«То, чего не можешь заполучить, всегда кажется лучше того, что имеешь.» Э.-М. Ремарк Несчётное количество раз она перечитывала его сообщения, переживая заново чувства, которые волновали и будоражили её, как будто намеренно колола иголкой в болевую точку на теле, чтобы оно постепенно привыкало к боли, и она смогла, наконец, избавиться от неё навсегда. И с удовлетворением замечала, что чувства тускнели, теряли свою остроту. Уже не бросало в жар, не замирало сердце. Время лечит. Это правда. Жаль только, что оно не имеет в своём арсенале скальпеля, а выдаёт нам для облегчения нашей, под час очень горькой человеческой участи, только маленькие круглые белые шарики гомеопатического средства, предлагая при этом часто мучительный и долгий лечебный процесс. И не даёт никакой гарантии полного выздоровления! Хотя… Мы всегда ошибаемся, принимая какие-то свои убеждения, как единственно верные. Жизнь не настолько примитивна! Бывают у неё методы лечения и нетрадиционные. Эта поездка в город была совершенно случайной. За несколько дней до отъезда она вдруг вспомнила о нём и решила, что ничего не потеряет, если напишет ему. И отправила сообщение на его электронную почту, что приезжает, совершенно не рассчитывая на ответ, а лишь желая, как ей в тот момент казалось, в последний раз убедить себя, что ничего уже между ними не случится. Она назвала его ураган «Амиго» не напрасно, потому что он исчез из её жизни также неожиданно, как и ворвался. Стремительно покружил её в своём вихре, растрепав, разбередив улёгшиеся в тёплых и уютных уголках души и, казалось, крепко уснувшие чувства к мужчине. И пропал на полуслове так и неоконченного разговора. Она пыталась выяснить, что случилось. Но кроме сообщения, что он болеет, ничего больше не получила. Некоторое время она ещё ждала и надеялась, что он позвонит или напишет, а потом просто стёрла его номер из памяти телефона. Она в темноту ночи чуть слышно несколько раз произнесла его имя, тут же отозвавшееся тупой болью в душе, постояла немного, внимательно вглядываясь в бесконечную глубину звёздного неба, на всё ещё, несмотря на конец марта, по – зимнему холодном ветру и вернулась в дом. Надежда на чудо несколько секунд теплилась, а потом исчезла вместе со вздохом лёгкого сожаления. Телефон запел её любимую мелодию, когда автобус, завершая свой рейс продолжительностью в несколько часов, устало двигался по широкому городскому проспекту в плотном потоке машин. Сердце ухнуло вниз от первых звуков его мягкого баритона, и закружился вокруг неё весь мир каруселью, когда предметы вдруг теряют свои чёткие очертания, посторонние звуки исчезают, и движения тела сразу становятся неосознанными. Вместо всего этого - один только его голос оставался ясным и чётким в её сознании. Он окружал её, обволакивал, околдовывал. Казалось, что она его вдыхала, впитывала каждой клеточкой своего тела, смаковала, как нектар, впуская внутрь себя. Он спросил, где она. И, узнав, что подъезжает к автовокзалу, удивился и огорчился. Он собирался с ней встретиться завтра. Надеялся, что она приехала надолго, потому что сегодня у него командировка, и он специально спланировал её так, чтобы завтрашний день остался свободным для встречи с ней, а она, стараясь ничем не выдать своего волнения, шутила и смеялась, что сможет встретиться с ним только сегодня, в крайнем случае, завтра днём, потому что ей необходимо уехать. И если встреча не состоится, значит «не судьба». У него сегодня работа, он не может всё бросить и уехать, у неё нет возможности остаться на завтра. Он должен закончить неотложные дела, она просила вспомнить молодость, бросить всё и приехать вечером, а утром вернуться назад. Он обещал, что постарается, и положил трубку… Карусель предметов вокруг неё постепенно теряла скорость. Люди, дома, машины приобретали привычные глазу очертания. Городской шум постепенно вливался в её сознание человеческими голосами, скрипом тормозов, шумом двигателей. Вечерний город торопился домой. Его потоки машин на широком проспекте и людей на тротуаре хаотично сливались и разъединялись на перекрёстках. Людской поток набирал силу, а потом иссякал на некоторое время в утробах постоянно подъезжающих автобусов и троллейбусов. И те и другие потоки напоминали бурные горные речки, которые своим шумом перекрывали все остальные звуки вокруг. В какое-то мгновение она вдруг остро ощутила одиночество и тоску, свою ненужность и неуместность в этом чужом, равнодушном, непривычно шумном для её слуха, неуютном от промозглой весенней сырости городе. Захотелось вернуться в тёплый автобус, отходящий в направлении к дому, и как можно быстрее окунуться в привычный домашний уют. Но тут же в голове зазвучал его радостный голос. И затеплился, и стал постепенно расширяться, согревая, растапливая изнутри душу и тело, маленький островок счастья в области солнечного сплетения. Город показался уже не таким отстранённо холодным. Даже на некоторое время из привычного весеннего городского тумана выглянули лучи заходящего солнца и неожиданно ярко скользнули по улицам, домам, заглянули в огромные витрины магазинов, слегка пригрели её щеки и зажмурили глаза. Она увидит его уже сегодня вечером! Ещё несколько раз он звонил ей, обещая, как можно быстрее завершить свои дела, и вернуться в город, и если будет не слишком поздно, встретятся они уже сегодня. Она просила ехать осторожно, не торопиться, что он ей нужен живой и здоровый, а он обещал быть целиком и полностью её, как только сможет приблизиться на расстояние возможности дотянуться до неё и прикоснуться. Поздно вечером он позвонил ей и сказал, что сегодня никак не сможет, не «утрясаются» все, запланированные на время командировки дела, ему придётся остаться на завтра. Он сможет приехать только на следующий день к вечеру, а она не сможет остаться ночевать в гостях на второй день, потому что это неудобно. Он просил её задержаться, уговаривал, убеждал, что в этот раз встреча зависит только от её согласия. Она обещала ответить ему только завтра, чтобы немного помучить, а может даже слегка отомстить за ту, почти растворившуюся в душе, обиду. Чёрный телефон в виде овального морского камешка уже давно стал тёплым в её руке, а она всё ещё сжимала его корпус крепко в ладони. А мягкий, вкрадчивый голос снова и снова эхом отзывался в мозгу: «Только скажи мне «да»! Скажи!» И она осталась ещё на один день. Ей пришлось объясняться с друзьями сына, у которых она остановилась на ночлег, преодолевая смущение и стыд, ледяной волной окатывающие её. Голос разума постоянно ворчал ей, что она уже в том возрасте, когда поздно и нелепо начинать жизнь сначала, опять, как в молодости, бегать на свидания, переживать и волноваться. Можно ведь было что-то им соврать, выдумать, но врать и выкручиваться она так и не научилась. Краска стыда в таких случаях густо заливала её лицо, голос начинал дрожать. После нескольких неудачных, мучительных попыток, она всегда говорила правду. Ночь бесконечно растянулась во времени, выматывая силы и нервы. Казалось, что за плотными шторами уже никогда не покажется рассвет. Ей чудилось, что она не сомкнула глаз ни на минуту, бесконечно ворочаясь в кресле, которое оказалось на удивление непригодным для сна, а подушка просто «каменной». Только под утро недолгий, чуткий сон сморил её. Но радость будущей встречи с ним сводила на нет все эти мелкие бытовые неудобства. «Блажен – кто верует». Весь следующий день, до восьми вечера, а они именно в восемь договорились встретиться, когда утром она сообщила ему, что остаётся, она провела в долгих и тщательных утренних сборах, в поездках на автобусах, встречах, разговорах. Медленно бродила в городской суете, стараясь представить как и чем он живёт в этом городе. Но все эти действия были чем-то второстепенным, выступающим в роли лёгкого, почти неощущаемого ею фона для основного процесса ожидания встречи, которым она теперь жила. Он не позвонил ни в восемь, ни в девять, ни в десять. Она набирала его номер, а он упорно не брал трубку. Мысли бешено метались в голове: « Что-то случилось в дороге. Слишком быстро ехал. Видимо торопился успеть». Она уже легла в постель, пытаясь отгонять мысли, которые назойливо возвращались и гудели, гудели в голове, подсказывая различные, большей частью трагические, варианты развития случившегося. Она уже ни на что не надеялась, когда после одиннадцати пришло его сообщение « Я в милиции, говорить не могу». И всё. Больше ничего она не смогла добиться весь следующий день. Не было ответа ни на её звонки, ни на сообщения. В автобусе, возвращавшем её домой, она сидела, прислонившись к стеклу, словно обречённая на неподвижность. Окаменела не только душа. Организм словно замер, замедлив в себе на некоторое время все физические процессы и потребности. Ей казалось, что стоит ей только пошевелиться, и мир вокруг превратится в тёмную пустоту, бездну. Время остановилось. Не было ни сил, ни желания знать о его движении. В голове не прекращалось навязчивое жужжание мыслей, которые не имели над ней уже никакой власти. Их можно было сравнить с ветром, носившимся над выжженной и выхолощенной степью, где даже пепел уже не поднимается над её поверхностью. И песня Жанны Арузаровой, как будто издеваясь, неслась из динамиков радио: «Выстрелом в сердце разбудишь меня, Изнемогаю и падаю я В воду студеную после огня. Не приходи и не мучай меня. Я не хочу, Я не хочу, я не хочу Любить тебя, любить тебя Но ты прости, прости меня Я не с тобой, я не твоя…» Ураган «Амиго» на этот раз оставил после себя разорванную в клочья душу, кусочки которой она несколько дней безуспешно пыталась собрать в одну кучу, чтобы потом, немного успокоившись, постараться из них склеить, тщательно подбирая друг к другу по краям разрыва, одно целое. И не было у неё полной уверенности в том, что какие-то из них не унёс он с собой безвозвратно, в звенящую пустоту, в которой исчезали без ответа все её попытки узнать, что же на самом деле произошло. «Ты не жалеешь опять ни о чем. Быстро уходят в туман корабли. Нежным безумным янтарным лучом Нет, не закончились белые дни. Выстрелом в сердце разбудишь меня, Изнемогаю и падаю я. Сердце не камень, кровь не вода. Завтра, возможно, скажу тебе "да"…» По прошествии нескольких дней, она набрала его номер с чужого телефона и услышала голос, вполне бодрый и веселый. |