Не претендуя ни на массовость, ни на фатальность,

Забросив рифмы, сомнения, собственное мироощущение,

Я потеряла координацию и тональность,

А строчкам без разницы, будь то обольщение или отвращение.

Банальный суицид, чарующий наблюдателей,

Так зрелищен по сравнению с вежливым рукопожатием,

Он манит их, головами качающих, якобы, в неприятии,

А на деле, смакующих кровавых слепых обожателей.

Сломанных кукол с выколотыми глазами

Девочки любят больше, чем принцесс в кринолинах,

Потому что есть иллюзия, что под синтетическими волосами,

Больше подлинной жизни, надлома и повадок звериных.

И девочки взрослеют, меняют кукол на сигареты,

На яркий лак, вызывающую тошноту помаду,

Они бродят потерянные по перенаселенной одиночествами планете,

Миллиардами замедленного действия гранатами.

И поэтому всматриваются так обреченно и вкрадчиво,

В каждого, кто улыбнулся, кто дотронулся ненароком,

Им и не надо, чтобы с букетами, письмами и деньгами потраченными,

А надо лаконично, нечаянно и немного.

Чтобы, когда смотришь на полыхающую под ногами бездну,

На дне которой роятся прошлое и настоящее,

И ровно шаг – и можно взять и навеки исчезнуть,

Вдруг чья-то ладонь ляжет в твою, естественно, ненавязчиво.

Как будто и не было бессонных ночей и разбитых стаканов,

И крика такой внутренней мощности, что только воздух губами хватали,

Как будто на чужой и холодной планете вдруг встретились двое пришельцев странных,

И оказалось, что их орбиты местами похожи и вдруг совпали.

И сутками молча обо всем на свете, смеясь ли, плача ли, они друг другу сказали,

И рвал занавески на окнах с цепи сорвавшийся ветер, и доносился шум поездов с вокзала,

И со двора как прежде никогда громко смеялись и кричали дети,

Будто эта странная эпидемия в атмосферу попала.

Да только не каждый ее увидит, почувствует, пропустит сквозь тонкие вены,

И большинству все так же блуждать, уповать, скитаться,

И не на каждой изменчивой раскуроченной переменной

Суждено встретиться, совпасть двум одиноким скитальцам.

Петли судеб, вершители грез, обстоятельств, реальностей,

Сшиты накрепко временем, разумом, собственными запретами,

И небо тучами грозовыми с утра затянуто, и опять у подъезда «скорой» стоит карета.

И девочка лепечет сорвавшимся сломленным голосом, и руки трясутся, глаза как блюдца:

«Вы меня совершенно не слышите, не понимаете, и уже завтра даже не вспомните,

Для вас я – лишь заполненый бланк отчетности, один из сотен статистических плюсов».

И уйдет куда-то в себя, в глубину, где вертят мысли пружинки-маятники,

И хватая ртом удушливый воздух, поняв, что вот она, грань предела,

Вдруг сорвется, вздрогнет и заплачет как маленькая:

«Неужели я слишком многого от жизни хотела?».