Глава четвёртая.

 

Наступило утро – последнее для роксоланов в родных степях. С первыми лучами солнца они были готовы отправляться в дорогу.

Для Званко день начался особенным образом. Прежде чем он успел что-либо сделать, к нему подошла Мара и сказала:

- Если ты хочешь, то и дальше оставайся вместе с нами. Поедем со мной.

Хотя вчера Званко и собирался проститься с роксоланами, но после её слов тут же передумал. Смотрела Мара на него теперь совсем по-другому. Ведь женщины начинают ценить только те отношения, которые готовы вот-вот ускользнуть из их рук. Но в хитросплетениях женского ума, не всегда понятного даже для его обладательниц, Званко не разбирался. Так и продолжилась их история.

Так и начался их долгий путь на правый берег реки Данапр, что назывался в народе Званко Славутичем. Ехали они много дней по степям, мимо эллинских городов, закрывающих ворота перед сарматским войском, мимо Таврии, где жили некогда могущественные скифы, и Понта Эвксинского.

И на всём их пути была только бескрайняя степь, трава высотою в половину человеческого роста, и огромные табуны диких коней, что паслись вольно, как сам ветер. А в чистом синем небе кружил только сокол, что считался сарматами священной птицей.

Трудно было и представить себе, что возможна в этих краях какая-то другая жизнь, ведь боги создали этот край только для свободных людей.

Гатал торопился, выбирая для своего войска самый короткий путь. Он хотел успеть во время, ведь их прибытие могло решить судьбу народа роксоланов. Но чем ближе становилась цель путешествия, тем больше таяла его уверенность в благополучном исходе.

Через десяток дней они приехали в кочевье царя всех роксоланов. Тогда и подтвердились их опасения.

Войско роксоланов было полностью разбито язигами. Сейчас оно поредело наполовину. Но кровопролитные войны и тяжёлые потери были для сарматов не редкостью. Главная неприятность была совсем в другом.

Ослабевший народ роксоланов больше не мог сопротивляться, и соседи с каждым годом теснили их всё дальше и дальше. Теперь они вынуждены были оставлять лучшие земли, уступая их соседям. Степь становилась тесной для самих роксоланов, они уже с большим трудом могли найти пастбища для своих табунов.

Всё это они узнали сразу, едва приехав в кочевье. Мара и Гатал разыскивали своих друзей, но многих уже не было в живых.

А ведь ещё два года назад, когда они бывали здесь, всё было не так, было по-другому. Это был многолюдный край, и мир в нём поддерживало оружие роксоланов, известное всем соседям. Но теперь жизнь стремительно менялась, и совсем не в пользу роксоланов.

Так и пришло время решать, как жить дальше. Затем и созвал все подвластные роды царь роксоланов.

Воины Гатала влились в роксоланское войско. Все прибывшие с левого берега Данапра держались вместе, они поставили свои шатры рядом друг с другом, одним отдельным лагерем. Теперь Званко и Мара надолго не разлучались.

Хотя время было совсем не для влюблённых, ведь сегодня и должны были собраться на совет роксоланские князья.

Ближе к вечеру, когда спала жара, все роксоланы начали собираться на совет. Они приходили на широкое поле в стороне от шатров, и рассаживались, каждый вместе со своим родом.

А посередине поля, на возвышении был натянут навес для царя всех роксоланов. И сам царь уже был там.

Во всём лагере один только Званко ничего о нём не знал, но этот недостаток сарматы быстро исправили, рассказав ему все сплетни, ходившие по степи. Царь всех роксоланов был человеком преклонного возраста. Но со своей далёкой молодости и по сегодняшний день пронёс он одну только любовь – к выпивке.

В те давние времена это весьма огорчало его супругу – царицу Тиргитао. Несчастной женщине приходилось всё делать вместо мужа – и воевать с соседями, и собирать дань с эллинских городов. Поговаривали тогда, что такой царь долго на свете не заживётся, погубит его любовь к эллинским винам.

Но время шло, давно уже не было в живых царицы Тиргитао, были у него такие взрослые внуки, как Мара и Гатал. А царь жил и прекрасно себя чувствовал, хотя вино, привозимое эллинами в счёт дани, всё не кончалось. Сейчас его наследником считался князь Сайефарн.

Вокруг царского навеса собрались князья, а весь остальной народ расселся вокруг них. Для Званко занял место один из его приятелей, причём самое лучшее, откуда было всё хорошо видно. Рядом с ними села Радка.

Все роксоланы замолчали, глядя на своих князей, от решения которых зависела их дальнейшая судьба. Князей было пятеро, все люди степенные, среди них самым молодым был Гатал. Любому он годился бы в сыновья. Вместе с ними вперёд вышла и Мара.

Званко толкнул приятеля под руку и спросил:

- А когда же вас всех спрашивать будут? Долго ждать, наверное?

Он удивлённо посмотрел на него и сказал:

- А у нас народ никто не спрашивает. Как князья решат, так и будет. Давай слушать, не то пропустим всё.

Званко обернулся и вместе со всеми стал смотреть на середину поля. Смотрел он на царский шатёр, а видел перед собой одну только Мару. Она казалась ему нежной и юной, совсем беззащитной среди воинов. Что же заставило её придти сюда, и разве все эти князья могут послушать молодую девицу?

Как бы отвечая его мыслям, с противоположного края поля послышались недовольные голоса:

- А почему вы вдвоём вышли? От вашего рода с левого берега Данапра только один голос полагается. Пусть уйдёт кто-то один! Мара пусть уходит!

С другой стороны в ответ закричали:

- Как это, пусть уходит? Какой же совет без царь-девицы? Это против наших законов! Проклянёт вас всех за такое Аргимпаса! Не будет у вас ни жены, ни потомства!

Этого хватило, чтобы на другой стороне замолчали.

Со своей подушки поднялся царь роксоланов. Он устало оглядел всех и сказал:

- Я собрал вас всех, чтобы решить, как нам жить дальше. Наших воинов уже не хватает, чтобы защищать родную землю. Потому, сегодня мы должны объединиться перед опасностью и вместе найти выход.

Царь опустился на своё место обратно. Вперёд вышел князь Сайефарн. Он начал говорить величавым тоном:

- Братья роксоланы!

- Нет, ну ты послушай! «Братья роксоланы». – Приятель не мог сидеть спокойно, и всё время обращался к Званко.- Раньше он народ за людей не считал, а теперь, когда случились неприятности, называет нас братьями!

Сайефарн не слышал их и продолжал дальше:

- Пришло новое время, время страшное. Отвернулись от нашего народа боги, давно мы не видели побед, только слёзы вдов и сирот. Разбили нас язиги, и, кажется всем, что нет для нас будущего. Но это не так! Выход есть! Мы должны признать власть царя язигов и платить соседям дань. Только так! Потому, что другого выхода у нас нет!

Все роксоланы затихли. Князь предлагал нечто неслыханное. Несколько мгновений было совсем тихо, потом кто-то из народа крикнул:

- Не будем мы дань платить! Нечем!

Сайефарн даже не обернулся в его сторону и продолжал говорить:

- А если не заплатим сейчас, то на будущий год быть большой войне. Тогда соседи нас и разобьют, и возьмут себе всё даром!

После его слов и князья, и народ заговорили все вместе, так что ничего было не разобрать. Так они кричали, пока царь снова не встал и не сказал им:

- Может, ещё кто-нибудь хочет сказать?

После Сайефарна очередь дошла и до других князей. Они выходили и говорили о своих воинских доблестях, о прежних победах, о заслугах перед всеми роксоланами. Говорили все хорошо, складно, заслушаться было можно. Каждый хотел показать себя с лучшей стороны. Вот только о деле, о том, как же дальше жить целому народу, не говорил никто.

Наконец перед народом вышел и Гатал. Он растерянно оглянулся на всех и сказал:

- Наверное, стоит попробовать объединиться всем? Только так мы сможем противостоять соседям.

Сайефарн ответил ему, даже не скрывая снисходительного ехидства:

- Ты хочешь со всеми воевать? Ты считаешь себя лучшим воином, чем великий царь Гатал?

Нет, конечно же, Гатал не считал себя лучше знаменитого предка, потому и промолчал в ответ. Но его воины сдерживаться не стали. Приятель Званко встал со своего места и закричал:

- Гатал, скажи ему что-нибудь! Не молчи! Ты же наш князь!

Вместо князя ему ответили с другой стороны:

- Да что говорить! Что вы там, на левом берегу видели? Совсем жизни не знаете!

- Это мы жизни не знаем? Ты бы попробовал, пожил у нас!

После их слов весь народ заспорил, на каком из берегов Данапра люди живут хуже. Спорили оно долго. Давно уже зашло солнце, степь погрузилась в темноту. Только ночное небо блестело россыпью звёзд, равнодушно смотревших вниз. А тут внизу, на земле ссорились между собой люди. И каждый не хотел уступать другому.

Сайефарн пытался перекрикивать их всех:

- Давайте решать, какую дань платить будем!

Ему ответил один из князей:

- А ты сам и заплати! Ты же у нас самый богатый! Заплати своими баранами, которых твои люди на моей земле пасли!

- Да разве же это твоя земля? С каких это пор?

- Она всегда моей была! И не такому проходимцу, как ты, со мной спорить!

- Да вы же сами все, как стадо баранов! - Мара вскочила со своего места и выбежала вперёд. Она была бледной и растрёпанной, и даже в темноте было видно, как блестели её глаза. – Прекратите ругаться, разве вы не видите, что наш народ гибнет!

Сарматы замолчали, глядя на неё. Все они смотрели, как завороженные, на девушку с оружием, и ждали, что же она скажет дальше.

Радка задумчиво сказала, обращаясь к своим:

- Наши князья лучше всех говорят – и Мара, и Гатал.

Ей ответила Тамира, что сидела впереди них:

- А ты всё сохнешь по нему! Только напрасно!

Радке ответить не дали, на девушек со всех сторон закричали, потребовали тишины. Приближался решительный момент, вновь поднялся царь и сказал:

- Теперь пусть каждый предлагает, что делать дальше!

Из толпы народа кто-то крикнул:

- Да, пора уже договариваться, сколько можно здесь сидеть!

Царь кивнул Маре и отошёл в сторону. Она вновь оказалась в центре внимания всего народа. Мара подошла к самому краю поля и сказала, обращаясь ко всему народу:

- Сейчас у нас только один выход – это война! Наш народ всегда был свободным! И в этот раз мы не сдадимся! – голос её сорвался, но Мара продолжала говорить. – Мы не сдадимся! Если надо, то умрём, но умрём свободными людьми!

Её последние слова потонули в шуме одобрения. Званко слушал сарматов, и почувствовал, что начал понимать их обычаи. Теперь он никогда бы не отступил перед врагом. Слишком стыдно было бы показать себя трусом перед женщиной.

Все сарматы вокруг кричали:

- Мара – самая лучшая у нас! Такой царь-девицы не было ещё!

Тамира вскочила с места. Она намеренно задела Званко, а затем побежала отсюда прочь.

Теперь и Гатал, а вслед за ним и другие князья, высказались за войну с язигами. Последним высказался за войну Сайефарн.

Так и решена была дальнейшая судьба народа роксоланов. Люди начали расходиться.

Званко поднялся и сказал приятелю:

- Ох, и долго же у вас совет идёт!

- Нет, это не долго! Вот, в прошлый раз, два года назад, вообще до утра сидели. А сегодня Мара быстро всех уговорила!

 

Глава пятая.

 

- Да не переживай ты так! Не обращай на него внимания!

- Я не могу! Он же оскорбил меня! Я не буду это терпеть!

Мара сидела в своём шатре со Званко и Радкой, а Гатал ходил перед ними, разбрасывая подушки и коврики. Со вчерашнего дня, со времени совета он не мог успокоиться, порываясь отомстить за оскорбление. Сестра уговаривала его, но всё напрасно – Сайефарн случайно напомнил о давней беде молодого князя.

- Когда же ты, брат, перестанешь изводить себя?

- Тебе легко говорить! А я всю жизнь из-за этого страдаю! Почему мои родители дали мне это имя? Неужели не было других?

Главной бедой Гатала было имя, ведь назвали его в честь знаменитого предка. С самого детства он пытался прославиться, выделиться в своём народе. Но никак не мог – все его воинские подвиги, не шли ни в какое сравнение со славой знаменитого сарматского царя.

- Может быть, на самом деле всё не так было, может, и не совершал царь Гатал таких подвигов! Кто сейчас знает правду? А мне говорят все, что я плохой воин, что мне до него далеко! Что же, так обо мне никто и не узнает?

Гатал обернулся к Званко, ища поддержки у друга. Но сам Званко никогда не стремился к тому, чтобы весь народ знал его имя. Потому и помочь другу ничем не мог.

Тогда Гатал обратился к сестре:

- И ты меня не понимаешь! Тебе, Мара, всё равно, что наша мать назвала тебя своим именем!

- Да, мне всё равно! И тебе пора бы успокоиться!

Но смиряться он не собирался. Гатал вышел из шатра, с размаха едва не оторвав его полог.

Званко наклонился к Маре:

- Значит, тебя зовут – Мара, дочь Мары. А знаешь, как это на нашем языке будет?

- Ну и как? Скажи мне!

- Мара Маревна! – сказал ей Званко, который хорошо разобрался, как вели свой род сарматы.

Радка поняла, что она здесь лишняя и хотела уже уходить, но тут и вернулся Гатал. Он вошёл шатёр и сказал им:

- Ну, как вам, нравиться? Теперь меня уже ни с кем не перепутают!

За это короткое время он изменился до неузнаваемости. Голову он обрил, оставив одну прядь волос надо лбом. От трёхдневной щетины остались одни усы.

И верно, никто из сарматских мужчин так до него не ходил. Гатал хотел услышать мнение друзей, но они молчали, стараясь не смеяться.

- Сестра, дай мне своё зеркало.

Мара принесла ему зеркало. Гатал заглянул в него. Он долго тёр бронзовую поверхность зеркала куском войлока, чтобы придать ему блеск. Но отражение никак не желало становиться лучше. Гатал долго-долго смотрел в него, а потом сказал, обращаясь к самому себе:

- Ничего, сейчас война и на меня никто внимания обращать не будет. А через месяц волосы обратно отрастут. Пойдём, нам уже пора собираться.

Они вышли из шатра наружу. Сейчас всё кочевье роксоланов было одним огромным воинским лагерем. Больше ничто не напоминало о мирной жизни.

Тогда и увидел Званко большую войну, на которую равно ходили все сарматы. Ведь это было их общее дело, решающая битва за свободу.

Роксоланские всадники строились. Перед ними на середину поля вышел царь. Он оглядел своих воинов. Числом их было десять тысяч. В прежние времена по его приказу могло собраться и большее войско. Но времена эти давно прошли. Теперь надо было воевать только с теми, кто остался.

Царь роксоланов разделил своё войско на две части. Двумя тысячами всадников запаса должен был командовать Гатал. Его отряд составила молодёжь, самые лихие наездники степи. Оставшиеся, основная часть войска, была тяжеловооружённой конницей. Они и были главной ударной силой. Закованные в доспехи роксоланские всадники сметали всё на своём пути. В недавние времена они наводили ужас на соседей из Дакии и римское войско.

Гаталу и его отряду надо было выступать прямо сейчас, раньше всего остального войска. Место Мары тоже было в отряде брата. Она уже сидела в седле, когда услыхала голоса у себя за спиной:

- Спрятаться в запасе захотела. Потянула нас на войну, а сама теперь в сторону.

Мара обернулась назад, ища обидчика. Но все уже молчали, и по лицам воинов понять ничего было нельзя. Гатал ответил им вместо сестры:

- Я не прятаться от врагов еду! А если кто-нибудь считает меня и моих воинов трусами…

- Не надо спорить с ними, брат! Я останусь здесь! Пусть все знают, что я могу отвечать за свои слова!

Мара повернула коня и подъехала к всадникам главной части войска. А если и было где-то самое неподходящее место для неё, то только здесь. Ведь сарматские женщины не могли носить тяжёлые наборные доспехи и длинные копья. Такое оружие было им не по силам.

Все знали об этом, даже Званко давно уже успел разобраться в сарматском вооружении. Он обернулся к Гаталу, спрашивая разрешения у него. Гатал кивнул ему, и Званко поехал вслед за Марой.

Гатал знал, что переспорить сестру он не сможет. Он изо всех сил хлестнул нагайкой коня, и весь его отряд понёсся за ним.

Теперь на Званко и на Мару были направлены взгляды всего роксоланского войска. Потому Мара и смотрела на него, а сказать ничего не могла. А Званко чувствовал себя как-то странно. Однажды он видел в кочевье эллинскую чашу с диковинной росписью. Там нарисован был всадник на крылатом коне. Так и Званко ощутил себя сейчас летящим над облаками.

Отряд Гатала скрылся из виду. Уже успела рассеяться и пыль, поднятая двумя тысячами коней. Тогда царь и приказал выступать своему войску.

Воины роксоланов медленно ехали по степи. Их кони топтали сухую траву, что не видела дождей с самой середины лета. И сейчас, в конце лета, стояла жара. На юго-западе, там, где жёлтая степь сливалась, с синим небом, начинались земли их врагов.

Там и было сейчас войско язигов. Об этом говорили разведчики роксоланов. Конечно же, о подготовке к войне знал и противник. Ведь в открытой степи невозможно было спрятаться.

Степная дорога привела их реке. Званко не стал спрашивать, как она называется. Река эта разделяла владения сарматских племён. Там, на правом берегу, начиналась чужая земля. А ему показалось, что это и есть граница обычного человеческого мира. А другой берег может быть населён кем угодно, и не только людьми.

Войско роксоланов начало переправляться через реку. Здесь было место переправы, и вода едва доходила до коленей лошадям. Лишь только половина войска перебралась на другой берег, впереди и показались враги.

Войско язигов быстро двигалось им навстречу. Они были близко, всего лишь на расстоянии двух полётов стрелы. Это зрелище и вернуло Званко к истинному миру. Ведь даже издали заметно было, что язиги ничем от роксоланов не отличаются. Перед ними стоял большой отряд тяжеловооружённой конницы. Солнце блестело на доспехах, на клюгах их копий.

Царь роксоланов подгонял своих воинов, что не успели переправиться. Роксоланы поспешно выстраивались в боевой порядок, отстающие воины занимали своё место.

Едва воины успели полностью переправиться, роксоланы развернули свой строй навстречу врагам. Они ехали вперёд, набирая скорость. Отряд роксоланов похож был на стальной смертоносный поток.

А прямо на них двигалась такая же река из воинов, коней и оружия. На полной скорости столкнулись первые линии двух отрядов.

Званко старался держаться рядом с Марой, на одной линии, но девушка постоянно вырывалась вперёд. Даже на расстоянии он чувствовал, как она рассержена несправедливым обвинением. Пожалуй, на её месте Званко чувствовал себя точно так же. Но теперь ему приходилось глядеть по сторонам и за себя и за неё.

Роксоланы смяли переднюю линию всадников, но остановились дальше, увязнув в плотном строе противника. Всадники поодиночке выскакивали вперёд, но всё войско не двигалось с места.

Крики и лязг оружия стояли над степью. Воины падали на землю, под копыта своих же коней. Но их место, с обеих сторон занимали другие. Лошади уже с трудом перешагивали через тела убитых.

Рядом с Марой упал убитый роксоланский всадник. Его лошадь, обезумев от крови и криков, рванулась в сторону. Она столкнулась с конём Мары, кусая его. Девушка хлестнула её плетью, поворачивая в сторону своего коня.

Прямо на Мару ехал воин из отряда язигов. Званко развернулся ему навстречу. Копьё пробило и щит воина, и его доспехи. Всадник, ещё мгновение назад бывший живым, начал сползать с седла.

От удара копьё вывернулось из руки Званко и упало на землю. Едва он наклонился, чтобы поднять оружие, как увидел перед собой вражеского всадника на белом коне. Ничего другого Званко разглядеть не успел, видел он только наконечник копья перед своими глазами. Званко уже не мог ни повернуть в сторону коня, ни поднять оружие.

Дальнейшие события прошли перед глазами Званко так, будто бы сейчас он был не на поле боя, а где-то далеко и смотрел на всё со стороны.

Белый конь рванулся в сторону, встал на дыбы. Его всадник не удержался в седле, упал, зацепившись ногой за стремя. Тут же к нему подъехали роксоланские воины.

Званко выпрямился в седле и только сейчас понял, что произошло. На шее белого коня была петля аркана, брошенного Марой. Она уже поворачивала своего коня, подъезжала к нему. Мара указала воинам на упавшего язига, и они начали связывать его. Оказалось, что он был знатным человеком – ведь на шее у него была золотая гривна.

Званко хотел крикнуть воинам, чтобы защищались, а не возились с пленным. Пусть даже это и князь язигов, собственные жизни важнее. Но за это короткое время на поле битвы всё изменилось.

В тыл язигам заходило войско Гатала. Стрелы роксоланов теперь летели в спину противнику. Войско язигов оказалось в ловушке. Хотя числом их было и больше, чем роксоланов, но вырваться из окружения они уже не могли. Их тяжёлая конница больше не могла разогнаться и ударить противника. Битва закончилась полным разгромом язигов.

 

Глава шестая.

 

Гатал спешил, нахлёстывая коня. Он обогнал всех, даже своих воинов, стремящихся оказаться первыми в обозе язигов. Ведь роксоланы победили только благодаря Гаталу, значит, и добыча должна была ему достаться.

Но все остальные роксоланы так не считали, и каждый из них стремился обогнать другого. Воины роксоланов мчались по степи, вперёд, за желанной выгодой.

Вот и показался стан язигов – несколько повозок и шатров. Он давно был оставлен хозяевами, которые успели разбежаться, едва услышав о поражении своего войска.

Гатал спрыгнул с седла перед самым большим шатром в кочевье язигов. Он откинул полог и заглянул внутрь, не выпуская меча из рук.

Но там не было ни золота, ни желанной черноокой красавицы. В углу шатра сидел человек в старой чужеземной одежде. Он был связан, и, похоже, было, что сидит так он уже давно.

Гаталу он показался знакомым. Он внимательно вгляделся в полумрак шатра:

- Это ты, Ливий? Что ты тут делаешь? Разве ты в плену у язигов?

Человек, которого назвали Ливием, обернулся и посмотрел на Гатала. Он внимательно всматривался в лицо сармата, но никак не мог его узнать.

Да и немудрено было. На своём веку узнал он стольких варваров, что запутаться несложно было. А сами варвары – сарматы, даки и тавроскифы знали его, как купца Ливия.

Хотя был он самым влиятельным человеком в здешних краях. Но известно об этом было немногим – только командующим легионов, императору Марку Ульпию Траяну и его доверенным людям.

Ведь Ливий был шпионом, агентом императора. В его руках находилась вся полнота власти в этих диких краях. Именно к нему сходились все нити от многочисленных шпионов Империи.

Пожалуй, многие люди в Риме, что интересы ограничивались раздачей дармового вина на гладиаторских боях, считали, что Империя обязана своими победами солдатам легионов. Но нет, всё было совершенно по-другому. Прежде чем начать войну, надо было изучить противника, расстроить его планы и лишить союзников. Только тогда и можно было начинать военную кампанию.

Ливий был одним из тех людей, кому непобедимые легионы были обязаны своими победами. Благодаря его усилиям была выиграна затяжная война с даками, и страна их была превращена в римскую провинцию. Именно он и предостерёг императора от дальнейших завоеваний на северо-востоке, в стране сарматов.

Сарматов он успел хорошо изучить. Их тяжеловооружённая конница была грозным противником для римских войск. Но сарматов отличало полное неумение договариваться между собой, редкое даже для варваров. Силу оружия они растрачивали, воюя друг с другом. Римлян прекрасно устраивали их междоусобные войны. Теперь главной задачей Ливия было не допустить того, чтобы нашёлся среди них человек, способный объединить все сарматские племена. Потому император и остановил завоевание Сарматии. Не стоило провоцировать варваров, давать им повод объединиться перед лицом общего врага, каким могло бы стать римское войско. Тем более, что никаких выгод от завоевания сарматов не предвиделось.

Император часто ставил Ливия в пример другим агентам. А он всегда готов был поделиться секретами своего мастерства. Он говорил им, что не надо недооценивать противника. Не следовало считать варваров заведомо глупее себя на том простом основании, что все они ходят в штанах.

Но и для самого умного и удачливого человека рано или поздно наступает время неприятностей. В этот раз язиги не поверили Ливию. Их вожди решили, что если римлянин помогает им, значит, на самом деле он на стороне роксоланов. Хотя всё было совсем наоборот. Язиги связали его, и от неизбежной смерти Ливия спасло только приближение роксоланского войска.

Ливий внимательно вгляделся в лицо сармата. Нет, он по-прежнему не мог узнать этого молодого варвара, как не пытался.

- Ты не помнишь меня? Ты забыл, как три года назад покупал лошадей у моего отца?

Только сейчас Ливий и вспомнил его. Тогда, три года назад, он приезжал к роксоланам. Там и встретил этого парня, сына роксоланского князя. Ливию запомнилось, как князь рассказывал о своём сыне. Он жаловался, что сын переживает из-за своего имени, слишком знаменитого в сарматских степях.

Ливий и сказал ему: ” если ты переживаешь из-за того, что назван в честь великого царя – надо сменить имя. Назовись, к примеру, Александром. Среди сарматов до сих пор не было ни одного Александра”.

- Конечно же, я тебя помню, Гатал! Разве я могу забыть такого знаменитого воина! – Ливий схватился за самый незначительный шанс изменить своё положение.

Гатал пригнулся, проходя внутрь шатра. Он подошёл к пленному римлянину и оглядел верёвки, которыми он был связан. Постарались язиги на совесть – Ливий никогда бы не смог сам освободиться. Гатал достал нож и начал разрезать верёвки.

Ливий почувствовал приближение свободы:

- Вот, негодяи!

- Конечно, негодяи! Все, до одного! Как же можно было взять в плен такого уважаемого купца!

Гатал разрезал несколько узлов, а руки Ливия оставил связанными. Потом он помог римлянину встать на ноги.

- А я тебя отпущу! Заплатишь мне выкуп, и ты свободен! И цену попрошу небольшую!

Ливий подумал, что сегодня богиня Фортуна избрала для себя особенное развлечение – шутить над ним. Но отказываться от любой возможности не стоило.

- Я согласен, но ты просишь слишком много! Откуда у меня, у бедного торговца, такая сумма! Я и половины заплатить не смогу!

- Разве это много для того уважаемого человека, как ты?

- Конечно, много! Я сам никогда таких денег не видел! – Ливий не собирался сдаваться в этом торге за свою свободу. Тут он совершенно не к месту вспомнил великого Цезаря. Тот случай, когда он заплатил больший выкуп, чем требовали пираты. Но Ливий не гнался за великой славой. Да и никаких денег бы у Империи не хватило, если раздавать их всем разбойникам.

Торговались они долго, пока не сошлись на половине требуемой суммы. Тогда Гатал позвал своих воинов, что приехали вслед за князем. Они привели коня для Ливия, и все вместе поехали обратно, в стан роксоланов.

Вернувшись в кочевье, Гатал наконец-то перестал беспокоиться – и сестра, и Званко были живы. Они даже могли похвалиться редкой добычей – в плен к ним попал князь язигов Косакис.

Но главной причиной для удивления и зависти всех роксоланов был вовсе не пленный князь, а принадлежавший ему белый конь. Люди со всего кочевья приходили посмотреть на прекрасного скакуна. Даже князь Сайефарн приходил сюда, разглядывал пленных и удивлялся.

Что и говорить о простых людях – никто до сих пор не видывал такого красавца. Говорили, что похож он был на белую птицу – таким лёгким был его бег, будто летал над землёй. За половину дня здесь перебывали все роксоланы. Ведь для любого кочевника кони – это богатство, более желанное, чем золото.

Конь теперь принадлежал Маре, и она надолго от него не отходила. Его даже оставили неподалёку от её шатра.

Теперь больше никто не ставил в вину Маре её слова на совете князей. Наоборот, все восхищались её храбростью.

Всё успокоилось только к вечеру. Роксоланы разошлись, каждый к своим шатрам.

Тогда Мара и позвала Званко пойти к брату, ведь он с поля битвы тоже вернулся не с пустыми руками.

Лишь только Мара вошла в шатёр брата, тут же и подтвердились её подозрения.

Гатал сидел в шатре вместе с пленным римлянином. Судя по лицу роксоланского князя, он уже считал Ливия своим лучшим другом. Он рассказывал римлянину о военных подвигах, вспоминал вместе с ним своего отца. Хотя амфору эллинского вина они только-только начали.

На своей службе Ливий многому научился. Лучше всего он умел вызывать чувство полного доверия у незнакомых людей. А для этого ему приходилось делать разное. Сейчас же пришлось пить таврийскую кислятину и поддерживать любезную беседу с сарматским мальчишкой, изображающим из себя властителя.

Ливий обернулся, он увидел, как в шатёр входит сестра Гатала вместе с парнем в сарматской одежде. Но на сармата он был совсем не похож, видимо, из какого-то другого варварского народа.

- Да, Гатал, а ведь всего три года прошло с тех пор, как я бывал у вас. А что же, сестра уже и замуж вышла? – Ливий махнул рукой в сторону Званко.

- Нет ещё. – Он наклонился к Ливию и сказал ему на ухо. – Всё никак.

Ливий вернулся к прежней беседе:

- Я с тех пор много раз вспоминал твоего уважаемого отца. Вот это князь был! Во всей степи никого более славного не было. А о гостеприимстве его даже в наших краях слышали! Я покупал у него коней и баранов, и он решил отпраздновать нашу сделку. Так на том пиру зажарили вдвое больше баранов, чем я купил.

- Верно! Славно повеселились тогда, даже трое сказителей пели перед гостями! Ни у кого такого не было!

- А ты, Ливий, хоть и чужеземец, но о нашей старине говорил не хуже сказителей. – Вмешалась в разговор Мара.

Ливий обратился к ней с куда большим почтением, чем к Гаталу:

- Дорогая княжна, и в нашей земле многие люди наслышаны о славных победах ваших предков. – А сам подумал, что лучше так ответить им, чем объяснять, что такое исторические трактаты и как он в юности любил их читать.

- Наши предки известны всем! – Заявил Гатал. – Каким могущественным был народ скифов, а наши предки их победили!

- Да, скифы были могущественным народом. – Согласился с ним Ливий. – Вашему роду принадлежат сейчас те земли, на которых жили цари скифов. На правом берегу Данапра жили скифы-кочевники, которые были их данниками. А на севере от них, на одиннадцать дней плавания вверх по Данапру была земля скифов-земледельцев. Они выращивали хлеб не только для себя, но и продавали его в эллинские города и скифам-кочевникам. Вот какую обширную страну завоевали ваши предки!

- Так это на самом деле было! А я и не верил! – Сказал Званко. – Мне казалось, что всё это выдумки стариков.

Ливий внимательно посмотрел на него и продолжил:

- Конечно, было. Об этом рассказывали эллинские путешественники.

- А о нас, сарматах, они не рассказывали?

- Конечно, Гатал, и о сарматах они рассказывали. Говорили они, откуда пошёл народ сарматов. Когда-то давно эллины победили ваших предков. Они захватили в плен их женщин и на своих кораблях везли их по морю. В море они сумели освободиться и перебить охрану. Но управлять кораблями они не умели и обратно на родину вернуться уже не могли. Через несколько дней корабли вынесло к земле скифов. Там женщины сошли на берег и встретили скифов. Скифские мужчины увидели их и сказали – станьте нашими жёнами. Так и появился народ сарматов. И сейчас они живут на берегах Дона, сохраняют обычаи своих предков, по которым женщины ездят верхом и стреляют из лука. И говорят они на языке скифов, только с ошибками.

- Нет, это скифы на нашем языке неправильно говорят! – Воскликнул Гатал. – Они так наши слова коверкают, просто со смеху упасть можно!

- Что-то я ничего подобного не слышала! – Удивилась Мара пересказанной Ливием легенде. – Что бы эллины увозили за море наших женщин?! Наши предки жили на востоке, за Доном. А эту историю я никогда не слышала. А если мне, царь-девице, о таком не известно, значит, и не было такого никогда!

- И я не слышал, чтобы эллины побеждали наших предков! Когда же такое было?

Ливий промолчал, не желая с ними спорить по таким пустякам. Он спокойно разглядывал свою чашу, из которой пил вино.

Вино у роксоланов было неважным, а посуда дорогая, настоящей афинской работы. Изгибы чёрного лака и красной глины образовали тонкий изящный рисунок – поединок Ахилла и Гектора.

А сарматы всё продолжали обсуждать легенду о своём происхождении:

- Врут эллины, а все остальные им верят. – Сказал Гатал. – Ты, Ливий, больше не слушай того эллина, который рассказывал тебе подобную глупость!

Ливий кивнул ему, соглашаясь, что не надо ему больше читать на ночь “Муз” Геродота. Гатал налил ещё вина, и Ливий начал разговор на другие темы.

Мара и Званко вышли из шатра, а Ливий сидел там ещё долго. Когда вино закончилось, и разговоры иссякли сами собой.

Ливий вышел из шатра в сопровождении охранников князя. Они привели его к маленькому навесу из войлока, приготовленному для него. Там римлянину и предстояло провести ближайшие дни, ожидая посланцев с выкупом.

Ливий пригнулся и прошёл внутрь. Он лёг, положив под голову свой старый чёрный плащ, что прошёл с ним все сарматские степи. Он пытался заснуть, но никак не мог.

За долгие шестнадцать лет, что провёл Ливий на службе среди варваров, он ко многому привык. Не смог привыкнуть он только к запаху кож и войлоков, из которых сшиты были сарматские шатры. Проклятый запах проникал везде и не выветривался годами.

Уж лучше было спать под открытым небом. Ливий откинул кусок войлока и выглянул наружу.

Воздух сейчас был чистым и прохладным. Был самый конец лета, такого быстротечного в этих северных краях. Скоро беспощадный Борей выстудит эту землю, накроет её ледяным покрывалом.

А пока здесь было хорошо. Можно было просто так лежать и смотреть в небо, блестевшее тысячами звёзд. И смотреть на луну, лик Дианы-охотницы, что поднималась высоко над дальней рощицей.

Ливий смотрел ввысь, и ему казалось, что в неверном серебристом свете он видит саму богиню Диану. Она, с луком за плечами, мчалась по этим диким степям, выслеживая зверя. И все её стрелы летели точно в цель, ведь ничто не отвлекало богиню от священной охоты. Даже любовь, чужая для холодного сердца бессмертной девы.