Стояла светлая лунная ночь, которых немного бывает летом в городе, но которые частыми гостями бывают вне его пределов. Можно было бы сказать, что стояла тишина, но это было бы неправдой: от стрекота насекомых порой можно было оглохнуть или сойти с ума, если на нем сосредоточиться. Большой заброшенный выгон с некошеной травой выше пояса освещался не только лунным светом: в глубине поля чуть мерцал огонек, живой, трепещущий от малейшего дуновения, как сердце человечье. Приблизившись, можно увидеть, что у костра будто бы кто-то сидит. И правда, кто-то сидит у костра, один в поле, хотя до деревни рукой подать, и если пересечь небольшой перелесок, через полчаса можно оказаться на краю маленькой деревеньки. Но раз этот путник предпочел скромный живой огонек в пучине ветра и травы, я полагаю, у него были на то веские причины.

Если присмотреться, можно понять, что он делает, низко наклонившись к огоньку: пишет. Ему не мешает стрекот ночных королей, он не обращает внимания на порывы ветра, готовые вырвать у него из рук листки тетради с рукописями или потушить огонь. Но как и человек, закаляясь в трудностях, так и рука его пишет увереннее, а огонек разгорается еще ярче. Порой человек вскидывает голову и устремляет взгляд куда-то вдаль, в другой, созданный им же мир. Тут появляется возможность описать его: это молодой человек, с худым, чуть вытянутым лицом, но с уверенным и умным взглядом, свидетельствующим о громадной духовной силе. Глаза его темны, но горят пламенем особым, из чего можно сделать самый верный из наших выводов – перед нами поэт. Демиург в порыве творчества не выглядит так величественно, как поэт отдавшийся вдохновению. В данный момент он глух и слеп по отношению к окружающему миру – все его чувства обращены ко внутреннему миру…

Потому наверное он и не заметил, как к его огоньку кто-то подошел. Он вздрогнул, когда почувствовал чей-то взгляд, поднял голову и увидел перед собою ружейное дуло. Тот кто держал ружье скрывался в темном пространстве вокруг костра, не входя в освещенный круг.

- Мне нужны деньги. Отдай по-хорошему и я уйду, - глухим болезненным голосом промолвил незнакомец.

- Все там, - указал рукой куда-то в сторону от себя поэт, имея в виду свою дорожную суму, где хранились его пожитки.

Грабителю пришлось пересечь границу света. Его намерения читались на лице как строчки на бумаге – ни грамма жалости, ни капли стыда – жажда наживы и ничего более. Нельзя было что-либо сказать о его характере, о его способностях, нет, его безликость могла спрятать его в любой толпе от постороннего глаза. Он быстро схватил суму и спешно начал рыться в ней. Потом, вспомнив о поэте, спохватился и направил ружье снова. Молодой человек, смог позабыть о грабителе и продолжал писать. Перерыв его суму, и не найдя в ней ничего кроме двух рубашек и краюхи хлеба, незнакомец спросил:

- У тебя с собою деньги есть? Лучше выложи сам, я могу и мертвеца обыскать.

- Я не брал с собою денег – зачем они здесь?

- Врешь, собака! Какого же черта ты тут делаешь ночью? Ведь понятно, что ты остановился тут на ночлег, значит, ты куда-то откуда-то идешь, а в пути тебе нужны деньги, так? – распалился он. - Выворачивай карманы! – взревел грабитель.

- У меня нет с собою денег, - повторил поэт, но вынул содержимое карманов штанов, а именно два карандаша и несколько сложенных вчетверо тетрадных листков.

- Что ты тут делаешь тогда? – спросил уже ничего не понимающий грабитель.

- Стихи пишу.

- Ты что, больной что ли? Кто ж ночью в поле стихи пишет?

- Я пишу.

- Да ты дуришь меня! – зарычал он и попытался выхватить записи из рук поэта.

- Не тронь! – прошипел молодой человек. В ответ на это грабитель лишь пнул его ногой в грудь и нагнулся к свету, чтобы прочесть написанное. Сзади в траве барахталась его жертва, ловящая ртом растерянный воздух. Грабитель, не обращая на это внимания, бормоча что-то вполголоса, читал написанное мелким почерком стихотворение.

- Смотри-ка, и, правда, стихи! – сказал он с усмешкой и бросил листок в огонь.

Поэт уже сел обратно на свое место и смотрел на огонь, где погибало его детище, труд трех его бессонных ночей. На глазах у него наворачивались слезы.

- Ладно, выкладывай, зачем тебе приспичило сидеть ночью в поле? Дома что ли не писалось? – сказал грабитель, вновь направив ствол ружья на поэта.

- Только здесь на меня нисходило вдохновение… - начал было он.

- Ладно, ладно, только давай попроще говори. Мне некогда. Поэт, значит, да? А что же, ты, наверное, и деньги большие получаешь за стихи свои?

- Почему вы так решили? – удивился поэт.

- Так, а зачем же тебе тогда рисковать своею жизнью, сидя в поле без ружья и собаки и ждать вдохновения? Уж точно ради денег больших.

- Нет, не ради денег.

- Так, быть может, ты девушек охмуряешь своими трелями, да? Да, по лицу вижу, так и липнут они к тебе, - подмигнул ему грабитель.

- Нет, не ради любви плотской.

- Тогда какая ж польза от твоих стишков?

- Польза? – удивился вновь поэт, задумался и прочитал:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Незнакомец молчал. Поэт смотрел на него без тени испуга, смело и открыто, готовый принять и смерть и похвалу равно.

- Прошу тебя, нет у меня ничего, что было бы тебе нужно, уходи.

- А ты, я погляжу, смел: и ночью в поле один, и на ружье не смотришь как кролик а удава. Смерти боишься?

- Нет. Жизнь что костер этот. Но зачем тебе грех на душу брать?

- Ну, не я потушу, так другой потушит костер твой, а? Есть ли место на земле виршеплетам бесполезным, как думаешь?

- Прошу, уйди! – уже беспокойно бормотал поэт. Чувствовалось, что последний вопрос задел его.

- А раз ты бесполезен, - заметив его беспокойство, продолжал грабитель, - то не буду ли я прав, убив тебя?

- Лучше убей тогда, если прав!

Прогремел выстрел. Вокруг ночные твари встревожились и подняли такой шум, будто бы хотели, что бы о случившемся услышал весь мир. Незнакомец обыскал тело поэта, захватил суму и ушел, затушив пред этим костер водой из кожаного мешка, что лежал рядом. В скупом свете тлеющих углей можно было короткое время видеть нелепо раскинувшую руки фигуру мертвеца.

 

30.12.2010 г.