В воскресенье 1 июля 2007 год напротив здания облпотребсоюза собралась небольшая толпа – пять-шесть человек жителей окрестных домов. Они тихо стояли на проезжей части за газоном. С другой стороны газона на тротуаре у старого четырехэтажного дома стоят участковый и тщедушный мужчина в штатском с чемоданчиком, по-видимому, криминалист. Перед подъездом, на третьем этаже которого было настежь распахнуто окно, расстелилось худосочное тело. Оно практически слилось бы с землей, будь оно еще более худым.

Она лежало лицом вниз. Седые волнистые волосы средней длины разметались по асфальту. Неестественно торчали костлявые, обтянутые смертельно бледной кожей локти. Разве можно быть такой худой. Маленькая старушка выпала из окна. Упала лицом вниз, даже не попытавшись прикрыть его руками, чтобы смягчить удар. Руки ее спокойно лежали вдоль тела. Она упала будто прыгнула из окна спиной назад, сделал сальто и растянулась аккуратно прямо перпендикулярно «красной линии» головой к дому. Из облпотребсоюза в сторону места происшествия идет второй милиционер плотного телосложения с мобильником. Криминалист переворачивает тело. Лицо почти не испорчено ударом, кровь растеклась по нему розовой (не темно-бордовой, а именно розовой) маской. И вокруг тела почти не видно крови, словно падало не живое тело. Милиционер стоит на солидном расстоянии от места падения и непрестанно разговаривает с мобильным телефоном…

 

Навстречу, в одно мгновенье, пронеслось прожитое. Мир содрогнулся и погас.

…………………

 

Она проснулась. Болели ноги, ломило спину. В животе бурчала привычная пустота. Прошаркала едва волоча непослушные тощие ноги сначала до унитаза, потом - до умывальника на кухню. Холодную воду отключили. Горячей не было уже давно. Она слила мутную дурнопахнущую водицу из грязной тарелки в такой же грязный стаканчик. Прополоскала беззубый рот. В окно ярко светило солнце.

-Поздно что ли встала? Ну так и быть, сразу пообедаю, - пробормотала она сама себе.

На окне лежали неопрятной кучей полиэтиленовые пакетики, которые она хранила по старой привычке. Теперь хлеб продавали сразу же в пакетиках и денег за это не брали.

-Вы мне продайте без пакетика, - уговаривала она обычно продавщицу. Вытаскивая непослушными пальцами из старенькой болоньевой сумочки комочек спутанных хрустящих мешочков. Суетливо разворачивала их в надежде сэкономить хоть на этот раз, роняла, поднимала с помощью сердобольных покупателей из очереди, а потом обреченно прятала их обратно, услышав непреклонное:

-Мы не можем бабушка, не положено.

Столько уже пакетиков набралось, а выкинуть жалко, вдруг пригодится. Она аккуратно стала перекладывать кучку на подоконнике и где-то в складках одного из пакетов она нащупала твердые кусочки. Обрадовалась. Достала из шкафчика чайничек. На дне плескался в четвертый раз заваренный чаек.

Она сидела и макала старые сухарики в этот чаек, жамкала их беззубым ртом.

-Сегодня будет пенсия или завтра? Нет, кажется вчера должна быть или даже позавчера. Никто работать не хочет. Эти почтальоны приходят, когда хотят. А когда надо нет никого.

Она бурчала себе под нос и с аппетитом всасывала из размякшего сухаря водицу вместе с образовавшейся вокруг не успевшей пропитаться сердцевины кашицей. Постукивала деснами по жесткому месту и, убедившись, что сухарик не поддается, снова макала его в чаек.

Она давно уже отвыкла кушать, как это бывало раньше. Зачем? Чтобы прожить день ей хватало несколько кусков хлеба и сладкого чая или молочка. Еще иногда ей соседка приносила старые печешки или немного подпорченные яблочки, проросшей картошечки или лучок. Тогда она варила себе компот, варила картошку и радовалась, как удачно смогла сэкономить сегодня.

Она не тратила деньги зря. Когда приносили пенсию старательно раскладывала денежки по квартире. Часть у нее лежали под грязным ящиком из-под картошки – это на черный день и на похороны. Она не помнила сколько их там должно было быть. Часть она клала под подушку. Еще немного держала в кармашке старой кофточки в прихожей, чтобы когда к ней придет внучка, было чем ее порадовать.

Раз в неделю к ней приходила внучка, она сидела зевая несколько минут рядом, мыла ей посуду, иногда – полы и потом мялась у двери и, получив в руки скомканные бумажечки, сразу же повеселев, убегала по своим молодым делам.

Раз в месяц к ней приходил сын. Он открывал дверь своим ключом. Разговаривал с ней долго. Она в который раз рассказывала ему о том, как все стало дорого в магазине, жаловалась на соседей сверху, и, когда он уходил, думала, как ей повезло, что ее детки приходят ее навестить. Вот ее подружка Софья, она совсем одна. Она завидует ей, что у нее такая дружная семья. Сама то Софья так замуж по молодости и не вышла. А уж на что красавица была. Не повезло. А вот ей повезло. Мужик правда подпивал, да побивал немножко, так кто ж не пьет. А бил? Так она в обиду себя не давала. Бывало, так разойдутся – дым коромыслом, а потом сядут вместе, примут по стопочке да с закусом, хорошо. А сына-то какого вырастили? Теперь на старости есть кому кружку с водой поднесть.

Она не заметила, что разговаривала вслух.

Кажется пенсии не будет. Надо достать денежек, вдруг внучка навестит или сынок придет – он ведь маится на работе из-за денег. Она даст ему немного, вот он обрадуется… Она с трудом наклонилась и стала шарить под ящиком из-под картошки. Тряпочка зацепилась за что-то. Она потянула. Не удержала. Бумажки рассыпались под ноги. Она кряхтя опустилась и начала собирать хрустящие купюры обратно в тряпочку. Под ящик она всегда складывала красивые новые бумажки.

За спиной что-то зашевелилось, тряпочка странно вылетела из рук.

-Вот где прячешь свои миллионы, - раздался насмешливый голос сына.

Он стоял над ней пересчитывая деньги. Потом отбросил на стол тряпочку и убрал деньги в карман.

-Это не надо брать, - сказала она. Она хотела встать, хватала костлявыми пальцами за штанины сына. Он легко поднял ее и посадил на табурет.

-Ты сама скряга и меня нищим воспитала. Если бы не ты, я бы может миллионером стал. Хватит хныкать, тебе деньги уже ни к чему.

-Отдай денежки. Я на саван себе коплю. Вам же все и останется.

-Тут на три савана хватит – тебе, мне и внучке твоей. Так что один я тебе оставлю, а два заберу. Все равно, сама говоришь, для нас копишь.

Она завыла от страха, что деньги уже никогда не вернуться на свое место законное под ящичком из-под картошки. Почему то ей стало тоскливо, как в последний день.

-Ладно, не кричи, я верну тебе попозже. Сейчас они тебе зачем? Ты же пока жива и еще всех нас переживешь.

-Когда вернешь? - она трясущимися руками вытирала слезы с воспаленных глаз.

-Мать. Ты что совсем рехнулась? Не жрешь ничего, за свет не платишь. Куда ты деньги хранишь. На тот свет что ли потащишь с собой? Если тебе уже ничего не надо, дай мне. Уж я то точно их к месту пристрою. Да, не бойся ты, похороним мы тебя. Ты у нас вон какая шустрая. Даром что восемьдесят семь стукнуло. На третий этаж каждый день поднимаешься – прямо спортсменка.

Она немного успокоилась. Сын шутил. Несколько бумажек вернулось к ней в руки, она пошарила по столу, нащупала заветную тряпочку и судорожно зажала в кулак вместе со смятыми купюрами. Придет почтальон, он принесет пенсию. Она не будет покупать ничего такого, сходит к Софье, пообедает у нее, а потом на улице у магазина посмотрит – иногда денежки падают, а хозяева не замечают. А она не гордая, покланяется пособирает там сям. Так и наберется опять.

-А давай мамуля, поменяем твою однокомнатную квартиру и нашу на трехкомнатную. Жить вместе будем. Дочке не надо будет через весь город ехать, чтобы поухаживать за тобой. И денег тебе не надо копить. Всегда что-нибудь в холодильнике найдется поклевать. А больше тебе уже зачем?

-Да что ты, сына. Я никуда отсюда не поеду. Здесь я родилась, жила и помру.

-Не говори глупости. Это я здесь родился. А ты родилась в заводском бараке. Каждый раз об этом рассказываешь, будто это самые лучшее время в твоей жизни.

-Вот я и говорю, здесь я родила тебя, здесь мужа схоронила и тебя здесь родила и…

Она потеряла мысль и не могла вспомнить, что хотела сказать. Идея поскорее снова накопить денег захватила ее слабый мозг, не оставив места иным мыслям.

-Ладно, ты подумай, я пойду куплю тебе пожевать. А то ты как грымза какая сухари грызешь. Грымза грызет сухари, - повторил сын свою шутку и усмехнулся.

Он уходил, и она уже слабо различала его голос. Слух в последнее время все чаще подводил ее. Она не слышала ответы на свои вопросы, когда заговаривала с кем-нибудь на улице и видела не так хорошо, как раньше. Раньше все было лучше и солнце ярче и воздуху больше…

От нервного напряжения она часто дышала, в голове мутилось, но она должна была идти. Она спрятала тряпичный комок с оставшимися деньгами за батарею у кухонного стола. Держась за стену дрожащими пальцами, она двигалась по коридору в прихожую.

-Там тепло, одеваться не надо, - запыхавшись приговаривала она. Это хорошо, что одеваться не надо. Когда холодно приходится одеваться. Это очень утомительно. А сейчас не надо. Хорошо.

Ноги цеплялись на приступок у двери, словно дверь не хотела выпускать ее из дома. Но она шла, потому что должна. Нашарила прислоненную в привычном месте у наличника двери клюку. Взяла. Вышла. Пошарила ключом в замке, убедилась, что дверь закрылась. Она стала спускаться вниз, продвигая руку по лоснящейся от времени деревяшке перил. Спустилась на один пролет. В который раз посчитала ступеньки переступая с одной на другую– их было всегда восемь. Иногда ей казалось, что их было больше, но это было, как правило, тогда, когда она возвращалась домой. А сейчас их было семь, нет восемь. Первую-то она забыла посчитать, потому что на ней стояла.

В лестничном проеме между этажами у настежь открытого окна перевесившись через подоконник сидел соседский мальчишка - Сашка. Эти мальчишки такие хулиганы. Дерзят, кричат, проказничают. «В наше время не было хулиганья, потому что порядок был. А теперь все безобразничают. Нет теперь порядка»,- подумала она.

-Ты зачем здесь окно открыл, хулиган. Ну-ка вон отсюда.

Она замахнулась на мальчика клюкой.

-Ты чего здесь делаешь? Все матери расскажу. Чему вас только учат!

-Да я ничего, - ответил мальчишка.

«Все теперь перечат. Никто старших не уважает. Как так жить-то можно?»-подумала она

-Что ты мне «ничего» говоришь. Окно закрой негодник. Сейчас милицию позову. Узнаешь, как «ничего».

-Да там деньга, баба Наташа. Деньга лежит за окном. С балкона упала и зацепилась там, под подоконником. Сейчас достану и закрою.

-Ну-ка, дай посмотрю, - упоминание о деньгах заинтересовало ее.

-Отойди сейчас же, - строго добавила она, отстраняя Сашку от подоконника клюкой. Тот неохотно спрыгнул на пол и уступил ей место. Подоконник был высоко. Она пошарила рукой за окном, но ничего не нащупала.

-Там дальше, сам видел. Только это мое. Я первый нашел, - попытался добиться справедливости Сашка.

-Иди бесстыдник домой. Рано тебе еще деньгами интересоваться.

Она махнула в его сторону рукой, в которой держала клюку.

-Сюда вставайте, - обиженно пробурчал Сашка. Он показал на трубы батареи, -Отсюда виднее будет. Только вы уж точно не достанете.

-Иди – иди советчик. Советы он мне дает. Без тебя знаю, куда наступать.

Бог услышал ее молитвы. Это для нее с неба упала денежка и лежит, ждет, когда она ее заберет. Все-таки ей повезло. Сам бог показывает ей, какая она счастливая. Потом она пойдет и купит себе пряничек, а богу свечку, и останется еще. Надо только будет тряпочку с денежками перепрятать. Не надо, чтобы все знали. Не зря, не зря сегодня день прошел. И сухарики нашлись. И сына пришел, обещал купить вкусненького. Заботливый он у нее. И вот теперь счастье такое – денежка нашлась. Сколько там. Вот бы целая тыща была. Она карабкалась на трубу батарея, срываясь непослушной ногой.

-Ладно, что стоишь столбом, - строго сказала она мявшемуся рядом Сашке, - подсади меня проказник. Видишь, трудно мне. Подержи меня.

Сашка неохотно подтолкнул ее вверх. Она оперлась клюкой о батарею и выглянула вниз –бумажка лежала на выступающем от стены бордюрчике. Ветерок шевелил ее – вот вот сдует. Она испугалась, что сейчас случится страшное и потянулась к листочку, готовому бабочкой порхнуть прочь. От неловкого движения клюка провалилась между батареями, но она успела зажать кулак, ощутив приятный хруст. Качнулась назад в подъезд, соскользнула больной ногой с батареи, неловко повернулась. В этот момент кто-то схватил ее за здоровую ногу и дернул назад. Небо ворвалось в зрачки ярко-голубой вспышкой. Воздух в одно мгновение вылетел из нее удивленным криком.

………………………………………………

 

Легкое тщедушное тело лежало вниз гловой на порозовевшей вокруг лица ступеньке бетонного крылечка. Кулачок, обтянутый пергаментной кожей разжался.

Криминалист достал пинцет, поднял скомканные пятьсот рублей и спрятал их в чистый полиэтиленовый пакет. Участковый разговаривал по телефону:

-…. Сиганула, наверное. Видел бы ты ее. Освенцим и только. Как до окна добралась,божий одуванчик….с ума спятила что ли...

 

Маленький мальчик дрожал за сараями во дворе. Он всхлипывал без слез и без конца повторял шепотом одну и ту же фразу: «Я не виноват. Я просто хотел ее подержать».