Нет у меня бумаги. Нет у меня пера. Нет повода для страха – не растерять добра. Есть потный грязный китель, прожженная шинель, и серая постель – теперь моя обитель. Нет собственной печати, а штампов здесь не счесть. Есть дужка от кровати, но есть ли, право, честь? От швабры и до глянца все есть, да не мое. В дневальном-оборванце не крик души – сырье. Есть мой разбитый профиль и нары на губе. Бьет в глаз предметов опись ошибкою в судьбе. Нет крыши, крова, крови наутро – есть подъем, сквозь рвань сигнальной дроби есть рань – сплошой объем. Есть рык, рывок, рычанья, и дембель, день-гранит. И где они – рыданья? И личных нет обид. И вся моя отвага в казенном воровстве: чернилами в бумаге писать письмо себе. Неразличимый в плоти устав сцепленных душ; в бегущей утром роте разлилась матом тушь. 28.1.2000, Гюмри |
Положение о Клубе
Сделать стартовой
