I

Последний танец осенних листьев подошел к концу. Великолепие ранней осени исчезло быстро, но отнюдь не было лишено внимания и восхищения человека. Дни стояли серые, грязные, земля смешалась с мокрым снегом, жалкие листья с поздним дождем. Эта осень была обманчива и непостоянна, всякий раз она меняла своё настроение, как партнеров по своим многочисленным танцам, и характер ее предугадать было почти невозможно.

В этом году мы с хозяйкой дольше обыкновенного жили на даче и съехали оттуда лишь в середине октября. Она так привыкла к этой приятной дачной жизни, что перестала представлять себя в городской – так она говорила своей телефонной трубке уже несколько раз за начальный период октября. И мне было здесь необычайно хорошо и свободно. Теперь я сам отлично отвечал за свой распорядок дня и был в этом отношении настоящим властелином собственного королевства. Я отлично высыпался, тем более, что сон в деревянном доме был невероятно крепким и сладким; помещение прекрасно проветрено; обыкновенная еда на свежем воздухе представлялась мне неповторимым лакомством, и по всему моему кошачьему организму бродило приятное ощущение лени и умиротворения.

Хозяйка вставала рано-рано, топила печь, готовила завтрак и убегала на работу. Утром и вечером она проделывала огромный путь пешком, чтобы добраться до работы, а затем до дома, где ждал ее только я. Конечно же, ей надоела эта каждодневная ходьба туда-сюда, и она решила переселиться обратно в город. Но, тем не менее, с переездом она медлила. В ее квартире еще с поры летних дней жила младшая сестра с мужем и, кстати, с дурацким и совершенно не логичным в своем присутствии слюнявым псом непонятной породы. Я, конечно, уважаю все существа, живущие в этом безумном мире, но, однако, имею и свою неотъемлемую кошачью точку зрения на весь белый свет.

Утром я проснулся в неприятном предчувствии чего-то резкого, надвигающегося. За окном хлопнула дверца машины, завелся мотор. Послышались голоса.

- Да, да. Разумеется, я оставлю его здесь, пока вы не уедете. Я не позволю вашему боксеру обидеть моего котика. Что? А, ну конечно! Завтра вечером? Отлично! Перестань! Ничего с ним не случится за сутки. Что ты – котов не знаешь? – говорила хозяйка своей любопытной трубке, продолжая складывать в багажник коробки и пакеты. И когда она успела всё упаковать?!

- Алик! Спусти с верхнего этажа мой рюкзак. Там сковородки и кастрюли, только аккуратнее, слышишь? – обратилась она к своему младшему брату, который вызвался помочь ей с переездом.

- Да, конечно! Тут у тебя еще коробка с помидорами. Ты забыла о ней, да? – крикнул он в ответ.

Хозяйка утвердительно кивнула головой и закрыла дверь на замок. Я остался сидеть на крыльце. Ночью, видимо, шел дождь, потому что доски крыльца были мокрыми, пахли сыростью и землей. Я запачкался, но не возроптал. Мысли были какие-то непонятные. В голове вертелось: «меня бросают» и заменялось совершенно другим: «в воздухе пахнет хвоей». Хотелось крикнуть, мяукнуть – все равно, что я против того, чтобы меня оставили здесь, в пустоте и холоде, ветре и сырости, абсолютно одного, меня – домашнего кота, выросшего в тепле и заботе, к которым я так сильно привык, но крикнуть я не мог.

Машина двинулась с места, хозяйка всё же бросила в мою сторону взгляд, прощальный, как мне показалось. И я ответил ей взглядом, но испуганным, и сам в этот момент почувствовал, какой страх выражают мои глаза.

После того, как огни фар растворились в тишине утреннего тумана, я еще долго сидел на столбе забора и смотрел в след. Затем спустился вниз и добрел до крыльца. Только сейчас я обнаружил, что хозяйка оставила мне миску с остывшим молоком и чашку с пшенной кашей. Я нехотя поел. Потом опять залез на столб и стал смотреть в даль. Солнце поднималось все выше и выше, прозрачный воздух запутался в тонких ветвях изящных деревьев. Совсем недавно я котенком прятался в их листве, а хозяйка ругала меня за то, что я преждевременно роняю с яблони плоды. И где теперь эти ароматные яблоки, эта богатая листва? Где теперь моя хозяйка?

По забору стали скакать весельчаки-воробьи, подлетая ко мне без страха. Я поначалу обиделся на них за то, что они и в грош не ставят мое присутствие, а потом остыл. В желтой траве шелохнулась мышь. Вызывающе посмотрела на меня своими бесстыдными глазами. Я спокойно, вот именно, что спокойно, а не лениво, отвернулся от нее и подумал о городе. Город… где-то там находится моя хозяйка. Думает, наверное, обо мне, вспоминает…

Внезапно мне стало радостно, и я почувствовал себя необыкновенно счастливым. Никогда я еще не испытывал радости такого рода. Сердцу стало так легко от возникшей мысли, что я немедленно приступил к исполнению задуманного.

Соскочив с забора и перепугав пригревшихся воробьев, я побежал, полетел к своей хозяйке – к себе домой.

II

Родной, милый дом! Что ты значишь для меня? Пристанище моей заблудшей душе, теплый кров моему замершему и уставшему организму. Как скоро я настигну твоего драгоценного порога? Как скоро попаду в руки своей несравненной и доброй хозяйки?

Как вспомню, так слезы и наворачиваются на мои прекрасные глаза, полные неутомимой печали и тоски по вам, милая хозяйка, уютный дом! Вы так глубоко запали ко мне в сердце, что теперь я никуда не денусь и непременно найду вас.

И вот, я спрыгнул с забора и помчался во весь свой кошачий дух вперед и только вперед. Туда, на центральную дорогу, куда, по моим доводам, уехала моя хозяйка. Как здорово было узнать, на что способны твои лапы! Я ведь никогда не давал им воли набегаться всласть. Я вообще не знал, что такое бег, а тут вдруг вспомнил, что существует такой метод быстрого передвижения, которым пользуются и люди, и животные, когда спасаются от кого-то, когда соревнуются друг с другом или делают еще что-то в этом роде.

Воздух был необыкновенно свеж, прохладен и прозрачно ясен, немые проблески холодного ветра заставляли меня зажмурить глаза, а я все бежал и бежал, будто наделал что-то нехорошее и бессовестно удалялся от возмездия.

Листья, повинуясь, тонко и жалобно, заметно для моего бесподобного слуха, свистели под лапами и, меняя темп, передвигались по асфальту. Я ловил их сухой разговор, переполненный живыми нотами, и восхищался красотой каждого листочка, встретившегося мне на пути. «Они живые» - подумал я, на ходу разглядев вены на одном из листьев.

Много пробежать сразу мне не удалось. Я очень устал после небольшого, но быстрого бега. Дальше часть своего пути я продолжил размеренным, но и не совсем медленным, шагом; я знакомился с окружающим миром, не совсем тепло открывающим передо мной свои богатые просторы, но и не обижался на такое скучное гостеприимство. Просто я пришел не вовремя.

 

III

Я шел, бежал, полз, тянулся, подкрадывался. Темп менялся. Я уже забыл, что я делал до этого, так часто я шел, что думалось: я иду с первых дней своей жизни. Мир открывался мне с каждым шагом всё больше и красочнее. Я понял, что этот мир непостижимо огромен, вместителен для всяких непонятных и странных явлений и содержит в себе не обязательно всё гармоничное друг с другом. Дикие и яростные машины могли меня задавить, каждая только и мечтала об этом, но я был ловок и увертлив. Куда им побороть меня! Я иду к себе домой. Имею на это полное право, и никто мне не помеха в исполнении моего задуманного счастья. Никто.

Земля была источником невыносимого холода. Застигнутый врасплох наступившей ночью, я долго не мог освоиться с ее тонкостями. Да, я хорошо видел в темноте, но мне все равно было непривычно. Каждый шорох настораживал, пугал, изумлял. Таинственная красота мира открыла волшебство бытия – и я погрузился в этот мир. На асфальте горели зеркальные лужицы, отражавшие свет фонарей. Голые деревья, покрытые мокрым снегом, сияли и переливались как легкая, узорная паутина в хрупких каплях росы. Беззвездное небо дышало морозом и свежестью, холодом и чистотой. Только луна напоминала о том, что это действительно небо, а не темная будка с черной беспросветной крышей.

В городе, несмотря на ночь, было очень оживленно. Сотни людей повстречались мне на пути. Такие одинаковые и такие разные, одновременно. Кто-то замечал меня. Кто-то делал вид, что не замечает, а кто-то даже звал к себе, обманно играя двумя пальцами. Я был напуган не то чтобы действиями этих людей, а их присутствием на своем пути вообще. Все куда-то спешили, что-то рассказывали, что-то успевали, делали, в общем – жили и вот, я был свидетелем этого момента их жизни. Я заметил его и поймал. Теперь он навсегда останется в моей памяти.

Сидя на подоконнике, у себя дома, я и не подозревал, что ветер умеет разговаривать. И не то, чтобы умеет, а делает это, куда лучше кого - бы то ни было на свете! На все лады ветер мастер и петь, и сказывать, и рассуждать. Главное, что мне понравилось в нем – это его внимательность к каждому живому существу, находящемуся на земле. Вроде бы, он такой занятой, такой необъятный, а всё же поздоровался со мной.

Неожиданно я напоролся на толпу каких-то не очень приветливых людей. Молодой человек ужасно больно наступил мне прямо на хвост, парализовав меня. Только сейчас я понял, на что способно моё горло, - так громко я взвыл от дикой боли, обжегшей мой милый хвост.

Да, мне удалось скрыться от них, убежать далеко-далеко от их злобы и жестокости. Добрая, любимая моя хозяйка, где же ты?!

Мысли о хозяйке подняли мне настроение и вернули мое поникшее сердце к жизни. Я был уверен в том, что она ждет меня и более того – корит себя за свой необдуманный жест.

Я пошел быстрее, навстречу утраченному счастью. Я знаю, для чего мне понадобилось это приключение – для того, чтобы я стал ценить то, что раньше казалось незначительным, обычным и совершенно не важным. Дом. Вот он есть и вот, его нет.

Ночь становилась все темнее и больше. Она распространяла повсюду странную тишину и невыразимое ощущение чего-то надвигающегося. Мнилось, что сейчас случится что-то необыкновенное, удивительное, приятное и неповторимое. Я ждал этого. Шел и ожидал. Интересно ждать неизвестно чего! Быть в навязчивом оцепенении и знать, что это к чему-то приведет. К чему-то хорошему.

IV

Я шел всю ночь. Да мне, в принципе, и не хотелось спать. Не хочется обращать внимания на такие пустяки, как сон, когда понимаешь, что ожидает тебя впереди, после этого вынужденного путешествия. Там, уже знаешь, что сможешь и поспать, и поесть, и согреться.

Забелело утро. Я подмигивал каждому встречному фонарю, тускло направлявшему на меня свои лучи. А что? Все равно никто не видит, как я подмигиваю им, а мне хоть разнообразие в длительной прогулке.

Кружевной снег забился на улицах города. Я любовался им. Столько великолепия я никогда не видел до этого времени! Когда зимой смотришь из окна во двор, то взгляд натыкается на землю, усыпанную чем-то белым. Я слышал, что это снег, но не подозревал, что это белое покрывало состоит из миллиона маленьких, хрупких снежинок, дрожащих от самого тонкого дуновения ветра. Даже от моего дыхания. Вот, снег падает на меня. Какое непередаваемое ощущение божественного благословения! Как будто сам Всевышний погладил меня и освятил. Это невесомое прикосновение, действительно, незаметно, но ведь ощутимо до глубины души! Даже как-то совестно ходить своими грязными лапами по этой совершенной белизне. Но что поделаешь! Многое мы в этой жизни мараем своими грязными мыслями и делами, многое высокое приравниваем к себе. Такова жизнь.

V

Я открыл глаза. Дверь распахнулась и больно ударила меня. Я слегка отшатнулся и посмотрел наверх. Там были изумленные глаза моей хозяйки. Она наклонилась ко мне, взяла на руки, что-то долго и ласково говорила, не переставая гладить. Я видел, что она в рабочем костюме, чувствовал знакомый аромат ее духов, понимал, что она задерживается из-за меня и что может опоздать на работу, но это было где-то далеко по степени важности. Мне не хотелось, чтобы она ушла.

- Пятнистый мой! Барсик! Солнышко моё, ласточка моя! Прости меня, прости, – часто и быстро говорила она, заглядывая мне в глаза, надеясь прочитать там прощение. Но о каком прощении может быть речь? Ведь я доволен всем, ничем ты передо мной не виновата, ничем! Слышишь, хозяйка? Милый мой человек! Слышишь?! Мяу! Мяу!

Ты приняла меня, исхудалого, грязного, меня, голодного и страшного, но все равно родного для тебя. Хозяйка, я знаю, ты бы вернулась за мной, но даже если бы я знал, что ты никогда не захочешь взять меня обратно, я все же пришел бы к тебе, пришел. Потому что есть такая потребность у домашних котов – отдать кому-то свою верность. Это цель и смысл моей жизни, это моя мечта. Просто отдать кому-то свою верность и любовь. Я прошу у тебя немногого – прими и, я буду счастлив. Прими. Я иду навстречу. Бегу за пониманием. Я не прошу внимания и ласки. Просто примите меня.

- Ты что-то хочешь сказать мне, Барсик? – спросила она, - я ведь искала тебя на даче вчера вечером. Поехала, чтобы забрать тебя обратно, а ты уже сам пустился в путь, да? Помучил ты меня, но и я тебя не меньше…

Потом она говорила что-то еще и еще. Долго извинялась и обещала, что никогда больше не оставит меня одного, пусть хоть к ней сам президент приедет, у которого аллергия на кошек, - всё равно она меня никому не отдаст.

И вот хозяйка побежала на работу после того, как помыла и накормила меня. А я остался в мирном домашнем одиночестве, в блаженстве возвращения к прежней жизни, с уже новым мировоззрением.

 

Осень давно спряталась за торжеством величественной зимы, разбросавшей свои пуховые одеяния щедро и богато. Попробуй найди место, где не лежит снег! Вездесущий, как сама зима. Но вот к окну приник коричневый листок. Как жадно смотрит он на домашнее тепло, которым окружен я – домашний кот. А ведь этот лист напомнил мне о моем одиноком и удивительном путешествии, которое и не было одиноким. Меня окружала природа, и я ценю ее великолепие. Я ведь тоже ее часть.