45. БЕГУЩИЙ ПО ГОЛОВАМ В побеге из «Крысиных двориков» Рыбов принял участие вовсе не из любви к компании и не потому, что был как-нибудь ошеломлен подзатыльником, полученным от Шплинта. У Бориса Борисовича были свои причины обрести крылья ужаса. Все началось с того, что он разглядел в своем закрашенном квадрате жирного клопа. Очень скоро клоп ожил и освоился настолько, что прополз по рукаву Рыбова, затем по плечу и лицу его, и прямо в глаз. Пытаясь поймать клопа, Рыбов последовал за ним и оказался на дне то ли глазного яблока, то ли какой-то ямы. В яме было мрачновато, но над самой ямой светило солнце. Притом оно светило невообразимо прекрасным светом. Так что Рыбов решил, будто оно - нечно главное, наилучшее и, возможно, даже сам Бог. Он почувствовал необходимость устремиться к солнцу, и даже сделал несколько шагов в его направлении, но вдруг услышал: - Какой же это Бог? Это всего лишь огненная планета Солнце. Рыбов догадался, что это говорит клоп. Однако вместо клопа увидел уже знакомую ему толстозадую фею с дрыном в руках. - Где я? – спросил Рыбов. - В своем микрокосме, - ответила Фея с пренебрежением. – А что это мы не здороваемся? Скажешь, не узнал меня? Я ведь тебе говорила, что ты о себе слишком много понимаешь. И видишь, оказалась права. Как тебе это местечко? Рыбов огляделся, и ему стало не по себе. Вся огромная яма была завалена грязью и мусором, которые навевали такое уныние, что перехватывало в горле. Похоже, это была свалка. Притом, населенная всякими противными насекомыми и мерзкими гадами. И подобно этим тварям, в кучах мусора копошились какие-то неопрятные люди. Присмотревшись, Рыбов вдруг открыл, что знает многих из этих людей и даже узнает некоторые предметы в мусоре. Вот мужичок собирает бутылки. Это Кузмич. То же самое Кузмич делал во дворе пятиэтажки, где провел свое детство Рыбов. А вот, бабка ковыряется в гнилом арбузе. Рыбов видел ее когда-то на дворовой помойке. А вон и роковая конфетка из кокашки. Пожалуй, солнце действительно не могло быть Богом, раз уж оно допускало сюда, в эту яму, свой красивый свет. - Может быть, здесь как-нибудь прибрать, - подумал Рыбов, но почему-то вслух, чтобы слышали обитатели помойки. - А, между прочим, это твои собственные шлаки, которые в тебе накопились, - ухмыльнулась фея. – Как, сам будешь убирать, или Бабасю свою заставишь? Только Бабася-то тут бессильна. Иэ-эх! – махнула она безнадежно рукой, но тут же добавила. - Ладно уж, давай отведу тебя к настоящему Богу. Больно сердце у меня доброе. А живет он вон аж где. Туда, куда указывала фея, смотреть пришлось в гору. И там, на вершине горы Рыбов увидел прекрасный замок. Замок, разумеется, был сияющим, быть может, даже ярче самого солнца. И весь он утопал в кронах листвы, явно, исполненной из изумрудов. Без сомнения, это было жилище настоящего Бога. - Скажу тебе по секрету, - сообщила фея. – Бог ждет тебя. - Правда? – обрадовался Рыбов и бросился взбираться в гору. Всю поверхность горы покрывали округлые скользкие камни, частью поросшие какой-то тонкой травой. Так что, идти было трудно. В спешке Рыбов спотыкался, оскальзывался, наконец, упал. При этом он ударился лбом об один из камней. Это заставило его повнимательнее приглядеться к камню. И его охватил ужас. Перед ним был не камень, а человечья голова. А с нею соседствовала еще одна голова, и еще, и еще. Оказывается, вся гора состояла из голов. Притом у голов имелись лица, и многие из них ему были знакомы. Но самое главное, судя по недовольному выражению этих лиц и неприязни в их глазах, все они были живыми. - Что это? – возопил Рыбов, исполненный отвращения и страха. - Это неудачники, - пояснила фея. – Те, которые не дошли к Богу. У них, видите ли, не хватило силенок. Слабаки. - Значит, и я могу не дойти? – предположил Рыбов. - Конечно, можешь, - согласилась фея. – Зато, если дойдешь, будешь в шоколаде. Так что, не дрейфь, а то получишь моей палкой. Выбора не оставалось, и, преодолевая отвращение, он устремился вверх по головам. Между тем, вершина, которая снизу казалась вполне достижимой, как будто, совсем не приближалась. Очевидно, замок, на самом деле, был грандиозных размеров. Силы Рыбова быстро таяли. Он все чаще соскальзывал с лысин, задевал за чьи-то носы, падал, подтягивался, цепляясь за волосы, иногда вырывая их из макушек целыми клоками. И когда он оглянулся назад, то увидел, что весь его путь отмечен повернутыми ему вслед лицами, с расквашенными носами, фингалами, ссадинами, и с губами, вышевеливающими проклятья. Но вот настал момент, когда силы его совсем иссякли, и он повалился на головы, не будучи в состоянии двигаться дальше. И тотчас головы стали раздвигаться, словно бы желая дать место для его собственной головы. Это придало ему новых сил. И он опять полез вверх в полном отчаянии, и уже не испытывая эмоций по поводу неприятностей, доставляемых головам. Наоборот, его злила готовность голов принять его в свои ряды неудачников. При этом он заметил, что он не один ползет к вершине. Туда, оказывается, лезло множество народу. Время от времени кто-нибудь из них замирал и затем исчезал с поверхности горы, впитанный столь зыбкой почвой. Так что, отдохнуть и перевести дух не представлялось возможным. Приходилось все время продолжать движение вверх. Это изматывало. И, наконец, он совершенно изнемог. Головы вновь зашевелились под ним в целях поглотить его. И он уже готов был погрузиться в их среду. Но тут он услышал голос феи. - У меня есть идея, - заявила толстуха. – Давай, ты поступишь, как Ньютон. - Как это? – спросил Рыбов, мысленно проклиная эту жирную дуру за то, что она соблазнила его идти к Богу. - Ньютон говорил, что он достиг своих вершин, потому что стоял на плечах гигантов, - пояснила фея. - Вот и ты залезай на меня, а я тебя повезу. «Тоже мне, гигант», - подумал Рыбов, но вслух ничего не сказал, боясь лишиться последнего шанса на спасение. Приняв на себя Рыбова, фея неожиданно бодро заскакала вверх по головам. Звуки ее скока показались Рыбову слишком звонкими. Он даже подумал, что ее туфли на высоких каблуках, а возможно даже на шпильках. Однако когда, свесившись, Рыбов поглядел на ее ноги, то увидел, что фея обута в копыта. Соответственно, ущерб, наносимый головам от продвижения Рыбова в качестве всадника, заметно увеличился, и потому след за ним теперь тянулся еще более кровавый и осуждающий. - На, подкрепись, - сказала, между тем, толстуха, и что-то сунула ему в руку. - Что это? – спросил Рыбов. - Сухарик с джемом, - пояснила фея. – Какие ты любишь. Держа драгоценный сухарик так, чтобы джем не капал на голову добродетельной феи, Рыбов поднес его ко рту, но вдруг увидел, что это не сухарик, а человеческое ухо. Ухо было испачкано кровью, как видно, по причине того, что являлось свежеоторванным. - Это же ухо, - застонал он в приступе отвращения. - Конечно, ухо, - подтвердила его догадку мерзкая толстуха. – Где ж я тебе здесь возьму сухарики. - А чье же это ухо? – попытался выяснить Рыбов, ощупывая свою голову перед лицом страшного подозрения. - Не волнуйся. Это мое ухо, - успокоила его фея. Рыбов наклонился, дабы убедиться, не врет ли толстая стерва. И тотчас заметил, что фея говорит правду. Ибо из того места, где должно было находиться ее ухо, обильно выплескивалась кровь. Единственное, что не соответствовало действительности, так это то, что вместо феи под ним была Бабася. То есть, он ехал на своей пожилой уборщице. А значит, и ухо на самом деле принадлежало ей. От такого открытия и мерзости своего положения верхом на бабке Рыбову стало противно. - Ешь, ешь, - подбодрил его голос толстухи. – Тебе ж не привыкать. А у нее, видишь, уже новое выросло. Искренне рассчитывая на это, Рыбов вновь взглянул на место оторванного уха. И действительно увидел новое ухо. Только это новое ухо было несколько великовато Бабасе. Тем не менее, Рыбов успокоился и сожрал ухо. Ему даже показалось, что оно ничем не хуже сухарика с джемом. - А вот тебе и рулька, - сообщил голос феи, и Рыбов принял снизу обещанный деликатес. Однако на этот раз Рыбов оказался не столь доверчив и сразу разглядел, что ухо потому и было велико Бабасе, что оно принадлежало слесарю Прокопычу. Слесарь, конечно, был как всегда пьян. Иначе как мог он не замечать отсутствия у себя одной руки. Но вникать в такие подробности Рыбов не стал и с жадностью набросился на рульку. Зато потом, когда толстуха предложила ему копченый язык, Рыбов с удовольствием отметил, что рука у слесаря снова появилась, хотя, судя по наручным часам, слесарь почему-то отрастил себе руку тещи Рыбова. Так он принимал все новые и новые угощения. И его все меньше смущало чувство неловкости, поскольку скакуны под ним сменялись все новыми из числа знакомых, друзей, родственников. Были среди них даже Шплинт и Едаков. Но те везли его неохотно, с ленцой. И от них на прокорм он получил какие-то сушеные ногти, да пучок курчавых волос, выдранных неизвестно откуда. Эти продукты показались Рыбову малосъедобными, и он их выбросил. Наконец, Рыбов достиг вершины. Здесь он спешился, и уже сам пошел к воротам. Шел он, разумеется, по головам. Но эти головы частью ему были даже известны. По фотографиям и картинам. То есть, это были головы людей более успешных. Поэтому Рыбов даже выбирал, на какую башку ему следует наступить. А на некоторые он не только наступал, но еще и дополнительно проворачивал каблуком. Так он приблизился к воротам, которые полностью состояли из алмазов. Они распахнулись перед Рыбовым бесшумно и легко, словно дуновение ветра. А за ними Рыбову открылось такое великолепие, которое не подавалось не только осмыслению, но даже восприятию. То есть, разглядеть что-либо представлялось совершенно безнадежным делом, как если бы пришлось смотреть на солнце. Рыбов сделал шаг навстречу этому воплощению восторга. И вдруг в один миг все померкло, словно пространство схлопнулось и исчезло. А прямо у лица Рыбова возникло рыло, в котором хоть и присутствовали черты феи, но значительно усугубленные, да еще подсвеченные синим пламенем. - Руки вверх! – истошно завопила фея и, размахнувшись, изо всех сил ударила его палкой по голове. Как и следовало ожидать от толстухи, удар был очень сильным. Таким сильным, что весь дворец рассыпался в искры, которые тотчас вылетели из глаза Рыбова вместе с ним самим. Тут-то он и повалился на Едакова. А когда очнулся, то мгновенно понял, что пережитый им ужас - дело рук деревенской ведьмы. И бросился бежать даже прежде, чем Шплинт показал тому пример. Заглатывая капотом машины дорогу к городу, Рыбов вновь и вновь переживал фрагменты своего видения и находил их слишком явственными для простого сна. 46. УМСТВЕННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО - Да, интересный у вас метод лечения, - говорил физик, уважительно уступая тропу Федулычу. – Если я правильно понял, вы убедили бесноватого Рябчика, что он умер, заставили беса проявить себя, а затем внушили бесу, будто он покинул тело покойника. - Конечно, - согласился Федулыч, - Бес, который пользуется мозгами Рябчика, теперь думает, что он не в Рябчике, а в камне. - Выходит, энергетически покойник теперь здоров? - Конечно, не здоров. Очень даже не здоров. У него компас поврежден. Но мы будем над этим работать. Починим, - пообещал Федулыч. - И все же как-то сомнительно, что при починке души такими древними способами можно быть уверенным в результате, - высказал опасение Улейкин. – Тут, наверное, возможны неудачи и осложнения. - Возможны, - согласился дед. – Если лечит бесноватый, то даже обязательно возможны. И сам, который лечит, не в курсе, что разносит заразу. - То есть, бес может незаметно подложить свою личинку? – подсказал Улейкин. – Как муха, которая распространяет апарышей. - По крайней мере, он постарается, - заверил Федулыч. - Но не проще-ли тогда было отправить Рябчика к врачу? К какому-нибудь психопотологу, - осторожно спросил Улейкин. – Медицина-то сейчас творит чудеса. - То есть, как ты говоришь, пойти от простого к сложному? – усмехнулся Федулыч. – Но это все равно, как вместо того, чтобы копать клубни картошки, собирать батву. - А чем этот бес в Рябчике пытался вас напугать? – вспомнил вдруг физик. – Что он имел в виду, говоря «Процесс пошел». - Ну, может просто врал. Запугивал. Это у них первое дело. Да еще они мистику разводят, чтобы опутать разум. Песню такую знаешь: «Кто был ничем, тот станет всем»? – пояснил Федулыч. - Но может, что-то он и имел в виду. А ты, часом, не знаешь, экскурсовод? Улейкину показалось, что Федулыч не спроста обратился к нему. И, пожалуй, это был удобный момент, для того чтобы попытаться разрулить вопрос с Рыбовым. - Боюсь, что он имел в виду наш приезд, - сделал допущение Улейкин. - Тут, понимаете, какое дело, я совершил небольшое преступление, и поэтому приехал не один, а с целой компанией, которая настроена очень воинственно. Они сейчас у вас дома. Их впустила Сократиха. - А-а, я знаю, это бес тебя надоумил, - догадался Федулыч. – Сначала он тебя заставил намазаться зеленкой. Всю мою мозольную жидкость уволок, паршивец. Ну, а потом, как водится, поморочил тебя на полную катушку. Благо, что сам-то он от тебя утек. Забоялся меня, значит. Так что, с бесом – это моя вина. Я не доглядел. Так и скажем твоей компании. - Но таким образом вы берете на себя ответственность за содеянное Улейкиным, - заметил физик. – А это может оказаться опасным. Давайте мы скажем, что не нашли вас. - Если уж и опасно, то, скорее, для вашей компании, - беспечно заявил эксдьявол. – А что ж это за небольшое преступление ты совершил, экскурсовод? - Ударил в бане шайкой важного человека и утащил его плавки, - признался Улейкин. - Ну, тут и дураку понятно, что это бес тебя подтолкнул, - рассудил Федулыч. – Только я вот думаю, если с ними сейчас занимается Сократиха, то они уже и не вспомнят про свои плавки. Беспечность Федулыча передалась Улейкину и позволила ему подумать о другом: - Но если бес Рябчика имел в виду наш приезд, то откуда он о нем узнал? - Это нам пусть физика объяснит, - заявил Федулыч. - Не исключено, что бес выудил эту информацию из нашего сознания, - предположил физик. – Однако должен сказать, что феномен телепатии не изучен. В свое время сам Месинг просил, чтобы его исследовали и выяснили, как ему удается устанавливать связь с людьми через большие расстояния. - И что ж, до сих пор не выяснили? – поинтересовался Федулыч. - Ну, есть, конечно, кое-какие наработки, - уклончиво сказал Лалыко. - А веру изучать не пробовали? – спросил дед. - Вера – это мысленная актуализация желаемого, - сформулировал физик. - Уже неплохо, - одобрил Федулыч. – Ты еще добавь сюда, что вера – это та самая кнопка, которой включается свет разума. Но страх может его выключить. Дополнение Федулыча не выглядело достаточно научным, но все же не казалось Улейкину излишним. Ведь еще вчера он сам не верил Федулычу и думал о старике черт знает что. И все это, возможно, под влиянием страха, с помощью которого бес выключал в нем свет истины и кошмарил образ деревенского доктора. Да и все остальные космические приключения были похожи на бред, вызванный вирусом. Теперь страха не было, что доказывало отсутствие беса внутри Улейкина. Однако что-то мешало ему окончательно поверить бывшему дьяволу. Не хватало, например, понимания того, как можно выселить нечистого из самого себя, если он руководит твоими действиями и думает твоими мозгами. А если выселить невозможно, то все деяния Федулыча сомнительны и неизвестно, чем обернутся. Быть может он и сам не знает, что является распространителем каких-нибудь мух и опарышей. Ведь известно, что дьявол на все способен, чтобы заполучить душу смертного. - Наверное, здесь можно применить теорию относительности, - продолжил научные изыскания Лалыко. – То есть, если во что-то сильно поверить, до того, что в организме произойдут нужные изменения, то относительно этого организма изменится и внешняя среда, или, по крайней мере, произойдут энергетические возмущения. Возможно, именно таким образом ваша помощница, Сократиха превратилась в поросенка. - Что? Сократиха? В поросенка? – обеспокоился Федулыч. - Ну да, - подтвердил физик. – Вон Улейкин свидетель. Когда мы подошли к вашему дому, в окне появился поросенок и заговорил с нами. Но это ведь невозможно. К тому же Горби с тех пор не сказал ни слова. Остается предположить, что мы имеем дело либо с наваждением, либо с превращением, но в любом случае, - с полевым влиянием. - Вот, что значит физика! – в который раз восхитился дед познаниями Лалыко. – А ты, экскурсовод, как думаешь, с чем мы тут имеем дело? - Мне кажется, физик прав, - ответил Удейкин. – Сократиха на многое способна. По-моему, у нее даже есть дар предвидения. Во всяком случае, она мне предсказала, что я окажусь без штанов. - А, так это она нарекла твоему бесу оставить тебя без штанов? - обрадовался Федулыч. – Можешь называть это возмущением полей, но на самом деле очень Сократиха любит подразнить бесов. Для этого она даже на метле готова летать. Женщина, что с нее возьмешь? А с поросенком, и того проще, сунула его в окно, глаза вам отвела, да и поговорила с вами. Простой фокус. Я тоже так могу. |