Мартовский кризис 1939 года. Тем временем политическая идиллия в германо-польских отношениях была полностью разрушена буквально в течение всего нескольких недель. В результате уже в начале апреля 1939 года Гитлер принимает решение о начале войны со своим недавним восточным союзником. Начало этому катастрофическому процессу положил ввод германских войска в Чехословакию, осуществленный фашистами 15 марта. На следующий день Гитлер провозгласил создание протектората Богемии и Моравии. Германские войска вошли в Словакию, с марионеточным правительством которой было подписано соглашение о «защите» Германией Словацкого государства. Русиния, провозгласившая создание Республики Карпатской Украины, была передана Гитлером Венгрии. Несмотря на это, в ходе секретных экономических англо-германских переговоров представителями промышленности обеих стран удалось достичь значительного прогресса и 16 марта в Дюссельдорфе было подписано важнейшее для внешнеэкономических отношений двух стран картельное соглашение. Еще 14 марта в палате общин в Лондоне при обсуждении вопроса о планах Гитлера об отделении Словакии, Чемберлен заверял депутатов: «Никакой агрессии не было!», а на следующий день, когда агрессия стала уже фактом, премьер-министр стал активно использовать факт провозглашения «независимости» Словакии в качестве оправдания за несдержанное Англией обещание. «Эта декларация, - сказал он, - покончила изнутри с тем государством, незыблемость границ которого мы гарантировали. Правительство его величества не может считать себя далее связанным этим обещанием». К величайшему удивлению премьера, большинство английских газет и палата общин враждебно отнеслись к новой агрессии Гитлера. Более того, многие его сторонники в парламенте и половина членов кабинета восстали против продолжения курса на умиротворение Гитлера. Даже Галифакс настаивал на всесторонней оценке премьер-министром случившегося и резком изменении курса. Чемберлену стало ясно, что его положение как главы правительства и лидера партии консерваторов под угрозой. Только после этого нажима общественного мнения 17 марта Чемберлен был вынужден выступить с резким заявлением по поводу захвата фашистами Чехии. 17 марта Румыния информирует Англию о германском ультиматуме, об экономическом и политическом господстве над Румынией. 18 марта этот вопрос в срочном порядке был поставлен на рассмотрение английского правительства. Чемберлен осознает, что переход Румынии с ее нефтяными запасами в союз с Германией может привести к установлению полного господства фюрера в Европе и к выходу фашистских войск в район Средиземноморья, в результате чего сильно пострадают английские интересы и ее международный авторитет. Лондон и Париж попытались создать польско-румынский антигерманский союз. Однако Польша отказалась от этого союза. 21 марта Риббентроп в ультимативной форме вновь потребовал от польского правительства согласия на присоединение к Германии Данцига и на строительство через территорию Польши экстерриториальной автострады в Восточную Пруссию. В тот же день сразу после окончания переговоров с Риббентропом в ответ на германские требования Польша объявляет частичную мобилизацию и тем самым срывает запланированный в Данциге мятеж местных нацистов. 22 марта гитлеровцы захватили Клайпеду. Статус Клайпеды был гарантирован Англией и Францией, но никакой помощи они Литве так и не оказали. 23 марта Румыния была вынуждена принять кабальное экономическое соглашение с Германией. 26 марта Польша окончательно отвергает немецкие предложения о территориальном урегулировании и заявляет, что будет рассматривать любую попытку Германии изменить статус-кво Данцига как нападение на Польшу. Гитлер был взбешен поведением своего потенциального союзника. «Мирный» вариант разрешения польской проблемы становится практически невозможным. Английские гарантии. Политическая ситуация в Европе с момента заключения мюнхенского соглашения за какие-то полгода изменилась кардинально. И Англия, которая своими руками с ноября 1937 года направляла и пестовала фашистскую агрессию на Восток, вдруг осознала, что Гитлер не намерен играть по ее правилам. Вместо того чтобы в союзе с Варшавой двинуться на СССР, фюрер, как следовало из донесений западных разведок, начал строить планы нападения на Францию. Демонстративно проигнорировал английские гарантии и оккупировал Чехию и Мемель, и стал угрожать Польше. Кроме того, фактически подчинив своей воле Словакию, Румынию и Венгрию, Берлин создавал угрозу для Югославии, Греции и Болгарии и тем самым возникала потенциальная опасность выхода германских войск в район Средиземноморья, что, безусловно, угрожало британским геополитическим интересам. Такое развитие событий уже явно выходило за пределы того, что наметил Чемберлен в своих «миротворческих» планах. В этой ситуации могло быть два выхода. Первый вариант выхода предлагал американский посол в Лондоне Дж. Кеннеди. По его мнению, поляков следовало бросить на произвол судьбы, чтобы они оказались вынуждены пойти на соглашение с Гитлером, что «даст нацистам возможность осуществлять свои цели на востоке». В результате этого разразился бы вооруженный конфликт между СССР и Германией, что «принесло бы большую выгоду всему западному миру». Чемберлен отверг это предложение и, по-видимому, в этом был прав, поскольку он прекрасно представлял степень авантюризма польского руководства, которое неадекватно оценивало свои силы и было уверено в способности польской армии защитить страну от любой агрессии. Да и пример Чехословакии показывал, что никакие уступки не могли остановить Гитлера. Поэтому с большой степенью вероятности можно было ожидать от Варшавы отказа от немецкого ультиматума и неизбежности последующей германо-польской войны. А этой войны Чемберлен не желал, поскольку боялся, что помимо его воли в нее может быть втянута Франция, а в последствии и Англия. А это было бы катастрофой для Запада. Впрочем, как не остерегался Чемберлен быть втянутым в эту войну, но исторические обстоятельства помимо его воли привели Англию именно к такому варианту развития событий. В этой ситуации Лондон решил действовать по отношению к Гитлеру методом кнута и пряника: 31 марта Чемберлен заявил в палате общин, что правительство Великобритании, вместе с правительством Франции, выступят на стороне Польши, если ее независимость окажется под угрозой, а несколько позже вышел со щедрыми предложениями по экономическому сотрудничеству с Германией. Однако вплоть до начала войны между Германией и Польшей Чемберлен фактически и не собирался объявлять войну Германии. Во всяком случае, практически не готовился к осуществлению своих угроз. 14—19 мая в ходе франко-польских переговоров о военной конвенции, Франция старалась избежать принятия на себя твердых обязательств, но вынуждена была обещать поддержать Варшаву в случае угрозы Данцигу и при нападении Германии на Польшу «начать наступление против Германии главными силами своей армии на 15-й день мобилизации». Англо-польские переговоры 23—30 мая привели к тому, что Лондон обещал предоставить Варшаве 1 300 боевых самолетов для польских ВВС и предпринять воздушные бомбардировки Германии в случае войны. Все это было заведомым обманом, поскольку никаких наступательных действий на западе Германии англо-французское командование не предусматривало вообще. 23 августа Франция вновь подтвердила, что поддержит Польшу, но после этого Верховный совет национальной обороны решил, что никаких военных мер против Германии предпринято не будет, если она сама не нападет на Францию. Таким образом «странная» война была запланирована задолго до того, как выяснилось, что Польша была практически разбита через две недели после начала войны. Не лучше дело обстояло и с английскими обязательствами. Никаких самолетов Лондон Польше так и не поставил, а 15 сентября в ходе последней встречи с генералом Айронсайдом поляки узнали, что, кроме 10 тыс. автоматических винтовок и 15—20 млн. патронов, Англия не может выделить никакого другого вооружения, да и это может поступить лишь через 5—6 месяцев… По признанию Черчилля, англичане «ограничивались тем, что разбрасывали листовки, взывающие к нравственности немцев». С 3 по 27 сентября в ходе «рейдов правды» английские ВВС сбросили над Германией 18 млн. листовок — почти 39 тонн бумаги. Как вспоминал известный английский политический деятель консерватор Эмери, 5 сентября он зашел к министру авиации Буду с предложением организовать поджог Шварцвальда, чтобы лишить немцев строевого леса, но в ответ услышал: «Что вы, это невозможно. Это же частная собственность. Вы еще попросите меня бомбить Рур». Правда Англия объявила Германии морскую блокаду. Но, во-первых, эта блокада никак не могла помочь Польше, а, во-вторых, военно-морскую войну против Англии первой начала Германия, уже 3 сентября потопив британский пассажирский лайнер Атения, на борту которого находилось 1400 пассажиров. Так что все эти «гарантии» были не более чем дипломатическим трюком. Чемберлен лишь немного видоизменил свою тактику, оставаясь по-прежнему верным политике умиротворения. Уже 20—25 мая Лондон предложил Парижу рассмотреть возможность передачи Данцига Германии по мюнхенской схеме. А перед самым началом войны через выступившего в качестве посредника известного шведского промышленника Далеруса Гитлеру было передано английское предложение созыва конференции пяти великих держав: Франции, Великобритании, Италии, Германии и России, на которой предлагалось установить новые границы Польши. «Гарантии» во всей этой эпопее имели лишь один смысл: запугать Гитлера и заставить его согласиться на новый Мюнхен. Однако тактика запугивания фашистов могла быть весьма эффективной вплоть до Мюнхенской сделки. Но после того как Чемберлен и Даладье проявили явную заинтересованность (разумеется, исключительно ради сохранения мира) в передаче фашистам Судет, Гитлер, естественно, не поверил в реальность этих угроз, заявив при этом: «Видел я этих ничтожеств в Мюнхене». Напугать Гитлера английские «гарантии» не смогли, но зато изрядно разозлили и ускорили окончательное решение судьбы Польши. В результате чего уже 3 апреля Гитлер подписал план Вайс - директиву на подготовку к военному уничтожению польского государства, а 28 апреля Германия расторгла англо-германское морское соглашение 1935 года и договор о ненападении с Польшей 1934 года. Оценивая английские «гарантии», Ллойд Джордж заявил, что действительный отпор Германии на востоке может быть организован только при участии СССР; односторонние же английские гарантии Польше являются «безответственной азартной игрой». Бывший премьер-министр Англии не понимал главного: Чемберлен изначально не собирался воевать с Германией, а значит, в этой комбинации СССР был совершенно лишним. Выбор Гитлера: война на Востоке или на Западе? Фюрер, исходя из печального опыта Первой мировой войны, всеми силами старался исключить возможность ведения войны одновременно на два фронта. Поэтому для него было чрезвычайно важно решить стратегический вопрос: в каком из двух возможных направлений следует начать свою экспансию. Судя по оперативной информации западных и советской разведок, по крайней мере, до конца 1938 года у Гитлера были намерения начать свою агрессию с Советской Украины. Например, 3 октября 1938 года Рихард Зорге сообщал в Москву, что очередной проблемой внешней политики Германии является «польский вопрос», но он будет разрешен между Германией и Польшей «по-дружески в связи с их совместной войной против СССР». Об этом же свидетельствуют и данные дипломатических контактов фашистского руководства того времени. Так, 5 января 1939 года, Гитлер в беседе с Беком заметил, что между Германией и Польшей существует полная общность интересов в отношении России. Отвечая на вопрос Риббентропа, не отказалось ли польское правительство от устремлений Пилсудского в отношении Украины, Бек ответил, что поляки «уже были в Киеве и что эти устремления, несомненно, все еще живы и сегодня». Тем не менее, Германия в начале 1939 года была еще не готова к полнокровной войне с СССР, поэтому, судя по всему, Гитлер в то время обдумывал возможность восстановления положения, установленного Брестским миром и, прежде всего, об аннексии Украины. Для этого вероятнее всего планировалось использовать опыт управляемого кризиса по примеру Австрии и Судет. Вот как комментировал этот вопрос посол США во Франции Буллит во время его встречи с польским послом в Вашингтоне Потоцким в конце ноября 1938 года: «Германия уже имеет подготовленный и сформированный украинский штаб, который в будущем возьмет в свои руки власть на Украине и должен будет создать там независимое украинское государство под эгидой Германии». В принципе для реализации планов восточной экспансии Германии был нужен военно-политический союз с Польшей и договор о ненападении с Францией, который гарантировал бы ей неприкосновенность западных границ. Если проследить за действиями немецкого правительства после оккупации Судет, то нетрудно заметить, что именно эти цели и преследует внешнеполитический курс Германии. Прежде всего, Берлин предлагает Польше участвовать в Антикоминтерновском пакте, правда, связав это предложение с вопросом передачи Германии Данцига. А 6 декабря подписывает с Францией соглашение о ненападении. Здесь существенно то обстоятельство, что правительство Франции, имея с Москвой договор о взаимопомощи, в тот момент времени было в курсе намерений Гитлера совершить агрессию против СССР. При этом оно заключает с Германией соглашение о ненападении, гарантируя фашистам в случае начала германо-советской войны неприкосновенность их западных границ, и тем самым вполне сознательно подталкивая Гитлера к войне с СССР. Эта французская позиция прекрасно видна из дипломатической переписки французского МИДа того времени: Сразу после подписания франко-германского соглашения министр иностранных дел Франции Боннэ рассылает циркулярное письмо, где информирует французских послов об итогах его переговоров с Риббентропом, сообщая, что: «германская политика отныне ориентируется на борьбу против большевизма. Германия проявляет свою волю к экспансии на восток». В ответ на письмо Боннэ французский посол в Берлине Кулондр 15 декабря направил в Париж обширный доклад, в котором давал развернутый анализ германской политики на будущее: «Стремление третьего рейха к экспансии на Востоке мне кажется столь же очевидным, как и его отказ, по крайней мере, в настоящее время, от всяких завоеваний на Западе, одно вытекает из другого... Стать хозяином в Центральной Европе, подчинив себе Чехословакию и Венгрию, затем создать Великую Украину под немецкой гегемонией — таковой в основном кажется концепция, принятая нацистскими руководителями и, конечно, самим Гитлером». Таким образом, все события европейской политики, казалось бы, развивались буквально по плану умиротворения, задуманному Чемберленом, но именно в этот момент времени и наступил сбой в умиротворении по-английски. Сбой, в конечном итоге, обернувшийся катастрофой для Запада. Берлин неожиданно для себя наткнулся на категорический отказ Варшавы уступить Германии часть своей территории. Это обстоятельство поставило под сомнение планы восточной экспансии фашистов. А пойти навстречу Польше и отказаться от Данцига фюрер, не уронив при этом своего лица, уже не мог. Тогда Гитлер издает директиву о захвате вольного города силами немецкого меньшинства в Польше. Однако после того как Варшава, объявив частичную мобилизацию, срывает этот план, Гитлер принимает решение уничтожить польское государство и подписывает план Вайс. Вот что по поводу своих военно-политических планов говорил Гитлер на совещании командующих войсками вермахта в Оберзальцберге 22 августа: «Я принял решение еще весной, но думал, что сначала через несколько лет выступлю против Запада, а уже потом против Востока… Первоначально я хотел установить с Польшей приемлемые отношения, чтобы потом начать борьбу против Запада. Однако этот импонирующий мне план оказался неосуществим, поскольку изменились существенные обстоятельства. Мне стало ясно: при столкновении с Западом Польша нападет на нас». В итоге решение фюрера начать войну с Польшей автоматически внесло существенные коррективы во все его стратегические планы. При этом Гитлер прекрасно осознавал, что ни Запад, ни Советский Союз практически не были в состоянии помешать ему совершить агрессию против Польши. Запад это доказал в Мюнхене и его гарантии Берлин воспринимал как чисто пропагандистский шаг. А против помощи со стороны СССР категорически выступала сама Варшава. Для полуграмотных полковников, руководивших в то время Польшей, СССР казался несравнимо большим врагом, чем фашистская Германия. И тут ничего не мог бы поделать в том числе и эфемерный на тот момент времени англо-франко-советский военный союз, создание которого в конечном итоге уперлось в категорическое нежелание Варшавы, чтобы СССР хоть как-то участвовал в защите польской территории от внешней агрессии. Таким образом, польский вопрос Германия в 1939 году была в состоянии решить единолично. Для этого ей не требовалось заключать каких-либо соглашений или идти на уступки Западу или СССР. Однако перед Гитлером уже стояла более существенная проблема: что ему делать после аннексии Польши, в какую сторону дальше направить военную мощь вермахта. Для решения именно этой стратегической задачи фюреру было необходимо еще до начала польской кампании выбрать временного союзника, при благожелательном нейтралитете которого, Германия могла бы разбить другую сторону. А вариантов у фюрера было два: либо временный союз с Западом и начало войны против СССР, либо временный союз с СССР и начало войны против Запада. Польша же в этом случае была лишь удобной разменной монетой и платой за будущий союз и не более того. В пользу союза с Западом говорила вся политика умиротворения Лондона, позволившая Германии возродить военную промышленность и вооруженные силы и подталкивавшая фашистов на войну с СССР. Если бы Чемберлен под давлением общественного мнения Запада не дал Варшаве свои, по сути, никчемные гарантии, то после победы над Польшей Гитлер, вероятнее всего стал бы планировать войну против СССР. В сложившейся же ситуации для обеспечения возможности проведения стратегии, направленной на войну против СССР, Гитлеру было необходимо, чтобы Запад отказался от данных им гарантий Варшаве или же, как минимум, не начинал реальных военных действий против Германии и заключил бы с ней сепаратный мир сразу после разгрома Польши. Гитлер несмотря ни на что все же попытался реализовать этот вариант развития событий и после разгрома Польши предложил Западу заключить мир в так и не начавшейся еще войне. Этот «мир» позволил бы Германии вновь получить свободу выбора в вопросе, где начинать войну: на Западе, или на Востоке. Однако Чемберлен был не свободен в своем ответном решении. Над ним Дамокловым мечем весело общественное мнение. В результате Запад был вынужден отказаться от этого мира. При втором варианте фашистской стратегии – планировании войны против Запада, Гитлеру было необходимо заключить договор со Сталиным еще до начала германо-польской войны и за счет территориальных уступок польских земель обеспечить лояльность советов после начала войны с Западом. Однако изначально Берлин был совершенно не уверен в том, что СССР пойдет на такой договор. Вот что по этому поводу говорил Гитлер на совещании 23 мая 1939 года: «Не исключено, что Россия покажет себя не заинтересованной в разгроме Польши. Если Россия и впредь будет действовать против нас, отношения с Японией могут стать более тесными». Так что по отношению к Советской России Берлин планировал проведение политики кнута и пряника. Дипломатия Третьего рейха. В ответ на английские гарантии 28 апреля Германия заявила о расторжении польско-германской декларации о ненападении 1934 года, а также англо-германского морского соглашения 1935 года. В этот же день в своей речи в рейхстаге Гитлер чуть ли не впервые избежал традиционных нападок на Советский Союз. 22 мая Германия заключила с Италией Стальной пакт, откровенно устремленный против Запада. После этого со стороны Гитлера последовало зловещее молчание. Он больше не предъявлял требований насчет Польши и не произносил публичных речей, посвященных польскому вопросу. Он спокойно ожидал, что две западные державы поступят с Польшей так же, как в предыдущем году они поступили с Чехословакией, — заставят ее пойти на уступки и мирно отдать немцам Данциг и транспортный коридор. Одновременно Берлин начинает политические игры, направленные на недопущение создания англо-франко-советского союза. Как уже говорилось выше, создание новой Антанты не могло спасти Польшу, но существенно затруднило бы реализацию дальнейших экспансионистских намерений Гитлера. Поэтому недопущение союза Запада и Востока было приоритетной задачей немецкой дипломатии. 20 мая германский посол в Москве фон Шуленбург поставил перед Молотовым вопрос о возобновлении экономических переговоров. С этой целью предлагался приезд в Москву Шнурре. Однако Советское правительство из-за напряженности политической атмосферы в отношениях между СССР и Германией не сочло возможным вести переговоры о расширении торгово-экономических связей между обеими странами. 26 мая Гитлер утвердил инструкции немецкому послу в Москве о ведении переговоров с кремлем. Шуленбургу указывалось, что до советского руководства необходимо донести следующее: «Столкновений между внешнеполитическими интересами Германии и Советской России не существует... Настало время наладить нормальные мирные советско-германские отношения... Итало-германский союз направлен не против Советского Союза, а против англо-французского союза... Если вопреки нашим желаниям дело дойдет до столкновения с Польшей, то это никоим образом не затронет интересов Советского Союза. Более того, мы твердо заверяем, что при решении польско-германского вопроса - неважно, каким способом, - мы будем учитывать русские интересы, насколько это возможно». Далее Шуленбургу нужно было обратить внимание советов на опасность их союза с Англией. «Мы не можем понять, что заставляет Россию играть важную роль в политике окружения, проводимой Англией... Для России это будет означать одностороннее обязательство без равноценной замены с британской стороны... Британия не в состоянии предложить России равноценной замены, как бы ни были сформулированы договоры. Существование Западного вала делает оказание помощи Европе невозможным... Мы убеждены, что Англия в очередной раз сохранит приверженность своей традиционной политике, при которой другие государства таскают для нее каштаны из огня». Тем не менее, в Берлине вовсе не были уверены в том, что им удастся оторвать Москву от союза с Англией и Францией. Об этом, в частности, свидетельствует письмо Вайцзекера Шуленбургу от 27 мая, где говорится, что англо-русские переговоры «не так легко будет сорвать» и Германия опасается решительно вмешиваться, чтобы не вызвать «раскатов татарского хохота» в Москве. С одобрения фюрера очередной зондаж России было решено предпринять в Берлине, где 30 мая Вайцзекер в беседе с советским поверенным в делах Германии Астаховым отметил, что Германия сняла с повестки дня «украинский вопрос», устранив этим повод для войны между двумя странами. (Здесь весьма существенно то, что фашистским руководством было официально заявлено, что украинский вопрос в действительности ранее стоял на повестке дня Германии) Он сказал, что имеется возможность улучшить советско-германские отношения. «Если Советское правительство хочет говорить на эту тему, - продолжал он, - то такая возможность имеется. Если же оно идет по пути «окружения» Германии вместе с Англией и Францией и хочет идти против Германии, то Германия готовится к этому». Со своей стороны СССР настаивал, чтобы до политического урегулирования с Германией было бы заключено выгодное для СССР экономическое соглашение. Однако переговоры на эту тему, проходившие 17 и 25 июня завершились провалом, поскольку Германия посчитала советские требования слишком высокими, а СССР настаивал на их принятии. В результате 29 июня Гитлер приказал прервать весь переговорный процесс с Москвой. В своем меморандуме фюрер пишет: «До сведения русских необходимо довести, что из их отношения мы поняли, что продолжение контактов они ставят в зависимость от того, устраивают ли их основы экономических переговоров, как было определено в январе. Поскольку эти основы не удовлетворяют нас, мы в настоящее время не заинтересованы в возобновлении экономических переговоров с русскими». Чрезвычайно существенно то, что немцы в этот момент времени активно продолжали подготовку к войне, следовательно, Гитлер вполне допускал оккупацию Польши без какого-либо соглашения со Сталиным. Это обстоятельство убедительно подтверждает, что советско-германское соглашение о ненападении вовсе не было для фашистов необходимым условием начала войны в Польше. Сделав паузу в переговорах, как с Востоком, так и с Западом, но так ничего и не добившись этим, фашисты в конце июля вновь возобновили свою дипломатическую активность. 18, 20—21 июля состоялись англо-германские секретные встречи, в ходе которых Англия предложила Германии широкую программу политического, экономического и военного сотрудничества, что позволило бы достичь главной цели английского руководства — умиротворить Германию. В ходе взаимных зондажей Берлин, демонстрируя готовность к переговорам, предложил Англии раздел сфер влияния в мире, потребовал возврата колоний и отмены Версальского договора. Однако 21 июля об этих секретных контактах узнала Франция и, опасаясь англо-германского сговора за свой счет, передала соответствующие сведения в прессу. Несмотря на возникшую шумиху в печати, 29 июля Англия вновь неофициально предложила Германии раздел «сфер интересов» и невмешательство в дела друг друга. Со своей стороны, Англия обязывалась прекратить переговоры с СССР при условии, что Германия согласилась бы на сотрудничество с Англией и Францией. 22 июля по инициативе немецкой стороны были возобновлены и германо-советские дипломатические контакты. Вайцзекер передал Шуленбургу в Москву новые инструкции. О торговых переговорах он писал: «...Мы будем действовать, так как заключение соглашения, причем, чем скорее, тем лучше, считают здесь необходимым из конъюнктурных соображений. Что же касается чисто политического аспекта наших переговоров с русскими, мы полагаем, что период ожидания, предписанный... в нашей телеграмме от 30 июня, можно считать закончившимся. Вы уполномочены снова взять нити в свои руки, не оказывая, однако, никакого давления». В этот же день были возобновлены советско-германские экономические переговоры. В августе Гитлер по дипломатическим каналам активно зондирует как Англию, так и СССР, явно прорабатывая оба возможных варианта немецкой стратегии на несколько ближайших лет. 2—3 августа Германия проводит дипломатические контакты с Москвой, 7 августа — с Лондоном, 10 августа — с Москвой, 11 августа — с Лондоном, 14—15 августа — с Москвой. 21 августа Лондону было предложено принять 23 августа для переговоров Геринга, а Москве — Риббентропа для подписания пакта о ненападении. И СССР, и Англия ответили согласием! И только в самый последний момент Гитлер принимает окончательное решение в пользу подписания договора с СССР и 22 августа отменяет полет Геринга, хотя об этом в Лондон было сообщено только 24 августа. Пока же английское руководство, опасаясь сорвать визит Геринга, задержало начало мобилизации армии и флота. Проводя челночную дипломатию, фюрер тщательно и буквально до последнего дня выверял два своих альтернативных проекта: война с Западом или с Востоком. При этом вопрос оккупации Польши он явно считал решенным вне зависимости от исхода переговорного процесса и был убежден, что Запад не вмешается в его войну с поляками, а СССР даже при желании не сможет прийти на помощь Варшаве, поскольку против этого категорически возражало польское правительство. Гитлера гораздо больше волновало то, что англо-франко-советский договор, практически лишенный смысла во время польской кампании, мог стать реальным и действенным во время уже планируемого им нападения на Францию. Замышляя такую операцию, Гитлер не мог не учитывать, что советская армия в любой момент может ударить ему в тыл. А война на два фронта явно не входила в его планы. Поэтому для Берлина было чрезвычайно важно сорвать заключение договора Запада с Востоком и подписать со Сталиным соглашение, гарантирующее Германии благожелательный нейтралитет СССР во время вероятной фашистской агрессии на Западе. Именно об этом свидетельствует дальнейшее поведение фюрера. Ведь уже после разгрома Польши немцы настойчиво предлагали русским как можно скорее забрать предназначенный для них в соответствии с секретным протоколом кусок польских земель. В телеграмме Шуленбургу от 8 сентября Риббентроп подчеркивал, что «считал бы неотложным возобновление бесед германского посла с Молотовым относительно советской военной интервенции в Польшу». А 15 сентября в секретной депеше Молотову Риббентроп сообщал, что «Варшава будет занята в ближайшие дни» и Германия «приветствовало бы начало советских военных операций именно теперь». К 15 сентября фашисты практически разбили и уничтожили польскую армию. Англия и Франция, формально объявив войну на деле доказали свое нежелание воевать с фашистами и следовательно опасность ответного удара с запада уже миновала. Москва медлила и явно боялась начать оккупацию Восточной Польши, опасаясь, что при этом Запад может объявить ей войну. Если бы Гитлер заключал договор с Москвой только для того, чтобы обеспечить ее нейтралитет при захвате Польши, то эта задача к 15 сентября уже перестала быть для него актуальной. Гитлер мог бы уже спокойно забыть о секретном протоколе к договору о ненападении и практически без боя занять восточные районы Польши. Так ведь нет, он настойчиво добивается, чтобы Сталин забрал, подаренный ему кусок польской территории! Логика такого странного поведения фюрера может быть объяснена только одним – его желанием гарантировать благожелательный нейтралитет Москвы в предстоящей войне с Западом. |