформы, стучали колесами, стараясь втоптать в лед так надоевшие им рельсы, рельсы. Сколько сот километров этих кусков мерцающего железа разжевали они своими лупоглазыми мордами, пропустили по брюху своего длинного тела и, оставив позади, нанизывались на новые. Километры, километры…

Дремлют немногочисленные ожидающие на узких, неудобных пластиковых сидениях вокзала. Уборщица неторопливо, размеренно размазывает перемешанный с грязью снег по узористому полу. Она уже давно на пенсии, и кажется, что целую вечность, она работает на станции и трет, трет эти полы, гремит ржавыми ведрами в своей подсобке и вечно ворчит. Ворчит без зла, а из привычки что ли?

Где-то в углу, поближе к батарее, захныкало дитя. Молодая мамаша испуганно наклонилась, нежно что-то зашептала, и тихонько покачивая коляску, начала искать глазами мужа, который вот уже полчаса назад ушел за газетой, но наверно встретился с земляком и пьет пиво в почти закрывшемся буфете. Взгляд неопытной девчушки полон неопределенности и тоски. Это первая большая поездка в ее жизни, многочисленные пересадки утомили ее. Она ждет мужа, как будто его приход может повлиять на прибытие поезда, который опаздывает на сорок минут…

Девушка положила голову на плечо своего парня. Ее пальцы нервно подрагивают, когда она поправляет прядь, свисающую на лоб. Он кажется спокойным, но время от времени тянется к сигаретам, но Она умоляюще смотрит и цепляется за него как слепая. Сигареты отправляются в карман, Она лишь вздохнет и зачем-то начнет теребить замок сумки, дабы скрыть пробивающееся волнение.

Куда провожает он ее? Может разлука займет день, неделю. Может это их последняя встреча и от того так дороги, так мучительны эти минуты. Диспетчер что-то буркнет в динамики, как всегда почти непонятное. Девушка вздрогнет, встрепенется как испуганная птица и почему-то, почти привстав, вопьется взглядом не в табло, на котором побегут буквы поездов и вагонов, а на того кто сидит с ней рядом и тоже ощущает как похолодели руки и дыхание остановилось где-то там, внутри. Они оба, наверное, молят Господа, чтобы это был не то поезд. Пусть всевышний позволит им еще немного посидеть и помолчать… вместе. И уже потом, когда повторят посадку на поезд, сердце ликующе запоет: «Не наш…», а глаза автоматически «стрельнут» на часы:

-Опаздывает…

Это слово, выражающее предвестника их разлуки, который, видимо, и сам делает все, что может, чтобы не торопить, оттянуть этот тяжелый миг-расставание, на какой-то глухой станции с одним единственным светящимся окошком посреди черной ночи; тяжело набирает ход, хрипит с отдышкой в дизельных легких на затянувшемся подъеме.

Нервы сдают окончательно. Сигарета все-таки притягивает пальцы, тянет на улицу на порывистый ветер. Она требует поднести к ней дрожащими пальцами огонек зажигалки, втянуть голубоватый дымок и парой-тройкой быстрых, жадный тяг искалечить, обезобразить свое холеное бело-круглое тело. А Она, до головокружения раздирает толпу входящих-выходящих, взглядом путается в незнакомых, чужих и ненужных ей лицах, отыскивая милый сердцу образ. Едва не кричит на весь вокзал, когда угадывает его и готова броситься, ибо эти минуты расставания казались столь мучительно долгими.

И вдруг прибытие. Объявляют того самого ненавистника, который подбирается к перрону, осторожно обнюхивая стоящие рядом составы. Наконец он вздохнул облегченно, ткнулся и замер на путях, ощущая приятную блажь в железных суставах. Поток потянулся из зала, оживились дремлющие, с недовольством и интересом рассматривая входящих, спешащих занять свободные места.

Мамаша суетится вокруг коляски, хватает огромные неподъемные сумки, что-то доказывает нерадивому супругу, который обреченно кивает головой. Но все же был уличен в злоупотреблении пивом и никакие отговорки не возымели действия. Но разбирательство о его дальнейшей судьбе было отложено до купе поезда, а пока…суета.

Колючий ветер впивается в лицо, разметая слезы по щекам. Легкая сумочка падает на снег и снизу недовольно поглядывает на то, как девушка прильнула к своему парню. Она уже не скрывает слез, кричит ему что-то, перебирает его волосы. Он кивает как тот провинившийся муж. Девушке легче, наверное. Она умеет плакать. Он же боится смотреть ей в глаза, зная заранее, что увидит в них. Неловко переминается, пробует даже выдавить улыбку, но понимает сам, что это ненужное, лишнее.

Все… Долгий поцелуй жжет губы, рука выскальзывает из его пальцев и ветер, раскидав выбившиеся волосы, смешивает девушку с толпой. Совсем автоматически, ноги несут его тело вдоль вагона. Глаза судорожно блуждают по запотевшим окнам.

Зеленая длинная сволочь, видимо посчитав, что он сделал все от него зависящее, рывком пробует силы, натягивает вагоны, заставляя их скрипеть. Медленно, медленно, как бы издеваясь, ползет, толкая железным лбом впереди себя густую темноту. Парень автоматически бредет следом, удерживая себя, чтобы не побежать, закричать в истерике.

Доходит до самого края платформы и долго-долго смотрит вслед удаляющимся красным фонарикам последнего вагона. Со спины не видно, может он и заплачет. Вернется на вокзал. Сядет на то же место и будет сидеть, наверное, не понимая еще до конца, что же произошло. Кто-то спросит, указав на место, на котором так недавно сидела девушка и держала его за руку:

-Занято?

Пустыми глазами посмотрит на этого человека. Он просто и не понимает, что он от него хочет. Что они все хотят. Ведь она уехала!!! Зачем сейчас что-то спрашивать, неужели не понятно…

Его далеко блуждающие отсюда глаза испугают спрашивающего. Он буркнет что-то типа «везде одни наркоманы…». И пойдет дальше. Только слышно сквозь негромкий говор толпы:

-Свободно…?

Вереница такси, стоящая около вокзала все также дымила и отфыркивалась работающими двигателями. На перроне никого. Проносящиеся мимо «скорые»поезда поднимали снеговоротики на самом краю платформы, стучали колесами, стараясь втоптать в лед так надоевшие им рельсы, рельсы, рельсы… Километры, километры…