Жить – значит не только меняться,

но и оставаться собой

П. Леру

 

«Замуж что ли выйти… Интересно, кто-нибудь знает секрет удачного замужества или счастливый брак – это миф?… Такая сказка уставших от обид, боли и вранья жен для подрастающих наивных дурочек, а?» – печально рассуждала Жанна. Да о каком замужестве может идти речь, если Она никак не может выбрать время и «проставить» штамп о разводе в паспорт. Надо же, наконец-то, юридическую независимость накрепко соединить с уже имеющимся фактическим одиночеством! Она все еще замужем…. Вот сегодня и пришлось за обретением этой самой независимости тащиться в ЗАГС.

 

В ЗАГСе очередь. Счастья мало и хватает его не на всех (регистрация брака – только дважды в неделю и только по три часа в день). Для тех же кто, семейное счастье уже испробовал, отдельная очередь, причем в ней народу много больше, чем в очереди брачующихся. В руках у Жанны решение суда о заочном расторжении брака и она без супруга. Остальные пары расторгают брак по обоюдному согласию. В холле, по центру, стоит стол с табличкой: «Консультант». Вначале надо к нему, а затем – в очередь. Получив указания консультанта, Она удобно устроилась на стуле и стала оглядывать очередь «счастливчиков». Быстро, включив привычную наблюдательность, отметила для себя несколько пар.

Пара №1 – утомленные друг другом одногодки пятидесяти, примерно, лет. Она – полноватая шатенка с короткой стрижкой. Он – покатые плечи, очечки, неказистый портфельчик, короче – не «ходок». Как вообще можно было выйти за ЭТО замуж?… Вот уж воистину - бабы, мечтая любить красивых, замуж, как правило, выходят за … убогих.

Пара №2 Она – мать-героиня с дряблой, обвисшей от бесконечного кормления детей грудью, сморщенным равнодушным лицом и какой-то медалькой на кофточке. Типичная, безумно уставшая он мужа алкоголика, женщина. И он – синеват и морщинист. Отечные веки и красный нос выдают бурно проведенную молодость, а слегка трясущиеся руки констатируют абстинентный синдром. Видно, что дети их уже выросли, а терпение ее исчерпалось.

Пара №3 – беременная женщина, лет двадцати двух, измученная поздним токсикозом с ногами-колодами и «расплывающимся» по лицу носом, и он, лет тридцати, с выражением недоумения во взгляде.

Пара №4 – бабуля и дедуля неопределенного возраста – просто персонажи из пушкинской сказки, только она без корыта, а он - без улова.

Все чинно и степенно. Кто-то сидит на стульях у стенки, кто-то стоит рядом. Народ постепенно приближается к закрытой дубовой двери с табличкой «Развод».

Вдруг, со стуком распахивается входная дверь, и в холле появляются двое: он – стопроцентный мачо – смуглый красавец-брюнет с карими бездонными глазами в светлом костюме из добротной английской шерсти. Она – безусловно, героиня мужских грез! – изящная зеленоглазая блондинка с ногами невероятной длины в маленьком черном платьице от Коко. Оба одеты не совсем по сезону, очевидно, добирались не городским транспортом. Неужели и такие разводятся?….

Позвякивая ключом от машины о брелок, мачо останавливается, но затем, брезгливо оглядывая публику с высоты всего своего роста, направляется к консультанту. Блондинка, соблюдая почтительную дистанцию, молча идет за ним. С опаской, оглянувшись на мужа, она скромно пристраивается в конец очереди. Мачо, пошептавшись с консультантом, направляется к дубовой двери, где уверенно отодвигает в сторону шатенистую толстушку из пары №1. Он открывает заветную дверь и молча скрывается за нею. Через несколько минут – выглядывает и, обращаясь к жене, коротко бросает: «Иди сюда!». Блондинка, с приоткрытым ртом, продолжает стоять на месте! Брюнет раздраженно и громко: «Наша очередь, дура, ты, что не слышишь?!» – и та, затравленно глядя на него, молча семенит к двери. Дверь за ними закрывается. Минут пять в холле стоит звенящая тишина. Снова открывается дубовая дверь и из нее выходит мачо, разговаривая по мобильному телефону: «Да, Лева. Сбрасывай эти акции к чертовой матери! Продавай, я сказал. А?…Что?.. Да, Лева, продавай…. А? Да, на сегодня – последняя блондинка, обещаю, Лева…. Как котировки?…. Да развели, конечно. По условиям брачного контракта, а как еще?!… Ничего не покупай без меня. Я уже еду» – и выходит из холла. «Да, мама, да, развели…. совсем…. да, как ты и говорила….. да, как ты и предупреждала….. да, я дура, мама….. еду»,– и едва сдерживая рыдания, блондинка медленно проходит по холлу и исчезает на улице. За время всей этой сцены, в очереди не прозвучало ни единого слова.

Первой, минут через пять, отозвалась старуха:

– Вот так и ты мне всю жизнь поломал. Так и я за тобой полвека, как собачонка бегала, а какой красавицей была…. – и она мечтательно вздохнула.

– Когда это ты красавицей была?… Да и некогда мне было жизнь твою ломать: я то на заводе – металл плавил, то на рыбалке сутками.

– На рыбалке?! Да ты ж, старый черт, семь лет на рыбалку в лаковых туфлях ходил и при этом всегда с рыбой возвращался! Тонькина дочь в школу пошла, когда удочки-то расчехлил…. А теперь, как ни на что не годен стал, как поясницу скрутило, так ко мне под бочок: и поясок ему шерстяной свяжи, и спинку разотри, и копмресик сделай. Столько лет терпела. Все, хватит! Кот ему, видите ли, мой помешал. В ботинок он ему, понимаешь ли, гадит…. Ну и пусть гадит! Это он за меня мстит: за слезы мои невыплаканные, за ночи мои одинокие, за калоши твои, что по утрам от Тоньки мамаша ее приносила. У-у, гад, глаза б мои тебя не видели! – и она замахнулась на деда рукой, но потом передумала и медленно опустила ее. Присела рядом на стульчик, – вот разведут, и заживу спокойно на старости лет.

– Да Тоньки уже шестой год как на свете-то нету, померла. Дочка ее в прошлом годе бабкой стала. А ты меня все поедом ешь…. Не моя это дочка, не моя…. А кота-пакостника я изведу. Я его не только на сарай закину. Я его крысиной отравой накормлю, в речке гада утоплю…. Слово даю, изведу! – обещал дед, сопровождая свою пылкую речь ритмичными взмахами правой руки с зажатой в ладони кепкой, ну просто Ульянов-Ленин на броневике. Потом о чем-то задумался и затих.

 

Очередь движется медленно. Все бумаги у посетителей уже собраны и переданы инспектору комнаты «Развод». Пары вызываются произвольно, по мере готовности документов.

Будущая мама прохаживается по холлу из угла в угол, массируя при этом поясницу руками, и все чаще выходит в дамскую комнату. Периодически она пытается присесть на стул, но больше пяти минут не выдерживает. Этой паре до приема у инспектора еще как минимум четверть часа.

- Анна, тебе плохо? Может к врачу, а? – проявляет беспокойство ее

супруг.

- Ничего, обойдется. Вот разведемся и тогда поедем, –

отвечает она.

- Я не хочу разводиться, – негромко произносит он.

- Антон, не начинай все с начала!

- Ты не права, Анечка, я ни в чем не виноват.

- Да, ты не виноват?! Это ведь так, просто по-родственному, моя старшая сестра висела у тебя на шее как якорная цепь?

- Ты все неправильно поняла….

- Я увидела все вовремя, поняла все правильно … и сына воспитаю без

тебя! – сквозь рыдания крикнула она, в очередной раз, пристраиваясь на краешек стула. Вдруг лицо девушки исказила гримаса боли, а на мраморном полу у нее между ногами начала образовываться лужица. Она глянула на пол, потом растерянно обвела взглядом окружающих.

- Скорую, немедленно! Вызывайте скорую помощь, быстрее, – закричала мать-героиня консультанту и рванулась к будущей маме – Тихо, тихо милая, ничего страшного не произошло, у тебя просто воды отошли. Сейчас тебя в роддом и все будет хорошо, вот увидишь – успокаивала она, придерживая Анюту за плечи.

В едином порыве народ «подорвался» со стульев, организовав из них «спальное место», тут же нашлись пуховый платок под голову и минеральная вода без газа.

- Анечка, родненькая, как же так? Что же это?… Почему?… Врач говорил, что еще две недели. … Тебе очень больно?… Потерпи, милая моя, потерпи, – стоя на коленях у изголовья, причитал супруг, нервно теребя рукав ее курточки. Аннушка пыталась улыбаться, гладила его по голове и утешала: «Все будет хорошо. Я справлюсь, дорогой».

Минут черед двадцать прибыла «Скорая». Три молодых парня влетели в холл: один с фонендоскопом на шее, другой с металлическим чемоданчиком в руке, третий – с носилками. Доктор, привычный к подобным ситуациям, мгновенно сориентировавшись, дал команду и вот Аннушка уже на носилках.

- Ножной конец носилок кверху, выше, еще выше, я говорю, – командовал доктор, – родственники есть?…. Кто?… Муж?… Слушай, муж, везем её в первый роддом. В машину никого не возьму, – бросил он, выходя из холла.

 

- Свириденко! – громко произнесла инспектор ЗАГСа, стоя в проеме двери с табличкой «Развод», – Свириденко есть? Документы надо подписать. У меня мало времени. Кто Свириденко?

- Я Свириденко, – откликнулся будущий папаша, – какие документы?

- Заявления о расторжении брака. На заявлениях, которые вы подали, нет подписей, их надо подписать!– настаивала инспектор.

- Какие заявления? Какие подписи?… У меня жену в роддом забрали, какой может быть развод! – застегивая куртку на ходу, прокричал будущий отец семейства и выскочил на улицу.

Инспектор недоуменно пожала плечами и отдала консультанту оба эти заявления:

- Ты не выбрасывай пока. Может быть, еще вернутся.

- Вряд ли…. Им теперь не до развода, – ответила консультант, но

бумаги, все-таки положила в верхний ящик своего стола.

 

Минули еще полчаса, и прозвучала долгожданная команда инспектора: «Епейкина, зайдите!». Она вошла в комнату «Развод» и через пять минут вышла из нее, совершенно свободной, возвратив себе девичью фамилию «Герман». Жанна Николавна Герман. Именно «Николавна», а не «Николаевна» и, что главное, «Герман», а не «Епейкина»! В свои тридцать она была уже хороша, но все еще не уверена в себе. А может быть лишь чуть не уверена в себе, но все еще очень хороша. Густые русые волосы локонами спускались на плечи, большие карие глаза способны были свести с ума кого угодно, но она не умела всем этим пользоваться и комплексовала по поводу 175 сантиметров роста. Вон подруга ее Кирка, имеет всего 153. Миниатюрная, ладненькая, просто кукла.

 

- Кира, это я. Я только сейчас вышла из ЗАГСа – произнесла бывшая

Епейкина в трубку мобильного телефона.

- А что ты там делала? – отозвалась подруга.

- Я разводилась.

- А разве ты была замужем? – удивилась Кира.

- Ну, привет, приехали! А кто был моей свидетельницей?

- Так это было сто лет тому назад, из которых больше десяти я

твоего мужа в глаза не видела.

- Вот, видишь, было. Теперь же я свободна. Давай проведем поминки по

потерянному времени.

- Какие еще поминки? Ты чё несешь! Мы будет праздновать! Будем

праздновать День независимости и проведем его в кругу потрясающих мужиков! – почему-то восторженно воскликнула Кира.

- Да где ж я тебе средь бела дня, еще и через полчаса после развода,

найду мужиков. У меня впереди лишь тоскливое одиночество!– возмутилась Жанна.

– Ох, и глупая… В жизни все меняется, только ты будь собой и радуйся – наконец-то свободна…. Понимаешь – ты свободна! Уже свободна… Пока еще свободна… А твое одиночество – это только временное состояние …Это лишь пауза между мужьями! – и в телефонной трубке новорожденной «разведенки» соловьиными трелями зазвучали короткие гудки.

 

Осень 2008