Словно в сладком безмятежном сне канул в лета очередной день бытия. Ночная темень проглотила бездомный свой чрев последние отблески медового заката, постепенно поглощая их как удав свою жертву. Безропотно покорившись безмятежности в застывших узорах мерцающего снега на голых ветвях, утопала в мареве блеклого несмело надвигающегося по оврагу тумана. Словно сквозь сон еле слышной поступью, звоном детского колокольчика доносился шум замерзающей речушки из оврага за домом. Волнистая как трахея крупная сосулька свисла с желоба, угрожающе наклонившись против законов природы к стене, и бесшумно накапливала влагу незаметно тающего снега.

 

Он прислонился к ограде лестничной площадки одноэтажного дома и затылком почувствовал остов замерзшей рубашки, повешенную воротником вниз на прищепках. От холодной неожиданности он отпрянул, согнув голову к груди, будто прячет его от неминуемого удара. Потом лениво и с укором на себя улыбнулся недовольством. Почесал, взъерошивая ладонью, волосы и посмотрел на объект своего страха. Это был ее, жены подарок на двадцать третье февраля, которую он тот же вечер умудрился испачкать соусом для рыбы. Тогда она озарила его слегка пьяным и увлажненным взглядом бесхитростных бледно-изумрудных глаз исподлобья, от которого он таял как падающая звезда в ночном небе. Но заметив размер и качество его неуклюжего поступка, она резко встала, шумя крупным задом, вскидывая кистями рук вдоль туловища и таким неописуемым, но от всей души возмущением говорила:

 

-О-уу-ф! Никогда не повзрослеет, ей богу! Сорок лет уже.

Он, изобразив детскую провинность и покорность всем телом, втянул голову в плечи, косо посмотрел на нее, как на любимую добрую учительницу, которую и в мыслях не думал обидеть, пожал плечами и развел согнутыми в локтях руками…

 

- Ну, побей меня, - и покорно подставил, начинающую серебриться голову.

 

- Если бы могла бить, ты был бы у меня другим, - все еще обиженная, пыталась подручными средствами убрать пятно с новой рубашки. Но убедившись, что старания ее тщетны в порыве, размахнулась, чтобы ударить его по плечу, но перед прикосновением, тормознула движение и не больно прижала низом сильно сжатого кулака на его плечо, а вторым кулаком ударила сверху своего, же, кулака.

 

- Может соль посыплешь? – как можно осторожно предложил он.

- Вот тебя и надо бы посолить. Никак не повзрослеешь! Сними! О-уу-фф. Сорная, ты, куча….

 

Он глубоко затянулся, окурок щелчком среднего пальца выстрелил в ночь и зашел в дом.

Спальня, освещенная матово-лиловым светом ночника, наполнилась интимной негой. Ее худенькая открывшаяся девичья нога блестела глянцем молодой кожи как лакированная балясина. Тонкие бежево-алые губы раскрыты невидимой щелью и покорно блаженствовали в неописуемой истоме, а угловатое лицо бархатом щеки, на которой змейкой покоился мелированный локон волос, и маленькое полуоткрытое ухо блестел чистотой и гладкостью ушной раковины. Выпуклые под незаметно дрожащими веками глаза безмятежно покоились в сладчайшем сне удовлетворенности. Это придавало ее лицу девственную невинность перемешанное рано повзрослевшей девушки, которая насладилась плотской любовью. Хрупкая голая рука полусогнуто покоилась, слегка сжатыми нежными худыми пальцами на полу открытой начале выпуклости груди, которая обесцвечиваясь, уходило под стеганное ватное одеяло. Залитое светлым липовым медом ее тело с растягивающей нежностью, тихо безмятежно покоилось как в раю, словно младенец в руках мамы, которого только что накормили грудью. И не заметен след греха, которого только что она совершила.

 

Выпуклые как холмики зрачки ее глаз под веками судорожно задергались. Она с правого бока повернулась на спину, исполненные нежностью руки потянула вверх вдоль головы, открывая белоснежные бритые островки подмышек, и зевнула, раскрывая алый рот до изнеможения, и он заметил, какие у нее красивые ровные мраморные зубы….

Тогда он был поражен такой приятной сердце щемящей неожиданностью, когда она шестнадцатилетняя, не до конца созревшая девчонка после выпускного бала пришла к нему во двор в отсутствии жены и сообщила, что она уже полгода, как влюблена в него и ничего с этим поделать не может. Посмотрела юными полными чувствами томными глазами, стоя в пол оборота влево, понурив голову, бессмысленно теребя кончики черных волос на несмелой еле выпуклой груди.

 

- Асият, иди домой, - сказал он, все еще находясь в блаженном оцепенении.

 

- Спасибо, дядя, Алим, - тихо вымолвила она и удалилась, наполненная отчаянием, воздвигнув дамбу нахлынувшим слезам, чтобы он их не заметил.

Он с высоты своих сорока с лишним лет еще раньше заметил, как она пятнадцатилетняя девчонка тайком бросала в него не школьницы-девчонки искрометные темные глаза с необъяснимым потайным любопытством. Заранее придумав причину, и с уверенной походкой приходила к ним домой и помогала жене по хозяйству, нянчила детей, а бдительные глаза в беспокойном танце искали его взглядом, так чтобы жена его, ей двоюродная тетя, не заподозрила, что она тайком кушает глазами ее мужа….

 

Алим поздно женился на дальней родственнице, которую подсказала мама, которая была моложе его на одиннадцать лет. В процессе семейной жизни он так проник к почти незнакомой девушке такими нежными чувствами опекуна, что даже звук выдавленного ею углекислого газа при кашле заставляло замирать его сердце. И окутал супругу таким вниманием и заботой, что жена всем своим крупным телом, всей нежной душой и пламенным сердцем загорелась любовью к нему и неустанно могла говорить об этом и все время ждала, когда он в ответ скажет ей «я тебя люблю». Но не мог он заставить себя произнести этих трех самых сокровенных сердцу, желаемых для слуха всего человечества слов.

 

Асият решила признаться в своих чувствах, подгоняемая необъяснимой и необузданной ревностью, после того как она увидела какой нежной заботой Алим поцеловал жену, а она доверительной расслабленностью покорно обняла его за шею. Потом блеснула искрами глаз, наполненных влагой внезапного желания, судорожно взяла его за руку и повела в спальню.

А она убежала прочь и целых полчаса рыдала в овраге у речки, угнетаемая реальностью сложившейся жизненной ситуации и своей беспомощностью что-нибудь изменить, утопая в омуте нахлынувших чувств к взрослому женатому на ее родственнице мужчине. Она, против своей воли и по вине сложившихся обстоятельств, видела его каждый день, и это приносил ей нестерпимые душевные муки и страдания. Они были близкими соседями. Только решетчатая ограда отделяла их дома.

 

После признаний, она пошла домой через калитку, рыдая на все мощь своей девичьей груди, чтобы он мог слышать весь жалость ее плача. Душа плыла над океаном чувств в поисках заветного пристанища, как месяц в прозрачных облаках, а сердце кричало как чайка морякам, подавая надежду, что возможно рядом земля.

 

Спустя три года они встретились в городе случайно. Он пригласил ее в кафе как студентку племянницу из родственных побуждений. После трапезы, она медленно, но уверенно и со страстью потянулась к нему всем туловищем и попросила его поцеловать ее, не терпящим отказа просьбой. Он влажно с каким-то одолжением прикоснулся ее щеки, только ради того, чтобы не обидеть ее.

 

- Не так, а как свою жену, - обвила она его за шею и неумело, но страстно прильнула горячими губами, вложив в этом все силу и страсть своей любви, что Алим встрепенулся как мальчишка, который впервые ощутил теплоту и мягкость девичьих губ.

Он ласково отстранил ее от себя.

 

- Скоро у меня свадьба. И как только я стану женщиной, я найду тебя, чтобы один и последний раз почувствовать твою близость, а потом…, потом я буду верной женой, - посмотрела она ему в глаза испытывающим взглядом. – Горе, ты, мое, - погладила она его по щеке, с опекунской нежностью, как он жену, и ушла, порывшись в его спокойной душе, как курица на гумне.

 

Первую часть своего обещания она сдержала и заставила своего возлюбленного впервые изменить жене. А сможет ли она после этого на все оставшуюся жизнь быть верной супругу, покажет время.

 

Маджалис, март, 2011г.