Пустынная улица и дождь. До её дома оставалось несколько кварталов. Я наступал на мокрые листья, и на асфальте отпечатывались сероватые следы. Редкие продрогшие прохожие тенью мелькали на стенах зданий на противоположной стороне улицы. Вот за этим поворотом справа виднеется Машин дом.

Мы с Машей знакомы уже лет сто. А если точнее, то с шестого класса. Она перешла к нам из другой школы. Конечно, все мальчики сразу же в неё влюбились. Пышные банты и кружевной фартук, в пенале – фломастеры! Я в тогда сидел за последней партой и не мог надеяться, что Маша сядет ко мне и тем более, что мы подружимся. Однако помог случай.

В самом начале третьей четверти мы с ребятами играли по вечерам в хоккей. В один из таких вечеров после разгромного поражения моей команды я возвращался домой. Вдруг вижу: возле подъезда сидит Маша с котенком и плачет. Оказалось, она нашла его в какой-то подворотне, а домой брать мама не разрешает. Я пообещал за котенком ухаживать, каждое утро выносил ему молоко и котлету или кружок «Полтавской». А если сам был не очень голодным, то и бутербродом своим мог поделиться. Вообщем, Маша заметила, что я такой жалостливый и добрый, и пересела со своей второй парты ко мне. Конечно, остальные ребята со мной разговаривать перестали, особенно Миша, у которого были и фломастеры, и ручка трехцветная. Но нам с Машей не очень-то было и обидно. После школы мы навещали котенка, бегали к городскому пруду кормить уток. Маша рассказывала мне про своих родителей, а один раз даже угостила бабушкиными пирожками.

Так мы и сидели вместе до восьмого класса. А потом я пошёл в техникум. Приходилось сбегать с занятий, чтобы проводить Машу домой после школы или чтобы просто поболтать. Один раз я даже принёс ей большой букет из одуванчиков. Было это в мае, в десятом классе. Конечно, я дарил Маше цветы и раньше, но тогда я был особенно горд своей изобретательностью, потому что Миша с товарищами видели, как она всунула цветы в свой портфель, и я весело им размахивал, а Маша смеялась.

После школы мы около года не виделись. Маша училась в институте, я заканчивал техникум. Иногда вечером, засидевшись у друзей, я возвращался домой и, проходя мимо её окон, замечал, что в Машиной комнате горит свет. Я не знаю, любовь ли это, но знаете, когда, бывало, я сумерничал в пустой квартире, мне очень не хватало тех наших шумных споров, которые разгорались между мной и Машей вокруг самых разных, важных и неважных, проблем. Не хватало её голоса, когда в тихой комнате только тиканье часов.

Но я так ни разу ей и не позвонил.

Однажды летом я с сокурсницей шёл через парк, когда меня окликнула Маша. Она сидела на скамейке, держала какую-то потрепанную книжку. Я подошёл. Маша встала и пожала мне руку. В её голосе было что-то радостное, но чувствовалась и какая-то лёгкая растерянность. Она спросила, как я живу. Я что-то ответил, но подруга, с которой я был, подошла к нам и всё время торопила идти. Маша сказала, чтобы я заходил, если будет время, и мы расстались.

После этой встречи прошло уже семь лет. Я устроился на завод и скоро получу повышенную категорию. Живу пока в заводском общежитии, но в будущем обещают однокомнатную. Всё идёт, как у всех. Вот друг недавно женился, на свадьбе у него был. Летом помогал родителям с ремонтом крыши на даче. Ничего особенного.

Правда, позавчера ехал в автобусе и на нашей улице увидел Машу. Она шла с подружкой и ела эскимо. Мне показалось, что она счастлива. Вчера я весь день работал, а потом был на партсобрании. Пришёл поздно, ребята в комнате еще долго осуждали решение по Крюкову, говорили, что несправедливо, от тяжёлой работы отлынивает, а выговор письменный не сделали… Вообщем, уснули мы только, когда в других домах уже погасли все окна.

А сегодня вот я иду к Маше. Я думаю, что она не переехала. Работа у неё раньше была рядом с домом, зачем бы ей понадобилось переезжать?

Дождь почти прекратился. Воздух наполнился сырым липким туманом. Шаги стали глухими и тяжёлыми. Я почти уже был возле дома, но потом решил зайти в гастроном выпить сока. Очереди не было. Две женщины с авоськами стояли в стороне, разговаривали. Я взял стакан томатного и отошёл к окну. Вдруг в одной из женщин я узнал Машину соседку Аглаю Дмитриевну, но она меня не заметила. Женщины говорили, но я расслышал только одно: «Она замуж вышла. Муж пока с её родителями живёт. Кто знает, может, потом переедут». Они открыли дверь, приготовили зонты и продолжили беседу на улице. Я вернул стакан, вытер носовым платком руки и вышел в промозглый осенний вечер. Быстро добрался до остановки, моего автобуса не было. Проехал четырнадцатый, пятый, триста восьмой, а моего – нет. Я нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Потом решил идти до метро пешком. Опять припустил дождь, людей совсем не было. Минут через десять меня, наконец, охватил тёплый ветер от подлетающих к платформе голубых вагонов.

В трясущемся составе я вдруг подумал: «А может, они и не про Машу говорили?», но поезд уже нёс меня домой, домой, домой…