В полусне выхожу не улицу и сразу вижу тебя, город. Ты тоже смотришь на меня едва приоткрытыми глазами темных окон. Слабо улыбаешься лучом солнца, на секунду пробившимся сквозь серые похмельные облака. Плохо нам с тобой сегодня... Помнишь, вчера мы неслись в сумасшедуем хороводе, ты слепил мне глаза разноцветными огнями. В пьяном веселье мы сливались с тобой в поцелуе в шумных кафе, я чувствовала твой ласковый дождь на лице, на обнаженных плечах. Он промочил мне одежду, а жаркий свет фонарей тут же высушил ее. Я чувствовала как ты веселишься рядом со мной, пьешь бесчисленные стаканы чего-то холодного, от которого сразу же становится весело и сумасшедше. Я уже почти засыпала, падая в твои нежные и сильные объятья и снова оживала услышав гул голосов веселящихся вместе со мной. Ты помнишь те яркие краски? Ты помнишь мои ярко-рыжие волосы, огромные голубые глаза, короткую юбку едва прикрывающую стройные ноги? Ты помнишь мои губы, которые несли какую-то ерунду, и которые больше всего на свете хотели коснуться твоих губ? Ты был такой разноцветный, такой празднично-бесшабашный! Ты был такой горячий, такой шумный, такой пьяно-веселый! Вчера мы веселились. А сегодня у нас с тобой похмелье, город... Выбежав из шумного кафе я села на ступени. Голова была легкая, как пушинка одуванчика. И ты знаешь, так бывает, все происходит как во сне, но краешек сознания говорит что это наяву... Из кафе в кафе, одна песня сменяет другую, опустевший стакан почему-то снова оказывается полным... А ты помнишь те красные стены? Я запомнила те красные стены и стакан, который разбила швырнув об них... Тебе не казалось что ты сходишь с ума? Мне казалось что я лечу... то вниз то вверх... А все твои бесчисленные маски! Все те бесчисленные костюмы, веселые лица, улыбки, взгляды, крики, танцы... О, город! Мы были любовниками на этом празднике. А сегодня я вижу твою виновато-сонную улыбку... Ведь сегодня у нас с тобой похмелье, город... Я смотрю на серые дома, помятые щеки твои, город. Тебе тоже пришлось рано вставать... Натягиваю перчатки, застегиваю воротник, спасаясь от утренней прохлады. Все еще в сонном тумане. Я вижу людей в серых одеждах. Иногда мелькнет яркое пятно – мимолетное напоминание о том что Карнавалу еще длится три дня. Болит голова... Ты тоже морщишься от боли рябью на серой поверхности реки. На мостовой лужи - серые подтеки плохо смытого карнавального грима... На секунду прикрываю глаза, улыбнувшись, вспомнив свое бледное лицо в зеркале, взлохмаченые волосы, заспанные глаза, обведенные плохо смытым черным карандашом, нахмуренные брови. А на полу в комнате валяется огненно-рыжий парик, как подбитая птица, беспомощно раскинувший волнистые прядки. Смотрю вниз – обрывки серпантина, разноцветные перья, кружочки конфетти на тротуарах... Какие мы разные, город... И какие мы похожие... Сумасшедший Карнавал сблизил нас. Ты больше не чужой, холодный, безразличный город. Ведь у нас есть это общее веселье. Ведь у нас есть это общее похмелье. Ведь мы целовались той сумасшедшей ночью в толпе людей. Ведь ты нес меня на руках до дому. Ты шептал мне ласковые слова и я засыпала в твоих объятьях. А на утро мы проснулись одновременно. Совсем не такие как вчера. Мы проснулись друзьями, город. В кармане куртки я чувствую что-то тяжелое. Опускаю руку – в ней стакан. В нем – длинная полоска разноцветного серпантина. Ты помнишь кто засунул его туда? Я, машинально, опьяненная тобой или ты, город, на память об этой нашей общей ночи? Еще вчера ты был для меня никем. Сегодня – все по другому. Ты помнишь те красные стены? В том кафе, где я полусонная упала в твои объятья, были красные стены. Они все время бросались в глаза. Они были освещены цветными огоньками и казалось танцуют вместе с нами и качаются в такт музыке. В руках у меня оказался стакан – я швырнула его об них... У меня в руках другой стакан. Достаю серпантин. Это на память. Кручу стакан в руках. На нем – след помады. След чужой помады, не моей. Останавливаюсь. И вдруг начинаю смеятся. Смеюсь! Хохочу! Размахнувшись со всей силы швыряю стакан об стену! Стеклянные брызги сверкнув разлетаются по тротуару. Случайные прохожи шарахаются от меня. А я все еще улыбаясь говорю тебе громко – Это на счастье, город! |