Мальчишка с Шелепихи Засидевшись за полночь за компьютером, Андрей Васильевич сегодня почему-то подустал больше обычного. То ли скачиваемая информация, тянувшаяся с торрентов как изжеванная до состояния белой сопли жвачка, то ли день, до предела загруженный возней с архивом, довели его до состояния сонной одури. Чтобы как-то убить время, пока скачивалась программа, он, машинально перебирая новостные ссылки, одну за другой закрывал гламурную дрянь, которой был усеян сайт. На одной из ссылок, не зная почему, Андрей Васильевич вдруг остановился. Это сообщение резко контрастировало с теми, которые он только что закрыл. Со страницы сайта на него глядело лицо молодого парнишки. Строгое выражение курносого, с большими, широко открытыми голубыми глазами еще по-детски круглого лица как-то не вязалось с формой десантника ВДВ и крепко прижатым к груди автоматом. Андрей Васильевич скорее из чувства любопытства пробежал глазами текст под фотографией. И чем дальше он вчитывался, тем сильнее исподволь возникала в нем смесь гордости и одновременно жалости к этому солдату. Не убоявшись смерти, он прикрывал отход своих товарищей до последнего патрона и затем подорвал себя гранатой. Андрей Васильевич сидел перед экраном, вглядываясь в давно прочитанную страницу. Он думал о том, что много таких ребят было за прошедшие годы чеченских компаний. Странно, вроде живут нынешние парни в другом времени, которое должно было выхолостить у молодых то, что раньше он и его сверстники знали как патриотизм, любовь к Родине, к родной земле. Стало быть, все не так уж и плохо, если такие парни, как это солдат, появляются на русской земле… Укладываясь спать, Андрей Васильевич никак не мог отделаться от навязчивой мысли, припоминая виденный снимок солдата: «Кто же это может быть? Уж очень памятен мне этот взгляд и глаза… Его лицо и особенно – глаза…». Он заснул с неясным ощущением того, что видел однажды этот, не по возрасту серьезный, устремленный на него взгляд, точно требующий открыть ему истину любви и чести… Как-то, по прошествии некоторого времени, Андрей Васильевич по делам оказался на Красной Пресне. Выйдя из метро, он стал подниматься к зданию высотки. Ему на глаза попалось небольшое здание. Когда-то в нем был детский кинотеатр, канувший, как и многое из тех дней в лету. Но тут, при виде этого неприметного зданьица какой-то внутренний толчок вдруг вызвал в нем давний эпизод из студенческой жизни. Все внезапно связалось: и виденный на сайте снимок парнишки-десантника и всплывшая в памяти, подобно старой фотографии, ассоциация, высветившая, казалось, навсегда утраченные воспоминания. Он ясно и отчетливо вспомнил, когда увидел эти глаза, вздернутый кнопкой курносый нос и, главное, взгляд… Второго такого он не встречал. И как давно это было… …Перейдя улицу, Андрей остановился перед маленьким зданием на углу. Здесь размещался, пожалуй, самый детский кинотеатр в Москве. Он всегда охотно и с большим удовольствием посещал, как только случалось быть перерывам между лекциями в институте, его сеансы. Там, за дверьми, всегда творятся маленькие чудеса, в которые, окунаясь с головой, словно уходишь в своё детство, и, каждый раз, расставаясь с уютным, маленьким залом, чувствуешь себя помолодевшим. У касс стояла небольшая, из пяти-шести человек, очередь и среди них совсем немного детворы. Было ещё рано в этот субботний день и в школах не закончились уроки. Обычно же попасть сюда представляло проблему. Андрей, обрадовавшись случаю, поспешил купить билет на ближайший сеанс. До начала оставалось немногим меньше часа. Он вышел из кассового зала и огляделся. Напротив, у зоопарка толпился народ, экскурсии школьников с весёлым гомоном торопились пройти на территорию зоопарка, затевая у ворот шумную толчею. Присев на железный парапет, отделявший тротуар от мостовой, он вдруг услыхал, что его окликают сзади: – Дяденька, а дяденька? Андрей обернулся. Перед ним стоял небольшого роста мальчуган, в сером, обтрёпанном пальтишке и шапке с задранным кверху одним треухом, видно великоватой для него, потому что она сползла ему на глаза. Он сдвинул шапку на затылок. На его круглом, симпатичном личике высветились большие, голубые глаза, в которых застыло ожидание. Мальчишка был очень забавен и Андрей, улыбаясь, спросил: – Чего тебе? Мальчонка помялся секунду, но потом, преодолев смущение, от которого его щёки приобрели ярко-пунцовый оттенок, сказал: – Дяденька, вы не могли бы мне дать пять копеек. На билет не хватает. Очень хочется... – шепотом добавил мальчик, не сводя с Андрея своих просящих глаз. Вдаваться в анализ, как и почему, по примеру тех людей, которые, делая одолжение, снабжают его такой нравоучительной нотацией, что их деяние превращается в пытку, Андрей не стал. Он не видел в такого рода просьбах ничего дурного, – самому приходилось бывать в его возрасте в таких затруднительных ситуациях и потому, протянув мальчишке пять копеек, сказал: – Держи, – и затем спросил:– Может быть, тебе больше нужно? – Не-е, не надо, – протянул он. – Мне только пять копеек не хватало. Я в автобусе уплатил, вот и не хватило на билет в кино, понимаете? – простодушно пояснил мне мальчонка. – А, тогда понятно. – Ну, я пойду, ладно? – Конечно, иди, а то билеты кончатся. – Спасибо дяденька!– ответил он и, счастливый, скрылся за дверьми кассового зала. Андрей проводил его взглядом и тут же забыл об этом мимолетном разговоре. Перед кинотеатром собирался народ. В зал ещё не пускали, поэтому он остался сидеть на парапете, наслаждаясь теплотой ласкового, весеннего солнца. Рассеянно следя за прохожими, Андрей скользнул взглядом по красочной афише на фасаде кинотеатра. Его внимание привлёк какой-то маленький комок, темневший в углу. Это был больной голубь, нахохлившийся и прижавшийся к стене, спасаясь от бесчисленного количества ног, спешащих мимо. Глаза его были полузакрыты, он тяжело дышал и, казалось, силы совсем его оставили. Только иногда, встрепенувшись, голубь ещё теснее прижимался к стене, чувствуя в ней хоть какую-то защиту. Перед ним лежали два-три куска хлеба, но птица к ним не притрагивалась. Болезнь, видимо, совсем измучила его. В это время сзадипослышался мальчишеский голос: – Мама, смотри, голубь! Можно я его поглажу. – И сейчас же к голубю подбежал мальчик лет шести-семи. На нём была яркая, модная курточка, вязаная шапочка и дорогие, теплые сапожки. – Коля, сейчас же вернись, я кому говорю! – За ним спешила молодая, хорошо одетая женщина и, перехватив протянутую к голубю руку сына, повела его прочь. – Сколько раз я тебе говорила – не трогай всякую гадость! Это такая зараза, что будешь сильно болеть, если только притронешься к нему! Ты меня понял? – Да, понял, – буркнул мальчик, тщетно пытаясь вырвать свою руку из маминой. По его поведению нетрудно было понять, что не очень-то он согласен с мамой. Но мама, не в силах успокоится, взвинченная такой страшной опасностью, какой подвергалась жизнь её сына, продолжала: – И куда только смотрят в санэпидстанциях! Сколько же развелось этой дряни! Неужели трудно отловить всех этих диких кошек, голубей, собак!? – И никакая это не дрянь!– раздался вдруг сбоку взволнованный, звонкий голос. – Их лечить надо и не бросать. Они не виноваты, что у них нет дома! Их жалеть надо, ведь, правда? Андрей с удивлением обернулся и обнаружил сидящего рядом недавнего знакомца. Тот глядел в сторону мамы с сыном с нескрываемым презрением. – Он вовсе не больной, – повернулся ко мне мальчик, – это я его туда посадил. У него крыло сломанное, наверное, машиной ударило. – А ты откуда знаешь? Может быть, он действительно болен. Тогда к нему лучше не прикасаться. Таких голубей в Москве много. Мальчик сразу помрачнел и вздохнул: – Да, я знаю. Только этот не болен, у него крыло сломано, я знаю точно. Плохо то, что он не ест. Так он не выздоровеет, – с жаром вырвалось у него. – У меня дома было много разных там… животных, и я их лечил. Мама вот только ругается, – с досадой добавил он. – Теперь у меня живёт кошка и собака. У кошки лапа болит, а у Жука ухо разорвано, наверное, с собаками подрался, как вы считаете? – М-м, наверное, – протянул Андрей, застигнутый врасплох его вопросом. Не знаю почему, но ему всё больше нравился этот маленький, рассудительный не по-взрослому, человечек. На его подвижном личике попеременно отражались все его внутренние переживания, с доверчивой непосредственностью, открывавшиеся чужому человеку. На вид мальчонке было лет семь-восемь, но одежда, сидевшая на нём просторно, – видно было, что она ему не по размеру, – делала его ещё моложе. Из-под штанин, поминутно подтягиваемых кверху, выглядывали плохонькие, побитые ботинки. Впрочем, это во все времена было уязвимым местом многих юных граждан мужского пола. Андрей вспомнил, сколько отчаяния бывало во взгляде матери, когда она, тыча ему под нос разбитые ботинки, причитала: «Ох, Господи, ирод ты окаянный, ну что с тобой делать?! Где же я на вас напасусь всего!». «На вас» – это значило на него и его братьев, потому что его ботинки законным образом переходили к ним по наследству. В общем,история обыкновенная в послевоенные годы. Наметанным глазом Андрей определил, что в данном случае ситуация та же и потому уверенно спросил: – Ну, а братья твои тоже приводят домой собак и кошек? Мальчонка, широко раскрыв глаза, удивлённо поглядел на Андрея: – А откуда, дядя, вы знаете про моих братьев? – Догадался. – А-а-а, – мотнул он головой в знак того, что понял и ответил: Нет, братья никого домой не приводят. Никого, – повторил он решительно. – Они и не любят никого. Я даже не знаю почему, – прибавил он печально и вздохнул.– А летом они все, ну, компания там ихняя, даже специально топили кошек и собак, каких изловили. Как изловят, так сразу и утопят. Говорят, надо их топить, чтобы зараза не распространялась. Вон, совсем как эта говорила, – метнул он неприязненный взгляд в сторону дамы с сыном. Сын развлекался тем, что бросал камешки в голубя, которые подбирал с земли. Мать, заметив это, принялась снова отчитывать его, но не за то, что бросал камни в птицу, а за то, что испачкал в грязи руки. Этот живой комочек нисколько её не интересовал. – Ты что же, очень любишь животных? – Теперь уже Андрей задал ему вопрос, движимый любопытством к этому мальчишке. – Так вы тоже их любите, – хитро прищурившись, ответил он. – Хм, с чего это ты взял? – в свою очередь удивился Андрей. – А вы добрый. Вы дали мне пять копеек и ни о чём не спросили. Андрей рассмеялся: – Ну, брат, ты уже стал комплименты рассыпать. Этак у нас с тобой получается как в басне, – ты меня похвалил, я тебя и всё по пустякам. Это не серьёзно. Может, у меня сейчас хорошее настроение. – Ну почему не серьёзно, – воскликнул он. – Я правду вам сказал… Сначала я спросил у одного дяди и потом у тёти, так они не дали, а стали спрашивать, почему я не в школе. Сказали, что хорошие дети сейчас учатся, а не в кино деньги выпрашивают у незнакомых людей. И всякое такое... говорили... Он обиженно замолчал. Было видно, что ему неприятно это говорить, но он потому сказал, что это было правдой. Андрей усмехнулся про себя: «Смотри, какой правдолюбец! Да ты просто молодец!» и потрепал его по плечу: – Ну-ну, не сердись, я не хотел тебя обидеть. Хотя, признаться, этот вопрос меня тоже интересует, – почему ты не в школе? Мальчик вскинул голову, поправил шапку и поспешно ответил, будто боясь, что я ему не поверю: – Честное слово, ну, честное слово нас отпустили сегодня раньше. Наша учительница заболела... Голос его дрогнул. Было видно, что тщательно скрываемая обида сейчас выплеснется наружу. В глазах мальчика стояли слёзы, но он, шмыгая носом, не опускал лица и только смотрел в сторону. Андрей понял, что так взволновало его знакомца. То, что он своим видом не очень-то внушал доверие тем, к кому обращался и, чувствуя это, его самолюбие жестоко страдало. – Да ты что, вот тебе и раз, – примирительно сказал Андрей. – С чего это ты вдруг, не по-мужски так. Давай кончай, – и, чтобы отвлечь его от грустных настроений, спросил: – Если тебе так нравится лечить животных, то, когда вырастешь, наверное, станешь ветеринарным врачом? – Нет, я не хочу быть ветеринарным врачом. Я ещё не знаю, кем хочу быть. Ведь не всегда получается так – кем хочешь быть, тем и становишься. Вон Борька космонавтом хочет стать, а он им не станет, точно вам говорю. Он дурной и дерётся. Нет, он им никогда не будет, – убеждённо повторил мальчик. На этот раз он не стал искать подтверждения правоты своих слов у сидевшего рядом с ним взрослого человека. Может быть, ему не хотелось разъяснять, кто такой Борька, почему и с кем он дерётся и вообще посвящать в свои дела. А, может быть, с него было довольно и того, что он сам был убеждён в своём мнении. Некоторое время они молчали. Андрей разглядывал своего соседа, а тот, погруженный в свои мысли, сидел неподвижно, сосредоточенно глядя перед собой. Но через минуту мальчик соскочил с парапета, сдёрнул с головы шапку и распахнул пальто: – Так жарко сегодня, просто страшно жарко! Я ведь не хотел надевать пальто и шапку, но мама сказала, что утро холодное и заставила их надеть. Кольке с Юркой хорошо, они большие и ходят в школу, в чём хотят. Школа у нас рядом с домом, братаны даже зимой без пальто ходят. Раз-два и в школе! Хорошо, когда всё рядом, правда? – Пожалуй, – согласился я. – Живешь-то ты где? – А на Шелепихе, тут недалеко, знаете? Андрей признался, что не знает. Его признание показалось мальчишке даже удивительным, – как можно не знать, что такое Шелепиха? – У нас летом так хорошо! Мы на заливе строим плоты и устраиваем бой. Купаться там здоровски! Когда проходит теплоход, на волнах так подбрасывает, что дух захватывает! Приятные воспоминания оживили его. Он, стоя перед Андреем, маленький, в налезшей наглаза шапке, в неуклюжем пальто, размахивал руками, показывая что-то. Андрей ещё говорил с мальчишкой о делах пацаньих. Мальчонка рассказывал о своих обидах, о знакомых ребятах, о том, что они не всегда берут его с собой играть. Судя по тому, как сбивчиво и волнуясь, торопливо выкладывал он взрослому человеку все свои проблемы, Андрей понял, что этот малыш очень одинок в своей, ещё короткой, но уже такой сложной жизни. И когда он спросил его о родителях, мальчик вдруг поскучнел: – Мама работает в одном институте, она там убирается. – Ну, а отец? – У меня нет папы, – сказал он, с преувеличенным вниманием выковыривая что-то носком ботинка из асфальта. – Он лётчиком был и погиб. И потому, как получилось у него это, натянуто и фальшиво, Андрей понял, что его отец относится скорее к той категории «погибших» отцов, о которых матери скороговоркой упоминают своим детям, не желая признаваться им в другой, жестокой правде, щадя их детское самолюбие. Незаметно подошло время начала сеанса и Андрей, вставая, сказал: – Ну, пойдем, пора. По-моему, уже пускать начали. Но мальчик почему-то вдруг замялся и, не глядя на него,ответил: – Я потом, вы идите, мне тут надо ещё... побыть. – Ну что ж, дело хозяйское, раз надо – значит надо. Андрей, признаться, не совсем понял, что за дела такие задерживали его на улице, но распрашивать не стал. В фойе кинотеатра стоял оживленный и весёлый ребячий гомон. У витрин выставки кукол и декораций к фильмам собрались кучки ребят. Они что-то шумно обсуждали, узнавая свои любимые персонажи. К ним присоединялись взрослые, солидно высказывая свое мнение. В общем, царила та атмосфера, какой нет ни в одном другом кинотеатре. Народ всё прибывал, а его маленького знакомца пока не было. Только после третьего звонка, уже сидя в зале, Андрей увидел мальчика. Тот, запыхавшись и торопясь успеть на своё место, пробирался между сидевшими. Усевшись, мальчик сдёрнул с головы шапку и завертел головой. Увидев Андрея, он улыбнулся довольно и таинственно. Большей информацией им обменяться не удалось. Погас свет и на экране, сменяя друг друга, стали проходить маленькие, незамысловатые сюжеты. То комичные и смешные, то грустные и серьёзные, лёгкие и яркие, они заставляли зал замирать то от восторга, то от ужаса, взрываться смехом или задумываться над возникшей ситуацией, – так или иначе, равнодушных в зале не было. Но всё же, каково было удивление Андрея, когда он случайно посмотрев в сторону мальчика, увидел, что тот и не смотрит на экран. Он хорошо видел освещённое голубоватым светом лицо, склонённое немного вниз, спокойное и совсем отсутствующее. Мальчик просто не смотрел на экран. Будто ничего из того, что происходило на нем, его не интересовало. Мальчик был словно погружен в какие-то свои думы. Это становилось, по крайней мере, странно. Ведь то, что свершалось на экране, не могло не заинтересовать кого бы то ни было. Андрей был заинтригован необычным поведением мальчика. Ему даже показалось, что он смотрит на что-то, спрятанное у него под пальто. По окончании сеанса, когда зажегся свет, шумная ватага детворы устремилась к выходу, толкаясь и тесня друг друга. Взрослые выходили позже и неторопливо, как и полагается взрослым людям в компании детей. Но мальчик продолжал сидеть и поднялся только тогда, когда последние зрители уже вышли в коридор. Я встал и, подойдя к нему, спросил: – Ну как фильм? Так понравился, что хочешь остаться на второй сеанс? Пойдем брат, ничего не поделаешь. Вон на нас контролёры уже поглядывают. Мальчик поднял на Андрея глаза. Его серьёзный взгляд сказал мне, что эта реплика была излишней. Он покачал головой: – Я и не собирался оставаться. Я хотел дождаться, когда все уйдут, чтобы нечаянно его не притиснули. – Мальчик приоткрыл на груди пальто. Я увидел у него за пазухой того самого голубя, что лежал у стены. – Так ты что же, не смотрел фильм? – Нет, почему, я смотрел, только неинтересно сегодня что-то было. Пойдем-те, – предложил мальчик, и мы вышли на улицу. Яркое солнце брызнуло в глаза, и мальчик зажмурился. – Правда, хорошо на улице? – спросил он. И, не дожидаясь моего ответа, прибавил: – Я не мог его оставить. Понимаете, мне так хорошо, а ему плохо, значит – это плохо, ну, понимаете меня? Андрей улыбнулся какой-то виноватой улыбкой: – Конечно, понимаю, ты прав... Он замолчал, не зная, что сказать ему дальше. Он чувствовал себя неловко, словно был виноват перед ним, этим голубоглазым мальчишкой. Они стояли и молчали. – Ну ладно, мне пора, – по-деловому сказал он, нарушив молчание. – Надо идти, а то уроки ещё делать, ну и там разное... До свидания! – До свидания. – Андрей протянул ему руку. Мальчик, крепко, не смущаясь, пожал её и, повернувшись, быстро зашагал к переходу. Андрей провожал взглядом его маленькую фигурку. Перед спуском он вдруг обернулся и, махнув Андрею на прощание рукой, побежал вниз. Странное ощущение не покидало Андрея всю обратную дорогу. Чувство было такое, будто кто-то мягко и тепло коснулся его сердца, унеся часть тех грубых наслоений, отложенных на нём будничной, повседневной суетой. Он не узнал имени мальчика, но зато узнал в этот день, хотя и маленького, но уже большой души, человека. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
