«Когда ребенок был ребенком,

жизнь казалась ему вдохновенной игрой,

а сейчас вдохновение посещает его иногда,

во время работы»

(Вим Вендерс «Небо над Берлином»)

 

«Я не знаю, где ты,

но надеюсь, тебе также плохо»

(из письма бывше-близкого друга)

 

Как ты и где?

 

У меня все тот же февраль. Слишком медленный и густой снег.

Время проталкивается к весне, как сквозь толпу к выходу из метро.

Холодно, грустно и форточки настежь в квартире.

А вчера погас последний фонарь, тот, что в конце улицы.

Под окном не горит уж давно. Чинить фонари они не торопятся.

Я смотрела в темноту, и мне показалось…

Ты всегда возвращаешься по первым осенним листьям

или уже в феврале.

А уходишь в мае, когда отцветают каштаны.

 

Помнишь, в детстве мы даже не расставались?

Сколько игр мы придумали вместе!

Жаль, я писать не умела, киностудии детских фильмов оценили бы наши сценарии.

В летнем лесу голоса птиц сливались в симфонию, но мы знали

по именам всех исполнителей. На рояле я тоже не научилась играть.

И в школу живописи провалила экзамен. Вот, рисую теперь словами.

Плохо, конечно, но что имею, то и храню.

 

Я тебя жду. Ты где-то бродишь. Ожиданием пытка.

Я истончаюсь от времени, как твоя старая фланелевая рубашка.

Растекаюсь вином и маслом или как акварельные краски исчезаю с листа.

Немота.

И лишь в молчании замечаю, сколько ненужных слов произносят люди.

 

Без тебя первое лето было оранжевым и зеленым, шумным, никчемным.

Кто-то, наверно, Лолиту писал, но промахнулся на век. Опоздал. Ничего, позабудет.

 

Ты вернулась ко мне стихами. С перегидрольной челкой и угольными бровями.

Повзрослевшей и очень усталой. Ты отражала меня в зеркалах.

Лишь вчера мне приснилось, как зеркальную пленку рвала руками

и ломала стекло в ладонях. Больно! И лицо у тебя снова другое. Мужское.

Ты теперь ненавидишь тех, кто хранит мои фотографии,

тех, кто в доме моем создает уют и берет меня за руку.

И не бреешься, чтоб отучить меня плакать. Соль на раскаленной коже шипит.

Ты говоришь: нужно выблевать всю красивость, прозой заменить стих.

Ржаво и остро.

Как пожелаешь. Я все смогу.

 

Помнишь, осенью шли золотые дожди?

Фонари горели еще, я тебе верила и считала звезды…

Интересно, уходя к нему в женском обличье, ты ноги тоже не бреешь?

У него горят плечи, зато много слов в октябре. У меня же – молчанье.

Лица в окне убегающего трамвая, кажется, что среди них можешь быть ты.

 

Страшно не то, что уходишь, а то, что к другим.

Страшно то, что поишь их мною,

и в полумраке комнат чужих вы говорите опять обо мне.

Страшно то, что вернешься, и снова мне

придется угадывать фальшивую ноту в голосе судеб, придуманных мною.

 

Знаешь, сегодня я дверь не закрою. Ты возвращайся, хотя бы во сне.

Чистый блокнот положу в изголовье.