Что хочет автор. Литературные конкурсы

- Закрой дверь, – спокойно произнес человек в камуфляже, слегка взмахнув рукой и как бы показывая как это сделать. Висящий на поясе короткоствольный автомат вяло качнулся в подтверждение. Седая голова с весёлыми глазами исчезла гораздо быстрее, чем появилась.

Вот уже пятнадцать минут он сидел на стуле. За его спиной была дверь выхода из этого примерно десятиметрового тупикового коридора. Ещё две двери находились в конце коридора: справа – в просторную комнату с людьми, за которыми он присматривал, и прямо... Впрочем, о том, что за этой дверью, можно было догадаться, и не глядя на маленькую табличку. Весь коридор уже давно пропитался кошмарным запахом.

«М-да..., а если они в туалет захотят? Надо посмотреть и спросить Саида».

Человек в камуфляже неторопливо прошел в конец коридора. «Саид своё дело знает», - подумал он, пытаясь закрыть дверь туалета плотнее.

Окна там не было, как и в комнате с людьми. Почему-то ему хотелось зайти в эту комнату. То ли скучно было торчать в коридоре, то ли невысокая девушка (интересно, замужем?..) в очках приглянулась. Но человек в камуфляже привык точно исполнять приказы. Это в их группе знали все. Правда, ценили только авторы этих приказов, остальные же лишь посмеивались за спиной. Смеяться в лицо они не рисковали, слегка побаиваясь этого молчаливого невысокого парня. Кто знает, что у него на уме? Он один из немногих (единственный?), кто был в группе не из-за денег.

Прошло еще минут десять, как показалось человеку в камуфляже, а может и все пятнадцать. Чем чаще смотришь на часы, тем медленнее время тянется. Зная об этом, человек в камуфляже не следил за временем, но, всё-таки не выдержав, взглянул. Оказалось, что сидел он тут гораздо меньше. Была лишь половина десятого.

«Нет, так тоже нельзя. А вдруг старик не вытерпит?», - от мысли, что атмосфера в комнате сравняется с коридорной, человек в камуфляже привстал. Его автомат нервно вздрогнул.

«А если еще кому надо?.. Там и вода есть. Не бежать же за Саидом всякий раз», - резонно продолжил он свои размышления.

- В туалет можно, - сказал человек в камуфляже, зайдя в комнату и ища взглядом старика с весёлыми глазами.

Но увидев другие глаза, он замер. Из-за очков его недвусмысленно изучала хозяйка этих глаз. Лицо (хоть и не видно его под маской – только рот и глаза) человека в камуфляже покраснело от удовольствия.

- Ой, спасибо, - весело пропел седой, который вовсе и не был стариком. – Я на минутку, - добавил он, тут же исчезнув за дверью туалета.

«Нет, такой без приказа стрелять не станет», - думал седой, возвращаясь в комнату. «А может, даже и по приказу», - оптимизм привычно не покидал его.

- А Вас как зовут?

Вопрос седого, застал человека в камуфляже врасплох.

- Амир, - ответил он неуверенно, но искренне.

В конце концов, он далеко не мальчик и вправе принимать решения сам, если не было никаких инструкций. Да и инструкция была всего одна: отобрав мобильные телефоны, отвести восьмерых, сидящих в 19-ом ряду, начиная с 12-го места, в комнату внизу, и ждать. А ведь Саид даже не сказал, где он должен ждать, в коридоре или в комнате. Это открытие явно обрадовало Амира. Находиться в обществе пятерых мужчин и трех женщин было гораздо

приятнее, чем в благоухающем коридоре.

В комнате, как и в коридоре, Амир уселся на стуле возле двери.

Человек в красном галстуке

Человек в красном галстуке (вообще-то там были и оранжевые змееподобные узоры, видимые только вблизи) утвердительно кивнул. Это одновременно означало и то, что он понял всё сказанное ему, и то, что разговор окончен. В этом заведении ценилось немногословие. Молчуны всегда рады этому.

Мысленно повторив все восемь поручений шефа, он задумался о последнем. Хотя он был здесь всего месяца три, привычку шефа изрекать простые и менее важные поручения вначале человек в красном галстуке уловил сразу. Он, боевой офицер с двенадцатилетним стажем, всё ещё не до конца разобрался в принципах работы этого весьма серьёзного заведения со странной вывеской, состоящей всего из двух слов. Первым было «Фонд». «Фонду необходимо...», «Фонд решил...», «у Фонда мало времени...», и, наконец, «это приказ Фонда...». Какое отношение к их работе имело второе слово из вывески, он до сих пор не знал. И не он один.

На столе у себя в офисе он нашёл лист бумаги с именами. Он не удивился. Он вообще не любил удивляться, и это у человека в красном галстуке получалось очень неплохо. Да, он знал, что это за список - ведь именно о нём говорил шеф напоследок.

Внимательно изучив содержание, он опустил список в машину рядом со столом. Та, включившись немедленно, с удовольствием измельчила бумагу чуть ли не до молекул. Закрыв глаза, бывший офицер расплылся в кресле, моментально расслабившись по давно отработанной методике. Нет, он не устал. Просто необходимо вспомнить, что и как было сказано, вплоть до интонаций. «Собери их, пусть поговорят, о чём хотят. И чтобы никто не мешал». Да, именно так звучало последнее поручение.

Уже на второй день работы он понял, насколько здесь ценится умение запоминать, не задавая лишних вопросов, принимать информацию буквально, без домысливания, намёков и аналогий. Поручения были спрессованы в недвусмысленные короткие фразы. Почти никаких записей и документов. Всё принималось и передавалось устно.

А ещё здесь не было принято смотреть в глаза собеседнику, в основном, при общении руководства с подчинёнными. Он понял это одиннадцать месяцев назад, когда состоялся первый контакт с заведением.

Вечером к нему домой позвонил генерал. В первый и последний раз.

- Терри, ты из дома выходишь в 8:15?

- Сынок , тебя будет ждать машина.

Утром на дороге прямо перед домом стоял роскошный серебристый «Мерседес» с открытой правой задней дверцей. Беседа проходила в тихом кафе за столиком в углу. Собеседником был довольно бодрый старичок в дорогом костюме, говорящий несколько медленнее обычного, отчего создавалось впечатление о неторопливости беседы. Старичок упорно не смотрел в лицо, предпочитая точку чуть ниже подбородка собеседника. Через минуту человек в красном галстуке, впрочем, тогда он был в форме подполковника, поступил аналогично, интуитивно поняв, что так надо.

Так, не поднимая глаз, и продолжалась эта короткая беседа, скорее монолог старичка.

- Сынок, я не буду задавать тебе вопросы. Мы знаем о тебе всё. С кем подрался, когда тебе было десять, кого хотел в пятнадцать, кому дал уйти в двадцать пять.

Здесь была сделана еле заметная пауза, во время которой у подполковника чуть дрогнули, выдавая волнение, уши.

- Ты нам подходишь. Не делай ошибок.

Так и не коснувшись чашечки кофе, старичок медленно поднялся и пошёл к выходу. Терри не решился проводить его взглядом. Все извилины, все нейроны обоих полушарий его мозга искали ответ на вопрос «откуда?». Искали, и не могли найти. Наконец, подполковник догадался отпить кофе, но и это не помогло.

Тогда, в 91-м, он, молодой офицер, и двое солдат проверяли полуразрушенный двухэтажный дом, откуда, якобы, стреляли. Никого. Офицер почему-то решил взглянуть на кухню ещё раз, солдаты уже ждали снаружи. Дверца шкафа под раковиной на этот раз была открыта, и оттуда на него недвусмысленно глядел ствол известного произведения Калашникова. Медленно выползший из-под раковины араб (они были примерно ровесники), тихо сказал на вполне сносном английском:

- Я не хочу тебя убивать.

Стало очень тихо.

- Уходи, - пытался прошептать Терри.

Араб сразу понял его, опустил автомат и исчез в оконном проёме.

Солдаты равнодушно покуривали во дворе. Через минуту, офицер молча присоединился к ним.

Вопрос «откуда?» так и остался с тех пор безответным.

В комнате. Час первый

- А меня Михаил, - почему-то радостно оживился седой.

Уже почти полчаса как они сидят здесь, а может и больше, кто ж на часы смотрел? «Хоть бы кто слово сказал» - думал седой, незаметно разглядывая присутствующих. «Интроверты проклятые...», - беззлобно улыбался он им. Он знал, что те заряжаются от тишины, в то время как экстраверты (и никакие они не болтуны, просто общительные люди), наоборот, разряжаются. Справедливости ради, молчуны тоже слегка недолюбливают болтунов, молча завидуя способности последних налаживать контакт хоть с покойниками.

- Давайте знакомиться, - бодро заявил Михаил, приглашая присутствующих к разговору.

- Ильяс, - отозвался слегка полнеющий мужчина в довольно приличном пиджаке.

Он был чуть ниже среднего роста, пожалуй, моложе пятидесяти.

«Типичнейший интровертище, хорошо ещё назвал имя полностью, не ограничился первой буквой», - тепло улыбнулся Ильясу Михаил. Однако остальные были ещё менее разговорчивы.

Бывшая роскошная (и сейчас тоже, но уже просто) красавица вяло улыбнулась. Миловидная дама послебальзаковского возраста сыграла в полный игнор. Вооруженная толстыми очками Кнопочка (так её прозвал про себя седой), видимо не расслышав, во все глаза разглядывала Амира. От этого взгляда Амир заметно терял в весе. Стоит отметить, что у последнего и так не наблюдалось особой склонности к полноте.

«Если так пойдёт, то Амир ей точно автомат свой подарит», - забеспокоился седой, отчего его весёлые глаза стали ещё веселее.

Что касается сидящих напротив Михаила толстого и тонкого, то оба синхронно изобразили улыбку, так, впрочем, и не вспомнив свои имена. Наконец поднялся сидящий рядом джентльмен с бабочкой.

- Дэвид, - произнёс он, по очереди взглянув на каждого, включая автомат Калашникова. При этом он широко улыбался, показывая всем, что всю жизнь мечтал оказаться именно в этой компании и, конечно же, в этой комнате.

Михаила осенило. Всё гениальное просто. Да они же не говорят по-русски. Удивившись своей прозорливости, он сразу же перешёл на английский. Тут произошло невозможное. Интроверты дружно перекрасились в экстравертов, но самое удивительное - в их рядах был даже Амир. Обиженно молчал только забытый всеми Калашников. Вскоре к нему присоединился и Михаил.

Кнопочка оказалась Тарой. Говорила она, конечно же, с Амиром. Красавица Ингрид говорила с миловидной Эльзой. Толстый Марко говорил с тонким Алланом. Ну а Дэвид, естественно, говорил с Ильясом. На самом деле все они кричали, и каждый слышал только себя. Обиженно молчали лишь Михаил с Калашниковым.

Экстраверты, как правило, страдают, когда внимание присутствующих приковано не к ним. Страдал и Михаил. Однако, будучи человеком воспитанным и умным, он знал, что маятник обязательно качнётся в обратную сторону, и всё стихнет также неожиданно, как и началось.

«М-да... Глобализация. Надо же, в центре Москвы случайно встретились девять человек, и все говорят по-английски», - думал Михаил, вспоминая как начинался этот день.

«Пойти или не пойти?», - размышлял он утром, размахивая билетом и любуясь видом из окна. Построенный в достаточно удачном месте (один вид из окна чего стоит), отель был, конечно, не супер.

«Это когда же в последний раз я был здесь?» - пытался вспомнить Михаил, но памяти было сейчас не до этого. Целый поток, пожалуй, даже лавина воспоминаний просто свалила его в кресло, наградив глупой улыбкой. Так прошло минут десять. Улыбка не умнела.

И хотя он эмигрировал почти пятнадцать лет назад, в душе Михаил продолжал оставаться советским человеком, со всеми присущими плюсами, и не только. Плюсов было больше. Непритязательность была одним из них.

Михаил не хотел уезжать из южного города на берегу моря, где родился и вырос он сам, его родители и родители его родителей. Но воздух насыщался всё больше истерикой и всё меньше здравым смыслом. Цвета вокруг тускнели, пока не остались только белый и чёрный. Тут он и уехал, туда, где тоже юг и тоже море, только больше и того, и другого. Вот только воздух на новом месте был без примеси запаха нефти. Это не огорчало и не радовало.

«А... Пойду» - решил Михаил, заодно вспомнив точные даты обоих визитов в столицу. Хотя старшеклассников поводили и по музеям, и по Кремлю, и ритуально посмотреть на того, который живее всех живых, первый визит в Москву запомнился почему-то бананами, бывшими на родине в диковинку. Если не считать обилия изумительных (пока молчат) блондинок, наиболее ярким впечатлением второго визита уже молодого инженера был напиток фанта. Очереди и всеобщая спешка Михаила тогда совершенно не раздражали. Праздничное настроение надёжно сопровождало его повсюду.

Сегодняшняя Москва внешне заметно отличалась от той, советской, несомненно, в лучшую сторону. Это был вполне современный, хоть и по-прежнему холодный, мегаполис, в котором всё продаётся и покупается.

Советским людям была присуща некоторая наивность, помогавшая им преодолевать многочисленные житейские трудности и лишения. Было что-то привлекательное в этой простодушной вере, что неустроенность временна, и что дети будут жить лучше родителей.

Родители состарились, дети выросли и стали жить лучше, но куда-то исчезла наивность.

Полученное пару месяцев назад приглашение участвовать в конференции было неожиданным для Михаила. Но двух мнений быть не могло. Он давно хотел побывать в Москве. Поэтому быстро набросав тезисы своего доклада (вообще-то, это была почти готовая статья), Михаил, как и требовалось, отослал её организаторам.

И вот теперь он здесь, среди этого кошмарного гвалта, как у школьников на уроке без учительницы, пытается понять, о чём идёт разговор.

В комнате. Час второй

Красавица Ингрид и миловидная Эльза успели обсудить не только новинки моды, но и где, когда, за сколько и, главное, при каких обстоятельствах был куплен каждый элемент их гардероба.

Разговор представительницы Венгрии Тары с Амиром был тоже неинтересен. Выяснилось, что Тара всегда любила детективы и приключения и давно мечтала о встрече с живым террористом. Мёртвого она видела в детстве с балкона, куда выскочила на звуки выстрелов – полиция застрелила парня, слишком долго пытавшегося бросить бутылку с зажигательной смесью в припаркованный грузовик с советскими солдатами.

На это Амир обиженно заметил, что стрелял он только в стрелявших в него первыми.

Михаил явно обрадовался услышанному, логично предположив, что присутствующие в Амира первыми стрелять не будут.

Итальянец Марко и француз Аллан обсуждали перспективы Евросоюза в плане противостояния с всесильной пока, как они надеялись, Америкой. Оба беспокоились за судьбу лидеров своих стран и Германии, инициировавших войну молодого евро с всемогущим долларом. Кстати, их опасения позже подтвердились, два премьер-министра проиграли (а ведь были явными фаворитами) выборы при загадочно схожих обстоятельствах, а одному президенту с удивлением пришлось наблюдать на улицах своей столицы костры неожиданно и поочерёдно взбунтовавшихся студентов и арабов.

Затем беседа Марко и Аллана стала более оптимистичной. Они заговорили о грядущем военно-политическом объединении в союз не только Европы, Америки и России, но и всего мусульманского мира - перед лицом фантастически быстрого превращения Китая и в сверхдержаву, и, одновременно, лидера расы со всеми однозначно вытекающими последствиями.

Тут к этому разговору неожиданно присоединился Амир, заговорив о мифах исламской угрозы и терроризма. Европейцы вежливо согласились, что исламский мир децентрализован и военной силы не представляет, в отличие от чётко управляемого китайского с его бесчисленными чайна-таунами.

Пока говорил Амир, Ильяс активно кивал головой, оставив на некоторое время Дэвида в покое. Однако высказать своё мнение о том, что активность американцев в Ираке и Афганистане, а в дальнейшем, возможно, и в Иране и, тем более, в Северной Корее, необходима в плане подготовки к будущему противостоянию с Китаем, Ильяс всё же не решился. Он считал, что звучащая порой антиисламская риторика – для отвода глаз, своего рода прикрытие этой подготовки.

И хотя Михаил не был согласен с последними утверждениями Амира (уж ему и его соотечественникам, что такое терроризм объяснять не надо – насмотрелись), против возможной перспективы расового (?) объединения он не возражал.

Стоит отметить, что слышавшая краем уха этот разговор Эльза, улыбнулась привычке мужчин забывать о своих противоречиях как только найден или придуман общий враг.

Аналогично протекал и разговор американца Дэвида, имевшего южнокавказское происхождение (у американцев, как известно, все, кроме индейцев, обязательно имеют происхождение) с Ильясом, приехавшим из государства, соседствовавшего с многострадальными предками Дэвида. Тут Михаил заметно оживился, отгоняя от себя ностальгические воспоминания.

Узнав о родине друг друга, Дэвид и Ильяс вдруг стали предельно вежливо обмениваться историко-политическими уколами и щипками. Скажем, напоминание Дэвида о пришлости кочевников-предков Ильяса было встречено вопросом, почему соотечественники предков Дэвида не называют своё государство так, как оно звучит на их родном языке. Не дожидаясь ответа, Ильяс сам же и ответил, заявив, что нынешнее название государства – это действительно древнее географическое название, менявшееся же время от времени население этой территории, хоть и называлось соответственно географическому названию, этнически никакого отношения к предкам многоуважаемого Дэвида не имело. Надо сказать, что неплохо знавший историю своих предков Дэвид был явно озадачен этим вопросом, и у него смешно подрагивали усы и брови.

В свою очередь, Дэвид полюбопытствовал, а существовало ли до двадцатого века государство с таким же названием, что и родина Ильяса? Ильяс почему-то начал усиленно причёсывать и поглаживать рукой волосы (он всегда так делал, когда волновался, хотя не так много волос осталось), бормоча названия различных государств, существовавших на его родине в прошлом.

Уставшие от неподготовленности к такого рода диспутам, когда задаются только те вопросы, на которые спрашивающий знает ответы, оба по инерции вяло обменялись ещё парой вопросов-ответов. Так, Ильяса заинтересовала причина такой разбросанности сородичей Дэвида по всему миру. Обращаясь ко всем присутствующим, Дэвид эмоционально заговорил о трагических событиях начала прошлого века. Однако, Ильяс торжествующе прервал его, указав на Двинский Собор начала V-го века и политику Византии того периода, не всегда относившейся к предкам Дэвида как к христианам, и положившей начало их многострадальности. Усы и брови Дэвида стали подрагивать ещё смешнее.

В ответ, проявив удивительную осведомлённость о религиозности жителей деревень, окружающих столицу родины Ильяса, Дэвид спросил, когда примерно были построены мечети в этих деревнях. На этот раз Ильяс причёсывался молча. К счастью, Дэвид не удосужился ответить на свой вопрос.

Затем Дэвид и Ильяс благоразумно вспомнили о городе, в котором находились в данный момент, и тактично согласились с его ролью в негативном развитии событий недавнего и более отдалённого прошлого. Мнение жителей Москвы на этот счёт их врядли интересовало.

Когда Дэвид и Ильяс пришли, наконец, к согласию, Эльза улыбнулась ещё раз.

Как Михаил и предполагал, батареи у всех разрядились одновременно. Наступила долгожданная для всех тишина. Михаил с радостью довёл до сведения присутствующих выводы, которые он сделал из услышанного:

- Во-первых, оказывается все (ну кроме Амира, конечно) приглашены на одну и ту же конференцию. Во-вторых, размещены все в одном и том же отеле (опять же, кроме Амира). В-третьих, билеты на представление все получили от организаторов конференции (кроме Амира, зачем билеты человеку с автоматом?).

Трижды услышав своё имя, Амир столько же раз виновато взглянул на Тару. Михаил торжествовал. Внимание всех, даже одобрительно кивающего Калашникова, было приковано к нему.

- Возникают два вопроса, - не унимался Михаил. – Что здесь происходит? До каких пор нас здесь собираются держать?

Взоры всех устремились на Амира. Теперь уже оба, и Амир, и Калашников виновато поглядывали на присутствующих, ища сочувствия и поддержки. Однако они не находили ни того, ни другого. Возможно, исключение составляла Тара, вдруг вспомнившая, что пора протирать очки.

Амир взволнованно встал, снял с себя маску и начал энергично вытирать вспотевшие лицо и шею. Кстати, он оказался старше, чем можно было предположить – как минимум тридцать пять.

- Друзья! – громко обратился он к присутствующим.

- Друзья, - повторил он уже тише и неожиданно сел. - Мне надо выпить воды и умыться.

Тут все сразу вспомнили, что им тоже надо умыться, выпить воды, в общем, в туалет. Образовалась очередь. Напряжение как-то вдруг спало. Не получив ответы на свои вопросы, Михаил расстроился. Он принципиально не пошел попить воды (а хотелось) и терпеливо ждал возвращения своих товарищей. Амира в их число он не включал.

Вытиравшая мокрые руки прелестным платочком, Тара возвращалась в комнату последней. Галантно стоявший у дверей, Амир коснулся её локтя.

- Ты мне веришь? –спросил он, заглянув в глаза Тары.

Лёгкие волны незнакомого состояния пробежали по всему телу Амира. Почувствовав тепло и даже запах Тары, он закрыл глаза. Он не расслышал её ответ. Неизвестно, ответила ли она вообще.

Известно, что мужчины и женщины хотят друг от друга. Одни - одного от всех, другие же, наоборот, всего - от одного. Мы не знаем достоверно, что в этот момент желала Тара. Но Амиру захотелось вдруг... нет-нет, не обнять и поцеловать (тем более ещё чего-то) - ему захотелось, чтобы они были одни в знойной пустыне и чтобы он шёл за ней с зонтом.

Когда они зашли в комнату, Амир уже мечтал о другом. Теперь он хотел, чтобы у всех было по автомату Калашникова, а у него и у Тары - не было. И чтобы беззащитной Таре требовалось укрытие за широкой спиной. Пожалуй, излишне говорить за чьей именно спиной ей предполагалось укрыться. К слову, особой широтой эта спина совсем не блистала.

Но Михаил опять не позволил Амиру продолжить свои видения. Да, Михаила по-прежнему интересовали те же вопросы. Но было уже поздно. Время было упущено. Нельзя сказать, что ответы на эти вопросы совсем не интересовали остальных. Скорее очень интересовали. Просто без маски Амир не выглядел таким грозным и врядли он уже смог бы остановить кого-либо, вздумай они уйти.

Эльза мягко положила руку на плечо сидящего на стуле Михаила, а улыбка Ингрид обезоружила его окончательно.

Михаил резко встал. Элегантно одетый, он был высок и спортивен. Казалось сейчас он по очереди закружит подошедших Эльзу и Ингрид в вальсе. Он действительно очень неплохо танцевал.

– В компании с вами я готов не покидать эту комнату до конца своей жизни, - шёпотом произнёс Михаил, обращаясь к обеим.

Опять наступила тишина. Все как-то сразу почувствовали себя неуютно и тревожно. Никто не хотел возвращаться в зал, откуда больше часа назад их вывел Амир. Что стало с остальными? Каковы планы «коллег» Амира? Эти вопросы беспокоили не только Михаила.

Почувствовав это, тишину нарушил Амир. Он был спокоен и нетороплив. Говорил сидя, положив мешавший автомат на пол под стул. Начал же несколько неожиданно, не совсем по теме.

- Жизнь - это борьба - считают одни. Жизнь прекрасна – считают другие. И сейчас, и раньше - мне близки вторые, но судьба всю жизнь сводила с первыми. Убегал от одних – попадал к другим, таким же точно. Стоило ли убегать? Уже много лет я с этой группой. Столько лишений вместе перенесли, сколько раз друг другу жизнь спасали. Многих потеряли. Мне они не платили. Мне просто некуда было идти. И больше ничего я не умею. Если шли взрывать, брать заложников или против гражданских – мне не предлагали. Знали – не пойду. Стрелял только в тех, кто в форме, с оружием. Наверное, кого-то убивал. Когда полтора года назад исполнилось тридцать пять, подарили мне паспорт, не знаю как? что? откуда? Имя не моё, но всё остальное - как настоящее. Мечтаю домой вернуться. Я ведь русскому здесь научился, английский знал. Кто-то очень большие деньги платит за сегодняшнее. Очень большие. Все наши здесь только из-за денег. Даже я не устоял. Как я без денег домой поеду? Поставил им условие, чтобы мой автомат без патронов был. У остальных – не так. Наших здесь только четверо. С другими встретились уже здесь. Но крови быть не должно. Они вернутся к себе в Чечню, а я - к себе. Я - араб. Вот так.

Терри конечно же хотелось лично проконтролировать ход выполнения необычного поручения. Прошло уже несколько месяцев, подготовка завершалась. Не зная подробностей, он интуитивно чувствовал важность этого задания, возможно, не только для шефа. За всё это время тот ни разу не удосужился поинтересоваться деталями.

Впрочем, Терри не исключал возможности скрытого контроля за собой. Хотя он здесь работал достаточно долго, скорее за ним всё же присматривали. Контроль действительно был, но такой высокопрофессиональный, что даже интуиция Терри не всегда реагировала. Так было принято. Вот и сейчас, стоя в кабинете у шефа (это тоже было принято), он предельно внимательно выслушивал его поручения.

Неожиданно произошло то, что не было принято. Хозяин кабинета то ли спросил, то ли предложил:

- Как там брэйнсторминг? Съезди.

Нет, это не был вопрос, скорее это было предложение. Шеф за всё время его работы не задал ни одного вопроса, как, впрочем, и сам Терри. О чём речь - Терри понял сразу. Не зная точно отведённой ему роли, он сомневался, надо ли ему находиться в момент выполнения поручения там, в этом городе, или ограничиться только подготовкой отсюда, из офиса. Услышанное прояснило ситуацию.

По интонации шефа Терри понял, что на сегодня всё. Кивнув, он вышел из кабинета. Вернувшись к себе, Терри привычно развалился в кресле и мысленно прокрутил сегодняшний разговор. Память не подвела и на этот раз. Однако ничего серьёзного не было. Текучка.

Его работа была несложной, в чём-то даже скучной. Раз в неделю в определённое время он заходил к шефу. Получив поручения, приступал к исполнению. Иногда шеф вызывал не по графику. Но и те поручения ничем не отличались от запланированных. О результатах спрашивать было не принято. Не принято было и ошибаться. Фантастически высокая оплата его труда (не каждый генерал получал столько) предполагала соответствующую чёткость работы. Видимо, так же платили и остальным сотрудникам заведения.

Шеф называл Терри список событий, конечно с датами и местами. Вернувшись в офис, Терри неизменно находил на столе список имён - их незатейливо называли клиентами. Через несколько минут лист бумаги со списком клиентов становился добычей вечно голодной машины рядом со столом. Раскодировав список по одному ему известному принципу, Терри определял кто к какому событию относится и с каким знаком.

Он общался с по-своему влиятельными, но малоизвестными широкой публике людьми по всему миру. Их принято было называть «сторонниками Фонда». Это были помощники и советники, секретари и референты, охрана и водители, повара и садовники, прислуга и подружки высокопоставленных лиц в разных странах.

Работа Терри, как и всё в этом мире, имела две стороны – приятную, и не совсем таковую. Для одних клиентов, их всегда гораздо больше, он был ангелом-хранителем. Причём ни сами они, ни окружавшие их многочисленные сторонники об этом не догадывались. Его задачей было уберечь клиента от случайного попадания в какое-либо событие. Как вы уже догадались, реже задача была прямо противоположной. Это всегда сложнее, ибо сторонники опять же не должны были знать. Тут Терри нередко приходилось и попотеть, подбирая подходящее событие, и помотаться по всему миру, чтобы не было накладок.

Стоит сказать, что порой Терри казалось, что иногда его подстраховывают. Как-то в числе нескольких чудом оставшихся в живых после падения самолёта пассажиров оказался и почти не пострадавший клиент, однако, всё же скончавшийся по пути в госпиталь. Иногда же у Терри было ощущение, что он сам подстраховывает кого-то. Как-то клиент со знаком минус трагически погиб, так и не дожив до запланированного события.

Добавим лишь, что работа заведения была устроена так, что никто не знал, не мог и не должен был знать, чем занимаются коллеги. Всё остальное было, как и везде. Ввиду специфики, внутренние правила были жёстче и менее демократичны. Из-за отсутствия конкуренции, отсутствовали и интриги. Меньше было и совместных собраний и вечеринок. Любой разговор о работе, даже с коллегой, считался табу.

Правда, однажды табу было нарушено, но об этом никто не узнал. Как-то Грэг, чей офис находился на том же этаже, пригласил Терри к себе домой. Грег был ещё выше рослого Терри, но лет на пять-шесть моложе. Каким-то непонятным образом, почти сразу после знакомства, и Терри и Грег догадались, что оба были в Ираке. Это их и сблизило. Жена Грега с пятилетними дочками-близнецами уехала погостить к родителям. Приглашение Грега посидеть в саду Терри принял с удовольствием. Пива в холодильнике к вечеру не осталось.

Разговор же вначале шел как обычно – обо всём, и не о чём, то есть о жизни. Потом они заговорили о закономерностях случайностей и совпадений. Оба согласились, что многие случайности вполне закономерны, а совпадения - неслучайны. Благожелательность и позитивный настрой, по их мнению, способствует приятным сюрпризам, а недовольство и неблагодарность – наоборот, отрицательным.

Согласны они были и с тем, что для воплощения желаемого необходима визуализация планируемого. Причём, чем сильнее она и чем большее количество людей вовлечено в этот процесс, тем выше вероятность претворения.

- В общем, чтобы что-то произошло, люди должны вначале допустить возможность этого, поверить в реальность сценария. Так? – спросил, подытоживая, Терри.

- Почти, – хитро улыбнулся Грег. - Именно этим мы и занимаемся, - добавил он, с удивлением разглядывая пустые бутылки из-под пива.

Подумав над тем, сколько можно сказать об этом, Грег всё же решил добавить:

- Внимание. Это основа всего. В нём все нуждаются и его добиваются. Приятно когда тебя внимательно слушают. А если это тысячи, миллионы? Чем больше людей повинуются тебе, тем больше прилив энергии и чувство комфорта.

- Власть – сильный допинг, - согласился с Грегом Терри.

Подумав ещё несколько секунд, Грег хотел было что-то добавить, но не стал, предположив, что до остального Терри додумается и сам. К слову, Терри при этом почему-то думал о йогах, умевших влиять на работу своих внутренних органов, фиксируя внимание на них.

В комнате. Час третий

Чтобы как-то разрядить повисшую тишину, Эльза задала вопрос, может и не совсем уместный, зато неожиданно ожививший Амира:

- Почему же вам не платили, ведь за эти годы можно было бы скопить хоть какую-то сумму?

- Конечно. Но тогда я потерял бы независимость. Пришлось бы ходить на всё. Да и уважения ко мне больше, потому что не такой как все. Но не это главное. Мне же некуда тратить деньги.

- Да-да, конечно. Где бы вы их хранили? А если вам были бы должны, то им было бы выгодно, чтобы вы погибли, - резонно заметил Дэвид.

- Наверное. Дело даже не в этом. Если деньги лежат без движения, если они не тратятся - то ничем хорошим это не заканчивается. Много лет назад мне сказал об этом один мудрец, живший в нашем посёлке. Если же деньги тратишь легко и с радостью, с пользой, без жалости, то они откуда-то появляются вновь. Причём, если потратил не на себя, а, к примеру, помог кому-то, то сваливаются они на тебя непонятно откуда в ещё большем объёме, правда не сразу. Если же экономишь, копишь, не тратишь, то вечно появляются непредвиденные расходы и убытки. Удивительно, но это так.

- Читал что-то такое, - потёр лоб Марко. – Кажется, автором был американец.

- Врядли наш старик читал ту книгу. Думаю, эту закономерность заметили давно и многие.

- Про убытки и расходы - очень знакомо, - печально улыбнулась Тара. - Сколько лет родители на дом копили - инфляция съела почти половину.

- Деньги - всего лишь бумага. Важно для чего они. Представьте, нам всем дали по миллиону долларов. Уверяю вас, через год у всех останется разная сумма. У кого-то гораздо больше, чем было, а у кого-то наоборот, - задумчиво произнёс Михаил.

- Почему долларов? Я бы предпочёл евро, - отозвался Аллан.

- Да хоть рублей, - пошутила Ингрид.

- Конечно. Мы живём так, как позволяем себе жить, имеем то, что позволяем себе иметь, - улыбнулся Ильяс.

Ильяс не стал добавлять, что если человек всю жизнь разносит, к примеру, газеты, жалуясь на бедность, то он просто не верит в свои способности достичь большего. Уровень жизни человека зависит от уровня цели его жизни. Когда же жизнь бесцельна (ещё китайцы говорили: если не знаешь куда плывёшь, никакой ветер не будет попутным), то имеется полное отсутствие амбиций и, что ещё важнее, намерения, а ведь именно оно крайне необходимо.

- Верно. Никто не хочет быть бедным, все мечтают стать богатыми. Но становятся ими не те, кто имеют цель заработать кучу денег, а те, кто вкладывают в свою работу, в своё дело, любовь и душу, те, кто работают с радостью, кто не сомневается в успехе, в своих способностях и талантах. Не имеет значения бизнес это, искусство, спорт, или что-то ещё, - согласился Михаил. - Деньги и известность приходят сами, как побочный эффект.

- Часто богачи и не знают точно, сколько у них денег, - согласился Марко.

- Наш дальний родственник стал очень богат, поднявшись из низов. Затем потерял всё, попал в тюрьму, вышел - сейчас ещё богаче, чем был, - поддержала разговор Ингрид, одарив всех незабываемой улыбкой.

- Да-да, неудачи таких не останавливают, они прут дальше к вершинам, веря, что те, кто уже там, ни в чём их не превосходят. Сомнения им не знакомы. А тем, кто вечно сомневается, это кажется наглостью, - Дэвид аж привстал со стула. - Многим из карабкающихся вверх действительно чуждо чувство вины, что нередко принимает форму чрезмерного эгоизма.

- Всевышний, будучи Создателем и Творцом, создал человека по своему образу и подобию, то есть для творчества и созидания. Может загадочная комбинация, ведущая к успеху, создаётся только когда к этому приложена любовь? - взглянула на тему несколько под другим углом молчавшая до сих пор Эльза.

- Мне тоже кажется, что в известном "возлюби ближнего, как самого себя" - вторая часть важнее. Ведь если любишь себя, то не комплексуешь и не сомневаешься в своих способностях. Видимо, это призыв к балансу эгоизма и альтруизма, когда обе крайности нежелательны, - опять вмешался Марко.

- А "возлюби ближнего" - возможно, страховка от мании величия,- предположил Аллан.

Они встретились лет двадцать пять назад. Ингрид работала тогда в сувенирном магазине, готовясь к поступлению в университет. Эмиль уже был студентом. Её ошеломляющая красота не могла не произвести на него впечатления. И впечатление было произведено. Магазин, таким образом, приобрёл ещё одного клиента, к сожалению, интересующегося исключительно недорогими сувенирами.

К поклонникам Ингрид привыкла давно. Не то чтобы они преследовали её. Нет. Просто они всегда были.

Вечно погружённый в себя, Эмиль не обладал выдающейся внешностью, но и уродливым его назвать было бы несправедливо. Они слегка подружились. Книги интересовали Ингрид меньше, чем сама жизнь. У Эмиля всё было наоборот.

Однако его назойливое молчание порой переходило все границы. Его очень трудно было назвать разговорчивым.

- Кого хороним? - не выдержала как-то Ингрид.

Но и этот вопрос остался безответным. Эмиль предпочитал слушать. Слушать Ингрид он был готов без перерывов на завтрак, обед и ужин. Ему было хорошо с ней и плохо без неё.

Нет, иногда Эмиль, конечно, удосуживался говорить. Вежливо слушая его, жизнерадостная Ингрид ну никак не видела своё будущее, связанным с этим молчуном. Изнурительная стеснительность Эмиля позволяла Ингрид предположить, что стройные ряды неудачников ждёт пополнение. "Неудачник", - именно так и назвала она его про себя.

Как-то раз, Ингрид одарила Эмиля поразившим его четверостишием. Прочитав стихи, Эмиль сделал единственно возможный вывод. Сердце её принадлежало другому. Он не ошибся. К счастью, как нередко бывает, сердце того счастливчика не принадлежало Ингрид.

- Не приходи больше, - попросила вскоре Ингрид.

И он перестал приходить.

Прошли годы. И вот они опять встретились. На этот раз - виртуально. Великое изобретение второй половины двадцатого века - интернет случайно свёл их вместе. Но это были другая Ингрид и другой Эмиль. Эмиль давно уже устал искать ту единственную половину, а Ингрид надоели поклонники без белых коней.

Оба создали семьи (у неё две девочки и мальчик, у него два мальчика), потому что так было надо. Так было надо всем. Все - это родители и родственники, друзья и соседи, коллеги и знакомые... Добившись своего, эти все, возможно, кроме родителей, несколько теряли интерес к молодой семье, переключаясь на поиск новых кандидатов для приложения своих энергичных пожеланий и предложений.

Встретившись вновь, Ингрид и Эмиль беспрерывно переписывались в интернете. Потом были признания. Потом виртуальные отношения сменились реальными. Потом случилось почти всё то, что должно было случиться как минимум двадцать лет назад. Потом они расстались. Устав от неправильной жизни, они сделали выбор в пользу правильной, как им тогда казалось.

Так прошел ещё почти год. И вот Эмиль случайно узнал, что Ингрид едет на несколько дней в Москву. Тут он и вспомнил о неожиданном приглашении на конференцию. Ежегодно он получал шесть - восемь подобных приглашений, но поехать удавалось не более пары раз в год.

Они встретились, пообедали в кафе. Скорее это был поздний завтрак. Ещё утром, увидев в отеле билет на вечернее представление, Эмиль тут же помчался в кассу и купил ещё один. К счастью, место рядом ещё не было продано. Ингрид надо было повидать сестру, к которой она прилетела, та вот уже двенадцать лет как жила в Москве, а Эмилю - увидеться с другом детства, давно обосновавшимся в столице. Они договорились встретиться вечером на концерте. Передав ей свой билет с любимой цифрой 19 (и ряд, и место!), себе Эмиль оставил купленный.

За пятнадцать минут до начала концерта, позвонив по сотовому телефону, Эмиль попросил Ингрид не ждать его, усаживаться. Обещал обязательно появиться, но попозже, уже после начала.

Однако, подъехав, он обнаружил, что здание оцеплено.

В комнате. Час четвёртый

Усталость постепенно давала о себе знать. Присутствующие всё чаще стали выходить умыться и попить воды. Мужчины первыми перестали стесняться, и время от времени то один, то другой вставал размяться, помахать руками, приседать.

Дамы выходили в коридор вместе, и пока одна приводила себя в порядок в туалете, две другие принимали смешные позы, восстанавливая кровообращение.

В комнате опять было тихо. Обычно в таких случаях вспоминают о погоде. Но в данный момент, видимо, это никого не интересовало. Совсем не интересовали мужчин новости спорта, а женщин - новинки моды. Забыли все и о политике. Каждый думал о своём, о том, что было. О том, что будет, они думали сообща, но не вслух. Просочившийся откуда-то страх стал медленно наполнять комнату. О нём и заговорили.

- Я читала, что то, чего очень боишься – обязательно происходит, - тихо произнесла Тара.

- У нас говорят «в трусливый глаз соринка попадает» - в тон ей ответил Ильяс.

- Смелого пуля боится, смелого штык не берёт, считают русские, - улыбнулась Ингрид. – Ещё они говорят - у страха глаза велики.

Опять наступила тишина, но уже ненадолго. Все как-то сразу поняли, что если не можешь повлиять на ситуацию – лучше расслабиться и отвлечься, и что когда тихо - время неподвижно, а ускорить его может только беседа.

Опять заговорили одновременно.

Началось всё с неожиданной тирады Алана, решившего почему-то говорить об энергиях:

- Человек нуждается в одобрении своих дел, слов и даже мыслей, то есть нуждается в особом виде энергии. Назовём её позитивной. Вместе с тем человек способен и сам вырабатывать её. Дети в объятиях родителей просто «облиты», «окутаны» этой энергией. Ребёнок тут же успокаивается, дыхание его замедляется, полное отсутствие страха. Все мы нуждаемся как в «выработке», так и «потреблении» этой энергии. Наиболее мощно это происходит в здоровой счастливой семье. Однако стартовая позиция – генетика людей различна. К сожалению, у некоторых людей механизм «выработки» этой энергии, при неизменном желании «потребления», слабее. Причём, ни этническая, ни расовая, ни религиозная принадлежность не играют никакой роли. И, к сожалению, все мы можем «вырабатывать» и негативную энергию, в основе которой страх, вызывающий различные виды ненависти. Люди с ослабленным механизмом «выработки» позитивной энергии меньше ориентированы на семью – больше на власть и богатство - получение одобрения таким путём, со всем сопутствующим негативом.

- Конечно-конечно, - чуть не перебила его Ингрид. – Вы замечали как меняется лицо человека, когда у него на руках младенец? Может поэтому, художники так любят изображать это?

Надо сказать, что собеседники редко перебивали друг друга, терпеливо дожидаясь своей «очереди». Чем дольше они здесь находились, тем меньше было исключений из этого правила.

Оставив вопросы Ингрид безответными, Дэвид вернулся к теме страха. Наличие страха, по его мнению, - исключительно важный и необходимый элемент манипулирования людьми.

- Не потому ли людей регулярно загружают негативной информацией? – торжественно спросил окружающих Дэвид.

Михаил счёл нужным добавить, что чувство вины тоже важный элемент манипулирования.

- Важно отвлечь внимание от сегодняшнего, фиксируя его на вчерашнем, о котором надо непременно сожалеть, или на завтрашнем, которого нужно обязательно опасаться, - констатировал он.

Михаил не стал продолжать, хотя и считал, что нередко государство, как и религия, именно с помощью вины «уводит» от настоящего в прошлое, когда вина произошла, либо в будущее, когда наказание может последовать.

По мнению Марко, человек свободен, если не манипулирует другими и не позволяет другим манипулировать собой.

Эльза же объявила, что тайный и истинный смысл всех религий именно в освобождении от страха.

Ингрид поддержала её, отметив, что если знаешь о невозможности приблизить либо отдалить день смерти, то понимаешь, что и нечего волноваться.

Амир согласно кивнул Ингрид, напоминив остальным, что о том же сказано и в Коране.

В этой связи выяснилось, что Ильясу ближе из Корана другое.

- Воистину, Аллах не изменит положения вокруг нас, пока не изменимся мы сами, - процитировал он.

Аллан предпочёл высказывание Будды: «Наше сегодняшнее состояние это результат наших вчерашних мыслей».

Когда же прозвучал вопрос Тары «А нужно ли бояться Бога?», мнения разделились. Марко, Михаил и Амир выступили со схожих позиций, считая богобоязненность чрезвычайно важным элементом, а наличие ада, безусловно, сдерживающим от греха фактором. Им противостояли Аллан, Дэвид и Ильяс.

Михаил напомнил о суровых испытаниях, ожидающих тех, кто нарушит Закон, не обращая внимания на замечание Аллана о схожести заветов Моисея с законами Хаммурапи.

- Благая Весть Иисуса также призывала погрязших в грехах людей одуматься и придерживаться Торы, - поддержал Михаила Марко.

- Пророк Мухаммад, признавал всё сказанное Пророками Моисеем и Иисусом в Писании, - согласился Амир.

Все трое пропустили мимо ушей слова не унимавшегося Аллана о том, что и Зороастр, и Будда проповедовали примерно те же ценности, что и религии Единобожия.

- То, что пророки посылались для отвращения людей от грехов и возврата на Путь Истинный - общеизвестно. Но нигде не сказано, что абсолютно все погрязли. И тогда, и сейчас (оглянитесь!) сотни (тысячи? миллионы?) людей живут, в общем-то, безгрешно, может и не выполняя ритуальную часть религий, не зная наизусть Писания. Поверьте, их объединяет одно - их сердца свободны от ненависти, - с пафосом возразил Дэвид.

Ильяс повернулся к Амиру, и, не переставая улыбаться, спросил:

- Почему все суры Корана, кроме одной, начинаются одинаково? Думаете, стоит бояться Милостивого и Милосердного?

- Бога надо и любить, и бояться, - не согласился Амир, чувствуя поддержку одобрительно кивающих Марко и Михаила. - Ведь в стольких аятах говорится о необходимости страха перед Всевышним.

- Конечно, все люди грешны. Невыполнение намаза вовремя, например, тоже грех, - возразил Ильяс. - «Малых» грехов много. Не потому ли каждая сура, кроме одной, а в другой дважды, начинается напоминанием о Милостивости и Милосердности Всевышнего? Но ведь есть и другие грехи. Посмотрите, сколько крови проливалось и проливается ради денег и власти. Люди, творящие это, движимы постоянным страхом - манией преследования. Только ещё больший страх может, да и то не всегда, обуздать их. К ним и относятся определённые аяты. Люди такого сорта имеются во всех, без исключения, народах.

Наконец, Эльза бывшая старше всех присутствующих, примирительно заключила:

- Друзья, конечно Бог это Любовь, Добро, Смиренность, Справедливость, как и дьявол - это ненависть, а за ней всегда страх, гордыня, зависть, жадность. Человек излучает либо позитивную - любовь, либо негативную - ненависть – энергию. То есть в каждый момент он либо с Богом, либо с дьяволом. Разве не об этом говорят все религии, может и разными словами? Все они призывают к одному и предостерегают от другого, указывая хоть и отличные пути, но ведущие к Одному, и уводящие от другого.

- Благими намерениями устлана дорога известно куда, - опять не к месту вспомнил Аллан. Его замечание прервало дискуссию. Повисла тишина. Первым не выдержал Михаил.

- Почему-то вспомнился фильм «Спартак». Помните? Мускулистые гладиаторы искусно сражаются, чтобы развлекать красиво одетых чинно сидящих патрициев. Позже ситуация изменилась. Пузатые патриции имитируют борьбу, развлекая пьяных хохочущих рабов. Изменилась не суть, только качество.

Все молча уставились на Михаила, пытаясь понять куда он клонит.

- Ой, это мой любимый фильм, - обрадовалась вдруг Тара. - Я столько раз смотрела его...

Михаил невозмутимо продолжал:

- В этом эпизоде, критикующем любую революцию, именно страх заставлял рабов развлекать хозяев, а позже – наоборот. Страх вызвал ненависть, которая хоть и переломила ситуацию, но не изменила сути. Ни к чему хорошему страх привести и не мог.

Тут уже заулыбался Аллан.

- М-да... Верно. Благие намерения не могут сочетаться ни со страхом, ни с ненавистью.

- Значит, если они сочетаются с любовью – то ведут в рай? – кокетливо спросила Ингрид.

- Конечно. Средства всегда важнее цели, - подойдя к Ингрид, Ильяс картинно поцеловал её руку.

Генерал Молчанов взглянул на часы. «Удачный день», - подумал он, готовясь покинуть кабинет. Он был высок и широкоплеч, серые глаза привлекательно сочетались с прямыми соломенными волосами. Сочетание мягкой манеры говорить с детской улыбкой было не менее привлекательным. К сожалению, у него не было проблем со зрением. Очки ну просто напрашивались на его расслабленное лицо с ярко выраженными признаками интеллигентности.

В спецслужбах непросто получить генерала в сорок один. Тем не менее, когда месяц назад его поздравляли с присвоением, никто не удивился. Все восприняли это как само собой разумеющееся.

Успех всегда сопутствовал Молчанову. Способствовало этому и продуманное выстраивание отношений. На работе у него не было врагов, но не было и друзей. Он был равнодистанцирован как от начальства, так и от подчиненных.

Был у него небольшой секрет. Анализируя прошлое, он намеренно не придавал этому эмоциональной оценки – не сожалел и не винил себя ни в чём, хотя ошибки, конечно, случались. Планируя же будущее, всегда представлял это так, будто оно уже свершилось в нужном ему виде. Никаких вариантов «а вдруг...» он вообще не рассматривал. Прочитанное много лет назад «проживи день так, словно он последний» не только глубоко впиталось в его натуру в виде привычки ничего не откладывать, но и привело, как ни странно, к уравновешенной неторопливости и спокойствию.

Мысль «удачный день» была его фирменным блюдом, которое он жевал ежедневно с утра до вечера.

Но и это не было главным. Главным было доверие. «Иди, выполняй. Я тебе доверяю», - любил он говорить своим сотрудникам, когда те сталкивались с неразрешимой проблемой. Решение обычно находилось. Это нелогичное, тем более учитывая специфику работы, беспредельное и даже агрессивное доверие к подчинённым и начальству не оставляло выбора ни тем, ни другим. Они просто вынуждены были отвечать Молчанову тем же.

- Кирилл Сергеевич, машина внизу, - произнёс очкарик, высунувшись из-за двери.

- Спасибо, Дима. Спускаюсь.

Молодой человек с внешностью лучшего ботаника планеты, видя, что генерал надевает пиджак, предусмотрительно открыл дверь. Дима так открыто и искренне боготворил Молчанова, что даже самый злой язык и не думал повернуться для каких-либо обвинений и подозрений. Кирилл Сергеевич давно симпатизировал наивным людям. Его трогала их честность и беззащитность. Надо сказать, в управлении, в этом смысле, у Димы не было конкурентов.

Они встретились перед входом в небольшой ресторанчик, где генерала знали все. Вот только о погонах, а тем более о количестве и размерах звёздочек на них, никто не догадывался. Обнялись. Кириллу не надо было вспоминать, сколько они уже не виделись с Эмилем. Жалоб на память за ним не числилось. После традиционных «как ты?» разговор перешел к не менее традиционным «а помнишь?». Убедившись, что оба всё помнят, друзья переключились на день сегодняшний.

Вообще, они в чём-то были очень похожи, но не внешне, к сожалению Эмиля, который к тому же, был на год старше. Оба не приветствовали пьянство, хотя от рюмки-другой хорошего коньяка и не думали отказываться. Курили тоже мало и только хорошие сигареты. Оба с юмором относились к прошлому (пусть в нём были ошибки), и к будущему (какой смысл бояться того, чего не миновать?), и, тем более, к настоящему (любили говорить серьёзно о несерьёзном, и наоборот).

Мужчины народ предсказуемый, как, впрочем, и женщины. Как бы подтверждая это, оба заговорили о политике.

Выяснилось, что Кирилл с одобрением относится к действиям руководства своей страны, тем более что оно в большинстве своём тоже имеет погоны, хоть и не ходит в форме, как и сам Кирилл.

Эмиль же ответил в том смысле, что он больше доверяет врачу, если тот родился в семье врача, или учителю, если тот родился, соответственно, в семье учителя.

- Ну как там город? Изменений много? – поинтересовался Кирилл.

- Конечно. Что-то стало лучше, что-то - нет, - ответил Эмиль. – Лучшего больше.

Но увидев, что Кирилла ответ не устроил, тихо с улыбкой добавил:

- Домов красивых больше построили, дороги стали современнее. Нынешняя власть прагматична. Бизнесменов среди них много. Вообще, предприимчивым сейчас легче. А вот интеллектуалам без талантов бизнесмена карьеру сделать труднее. На гранты живут, ну и поют соответственно. Трауры эти бесконечные... Вот ты, толковый парень, сделал же нормальную карьеру. Государство заметило твои таланты. У нас это сложнее. Традиций нет. Но главное не это. Главное - тенденции. Тут я оптимистичен.

- А сколько у тебя звёздочек? - шутливо спросил Эмиль, чтобы сменить тему.

- Одна, - усмехнулся Молчанов.

- Большая? – продолжил Эмиль в том же духе.

- Не самая, - рассмеялся Кирилл.

Мысль о маршальской звезде как-то не приходила ему в голову.

- С Кулоном разобрался? – полюбопытствовал Кирилл закуривая.

- Представь себе, пока нет. Вообще-то, забыл я про него, - Эмиль тоже закурил.

Увлекавшегося в старших классах физикой Эмиля интересовало, почему протоны в ядре атома отталкиваясь, не разлетаются по закону Кулона.

Затем его кумиром стал Никола Тесла. Вначале, впечатление на Эмиля произвёл неописуемо длинный список известных изобретений (даже радио!) и отказ от Нобелевской премии, присуждённой ему одним из первых. Позже, важнее стало нежелание Тесла давать людям того, к чему они не готовы. Имелось в виду и искусственное Нью-Йоркское землетрясение, и тщательный подбор места для эксперимента с «метеоритом» – единственный пострадавший

– свалившийся с телеги тунгус, и скрытие технологии «лучей смерти», способных уничтожать всё на огромных расстояниях, и, наконец, оттягивание проекта «Рейнбоу» - знал о воздействии на команду. Ещё позже Эмиля уже интересовали способности Тесла к визуализации, предсказыванию событий (банкир Морган, к примеру, вняв уговорам Николы, сдал свой билет на «Титаник»), взгляды на устройство вселенной.

Кирилл же с детства увлекался историей. В итоге, Эмиль связал свою жизнь с историей, а Кирилл стал инженером-электриком. Военным он стал позже.

Друзья выпили ещё по рюмке коньяка.

Эмиль достал из кармана пиджака небольшой пожелтевший лист бумаги с каким-то чертежом и цифрами.

- В позапрошлом году, - неторопливо начал он, - ездил в Лидс, на конференцию. Англичанин, с которым уже много лет переписываюсь через интернет, узнав о моём давнем интересе к жизни Тесла, показал мне это.

Кирилл увидел подпись N.Terbo внизу и укоризненно помахал головой:

- Опять Тесла? Не надоело, папаша?

- Да ты послушай, - впервые за сегодняшний день Эмиль был крайне эмоционален. – Это осталось от деда того англичанина. В конце войны он занимался какими-то секретными военными разработками. Так вот жена его, бабушка моего приятеля, сказала, что слышала несколько раз о каком-то Майкле, друге мужа, но видела его, случайно, только один раз.

- А то, что когда приятель показал ей фотографию Тесла, она признала, что похож.

- Так ведь это было в конце войны! – Эмиль расстроено смотрел на невозмутимого Кирилла.

Тут раздался ещё один звонок. Надо сказать, что во время разговора Молчанову звонили часто. Однако Кирилл либо коротко обещал перезвонить позже, либо бегло взглянув на лежавший на столе мобильный телефон, вовсе не отвечал, позволяя тому радостно вибрировать. На этот раз звонил уже другой сотовый телефон. Быстро достав его из внутреннего кармана пиджака, Кирилл тихо ответил:

- Надо съездить в ... (прозвучало название известного здания). Командуют соседи. Не вмешивайся. Будь там. Крови быть не должно, – голос в трубке был хорошо знаком Кириллу, хоть он и не принадлежал человеку из управления.

- Хорошо, буду минут через двадцать – двадцать пять, - «если с мигалкой» подумал генерал, тут же напоминая себе, что день удачный.

- Мне надо ехать. Вот, возьми, - третий мобильник Кирилл достал из кармана брюк. – Мой номер введён в память. Перед отлётом вернёшь. Созвонимся.

Быстро расплатившись с официантом, Молчанов заторопился к выходу.

Человек с рацией

Терри вышел из бронированного джипа размером с небольшой автобус и огляделся. К нему уже торопился невысокий человек с маленькой рацией в руке. Свита человека с рацией почтительно бежала на отдалении. «Руководитель операции», - догадался Терри.

Человек с рацией был предупреждён. Не часто ему звонили с таких верхов.

- Будет наш представитель. Проведи его вовнутрь. Там знают. Не забывай, крови быть не должно, - это всё, что прозвучало в телефоне.

Хотя последовавшие гудки ясно давали понять, что разговор окончен, человек с рацией всё ещё прижимал телефон к уху, ожидая возможных дальнейших указаний. Но указаний не было. Наконец, человек с рацией взглянул на своих помощников. Отошедшие в сторону, когда раздался звонок, они подлетели обратно, в ожидании приказов. Однако их ждало разочарование. После долгого молчания, во время которого командир пытливо вглядывался в каждого, он строго произнёс:

- Не забывайте, крови быть не должно.

Все шесть великанов молча переглянулись. Их невозмутимые лица не выражали ничего, кроме готовности. Все шестеро, как и подразделения, прикреплённые к каждому из них, были готовы исполнить любой приказ. Услышь они приказ «на Луну!», несомненно, в самое кратчайшее время в полном составе, причём одновременно, они оказались бы там. Но приказа не было. Поэтому, они молча кивнули командиру. И хотя о том, что крови быть не должно, они слышали уже в четвёртый раз, они понимали – это неспроста.

Любопытно, что почти одновременно с последним звонком было ещё два звонка.

Сначала позвонили Саиду. Саид сразу узнал голос с явно выраженным арабским акцентом.

- Как там, нормально? – однако, не дожидаясь ответа (за такие деньги разве может быть по-другому?), собеседник продолжил. – Приедет человек, проведёшь его вниз. Ждать будешь снаружи. Помни, крови быть не должно.

Позвонили и Молчанову на телефон во внутреннем кармане пиджака.

- Внутрь пройдёт человек. Посмотри, чтобы было тихо. Крови быть не должно.

Терри быстрыми шагами пересекал перекрытую улицу по направлению к входу в здание. Человек с рацией успешно старался не отставать.

Саид, предупреждённый товарищами о каком-то движении снаружи, ждал у входа.

Глаза Саида и человека с рацией встретились. Оба профессионально изучали друг друга. Нет-нет, они не выбирали точку на теле соперника, в которую бы выстрелили, случись такая возможность. Они были похожи. Они были так же похожи, как похожи порой следователь и подозреваемый, узник и надзиратель. Именно потому, что похожи - они понимали друг друга без слов. Оба давно уже устали от своей работы. Обоим хотелось тихой спокойной жизни без выстрелов и холодной постели.

Пройдя несколько шагов вовнутрь, Терри обернулся, не зная куда идти дальше. Но Саид был занят.

Наконец взаимоизучение закончилось, пути обоих профессионалов разошлись. Человек с рацией вернулся к подчинённым, давно переставшим поражаться смелости своего шефа. Саид же, подойдя к Терри, стал указывать дорогу вниз.

В маленьком коридоре Терри, удивлённо взглянув на стул у входа, поморщился от противного запаха. Осуждающе посмотрев на Саида, он ничего, однако не сказал, вспомнив, что это не его вина. К тому же, Саид говорил только на родном чеченском и на русском языках. Русский же Терри был хоть и очень сносным, но далеко не блестящим.

В комнате. Час пятый

В комнате все устало изучали строение головы. Присутствующие, к счастью, не отличались кровожадностью. Поэтому наглядность им не потребовалась.

Михаил начал с того, что разделил голову на две части, назвав их полушариями. Амир удивился географическим терминам Михаила, но, решив не высказываться, лишь терпеливо вникал. Остальные услышанному не удивились. Далее, Михаил назвал полушария левым и правым. «Логично», - подумал Амир. Для остальных и это не было новостью. И хотя дальнейшее было не совсем понятным, Амир продолжал внимательно слушать.

Оказалось, что левое полушарие отвечает за анализ, то есть разбивает процесс или явление на части, обдумывая каждую в отдельности. Его принцип «или это, или то». Правое же полушарие отвечает за синтез, то есть строит новое «здание» из известных «кирпичиков», в общем, творческое. Принцип его – «как это, так и то».

Тут Аллан высказался в том смысле, что правополушарные тяготеют к прикладным наукам, а левополушарные – к фундаментальным. Посмотрев же на Амира, добавил:

- Фундаментальная наука процессы описывает, объясняет и прогнозирует, а прикладная – моделирует и управляет ими.

- А мне кажется, учёные относятся к голове как Карлсон к телевизору в известном мультфильме. Помните его удивление, как такой большой человек залез в этот ящик? – засмеялась Ингрид. – Не думаю, что Карлсон догадывался о существовании телестудии.

Неожиданно для всех, и к удовольствию Амира, в разговор вступила Тара. Выяснилось, что ей почему-то некомфортно представлять свою голову отдельными полушариями. Работу же мозга она представляет несколько иначе, без разделения на них:

- Наиболее древняя часть – так называемый R-complex, мозг рептилии. Интересно, что жизнь рептилий вращается вокруг трёх вопросов. Могу ли я это съесть - садистское подавление слабого? Может ли это съесть меня - кошмарная лесть перед сильным? Могу ли я жить с этим - равнодушие к тому, с кого нечего взять? Затем, мозг млекопитающих, которым присущ весь спектр человеческих эмоций. Не отсюда ли любовь к мыльным операм и всяким шоу с их калейдоскопом эмоций? Ну и, наиболее развитый у человека, neocortex. Видимо, и аналитические, и синтетические способности – отсюда. Активность разных частей мозга у людей различается - генетика, интеллект, возраст, и так далее.

Закончив говорить, Тара раскланялась, незаметно подмигнув Амиру. Пожалуй, излишне говорить, что взгляды Амира на устройство мозга удивительно совпали с услышанным.

Уже давно разговор носил довольно вялый характер. Усталость сказывалась. Многие слушали, прикрыв глаза. Нередко высказывались только ради поддержания разговора, возможно, не желая оставаться наедине со своими мыслями.

- Не судите, да не судимы будете, - задумчиво произнёс Марко. – Значит, во всём виноват аналитический ум? Ведь именно он судит, то есть различает. Как мы помним, именно змий научил различать добро и зло, и именно поэтому и произошло изгнание из рая. Значит и возвращение туда, возможно, произойдёт, когда человек перестанет судить, то есть оценивать и сравнивать. Видимо, в раю нет дуализма, а значит разделяющий аналитический разум – бесполезен, в отличие от соединяющего синтетического.

- Любопытна реакция на добро и зло у суфиев последней, четвёртой ступени Хакикат, - решил высказаться Ильяс. – «Не оборачивайся, продолжай свой путь».

- Это что, призыв к равнодушию? – удивилась Ингрид.

Теперь в комнате заговорили о равнодушии. Не зря Ильяс своих суфиев вспомнил. Разговор немного оживился.

Выяснилось, что если на русском языке равнодушный - это буквально человек с ровной душой, то на арабском – незамечающий, а на английском, как и на французском – неразличающий. Хотя для большинства равнодушные не являлись кумирами, всё же неожиданно эмоциональное мнение Эльзы их слегка озадачило:

- Часто, будучи дистанцированными от политических баталий, интриг и битвы за власть, равнодушные вызывают недовольство обеих противоборствующих сторон, не сумевших сделать из них сообщников. Тут их и начинают энергично увешивать «дохлыми собаками». К примеру, вспомните известное: революцию готовят гении - как правило, пассионарии, то есть одержимые, проводят в жизнь фанатики - обычно молодёжь в союзе с истериками, плодами пользуются негодяи - те, что преданно поддакивают гениям в глаза, весело перемигиваясь за их спинами. Где здесь равнодушные? Да дома они, и на работе.

- Дохлыми собаками? – негромко переспросила Ингрид. – У нас это почему-то называется привязывать вёдра.

Считавший равнодушных по темпераменту близкими к флегматикам, Аллан поддержал Эльзу:

- С возрастом и характер, и темперамент у многих, допускаю, что не у всех, меняются. Помните не менее известное: «если ты не бунтарь в 20 – нет сердца, а если бунтарь в 40 – нет ума»? Подростковый радикализм, то есть стремление к крайним решениям - «у вас перхоть? рекомендуем гильотину!», сменяется юношеской стеснительностью и застенчивостью - «ой, всё равно не поможет». Затем спокойная уверенность взрослого человека - «раз она не у всех - значит, устранима», сменяется неторопливой мудростью старца - «да ну её, и не такое бывает». То есть от холерика, побывав меланхоликом и сангвиником, человек как бы движется к флегматику. Конечно, встречаются «старцы» и в подростковом возрасте, и далеко не молодые «подростки».

Ильяс, усмехнувшись, добавил:

- А вот Павлов считал, что у холериков эмоциональное возбуждение преобладает над торможением, у флегматиков наоборот, ну а сангвиники – уравновешенны. Меланхолики же, вообще особняком – их нервная система просто слаба. Кстати чёрная желчь - мелайна холе, вроде и не найдена. Любопытно, что про человека не в духе у меня на родине говорят «у него кровь чёрная».

Однако Тару, а значит и Амира, как и Дэвида, это не убедило.

- Не доверял и не буду доверять им. Никаких симпатий к равнодушным не испытываю, - Дэвид жестом подтвердил свою категоричность.

На этот раз Эльза не была столь эмоциональной:

- Ваше мнение достойно такого же уважения, как и мнение, отличное от Вашего. Речь не о том, что не надо протягивать руку упавшему. Обязательно надо помогать тем, кто не может помочь себе сам. При скоплениях людей нередко присутствующие награждают отсутствующих именно этим ярлычком. Мудрость же разных народов, о которой шла речь, показывает - не всё так однозначно чёрно-бело.

- Не убедили, - миролюбиво покачала головой Тара.

- Надеюсь, Вы согласитесь, что помогая другим – мы помогаем и себе, - обратился Ильяс к Таре и Амиру, успев одновременно подмигнуть Дэвиду. – Думаю, Вы не станете возражать, что нередко помощь оказывается не тем, кому следовало бы. Уверен в Вашем понимании того, что всем помочь всё равно не удастся.

- Мне тоже кажется, что часто за внешним равнодушием скрыта внутренняя сила и уравновешенность, - Михаил улыбнулся и подсел к Ильясу.

- Когда человек рождается, его кулаки сжаты – «весь мир мой», - дождавшись своей очереди, задумчиво произнесла Ингрид. – А когда умирает, они разжаты – «смотрите, я ничего не забрал».

Походив какое-то время вокруг, Эмиль понял, как популярно слово «гражданин» у стоящей в оцеплении милиции. Толпившиеся, несмотря на позднее время и прохладную погоду, зеваки предпочитали сразу два – «чечены» и «заложники».

Потеряв интерес к дальнейшим филологическим и социологическим исследованиям, Эмиль задумался. Думал он недолго и не зря.

Ещё утром он передал свой мобильный телефон Ингрид. Её телефон, купленный недавно в Греции (Ингрид эмигрировала туда чуть больше полугода назад – нашлись родственники сестры её покойной бабушки-гречанки), в Москве почему-то не работал. Именно поэтому он и просил Кирилла помочь с сотовым телефоном.

Понимая, что звонить рискованно, Эмиль решил послать Ингрид SMS. О многом хотелось спросить и узнать. В итоге, он послал лишь вопросительный знак. К своей радости, почти сразу, в ответ он получил восклицательный.

Вскоре его ждала не меньшая радость. Он как раз собирался позвонить Кириллу, когда тот, улыбаясь, неожиданно коснулся его локтя. Объяснив произошедшее, Эмиль попросил о помощи. Теперь уже задумался Кирилл, но тоже ненадолго. Результатом был ещё один SMS с просьбой описать то, что Ингрид видит вокруг.

Отдавшая свой неработающий телефон Амиру, Ингрид сжимала телефон Эмиля в руке, а руку держала в сумочке. Она верила, что дождётся вестей от Эмиля. Поэтому, когда телефон, наконец, завибрировал, она сразу же незаметно ответила.

Для второго ответа ей пришлось выйти в туалет. Это был как раз тот момент, когда разволновавшийся Амир снял маску и убежал туда первым. Не менее разволновавшаяся Ингрид была второй.

Она не стала описывать, что видит. Лишь упомянув о туалете, Ингрид ограничилась информацией о комнате и коридоре. Указала она и примерное их расположение.

Ответ Ингрид удивил Кирилла. Вздохнув, он посмотрел в сторону человека с рацией.

Правители всегда побаиваются своих спецслужб, молчаливо контролирующих всё и вся. Ещё больше правители боятся остаться без них. Выход был найден давно и всеми. Параллельность. Наличие нескольких конкурирующих (наука, иногда, предпочитает называть это управляемым конфликтом) спецслужб значительно облегчает жизнь правителей. Генерал Молчанов и человек с рацией работали в разных спецслужбах. Обе, шутя, называли друг друга соседями.

И хотя уже месяц, как Молчанов был по званию старше, чем человек с рацией, в данном случае, к сожалению, это не играло никакой роли.

Оставив Эмиля, Кирилл подошёл к человеку с рацией:

- Макар Степанович, здравствуй. Мне велено быть здесь, но не вмешиваться. Те, кто повыше и твоего, и моего руководства, доверяют тебе. Я тоже. Мне нужна твоя помощь. Моё начальство не знает об этом. Покажи мне чертежи здания. Знаю, ты уже поговорил со всеми и досконально всё изучил. Помоги.

Пристально посмотрев на генерала, Макар Степанович кивнул. Они зашли в автобус. Посмотрев чертежи каждого уровня здания и прилегающей к нему территории, Кирилл Сергеевич ткнул в интересующее его место.

- Комната, примерно, двадцать восемь квадратов, полуподвальная, пустая, окон нет, вентилируется, стены толстые. В туалете раньше было небольшое окно, выходящее во внутренний дворик. Месяца два назад его почему-то заложили кирпичом. Кладка тонкая - мои орлы одним пинком снесут. Но подход снаружи затруднён, выход из коридора внутри простреливается. Для штурма, как видишь, не подходит.

- Спасибо, Макар. Я увидел что хотел. Ты меня знаешь, если смогу – всегда помогу. Я доверяю тебе. Спасибо.

- Мы в дела панов не вмешиваемся, Кирилл. Да и чубы свои к голове ближе. Нам-то что делить?.. Не за что.

Кирилл и Макар вышли из автобуса и, попрощавшись, разошлись.

В этот момент зазвонил телефон во внутреннем кармане Кирилла. Вскоре позвонили и Макару Степановичу. Это были звонки, связанные с приездом Терри, о которых мы уже упоминали.

Закончив разговор, Кирилл подошёл к Эмилю. Тот терпеливо покуривал в ожидании новостей.

Достав обычный мобильный, Молчанов опять звонил кому-то:

- Здравствуй, Николай Иванович. Не помешал? Ты мог бы приехать сейчас (Кирилл объяснил куда) во всеоружии? Нужна твоя помощь, Коля. Жду.

- Интересный тип, - усмехнулся Кирилл. – Диггер. Всю Москву под землёй исходил. Пару лет назад заполз случайно куда не следовало. Тут наши аккуратно и наступили ему на хвост. Так и познакомились. Немного помог ему отвертеться. Иногда консультирует меня. Не говори, что историк – замучает спорами. Николай тут недалеко живёт. Скоро подъедет.

- Ну и чем таким секретным этот дедушка занимался? – Кирилл вернулся к прерванному в ресторане разговору.

- Это неважно. К тому же вскоре после этого он погиб. Машина сбила.

- Так-так, - Молчанов вдруг стал серьёзным. – Должны были быть веские причины, - добавил он задумчиво.

- Да дело не в нём. Тесла ведь умер в самом начале 43-го. Ещё тогда были слухи, что смерть инсценирована. Труп, который в гостиничном номере нашла горничная, быстренько кремировали. А ведь Тесла был христианином, сыном священника. Если бабушка моего приятеля действительно видела его в конце войны, значит слухи о том, что его вывезли в Англию, верны. Но и это не главное. Вспомни проект «Рейнбоу».

- Это когда хотели эсминец сделать невидимым для радаров, а он стал вообще невидимым? Но вроде этим не Тесла занимался.

- Конечно! Он был директором проекта шесть лет, подготовил документацию и оборудование, но тянул время. Знал, что команда пострадает. Его и отстранили от руководства за саботаж. Кстати, когда он был директором, Эйнштейн работал у него в подчинении. Эксперимент провели через полгода после «смерти» Тесла. А команду так и не смогли вылечить, все потеряли способность ориентироваться во времени и пространстве. Тесла же, предвидя последствия эксперимента, изобрёл прибор, позволяющий синхронизировать внутренние часы организма. Учёные считают, что этот прибор позволял бы и омолаживать человека, сдвигая внутренние часы, по которым человек развивается и стареет, назад.

Эмиль торжествующе смотрел на Кирилла, но, к сожалению, от серьёзности последнего не осталось и следа.

- Всё вращается, - не унимался Эмиль. - Земля вращается вокруг своей оси, полный оборот – сутки. Земля вращается вокруг солнца, полный оборот – год. Вращаются и солнце, и солнечная система, и галактика, и вселенная. Ведь время как раз и связано со всеми этими вращениями. Точка, вокруг которой вращается вселенная – точка нуля. Время там неподвижно. Так вот прибор, который удалось создать Тесла – это генератор нулевого стандарта времени. Необходим он для привязки личности ко времени, если произойдёт дезориентация.

Кириллу опять позвонили, на этот раз на мобильный в кармане брюк.

- Ты где? – спросил он.

Кирилл посмотрел на часы. Было начало третьего. До приезда Терри оставалось минут двадцать.

- Пошли, - обратился Кирилл к Эмилю, засовывая телефон обратно в карман. – Николай приехал.

Дверь в комнату неожиданно открылась. Вошли Саид и Терри.

Взглянув на присутствующих, Саид похолодел и уставился на Амира. Амир, наоборот, вспотел. Он судорожно искал свою маску. Заглянув под стул, он вспотел ещё больше. Потовыделение стабилизировалось, только когда он вспомнил, что использовал маску в качестве полотенца, и что Саид знает об отсутствии патронов в автомате.

Саиду повезло меньше. Он продолжал переохлаждаться. Вместо шестерых мужчин и двух женщин Саид видел другое.

«Всё пропало. Ну почему, почему это поручили Амиру? Эти арабы только своим и доверяют», - думал он в отчаянии. Опустив голову, Саид печально побрёл к двери. Вид у него был далеко не террористический. Он устало опустился на стул у выхода из коридора. Прислонив голову к стенке, Саид закрыл глаза.

Этой странной войне не видно конца. Пьяного царя сменил трезвый, но и ему не удалось прекратить бессмысленное кровопролитие.

Он, школьный учитель, всегда держался подальше от любой общественной работы и, тем более, политики. Врядли пилот, сбросивший бомбу на их дом, хотел убить именно его жену и дочь. Богу было угодно, чтобы сына в этот момент не было дома. Оставив сына у сестры, он ушел в лес к таким же, как он сам. Там он с удивлением обнаружил, что всем заправляют всё те же комсомольские вожаки - проверенные товарищи, успевшие порядком надоесть ещё в «школьной» жизни.

Шли годы. Выбывающих вожаков сменяли арабы со связями. Вокруг них группировались те, кому всё равно. Немногочисленные остальные тянулись к уже ветерану Саиду. Саид не убивал бесцельно солдат – почти ровесников его сына. Не хотел он и попусту рисковать жизнями своих бойцов. С ним вынуждены были считаться.

Когда предложили участвовать в захвате в Москве, Саид и ещё трое из его группы, в том числе Амир, согласились сразу. В случае успеха у Саида появлялся шанс уехать с сыном и начать всё с нуля где-нибудь в Турции. Обещанные немалые деньги гарантировали реализацию его планов. Он не был бы первым, кому удалось вырваться. Всё «заработанное» до этого он отдавал сестре, потерявшей мужа и оставшейся с двумя детьми и свекровью.

Хотя захватом руководили другие, в его дела они не вмешивались, получив, видимо, соответствующие указания. Все поручения, связанные с комнатой внизу, Саид получал по телефону напрямую.

Он не понимал и не принимал остальных участников захвата. Это были люди, потерявшие от горя утрат, способность чувствовать боль других. Время не лечило их раны. Они разучились прощать.

Особенно печально было видеть среди них молодёжь, не успевшую ещё толком пожить, но уже убеждённую, что для попадания в рай надо убивать и быть убитым.

Сидя на стуле, Саид раздумывал, как поступить. Стоит ли сообщать, что в комнате вместо одного из мужчин женщина? Амир не знал, что должно быть две женщины и шестеро мужчин, но Саид-то знал... Подумав ещё немного, Саид решил ничего не предпринимать. По своему опыту он знал, что иногда не стоит сразу бросаться решать проблему. Часто, если немного подождать, проблема разрешается сама собой. Саид успокоился.

Посидев ещё немного, он вернулся в зал, предупредив своих, чтобы в случае появления Терри, ему дали знать.

Это был невысокий худой человек с трудно запоминающейся внешностью. «Без особых примет», обычно говорят о таких. На вид ему было меньше пятидесяти, в действительности – пятьдесят два. Припаркованный рядом «Жигулёнок» выглядел моложе.

Познакомив Эмиля с Николаем, Кирилл ввёл последнего в курс дела. Тот задумчиво разглядывал чертёж, сделанный Кириллом на листке из блокнота. Так поздно Кирилл никогда не звонил, поэтому Николай понимал важность и срочность вопроса.

- Вот здесь, во внутреннем дворике, есть люк. А тут – заложенное недавно окно в туалет. По-моему можно попробовать. В темноте не заметят, - Кирилл продолжал тыкать в листок, надеясь всё же услышать мнение Николая.

Но Николай продолжал молчать. Все трое закурили.

- Хорошо, попробуем, - наконец произнёс Николай, повернувшись к Эмилю. - Придётся прилично отъехать, а потом возвращаться под землёй. Будет мокро, грязно и темно.

- Я наверх подниматься не буду. Внизу могу ждать, сколько надо, - заключил он, возвращая листок Кириллу.

Зная, что спорить бессмысленно, Кирилл положил руку на плечо Эмиля:

- Ты справишься. Кладка тонкая. Комната рядом. Возвращаться будете тем же путём. Возьми несколько плиток шоколада. Им это понадобится.

- Спасибо, Кирилл. Я позвоню.

Ещё раз взглянув на часы, Кирилл заторопился обратно.

К удивлению Эмиля, машина не только завелась, но и даже сдвинулась с места.

- Давай-давай, - подбадривал её Николай время от времени. – Я знаю, ты хочешь.

Видимо привыкшая к такому обращению, машина не стала огорчать хозяина.

Николай похлопал по рулю:

- Мы уже тридцать лет вместе. А ты кто по профессии? – Он явно тяготился молчания.

- Не историк, - засмеялся Эмиль.

- Кирилл Сергеевич предупредил? – Николай, улыбнувшись, почесал за ухом. – Давно знакомы с ним?

- С детства.

- Ясно. Ну и что ты думаешь об истории вообще, и России в частности? Мнение профессионала интересно.

- Что думаю? – Помня совет Кирилла, Эмиль решил ответить уклончиво. - Возьми, к примеру, историю 20-го века. Какие изумительно красивые и несовместимо противоположные версии (и как их много!) можно найти о любом произошедшем событии. А ведь тонны документов и тысячи свидетелей. Трудно после этого серьёзно относиться ко всем этим мифам, официально именуемым историей. Причём чем дальше вглубь – тем труднее. Разве не так, Николай?

- Согласен, хотя и странно это слышать от историка. Приевшаяся фраза Покровского «история - это политика, опрокинутая в прошлое», к сожалению, верна. Поэтому «свои» ходят в походы, демонстрируя ратную удаль, ну а «чужие» совершают исключительно трусливые набеги.

- Да-да... Наши разведчики умны и смелы, а их шпионы подлы и коварны... Своя история всех, без исключения, народов пишется по этому принципу.

- Одни пишут, что Россия ослабила монгол, и тем самым спасла Европу от разорения, сама, в результате, отстав в развитии. Другие пишут, что Европа, после неудачных крестовых походов, с надеждой ждала прихода монгол, значительная часть которых были христиане несторианского толка, во главе с легендарным Ван (Иоан) ханом, - Николай уставился на светофор, не желавший переключаться на зелёный.

- Мне кажется, как правило, всё обстоит гораздо проще. Усложнения необходимы для блеска. Люди это любят. Но не все золото...

Теперь и Эмиль присоединился к Николаю, но на светофор это не подействовало. Он продолжал равнодушно гореть красным.

Махнув рукой на упрямый светофор, они проехали ещё немного и остановились у старенького одноэтажного дома на удивительно тихой и ещё более удивительно тёмной улочке. Во дворе, за сараем, был вход в подземный мир. Одев сверху прихваченные Николаем комбинезон и каску с фонарём, как у шахтёров, они спустились вниз.

- Идти нам, примерно, час-полтора. Ты сказал проще. Это как?

- Да нет в истории ни пафоса, ни героизма, если поближе познакомиться. Монголы же повернули назад - когда степи кончились. Кстати, в отличие от греков, систематизировавшие всё и вся монголы не меняли лояльную администрацию и не навязывали свою культуру, но были очень щепетильны в вопросах налогов, - Эмиль вдруг дважды громко чихнул.

Как Николай и обещал, было темно и сыро. Глаза Эмиля довольно быстро привыкли к темноте, а нос – к специфичному запаху. Ботинки, которые дал ему Николай, были немного великоваты. Свои туфли Эмиль положил в рюкзачок за спиной. Там же в кулёчке лежали и купленные по дороге плитки шоколада.

- Будь здоров. А вот Македонский строил в покорённых землях города в свою честь и навязывал везде свою администрацию, но с уважением относился к местному духовенству. Успех в распространении эллинистической культуры, заключался именно в интересе к местным религиям и культуре - строя везде греческие храмы, Александр не разрушал существующие. Он явно не собирался превращать весь мир в Македонию.

Эмиль вспомнил об индийском мудреце, спросившем Александра: «Что он будет делать, когда завоюет весь мир?». На ответ же: «Отдыхать» мудрец заметил: «Я уже отдыхаю».

Усмехнувшись мудрости индийца, понимавшего, что мир и так принадлежит ему, Николай уверенно зашагал дальше. Тема глобализаторов прошлого была на этом исчерпана.

Эмиль старался не отставать от Николая.

Было далеко за полночь. В комнате все устали. Беседа выдохлась.

Эльза, Ингрид и Тара, сгруппировавшись вместе, обсуждали женские вопросы, говорили о детях и кулинарии. Ильяс с Михаилом вспоминали город их детства. Аллан и Марко, поговорив о высоких европейских ценах и наплыве мигрантов, переключились на футбол. Присоединившийся к ним вначале Дэвид, позже пересел к Михаилу и Ильясу. Оставшийся в одиночестве Амир успешно пытался вздремнуть.

Мы не будем пересказывать содержание всех бесед. При всём исключительном уважении к лучшей половине человечества, вынуждены заметить, что ничего интересного для мужчин, в разговоре трёх представителей этой половины, обнаружить не удалось.

Не менее уважаемые европейцы продемонстрировали несомненно глубокие познания истории футбола и нюансов его нынешнего состояния в свете произошедших и предполагаемых трансферов легионеров, но их беседа - тема отдельной более серьёзной книги. Пожалуй, то же можно сказать и о кулинарных познаниях дам.

Любопытным оказалось мнение Аллана о потребностях европейской экономики в притоке мигрантов ввиду низкой демографии. Не менее любопытным было и его беспокойство о возможных планах образования нового народа – европейцев.

Однако, Марко возразил ему, указав на неудачу постигшую СССР в создании советского народа, и, как ни странно, неудачу ожидаемую, по его мнению, в создании американского. Стоит отметить активнейшее выражение Дэвидом согласия с мнением Марко.

К сожалению, ни Михаил, ни Ильяс (уж по поводу американского народа он бы точно не согласился) не слышали Марко, и поэтому не смогли, как бывшие советские люди, выразить своё отношение к этому. Они были заняты воспоминаниями о временах, когда птички щебетали громче, ибо солнце светило ярче.

Коснулись они и событий почти пятнадцатилетней давности, когда люди вдруг перестав быть равнодушными, собирались в огромные толпы для выражения накопившегося неравнодушия.

В этой связи, загадочную историю, услышанную от своего племянника, ныне обосновавшегося по соседству, рассказал Дэвид. Племянник в те годы проживал в городе-спутнике столицы родины Ильяса. Город «прославился» трагическими событиями, ставшими неожиданными для всех, и приведшими вскоре к развалу огромной страны. Квартира племянника была на первом этаже пятиэтажного дома. Чудом же было то, что стихия обошла его квартиру, на которой красовалась модная в те времена табличка с фамилией, недвусмысленно выдающей национальность жильца. Чудом не была замечена и аналогичная табличка на двери 3-го этажа. Скромному жильцу квартиры на последнем этаже, не догадавшемуся указать свою фамилию на двери, повезло гораздо меньше. Его квартиру погромщики не пожалели.

Михаил с Ильясом понимающе переглянулись.

В свою очередь, не менее любопытную историю о городе своего детства рассказал Михаил.

Оказалось, что из-за открытых во второй половине девятнадцатого века богатых залежей нефти, это был самым динамично развивающимся городом мира на рубеже позапрошлого и прошлого веков. Та же нефть привлекла сюда энергичных Ротшильдов и вскоре положила конец нефтяной монополии Рокфеллера. Стремление последнего восстановить утерянное лидерство, привело к падению царя и приходу большевиков, тут же изгнавших Ротшильдов из региона.

Когда открылась дверь, все три беседы и сон Амира, содержание которого так и осталось неизвестным, были прерваны одновременно.

Как и Саид, Терри тоже заметил несоответствие в составе присутствующих, однако, улыбнувшись, поздоровался со всеми, пожалуй, чуть больше задержав взгляд на Амире.

Ещё до приезда в Москву, Терри пытался разгадать смысл брэйнсторминга. Он знал, что Фонд не организует события, он только владеет информацией о них, время от времени используя это в своих интересах. Не имея широких возможностей спецслужб, Фонд всё же иногда пытался влиять на события, незаметно их корректируя.

Изучив биографии участников, трудно было не заметить некоторые закономерности. Половина участников – европейцы. Вторая - уроженцы одного региона. Михаил, Ильяс и Эмиль родились в одном городе на берегу моря, пусть некоторые и считают его озером (вы когда-нибудь видели озеро с солёной морской водой и тюленями?). Позже, Михаил эмигрировал из этого горячего региона в регион ещё более горячий, но зато исторически не чужой. Дед жителя Лос-Анджелеса Дэвида родился в соседней стране, недавно отвоевавшей при поддержке великого северного соседа часть территории родины первых троих.

Вывод напрашивался. В экстремальной ситуации, когда жизнь в опасности, трудно, да и нет смысла скрывать и таить что-либо, тем более, если окружён людьми, близкими либо по духу, либо по возрасту, либо по происхождению. Присутствие женщин желание откровенничать у мужчин только усиливает. В свою очередь, нахождение в замкнутом пространстве, опять же, сближает людей.

Таким образом, либо Ильяс, либо Эмиль, по мнению Терри, обладали информацией, представляющей интерес для Фонда. Эмиль отсутствовал. Вместо него здесь находилась довольно привлекательная женщина.

Слегка озадаченный увиденным, Терри решил выиграть время. К счастью, в комнате был ещё один свободный стул, на который Терри и уселся.

- Там идут переговоры. Часть детей уже отпустили. Могут отпустить больше людей. Крови быть не должно.

Присутствующие хоть и слушали вошедшего с интересом, всё же отнеслись настороженно к новичку. Всех интересовало как происходящее в зале, так и возможное развитие ситуации. Терри с удовольствием отвечал на вопросы, если знал ответ, и с сожалением извинялся, если ответ на вопрос ему был неизвестен.

- А вы тоже здесь из-за конференции? – спросил Михаил, имея ввиду «удаление» из зала.

- Конечно, - улыбнулся Терри.

Он был рад такой формулировке вопроса, позволявшей ему быть искренним. Он не любил лжи. В случаях, когда не хотел или не имел право говорить правду, предпочитал недосказанность либо уход от ответа с шуткой. Он знал, чтобы услышать необходимое, надо просто быть терпеливым и не задавать вопросы, на которые можно ответить «да» или «нет».

- Скажите, а о чём вы собирались выступить на конференции? – слегка наклонившись вперёд, спросил он Эльзу.

Все как-то вдруг заулыбались, удивляясь, что такой вопрос не прозвучал раньше.

Подземный ход оказался несколько просторнее, чем предполагал Эмиль. Вообще-то, это был настоящий туннель. Иногда под ногами хлюпало, но чаще было довольно сухо.

Николай шёл размеренным неторопливым шагом, время от времени останавливаясь для сверки с самодельной картой подземных путей. Эмиль не отставал и почти не спотыкался.

Не умолкавший всю дорогу Николай, задавал очередной вопрос, едва услышав ответ на предыдущий.

Молчание совершенно не входило в планы Николая. Будучи человеком неглупым, он знал, что для каждого человека существует тема, на которую тот может говорить бесконечно, ну или хотя бы долго. Казалось, для Эмиля таких тем не существует. Ответы его были кратки и уклончивы. Было ясно, что мысленно он находился далеко не там, где находился телесно.

Однако Николая это совершенно не беспокоило.

- Подземные ходы, туннели и помещения под Москвой существовали всегда, - с надеждой начал он. - Их рыли и монахи, соединяя монастыри, и купцы для доставки и хранения товара. Цари, те вообще были помешаны на них. Ну а советская власть поставила всё на промышленную основу. Целый город под городом.

Но почувствовав, что Эмиль не в восторге от темы подземелий, он невозмутимо спросил:

- Слушай, а ты знаешь, почему Кристобаль Колонн стал Христофором Колумбом?

- Конспирологией увлекаемся, уважаемый? Может голубем быть поэтичнее, чем столбом, а? Что скажешь? – рассмеявшись, Эмиль толкнул Николая в бок. - Символы конечно штука любопытная. Одни змеи-драконы-рептилии чего стоят: и Еву искушал, и за хвост себя кусает, и со Святым Георгием не поделили чего-то, но с медиками - всё хорошо, не говоря о твоих друзьях иллюминатах – нехеш - змеях.

- Да-да, конечно, - обрадовался неожиданной активности Эмиля Николай. - Я ведь был в вашем городе почти тридцать лет назад. Напротив бульвара мужик в фонтане стоял с мечём – отношения с драконом тоже непростыми были, - Николай, остановившись, ещё раз сверился с картой. – Значит, ты теорию заговора считаешь несерьёзной?

- Это же просто красивая схема, под которую всё подгоняется. Если кто-то в дебрях Амазонки споткнулся и упал, то при желании всегда можно найти виновного. Да и упавшему будет приятно, что в его неосмотрительности виноват кто-то другой. Помню, один известный конспиролог сокрушался, что в их городишке у борца с местной мафией машина взлетела, а у него – борца с мировой – всё тихо. И не взлетит. Подумай, почему...

- И всё-таки, стремясь к познанию истины, иногда они раскапывают интересные факты, - разобравшись с картой, Николай продолжил свой путь. - Знание – сила.

- Конечно, - Эмиль явно становился разговорчивее. - В подтверждение – расскажу тебе известную историю. Насиреддин Туси пригласил Хулагу хана, не желавшего выделения гигантских ассигнований на строительство Марагинской обсерватории, прогуляться ночью на гору. Тихая летняя ночь. Войско безмятежно спит в шатрах у подножия. И тут Туси швыряет с вершины прихваченную кастрюлю. Грохот страшный, а внизу паника. «Видишь, они не знают – поэтому боятся. А мы не боимся – потому что знаем». Обсерватория была построена.

Несколько минут оба шли молча. Затем Николай, знавший что в беседе путь гораздо короче, задал очередной вопрос:

- А как ты относишься к патриотам?

- К мирным - нормально, остальных называю «анти».

- А чем они отличаются? – не отставал Николай.

- Первые считают: мы – не хуже других, не выше, но и не ниже. Ну, а вторые: мы - лучше всех, поэтому все – против нас.

- Конечно, мании величия всегда сопутствует мания преследования, - согласился Николай, не оборачиваясь.

Он как раз обдумывал свой следующий вопрос, когда Эмиль неожиданно продолжил:

- Знаешь Николай, «анти» всех народов – словно с одного конвейера, примитивно похожи. «Именно наш народ самый древний и культурный», - считают они. «Наш народ жил на этой земле тысячи лет, наших земель было намного больше. Именно у нас была самая трудная и трагическая история, мы были окружены одними врагами, регулярно пытавшимися нас уничтожить, но мы не только героически выжили, но и успели подарить соседним странам и миру кучу гениальных мыслителей и полководцев. И благодаря нам - другие народы тоже стали немного культурными, оставшись, правда, неблагодарными». Как правило, эти мифы предназначены для внутреннего пользования. Однако, в завуалированной форме, существуют и «на экспорт». Самое смешное – иногда написанное лет двести-триста назад на своём языке прочесть не могут, а вот на тысячу лет раньше – нет проблем.

- Ты имеешь в виду историю, наверное. Но и в других науках схожее положение - в археологии, к примеру, или в физике. Ведь если найти собачью челюсть недалеко от поломанного телевизора, это ещё не значит, что между ними есть связь. В археологии же череп обезьяны становится человеческим, если неподалёку найдены орудия труда, действительно принадлежавшие человеку. А кошмарно неточные радиометрический и радиоуглеродный методы - до сих пор применяются как аргумент в датировке. Всё, перекур. – Николай остановился. - Мы прошли уже гораздо больше половины пути.

Оба присели на корточки по краям ручейка воды посредине.

- Ну а что тебя не устраивает в физике? – Эмиль определённо симпатизировал Николаю, угостив его любимыми сигаретами.

- По-моему, вся эта мешанина и путаница в физике возникла с заменой эфира на вакуум, - в темноте глаза Николая хитро блестели. – Думаю и старик Декарт, и старик Ньютон, и другие старики были всё же правы.

- Ты хоть понимаешь на кого замахиваешься? – Эмиль похлопал Николая по плечу. – Хотя, ещё старик Тесла говорил, что этот молодой человек ошибается.

- Тесла, конечно, фигура. Я же офицер-подводник. Шесть лет уже как в отставке. Раньше под водой ходил, теперь – вот, под землёй. Библиотека на лодке большая была. Вот и читали в свободное время всё подряд. Заняться-то нечем. Трагический человек он был, мне кажется. Не понимали его. На автомобиль вместо бензинового электрический мотор поставил с батарейкой маленькой, и ездил неделю. Подзарядка не нужна, энергию из эфира высасывал. Ты посмотри, что в мире из-за нефти творится. Представляешь, если бензин не нужен окажется? – Николай снял каску и положил себе на колено. – А Морган? Друг называется... Тесла на его деньги башню свою построил, якобы для радиосвязи. Хотел ещё несколько таких же по всему миру построить. Ну а когда Маркони радиосвязь без всяких башен осуществил, Тесла и признался, что вообще-то они для беспроводной передачи электроэнергии. По его замыслу, любой человек в любой точке мира мог прямо из земли (она же проводник!) бесплатно пользоваться электроэнергией. «Куда я счётчик подключать буду?» - завопил Морган и остановил финансирование. У него медные рудники были. Бизнес. Вот до сих пор электроэнергию и передают медными проводами. В Союзе - под линии электропередач была отведена земля, равная территории Франции.

- Мда... Был под водой, а теперь под землю тянет... Почему, Николай?

- Знаешь, только там понимаешь истинную цену солнечного света, ищешь пути к нему, не помнишь о суете...

Отшвырнув потухшую сигарету, Николай поднялся.

- Пойдём Эмиль, немного уже осталось.

- Подожди, Николай. Покажу тебе кое-что, - Эмиль достал из кармана бумажку.

В комнате. Час последний

Эльза, поджав губы, немного помолчала. Конечно, было бы интересно услышать мнение присутствующих о её докладе. Но особого энтузиазма она не испытывала. Как и все, она была утомлена от многочасовых разговоров. Терри, по её мнению, не выглядел ни уставшим, ни озабоченным за свою судьбу. Ну а вопрос он задал, видимо, чтобы не быть в центре внимания, почувствовав, что за «своего» его пока ещё не принимают.

Эльза посчитала молчание неудобным и сократила своё пятнадцатиминутное выступление раз в пять. Она сообщила, что её доклад связан с двумя противоположными, состояниями человека - «зрителя» и «автопилота». В какой-то степени, по её мнению, поведение человека в толпе сходно с поведением лошадей в табуне, птиц в стае или рыб в косяке.

- Вы заметили, как они мгновенно на полной скорости изменяют направление движения? – спросила она Терри. – Передачей сигнала либо команды добиться такой синхронности невозможно. Они словно на автопилоте, в состоянии близком к эйфории. Люди в таком состоянии совершенно не отдают отчёта своим действиям. Иногда мы находимся в состоянии автопилота и будучи наедине.

Тут Ильяс упомянул о массовых ритуалах, также вводящих, по его мнению, человека в схожее состояние.

- Чтобы не быть на автопилоте, - продолжила Эльза, - человек должен наблюдать происходящее как бы со стороны, сохраняя некоторую отстранённость - «как зритель в кинотеатре».

Аллан рассказал о древнейшей и повсеместно распространённой религии солнцепоклонничества. Коснулся он и влияния цикличной солнечной активности на всё живое. И плодовитость женщин, и шизофрения, и рак, и даже тип личности (экстравертной либо интровертной) зависят от этой активности. Влияет солнце и на расцветы и крушения цивилизаций. Ожидаемые лет через десять катаклизмы, по мнению Аллана, связаны с возможной инверсией магнитных полюсов Земли, которая опять же зависит от солнечной активности.

Марко, видимо, понравилась тема катаклизмов.

- Вращаясь с достаточно высокой скоростью вокруг своей оси, Земля природными процессами - землетрясения, вулканы, оползни, и даже наводнения - стремится как бы "балансировать" себя путём перемещения и переноса огромных твёрдых и жидких масс, - заявил он. - Автомобилисты знают, что таким же образом, добавлением грузиков, достигается балансировка вращающегося колеса. Человек своей деятельностью - строительство, добыча и перенос гигантского количества полезных ископаемых на значительные расстояния, создание искусственных водохранилищ и так далее - нарушает естественный баланс размещения масс, вызывая "биения" - вибрации, стимулируя тем самым усиление природных катастрофических процессов, направленных на восстановление утерянного баланса. Возможно, на каком-то этапе результат суммарной деятельности может привести к "ответной" катастрофе, связанной и с наложившемся безусловным влиянием Солнца. Катастрофа эта может оказаться несовместимой с дальнейшим проживанием человечества на планете. Такой ход развития нашёл своё отражение и в эсхатологических пророчествах Писаний.

К радости Терри, тема Конца Света, которая явно не прибавляла оптимизма присутствующим, не имела продолжения. После недолгого молчания, предпочтение опять было отдано разговору о светиле.

Дэвид удачно вспомнил, что пригород Тегерана носит название «город солнца». А рассказ Тары о том, что изображение солнца во всех церквях в Вене, где она успела побывать, располагалось над Иисусом, был также уместен.

Эльза обратила внимание на то, что у немцев (она родилась и жила в Цюрихе), как и у англичан, неделя начинается со Дня Солнца.

Михаил, сменив тему, сообщил, что в мире духовном, как и материальном, действие также равно противодействию, а угол падения равен углу отражения. Схожи, по его мнению, и некоторые другие законы обоих миров, притяжения и отталкивания или сохранения импульса, к примеру.

- Да-да-да, - улыбнулась Ингрид. – Всё хорошее и плохое, что мы «производим» в мир – он просто отражает нам обратно.

- Конечно, - согласился Михаил. – Мир просто подтверждает наши ожидания, как и люди отражают наши мысли о них, то есть относятся к нам так, как мы думаем о них. Кроме того, схожие люди «притягиваются», а различающиеся «отталкиваются».

Больше желающих поговорить не оказалось.

Испытывая дискомфорт от повисшей паузы, Ильяс решил вкратце рассказать о своём докладе. К тому же, ему почему-то показалось, что Терри именно его хотел услышать следующим. Кстати, Амир заметил как у Терри слегка дрогнули уши, едва заговорил Ильяс.

Доклад Ильяса был связан с возрастом планеты Земля. Ей, по мнению Ильяса, всего лишь около десяти тысяч лет. И скорость затухания магнитного поля планеты, и объёмы запасов нефти, и слой метеоритной пыли на Земле и Луне, и скорость сжатия Солнца, и даже популяционная статистика появления человека, в случае экстраполяции в прошлое, подтверждают верность этой цифры.

- Есть и другие доказательства, - устало заключил Ильяс.

Широко улыбнувшись, он взглянул на Терри, показывая, что не в силах говорить об остальных доказательствах сейчас. Сохраняя странную серьёзность, Терри задумчиво кивнул и перевёл взгляд на Ингрид.

Смутившись, Ингрид извинилась перед всеми и рассказала об Эмиле и его билете. К её радости, ни у кого не было ни сил, ни желания для укоров. Присутствующие оживились, только услышав об обмене SMS-ками и обещании Эмиля помочь. Показав в подтверждение мобильный телефон, Ингрид стала уверять всех, что Эмиль слов на ветер не бросает.

Терри заметно обрадовался её последнему утверждению. Остальные были менее оптимистичны.

- А Вы на что хотели открыть глаза человечеству? - шутливо спросила Ингрид.

Терри ответил сразу, словно ожидая этого вопроса:

- На Николу Тесла - гения всех времён и народов. Представьте, более ста лет назад он показывал студентам, доставая из портфеля, шаровые молнии, которые до сих пор не могут получить лабораторным путём. В руках у него горели лампочки без нити накаливания. Открыв известные лучи раньше самого Рентгена, он не настаивал на приоритете. Кстати, последний получив снимок руки Тесла, очень удивился такому применению лучей. Микроволновые печи, телемеханика, и даже идея интернета – всё это от Тесла. А его друг Марк Твен называл Тесла повелителем молний. В основе многих его изобретений был открытый Тесла резонанс. Конец рекламной паузы о Тесла, - Терри встал и, положив руку на грудь, поклонился аудитории.

- Знаете, Эмиль с детства помешан на Тесла. – Ингрид продолжала шутливо аплодировать. - Вам было бы интересно побеседовать с ним. Мы почти год не виделись, сегодня встретились – а он мне опять про Тесла, представляете?

Изобразив на лице максимально возможное удивление, Терри пытался справиться с подрагиванием ушей.

- И что такого он рассказал о Тесла, чего не рассказывал раньше? – спросил Терри, поняв тщетность своих усилий.

- Нашёл в Англии чертёж какого-то устройства и хотел собрать его с помощью друга, живущего здесь. Что-то связанное со временем. Он вообще-то человек спокойный, а тут разволновался почему-то... Говорил, исправит свою ошибку. Я ему: «Ты говоришь загадками!», а он только посмеивался и отвечал: «Увидишь».

Наконец успокоившись, Терри согласно кивнул:

- Вы правы, мне действительно было бы очень интересно побеседовать с ним. Надеюсь, это случится.

- Я тоже, - улыбнулась Ингрид.

Тут послышался какой-то шум за пределами комнаты, все притихли. Однако шум не повторился. Амир, на всякий случай открыв дверь, высунулся в коридор. Не увидев и не услышав ничего подозрительного, он закрыл дверь и, усевшись, успокаивающе улыбнулся остальным.

Эмиль коротко объяснил происхождение бумажки.

- А почему Тербо? – спросил Николай.

- Это девичья фамилия его матери. Именно так он нередко подписывался в последние годы жизни, - разочарованно ответил ожидавший дискуссий Эмиль.

Этот листок приобрёл для Эмиля особое значение только после того, как встретившись с Ингрид через много лет, они опять расстались. Эмиль винил себя в том, что тогда, двадцать лет назад, не был достаточно настойчив, позволив другому оказаться рядом с ней в нужное время в нужном месте. Только после расставания, вникнув, он понял, что чертёж с формулами может иметь не только историческое, но и чисто прикладное значение. Он вдруг осознал смысл и принцип работы изображённого прибора. Мысль, если и не вернуться в те годы, то хотя бы вернуть себе и Ингрид незабываемое ощущение молодости, безмерно овладела Эмилем. Он считал что, состоявший из ряда вращающихся дисков-волчков, прибор не был сложен в изготовлении. Приведённые же формулы были необходимы для правильной его настройки.

Почувствовав досаду в голосе Эмиля, Николай решил высказаться, ничего не смягчая:

- Не думаю, что стоит создавать этот прибор, тем более – экспериментировать с ним. Как на это среагирует мозг? Став лет на двадцать моложе, не потеряешь ли приобретённые знания? А если нет - как это отразится на восприятии мира собой и себя другими. Вундеркинды и дети Индиго нередко глубоко несчастные люди, их дар и способности не приносят им радости. Не стоит вмешиваться в естественное течение жизни, результаты могут не совпасть с ожидаемыми, а восстановить нарушенное может и не получиться. Подумай, Эмиль, не торопись.

- Может ты и прав, Николай. Не мне судить. Пойдём, нам нельзя терять время.

Остаток пути они прошли в молчании. Доводы Николая были резонны. Эмиля и до этого иногда посещали сомнения. В произошедшем же сегодня, он видел знак судьбы, мешавшей воплощению его замыслов, и как бы предупреждающей его, призывающей одуматься. Он верил, что судьба в моменты перед важным выбором всегда даёт знаки для подсказки. Важно уметь заметить их и правильно распознать.

Через какое-то время, Николай остановился, посмотрел ещё раз на карту, и показал пальцем вверх:

- Это должен быть тот самый люк. Я приоткрою его и осмотрюсь. А ты готовься к выходу.

Поднявшись наверх, Николай спустился обратно быстрее, чем ожидал Эмиль:

- Там всё тихо. Буду ждать здесь. Вот маленькая кувалда. По возможности, старайся, чтобы кирпичи не падали внутрь в туалет – меньше шуму будет. Кувалду оставишь там, завтра две купишь, - пошутил Николай. – Давай, с Богом. Заложенное окно - прямо перед люком.

Эмиль быстро снял комбинезон, ботинки и каску, и надел свои туфли. Заткнув кувалду с короткой ручкой за пояс, он полез наверх.

Разрушить кладку оказалось делом несложным. Правда, первый кирпич всё же упал внутрь. Через несколько минут Эмиль уже находился в туалете. Отряхнувшись, он тщетно пытался успокоиться. Ещё через минуту он открыл дверь в комнату.

Эмиль сразу увидел поднявшуюся со стула Ингрид. Сделав несколько шагов, он смутился, заметив устремлённые на себя взоры остальных. Он пытался поздороваться со всеми на русском языке, в то время, когда Ингрид, обнимая, целовала его в щёку и шею.

- Это Эмиль, - шептала она с влажными глазами по-английски. – Я сейчас познакомлю тебя со всеми, они тоже приехали на конференцию, - уже по-русски шепнула она ему на ухо, не разжимая обнимающих рук.

Тут Эмиль заметил улыбавшегося Амира, и лежащий под стулом автомат. Его мозг безуспешно пытался совместить ожидаемое с увиденным и услышанным.

Наконец, Ингрид догадалась выполнить обещанное. Причём Ильясу Ингрид представила Эмиля на родном для всех троих языке, Михаилу и Амиру он был представлен на русском, остальным – на английском.

Пожав по очереди руку каждому, Эмиль называл своё имя. От волнения, он чуть не представился Ильясу повторно, но уже по-английски.

Михаил спросил, каким образом Эмиль добрался сюда.

Вопрос привёл Эмиля в чувство. Покосившись на Амира, он коротко объяснил свой маршрут.

- Нам надо идти, - заключил Эмиль, словно опомнившись.

Тара взглянула на Амира. Молча кивнув ей, он открыл двери в коридор и туалет, как бы подтверждая, что идти надо.

Эмиль попросил Ильяса спуститься первым и быть переводчиком для Николая в случае необходимости. Сам он решил идти последним.

Когда Амир проходил мимо Терри, последний коснулся его локтя и с улыбкой тихо спросил:

- Ты всё ещё не хочешь убивать меня?

Шутя хлопнув Амира по плечу, Терри подтолкнул его к двери туалета.

Только снаружи, перед люком, Амир вспомнил всё, заодно и поняв, почему подрагивание ушей Терри было таким знакомым.

- Скажи им, что Эмиль догонит через пару минут, - неожиданно попросил Дэвида Терри, когда они остались перед дверью туалета втроём.

Дэвид кивнул и полез в сделанный в стене проём. Улыбнувшись, Терри жестом пригласил Эмиля обратно в комнату.

Терри был спокоен и доброжелателен.

- Вы должны отдать мне документ. Знаю о чём он. Я здесь из-за него. Я не буду применять силу, - Терри расстегнул пиджак, показывая небольшой пистолет в кобуре под мышкой. – Вы подвергаете серьёзной опасности и свою жизнь, и жизнь окружающих Вас людей, если имеется малейшее подозрение, что они могли видеть чертёж. Поверьте, угроза исходит не от меня. Никто не сможет остановить машину, если её запустят. Нельзя выпускать джинна из бутылки.

Несколько секунд они пристально смотрели друг на друга. Терри знал, что высказав свою точку зрения, очень важно дать тишине повиснуть, не нарушая её первым. Удивившись услышанному, Эмиль растерянно молчал.

- Что плохого в том, что люди сумеют омолаживать себя? Разве не этого хотели искатели эликсира молодости? – наконец произнёс он с горечью.

- Нельзя выпускать джинна из бутылки.

Знал Терри и другое: если уступить желанию собеседника невозможно, надо применять метод «испорченной пластинки» - важно выбрать фразу отказа и повторять её точь-в-точь не меняя тона, что бы не услышал в ответ.

- Хочу попробовать на себе и, в случае успеха, на Ингрид. Почему нет? – Эмиль сумел взять себя в руки и успокоиться.

- Нельзя выпускать джинна из бутылки.

Опять повисла тишина.

- Хорошо, - решительно заявил Эмиль после некоторого колебания.

В одной руке он держал бумагу, а в другой – зажигалку.

- Пусть джинн остаётся в бутылке. Вы этого хотите?

Терри молча кивнул.

Бумага сгорела быстро. Бросив золу в раковину в туалете, Эмиль открыл воду и взглянул на Терри.

- Спасибо, - произнёс тот, улыбнувшись.

– Удачи вам, - добавил Терри и, развернувшись, пошёл к выходу из коридора.

Не глядя ни на кого, он быстрыми шагами направился в вестибюль. Предупреждённый Саид еле догнал его у самых дверей.

- Вниз не ходить, - бросил ему Терри по-русски, прежде чем покинуть здание.

Окутавший всё вокруг мрак был противно липким. Усталые облака, казалось, вдавливали деревья в землю. Холод отовсюду бесшумно вливался в сбившихся в кучку людей. Сухие глаза тупо смотрели на еле брезживший вдали рассвет. Тишина не была грозной. Они знали, что спасены. Непомерная усталость не оставила им сил для радости. Они не помнили различий. Они были друзьями.

- Проходи, садись, - шеф с улыбкой смотрел на Терри.

В этот день всё было не так, как принято.

- Ты был прав, джинна нельзя выпускать из бутылки, - продолжил шеф, не переставая улыбаться.

Терри как обычно внимательно слушал, иногда слегка кивая головой в подтверждение. Он с удовольствием отметил, что уши ни разу не дрогнули.

Шеф, между тем, продолжал свой монолог.

- Ухожу на должность вице-президента фонда. Стив сейчас где-то на Гавайях. Он давно уже собирался на пенсию. Ещё в прошлом году говорил, что будет рекомендовать меня на своё место. Ты встречался с ним в кафе. Он брат твоего деда. В молодости они поссорились из-за твоей бабушки. Ну а после смерти своего брата, он всегда держал тебя в поле зрения. Не ищи встречи с ним.

Внимательно посмотрев на Терри, шеф ударил руками по подлокотникам кресла:

- Хочу тебя видеть в этом кресле. Знаю, ты справишься, - он неожиданно замолчал, повернувшись в сторону окна.

Едва заметно кивнув, Терри опять с радостью отметил про себя, что уши не подавали признаков жизни.

Наконец, шеф вспомнил о существовании Терри:

- Стремление человека расширить своё влияние и власть вполне естественно. Уже много лет две силы ведут борьбу за полный контроль над человечеством. Их можно считать и двумя ветвями одной силы. Они соперничают и сотрудничают, их интересы совпадают и расходятся. До открытой конфронтации дело не доходит, хоть внешне это порой и выглядит так. Слишком хорошо они знают могущество друг друга. Обе силы не имеют ни национальной, ни религиозной, ни, тем более, расовой принадлежности, хотя нередко именно так это пытаются представить те, кто не совсем понимают истинной сути процессов. Сторонники обеих сил есть в каждой стране, в каждом народе.

Секретарша принесла два кофе.

- Спасибо, Дженнифер.

Подождав, когда дверь закрылась, шеф продолжил:

- В прошлом веке они поэкспериментировали вовсю, стремясь убедить друг друга, что любой народ, независимо от культурного наследия, религии и расы, способен принять их модель управления. Так совершенно разные народы – немцы и корейцы, йеменцы и вьетнамцы оказались разделёнными, другие же поочерёдно испытали обе модели. Одно крыло можно условно назвать сторонниками мягкой формы управления с несколько размытой ролью государства. Именно их и поддерживает наш Фонд. Другая сила предпочитает жёсткие максимально централизованные формы управления с гипертрофированной ролью государства. Иногда очень сложно понять происходящее, ибо инициатива переходит то к одним, то к другим. Если же учесть, что эти два крыла всё же чаще действуют сообща против общих противников, а так же, что сторонники одного крыла иногда переходят в другой лагерь, и обратно, сделать верные выводы ещё сложнее. Но можно.