СЕРГЕЙ КРЫЛОВ АФОРИЗМЫ МЕТАФОРЫ РЕПЛИКИ МИНИТЮРЫ С рожденьем в нас предощущение Вселенной. У большинства оно с годами меркнет. Лишь у немногих расцветает в гений. Бурый щенок на зеленом газоне! Ты мне открыл, что познание мира Это есть ловля собственного хвоста. Что физик? Не в меру любопытный ребенок, Подсматривющий интимные тайны Вселенной. Поэт! Сам создаёт их и становится на мгновение Равным Богу. [«Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь…»] Искусство должно быть естественным – крайности сходятся; в месте схождения – шедевр. *** Жизнь обновляется. -- Весна пришла – а куда зима ушла? -- А зима растаяла. Весна пришла, солнце высоко провела, зима и растаяла. -- Весна пришла – а куда весна ушла? -- А весна в речки ушла. Там она у лета на покое. -- А куда лето ушло? -- Лето в спелый колос ушло, в зрелое яблоко. -- А зачем осень пришла? -- Осень землю перед сном водой поит, вольными ветрами баюкает. -- А что зима делает? -- Зима мягкими снегами стелется, спящую землю укрывает. -- А потом опять весна придет! -- А потом опять весна придет. Сновидение. Ребенок в мире взрослых. Пророчество. Мы стоим на чистом прозрачном льду только что замерзшего пруда. Виден лед на всю толщину и трава в воде, и рыба в траве. Раннее солнце низкими лучами освещает гладкую поверхность пруда. ОН ловко ударяет пешнёй, и во все стороны, на всю толщину льда разбегаются ломаные трещины, на солнце они вспыхивают холодными огнями несказанной, невиданной красоты; я заворожен, зачарован, всё во мне ликует – прекрасное в чистейшей чистоте: лед и солнце; но вдруг огни оживают, трепещут, вырываются из трещин наружу, пламя мечется, разрастается, и мы кидаемся бежать, но почему-то не к берегу, к домам, а прочь от берега по льду, который плавно и скоро расширяется перед нами, мчится все быстрее и мчит нас, а ОН на бегу ударяет пешнёй по льду, и сзади и по бокам вспыхивает, разгорается, преследует нас все большее число прекрасных и жутких огней. Хорошо, я неразумен, беспомощен, испуган. Но ОН-то всё знает. Почему ОН остановиться не может?.. Но безумные в радости глаза его смотрят – не видят, куда бы ударить. И – тягостное чувство – бег этот от внезапной красоты, превращающейся в угрозу, продолжается вечность. Не понять и не уйти от непонятного. В тот военный год мальчишка, оказавшись в прифронтовой полосе, перевидел столько смертей и покойников, что много было бы и на целую жизнь. Но всякий раз, когда я видел мертвое тело, особенно, если оно было аккуратно уложено в гроб, я не переставал удивляться полнейшей неподвижности человеческого лица, неподвижности, которую не нарушали севшие на лицо случайные мухи или выползшие из волос растерянные вши, тоже, казалось, удивленные этой неподвижностью. Я не переставал удивляться неподвижности человеческого лица и не верил в нескончаемость этой неподвижности: «Не может быть! Не может он долго так! Не может!» Я неотрывно смотрел в эти лица: «Вот сейчас! Вот-вот! Пошевелится! Не может он долго так! Дернется! Приподнимется!» Вокруг него печальные люди совершали печальный обряд, а я движением глаз пытался оторвать его голову от ложа, медленно, медленно, медленно вел ее вверх: «Ну же давай, не может быть!» – Нет! Невозможно! Почему это? Не понять. И не уйти от непонятного. Их потому и хоронят так скоро, что никому никогда не понять неподвижности мертвого человеческого лица и не вынести этого долго, и спешат они памятью вернуться к ним, к живым. А это… смерть всегда для сердца будет нераскрытой тайной жизни. Не понять и не уйти от непонятного. Жизнь возрождается. Надежда. Звучит классическая музыка. …Я умер. Безвременно умер по какой-то нелепой ошибке. Надеется не на что. Это непоправимо. Ужасно обидно и так одиноко, будто я последний человек на земле. Я стоял и думал об этом. Солнца не было, но свет ещё был. А леса и луга сошлись вокруг меня к ногам моим и тихо колышутся, шелестят, переливаются, стараясь коснутся, почти касаясь, но не касаясь моего лица: «Надо ждать, надо ждать, надо ждать, не уходи, подожди!» Они что-то готовят. Но что они могут?.. А-а! Но что может он? Такой смешной, такой нелепый. Весь в траве, в сучьях в кореньях. Земляной? Водяной? Леший? Приподнимется от земли и опять опадет и сольется с травой и деревьями. «Надо ждать, надо ждать, надо ждать». И вот с тихим нарастающим шелестом лесов и лугов он приподнялся от земли и из раскрытых ладоней снизу плеснул мне в лицо. Я отшатнулся. Черт побери! и без того окоченел. А он опять, приподнявшись, из раскрытых ладоней снизу плеснул мне в лицо. Я закрыл глаза, что-то изменилось, я ждал. И тогда с легким радостным шумом деревья и травы коснулись моего лица, и когда я открыл глаза, не было ничего, был Я… *** Человек, который ничего не умеет – это не человек, а организм. С малых лет надо стремиться «знать» и «уметь». «Знать и уметь!» – вот девиз человека. (Детям, родителям, педагогам). Человек, выросший в городе, не имеет чувства родины. Лишнее мешает пользоваться необходимым. С детских лет меня особенно сильно волновали три вещи: лирическая песня, голос любимой женщины и поклевка. Внезапная женская красота действует на меня, как удар большой подушкой. Читаю на ночь «Вия» – все равно бабы снятся. Боги существуют не для того, чтобы им поклоняться, а для того, чтобы их достигать (и превосходить). Нет ничего великолепнее, восхитительнее, таинственнее ночного звездного неба над степью. Лучше всего наблюдать это чудо в ноябрьское предзимье, когда воздух холоден и прозрачен. «Есть два истинных чуда на свете: звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас». Ну, насчет неба – кто станет спорить с Кантом, а вот насчет нравственного закона да еще внутри нас… Воланд: «Вы, профессор, что-то нескладное придумали. Оно может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут». Я скажу так: «Есть два истинных чуда на свете: звездное небо над нами и наши дети около нас». В лицо, в глаза ребенка можно всматриваться с такой же завороженностью, зачарованностью, как в звездное небо. Я - человек не то, чтобы неверующий, но уж точно невоцерковленный. Скептически отношусь к православному клиру. Когда же бываю в церкви, я ставлю свечу перед иконой Божьей Матери и с троекратным знамением произношу одну простую молитву: "Царица мать небесная... Спаси и сохрани... Спаси и сохрани детей всего мира." Memento mori – помните о смерти, – говорили древние, наивно полагая, что упоминание о смертном часе удержит человечество от преступлений и безумств. Помните о детях, – говорю я вам, и наивность этого призыва тысячекратно умножена историей человеческих преступлений и безумств. И все-таки: Помните о детях, – говорю я вам. *** ЖЕНА КОНСУЛА РАССКАЗ ВЕТЕРАНА В последние дни войны наша часть заняла довольно крупный немецкий город, в котором находилось японское консульство. С Японией у нас в то время еще был мирный договор. И вот приказывают мне взять отделение бойцов и обеспечить наружную и внутреннюю охрану консульства, чтобы не допустить никаких эксцессов. А было это как раз 9-го мая, в первый день победы. Прибыли мы к месту исполнения, расположились внизу, в холле. Консул с женой находился наверху, в комнатах второго этажа. Ребята пошарили по подвалам, по кухням, по буфетам, притащили несколько ящиков вина, закусок, продуктов. Раскинули-накрыли стол и давай праздновать победу. Ну, выпили по одной, по другой – надо, думаю, хозяев пригласить, чего они там одни. Поднялся, постучался, меня впустили. Вежливо так жестами приглашаю, милости, мол, просим к нашему столу составить компанию. Благодарят, дают понять, что сейчас будут. Через некоторое время спускаются. Он в летах, она молодая, в длинном темном платье. Подсели к столу, я им налил, пригубили, закусили. Сидят, молчат, улыбаются. Ну, а мы опрокидываем за победу, за Родину, за армию, за дивизию, за живых и мертвых. Вино отличное, голову не дурит, только веселит. Гуляем. Тут кто-то из бойцов, смотрю, тащит патефон, нашлись пластинки, пошла музыка. И пригласил я ее на танец. А во время танца она заговорила со мной на приличном русском языке. Оказывается, она специалист по классической русской литературе, перед войной стажировалась в Москве, в ИМЛИ и со мной все о Толстом, о Достоевском. А я, двадцатилетний лейтенант, что я в то время знал о Толстом и тем более о Достоевском. --Угу, - говорю, - ага. И вдруг меня как стукнуло. Отнялись руки – ноги, одеревенел язык, меня окатило таким стыдом, какого потом никогда в своей жизни я не испытывал. «Бог мой, - подумал я, - ведь она понимала все до единого слова, что говорили за столом, в том числе и о ней, мои ребята». А говорили они такое… Но вот выдержка! Бровью не повела, жилкой не дрогнула… Женщина! 09. 05. 1992 Афоризм в стиле Ченомырдина: Надо навести порядок в нашем бардаке, а не отказываться от него огульно. Перефразируя Шекспира - Гамлета: Что значит человек, когда его заветные желанья - еда и сон, апартаменты, замки, шикарные машины, самолеты, яхты, счета и слитки - когда кругом так много горя, слез, молбы о помощи? Животное, животное - и все. Дополнения следуют. |