Свидание.

 

Часть первая.

 

-Ладно, хватит спорить. Ты моё мнение знаешь. Скажи лучше, крестик снимать надо, а?- Лапин тронул за плечо Саныча, сосредоточенно крутящего головой в поисках номера нужного дома

- Ты меня слышишь?

Саныч повернулся к Лапину, снял очки, подышал на них, протёр вытащенным из кармана платком, развёл руками:

-Э...ну наверное надо. Хотя точно я не знаю.

Лапин раздражённо буркнул:

-А можно было и узнать,- расстегнул маленькую цепочку и положил её во внутренний карман бежевого пиджака.

 

Была весна. Серое небо, широкая мостовая с высоким бордюром, несколько тополей с трепыхающимися на ветру нежными майскими листочками. Маленький в длинном до земли плаще Сергей Александрович и долговязый нескладный в обтягивающих ноги-палочки джинсах Лапин со стороны выглядили комично. Как "Пат" и "Паташон". Сергей Александрович был лысоват, носил толстые массивные очки, имел троих детей, проживал в одной квартире с тёщей и любил сладкое. Лапин, нервный и вспыльчивый человек с большими амбициями, который считал, что жизнь с ним обошлась несправедливо, много курил и любил разговаривать на повышенных тонах. За его манеру "резать правду-матку" всем и всегда многие считали его сложным и неуживчивым человеком.

Перед входом в нужный им дом - жёлтую четырёхэтажную "сталинку" с двумя башенками на крыше - в складках асфальта ещё блестели капельки воды, оставшиеся после утреннего дождя. На стене висела вывеска с Маген Давидом. Входная дверь была открыта. Лапин пошёркал заляпанными на стоянке грязью туфлями о потёртый резиновый коврик, лежащий перед порожком, и зашёл внутрь просторного лобби. Из-за маленького столика лениво привстал со стула молодой круглолицый охранник:

-Вы на собрание?

-Да. Вот приглашение,- Саныч вытащил из кармана скомканный голубой конверт.

Охранник выдвинул верхний ящик стола, бросил туда приглашение, сказал:

- Проходите.

 

Между вторым и третьим этажами Саныч и Лапин остановились. На подоконнике лестничной площадки стояли два больших горшка с широколистными жёлтыми цветами. В одном из них белело несколько окурков .

- Сверим кординаты,- Саныч раздвинул горшки, облокотился на подоконник, вытащил из портфеля папку, а из папки листок, который шеф вручил ему перед отъездом. Лапин встал на цыпочки, открыл форточку, щёлкнул зажигалкой, закурил. Саныч замахал руками:

- Хватит дымить. Ты ж знаешь, что я бросил. Издеваешься что ли?

-Уты нуты, - Лапин поплевал на окурок, раздавил его носком туфли.

-Фу, протабачил всего... Ладно, значит так,- Саныч снял очки, пробежал подслеповатыми глазами по написанному.

- Посмотреть что и как....Заказчик новый. Может в дальнейшем, что перепадёт...Пропиарить фирму...

Саныч снова протёр вытащенным из кармана платком очки, высморкался в него же, поднял глаза:

- Придётся тебе постараться. Ты меня слышишь?

Лапин побледнел, сжал губы:

- Нет, это ты меня послушай. Ты неверное не понял, что я на улице сказал. Я инженер. Моё дело - " всего лишь из кубиков домики собирать и говнёных рабочих работать заставлять". Правильно? Так ты сегодня утром говорил? Языком чесать и несусветные обещания раздавать.... Меня сюда не впутывай.

Саныч немного отступил назад, опасливо посмотрел снизу вверх на Лапина.

-Я спрашиваю, правильно или нет?- Лапин сжал кулаки.

-Повысят тебе зарплату, повысят, - примирительно выставил вперёд ладони Саныч. - А если кто ляпнул что-нибудь лишнее. Так с кем не бывает? Ты тоже много болтаешь.

-Про зарплату я уже полгода слышу, а пока в добавок к своей работе ещё и по каким-то сектам лазить должен.

-Тише, тише ,- Саныч прижал палец к губам. – Что ты?.. Скажут,что мы антисемиты, и не видать нам контрактов, как своих ушей. А насчёт отпуска я всё понимаю. Семейное торжество. Помоги мне здесь и можешь ехать. Недельки две так, пожалуйста.

Лапин помолчал минуту, потом расплылся в улыбке:

-Спасибо, Сергей Александрович. Ты же знаешь моё семейное положение. Поедем, развеемся. Жена, сын.

Саныч молча кивнул.

Первым, кого они увидели в большом, отделанном полированными светлыми панелями зале, был Мирзоев, брюнет с горбатым носом и большой печаткой на безымянном пальце левой руки. Ешё в прошлом году он занимал "хлебное место" в управлении строительства и мелиорации, а в этом, в силу перетрубаций в эшелонах власти, вынужден был податься на вольные хлеба и стал владельцем риэлтерского агенства. Мирзоев поставил на поднос, который держал в руках молоденький официант, недопитый стаканчик аператива, широко расставил руки и хриплым голосом театрально произнёс:

-Какые люди к нам пожаловали! Нэ просто люди. Джигиты!

После похлопываний по спине, коллеги расположились на креслах, расставленных в пять рядов напротив "президиума"- маленького полированного стола и двух стульев.

-Ну, что тоже решили на еврейском несчастье копейку сделать?- ухмыльнулся Мирзоев.

-Какое несчастье? Все их несчастья маршал Жуков шестьдесят лет тому назад прекратил. Теперь у них только счастье: где не украл, там слямзил, где не слямзил, там украл,- Лапин вытянул длинные ноги, потянулся, зевнул.

-Ха- ха-а-а-а - Мирзоев захлопал ладонью по коленке - Саныч, ты зачем антисемита к евреям привёл. Кто ж вам подряд согласится дать?

-Да у него только отпуск в башке его дурной сидит, - Саныч поправил очки, наклонился к Лапину и зашипел:

-Я ж тебя предупреждал, больше не болтать.

Вдоль сцены прошёл лысоватый блондин в ладно сидящем костюме.

-Ты смотри, зазнался. Нас не видит, - толкнул Мирзоев локтем в бок Лапина, заговорчески подмигнул одним глазом и нарочито грозным голосом закричал:

-А ну иди сюда, твою в бога душу. Забрал у меня предоплату, а теперь десятой дорогой обходишь.

-Ой, г-н Мирзоев, Сергей Александрович, Лапин, здравствуйте. А я вас не заметил,- растерянно замигал глазами блондин.

-Не заметил или не хотел заметить? - включился в игру Саныч.

 

На сцене худой как жердь старичок с белой окладистой бородой показал кому-то в зале бутылку минеральной воды, крикнул: "Кашер", и, поставив бутылку с двумя стаканами на стол, удалился. Из боковой двери быстрым шагом вышел толстяк в чёрной фетровой шляпе с большими полями и в чёрном мятом костюме, хлопнул два раза в ладоши и неожиданным для его комплекции фальцетом прокричал: "Прошу-у садиться". Кресла задвигались, заскрипели. Лысоватый блондин спросил Лапина, не занято ли возле него. Лапин отрицательно покачал головой. Наконец все расселись. На сцену взошёл Гершензон, местный магнат, владелец хлебозавода, кондитерской фабрики и сети продовольственных магазинов. Он был небрит, серьёзен, на голове у него красовалась чёрная кипа.

" Интересная тюбетейка", - посмеялся про себя Лапин, с интересом рассматривая изменившегося Гершензона, в обычной жизни весельчака, лавеласа и признанного в городе законодателя мод.

- Как вы знаете, у г-на Гершензона трагически погиб отец, и он собирается построить мемориальный комплекс в его че..э..хэхэ..сть.- Толстяк в чёрной шляпе с большими полями прокашлялся, налил себе в стакан воды, выпил. С последнего ряда умильный голос сказал:"Киска, перевони мне позже, сейчас я занят. Нет, жены на выходные не будет".

Раздались смешки. Толстяк постучал костяшками пальцев по столу.

- Владельцев мобильников прошу их выключить.

В зале задвигались и зашушукались.

-Итак..... комплекс должен быть выдержан в духе иудаизма, поэтому я остановлюсь на некоторых особенностях еврейского отношения к родительской памяти. Еврейский закон требует, чтобы мёртвый был захоронен внутри земли. Душа поднимается к богу, а физическая оболочка окружающая нас, возвращается в обширное хранилище природы, как сказал Всевышний Авраму: "Ты прах земной и в прах возвратишься".

Гершензон поправил галстук, сглотнул, поднёс стакан воды к губам, забарабанил пальцами по столу. Толстяк отстановился и посмотрел на него, ожидая указаний. Указаний не последовало. Толстяк продолжил:

-Иудаизм категорически запрещает кремировать тело покойного. На могиле покойного принято ставить памятник- надгробный камень, указывающий место его захоронения. По традиции на камне должны быть указаны имя покойного и имя отца покойного, дата рождения и дата смерти покойного по еврейскому календарю. В духовном мире нет разделения на богатых и бедных. Провожая умершего, не следует наряжать его в нарядные одежды. Точно так же не нужно и сооружение дорогого памя...

-Ладно, хватит нудничать. Дай, я скажу ,- Гершензон расслабил узел галстук.

- Значит так, граждане . В память о моём папке я хочу построить такую, то есть такой... - Гершензон стал делать пассы руками, всё больше и больше. Наступила пауза. Толстяк нагнулся и прошептал ему что-то на ухо. Гершензон закивал головой:

-Да, да погребальная композиция...Правильно, Зяма. Ну, конечно, с соблюдением всех условий. Как положено. Покажи им проект, Зяма.

Толстяк с грохотом отодвинул стул, подошёл к стоящему в стороне от стола проектору. На маленьком переносном матерчатом экране появились огромные протекторы шин наезжающие на змея, обвившего чашу, и всё это на фоне Маген Давида.

- Как вы знаете мой папка был аптекарем, уважаемым человеком. Всегда помогал людям, жертвовал на синагогу, и если бы не пьяная морда, - Гершензон снял галстук, расстегнул верхнюю пуговицу, вытер рукой лоб, - что наехала на него на пешеходном переходе, то жить ему до ста двадцати. Кроме традиционного памятника на кладбище я поставлю ещё маленький мемориал. Этот со змеёй - это одна из мыслей по поводу. И ещё. Я жертвую на постройку новой поликлиники. Условие – аптека при входе в точности как была у папки, и его бюстик на главной аллее.

- Г-н Гершензон, а что у вас еврейскими буквами возле змея написано?- поднял руку начальник департамента здравохранения, представительный усач в тёмном костюме.

Толстяк повернул голову:

-Тут написано: " Да будет душа его связана в узел жизни".

-Спасибо.

- Мне нужно, чтобы за полгода всё это сделали. И всё это стояло. И больница, и композиция эта...эээ... погребальная, - Гершензон внимательно посмотрел в зал .

-Вы же знаете, муниципальный стройтрест может это сделать,- начальник департамента здравохранения провёл пальцами по усам. - Мы с вами об этом говорили.

-Ну, это бабушка на двое сказала. Были случаи. Кидали нас. Не будем вспоминать.

-Мы можем сделать и за четыре месяца, - зашуршал плащом Саныч. - Нам под силу, все нас знают , мы фирма известная. Вот и главный инженер наш,- Саныч встал и указал на Лапина ,- может подтвердить. Лапин, увидев устремлённые на него отвсюду взгляды, кивнул.- Справимся на пять. И вообще обращайтесь к нам по любым вопросам. Не только мемориальный комплекс. Вообще всё. Не подведём. Это я уже всем говорю.

Гершензон осуждающе покачал головой:

-Спасибо за бесплатный пиар за мой счёт ( в зале стали смеяться). В любом случае обращайтесь к Зяме.

Пару человек задали ешё несколько вопросов. Затем Зяма рассказал, как будет проходить процедура отбора участников строительства. В конце Гершензон пожелал присутствующим успехов, сошёл с помоста и удалился через боковую дверь. Зашумели отодвигаемые стулья. Стали расходиться.

-Саныч сказал, что за четыре месяца выстроить не проблема,- тронул блондин Лапина за рукав.- Как же это возможно? Сегодня шестнадцатое мая. И до шестнадцатого сентября вы б успели? Не верю. Вот мы заказали реконструкцию хладокомбината. Ну про согласования я не говорю... Но строительство... Простои, неразбериха.

Лапин посмотрел на блондина, вздохнул и медленно, как при разговоре с ребёнком, стал пояснять:

-Не вижу никаких про-блем. Наша фирма одна из самых кру-пных на рынке. Обладает ква-ли-фи-ци-ро-ван-ной рабочей силой и необходимым обо-рудованием.

Вдруг зрачки глаз Лапина расширились, лицо побледнело.

-Ты сказал шестнадцатое? Шестнадцатое. Не пятнадцатое? Ё-моё.

Лапин вскочил на ноги, с грохотом отодвинул стул. Блондин встал перед ним:

-Так твёрдо гарантируете это?

-Да отцепись ты.

Лапин оттолкнул его в сторону и побежал к выходу. Ему пришлось протискиваться среди спускающихся плотным потоком других участников встречи. Кто-то толкнул его, кого-то толкнул он. Через пару минут его вишнёвый "ситроен", визжа колёсами, выехал со стоянки...

Свою жену Лену, высокую шатенку с пышной причёской, он увидел издалека: на перроне возле входа в зал ожидания, прямо под огромными круглыми белыми станционными часами.

-Почему ты мне не отвечал? Я уже думала некому мне будет помочь,- недовольным тоном сказала она , указывая на два огромных чемодана.- И цветов не принёс. Неделю меня не было. Лапин, ты своём репертуаре.

-Пробки были, Леночка, вот и припозднился немного.

-А я уже думала снова к Таньке ушёл.

-Ну зачем ты так?- обиженным тоном произнёс Лапин, взял по чемодану в каждую руку и понёс их в сторону машины. Затем сделал несколько шагов, повернул голову к жене и раздражённо сказал:

- Не надо со мной так, хорошо.

 

С Леной Лапин познакомился двадцать лет назад на дне рождения у общего знакомого. Он учился в строительном, она - медицинском. Когда он был на пятом курсе, они поженились. Отец Лены, директор совхоза, купил для молодых двухкомнатную кооперативную квартиру. У них родился сын Антон. В девяносто восьмом управление, в котором работал Лапин, закрылось, и он полгода сидел дома. Их отношения с Леной ухудшились до крайности. Затем он нашёл работу, но из семьи ушёл и переехал жить к Танечке, молодой учительнице младших классов. Три месяца назад он вернулся в семью.

- Ты подумаешь какая цаца. Обидел...ся - Лена стала искать что-то в дамской сумочку, нашла, подняла глаза на Лапина.- Что не встретить жену после недельной командировки – это нормально?

-Не нормально. Хватит уже. Как командировка-то прошла?

- Прошла и прошла. Ты цветы на балконе поливал? Не забыл?

-Поливал, поливал. Конечно.

Как только они зашли в квартиру, зазвонил телефон. Жена взяла трубку.

-Это Антон. Просит, чтоб ты забрал его из секции.

- Сейчас поем и...

-Он уже сорок минут автобуса ждёт. Потом поешь.

Лапин вышел на улицу.Светило солнце. Чирикали воробьи. Растущие у подъезда куст сирени распространял сильный сладкий запах. Он что-то напоминал. Он печалил. Заставлял сердце ёкнуть и замереть. Лапин постоял минуту. В окне за занавеской мелькнуло лицо Лены.

В машину Антон, долговязый подросток с пушком под носом, сел с двумя друзьми: щупленьким короткостриженым и высоким с зелёной чёлкой и серьгой в ухе.

-Как я поддал этому ботанику, он перевернулся...Ты тоже красава, кинул скелета, только пятки сверкали.

-А бугор-то, бугор. Говорит: "вы все здесь отстой".

-А сам-то раз и падает. Ха-ха....

-Да ты, Антоха не дрейфь. Мы с тобой.

Парни вышли на полдороги. Сначала короткостриженый, потом тот, который с зелёной чёлкой.

-Что новенького, Антоша?- Лапин переключил сцепление, перестроился в другой ряд.

-Ничего, папа. Ничего.

-Ну вы же что-то обсуждали.

-Тебе это неинтересно, папа.

-Может я тебе посоветую что-нибудь.

-У меня всё хорошо.

- Ты знаешь, Антоша, мы как-то отдалились друг от друга последнее время.

-Догадайся, почему?

-Если ты о нас с мамой, то у нас всё хорошо. Мы обо всём договорились. Мама меня простила.

-Зато я нет.

-Перестань с отцом так разговаривать, хорошо.

Когда они входили в подъезд, Лапин вспомнил: так пахли кусты сирени в просторном с резными ставнями и большим огородом родительском доме.

 

Ровно через месяц Лапин, Лена и Антон подошли к покрашеному в зелёный цвет штакетнику. Улица была пустынна, а через штакетник свисали ветки яблонь.

-Брюки-то обтрусите и туфли протрите,- сказала Лена и протянула пару салфеток, вытащенных из розового радикюля.

Позади была ночь в поезде с пьяными дембелями из соседнего купе, пятичасовое ожидание автобуса и сам автобус, старенький "пазик" с ободранными сидениями, подпрыгивающий на давно не ремонтированной дороге из райцентра на родину Лапина – посёлок городского типа Стариково.

Ларин постучал по калитке:

-Эй, есть кто-нибудь?

Откуда-то из глубины двора прибежала и стала лаять маленькая рыжая лохматая собачонка.

-Вот посмотри, Антон, где твой отец вырос,- Лапин сделал широкий жест рукой.

-Нравится? - он потрепал сына за волосы.

Антон скривился, отвёл отцовскую руку от себя, кивнул подбородком в сторону собаки:

-Это и есть Кекс, про которого ты рассказывал?

-Нет, нет. Эту собачонку я не знаю. А Кекс умер , наверное. Он старый был.

На крыльцо вышел высокий плотный, лицом похожий на Лапина, только с усами, мужчина в армейских брюках. Увидев троицу с чемоданами, он замер на минуту, побледнел, провёл рукой по пшеничным усам, закричал:

-Мама, папа, смотрите, кто приехал,- и побежал вниз, на ходу застёгивая мятую клетчатую рубашку, открывать калитку.

-Братишка , сколько лет- сколько зим?- мужчина распахнул калитку, прижал Лапина к себе. Собачонка вырвалась на улицу и зашлась в лае. Мужчина, не размыкая обьятий, оттолкнул её ногой. На крыльцо вышли высокий грузный старик и толстая старуха в цветастом сарафане.

Лена всплеснула руками:

-Папа, мама. Василий Семёнович, Клавдия Ивановна. Дайте же я вас расцелую.

Собака грозно зарычала и оскалилась. Лена замахнулась на неё рукой: "Какие псина противная. Это ж надо ещё такую найти",- и бочком, опасливо касясь на рыжую собачонку, поднялась на крыльцо.

 

Мать Лапина, Клавдия Ивановна, была в молодости красотка, кончила техникум на бухгалтера и всю жизнь проработала по профессии , имела много подруг, которых любила учить, как нужно жить. Что касается отца Лапина, Василия, то в молодости он крутил баранку на автобазе, а последние двадцать лет перед выходом на пенсию работал кладовщиком на складе ГСМ и через каждые два предложения любил повторять фразу:"Форма номер восемь, что стянем, то и носим". У него были зелёные глаза, длинные тонкие пальцы и безобразное кориченево-розовое пятно на левой щеке и шее (облился кипятком, когда был ребёнком). В молодости он страстно и преданно ухаживал за Клавой. Она же предпочла ему другого. От него родила сына.Этот другой через пару лет утонул в речке, а Василий женился на своей суженой. К пасынку он относился чуть ли не лучше , чем к родному сыну, всю жизнь стараясь доказать Клаве, что он отличный отчим.

 

После того как все расцеловались и потискали друг друга в объятиях, Клавдия Ивановна провела Лену в большую со скрипучими полами и большим комодом комнату и показала, где положить вещи. Дедушка Вася пошёл с внуком в сарай, чтобы принести стол. Лапин и его сводный брат по фамилии Морозня ( в семье его звали Морозко), уселись на лавочке возле ржавой бочки с дождевой водой .

-Чё ж ты на "ситроене" не приехал?- Морозко закинул ногу на ногу, щёлкнул зажигалкой, дал прикурить Лапину.

-Барахлит последнее время. Боюсь на нём на большие расстояния ездить.

-Что ж новую не купишь?

-В следующем году думаю - Лапин струсил пальцем пепел, замахал левой рукой на зелёную муху, жужащую перед глазами.

-А я квартиру двухкомнатную покупаю в городе. Говорили тебе родители?

- Ну не мудрено: ты работаешь, плюс офицерская пенсия твоя, плюс жена работает. Кстати, а почему она не приехала?

-Тесть в больнице.

Со стороны крыльца раздался голос Лены:

-К столу-у-у.

Ларин и Морозко неспешно поднялись, прошли в дом, сели за покрытый накрахмаленной скатертью большой с детства знакомый дубовый стол. Из чёрной норы погреба в углу комнаты появилась голова отца:

-Ну что, сынки. Такой наливочки в городе не каждый день нальют.

Он поставил бутылку на стол.

-Что ж ты делаешь, Вася?..., - заворчала мать. - На белую скатерть?...- и стала протирать бутылку тряпкой.

-Лена, иди сюда,- закричал Морозко.- Во рту пересохло. Давайте уже начинать.

-Иду уже,- выглянула Лена с кухни. -Сейчас майонезом салат заправлю.

Наконец все расселись. Отец разлил по стаканам наливку, выпрямился:

-Прежде всего хочу за твоего папу выпить, Морозко. Три года было тебе, когда он погиб. В этом году было б ему шестьдесят шесть. Не чокаясь...

Все выпили и стали есть. Отец наложил себе из казанка картошки в мундире, взял варёное куриное крылышко, краюху хлеба, подцепил солёный огурец. Антону Лена положила на тарелку здоровенную куринную пулку с шкварками, две картофелины (больше он не захотел), оливье и солёный помидор. Себе взяла кусочек варёной грудинки, одну картофелину и оливье. Лапин и Морозко набрали себе полную тарелку картошки, жареной курятины и квашеной капусты. Клавдия Ивановна ограничилась оливье и солёным помидором. Лена перед тем как начать есть выпила стакан яблочного сока, съела картофелину и оливье, сделала перерыв, посчитала до ста и только потом приступила к грудинке. Василий Семёнович осторожно положил в рот хлебную мякоть, а вслед за этим откусил кусочек картофелины. Жевал в основном передними зубами. Антон быстро съел содержимое всей тарелки и попросил добавки квашеной капусты. Клавдия Ивановна выгребла из миски на тарелку внука всё что там оставалась. Антон вкусно захрупал, а она пошла на кухню, наложила из стеклянной трехлитровой банки капусты в миску с горкой и вернулась к столу. Морозко наполовину опорожнил тарелку, налилил мужчинам ещё по наливке и, не вставая, вытянул над столом руку: " Ну, за свиданьице". Лапин поднял стакан с мутной жидкостью, перегнулся через стол, чокнулся с отцом, потом с братом и мамой. Лена подошла к сидевшим рядом старикам, обняла их:

- Я так рада, что мы наконец-то увиделись.

Отец вытащив изо рта куриную косточку, прошамкал:

-Хотели бы, приезжали чаще. Морозко нас каждый месяц проведует.

Лапин резко повернул голову к отцу:

-Папа, где мы живём, а где Морозко?

-Всё равно раз в год всё равно могли бы и приехать,- мать многозначительно посмотрела на невестку. Отец выпил ещё наливки, громко поставил стакан на стол:

- Дай бог, чтобы Антоша на тебя в этом вопросе не был похож.

Лена скривила губы:

-Мы хорошо воспитываем Антошу.

После обеда отец, Лапин, Морозко и Антоша пошли к соседям принести скамейки (завтра у отца было шестидесяти пятилетие). На встречу им попались две козы, а вслед за ними маленькая старушка в платочке с хворостиной в руках. При их приближении она улыбнулась, подошла к отцу:

-Здравствуй, Василий. Детки к тебе приехали. И внучек какой большой уже.

- А твой-то как, Петровна?

Старушка махнула рукой:

- Эх, лучше не спрашивай.

Прошли ещё с десяток метров. Антон посмотрел по сторонам, тронул деда за рукав:

-А что с её сыном?

-В тюрьме.

- Всегда он таким был. В седьмом классе у меня шапку украл помню,- Лапин на ходу щёлкнул зажигалкой, закурил сам, дал закурить Морозко.

- Это когда ты домой не хотел идти? – отец тоже вытащил из кармана пачку сигарет.- Спасибо, я лучше свои, - отвёл он руку Лапина.

-Мы его ещё в лесопосадке нашли. Помнишь, папа?- Морозко выпустил сизый дымок.

- Помню, помню.

-Как интересно! Дедушка, расскажи подробнее,- Антон оббежал Морозко, встал на пути деда.

-У папки твоего новая шапка пропала, так он боялся, что я ему всыплю, а потом оказалось - это сын Петровны её умыкнул....Здрасьте, здрасьте. А вот и мы,- Василий Семёнович толкнул рукой калитку, протянул руку сухонькому старичку: Ну, где наши лавки?

Старичок растянул в улыбке беззубый рот:

-Так значит, Васильевич, завтра за твоё здоровье по маленькой.

-Нальём как следует не волнуйся.

-Ну тогда вон за дровами берите.

На обратном пути Антон тащил две лавки, одна на другой, с дядей. В ста метрах от того места, где им попалась старушка, он попросил сделать перерыв. Присели. Морозко снова закурил. Неширокая улица, растущие по над забором лопухи и подорожник, гуляющие между щелей в заборе и кудахтающие куры, прогрымыхавший по дороге бульдозер с сидяшим в ковше словно в люльке мужиком в рваной рубахе.

-Дядя, ты говорил в центре посёлка есть пара магазинов, а интернет- кафе случайно нет?- Антон сорвал травинку, покрутил её между пальцев, вставил как пипаросу в рот. Морозко похлопал себя по карманам:

-Ё-маё, ещё ж одна пачка была...Нет, это ж не областной центр как у вас.

-Да-а-а, -протянул Антон и вздохнул.

-Да ты не волнуйся, племяш. Найдём чем заняться.

Морозко был старше Лапина на пять лет. Год назад он вышел на пенсию в звании майора. Его жена как и Лена была врачом. Однако в отличии от Лены, которая переключилась на продажу лекарств, подолжала работать по специальности. Единственная дочь вышла замуж и уехала заграницу. Морозко любил рыбалку и сбор грибов. В детстве с Лапиным они ссорились редко, хотя на правах старшего Морозко любил посмеиваться над его горячностью.

По приходу домой Лапина отозвала в сторону Лена.

-Послезавтра после рождения твоего отца, мы уезжаем.

-Как уезжаем? Лена, мы же на неделю приезжали. И билеты на поезд к тому же.

-А ты знаешь, что мне твоя мама сказала?

- Что?

-Они ж в город к Морозко в двухкомнатную квартиру, которую он купил переезжают. Дом этот продают.

-Ну, это мне отец ещё по телефону говорил.

-А он говорил тебе, что деньги за проданный дом идут на погашение ипотеки, которую взял Морозко. И это почему?... Потому что я плохая невестка, плохо на тебя влияю, зря мы помирились, а Морозкина жена – прелесть.

-Так и сказала?

-Так и сказала.

Лапин печально вздохнул, забарабанил пальцами по яблоне потом стукнул кулаком по стволу и зашёл в дом. Морозко на кухне мыл руки. Лапин встал в метре от него, скрестил руки,:

-Морозко, я слышал покупку твоей квартиры родители финансируют. Продают этот дом и так набирается необходимая сумма.

Морозко высморкался, неспеша повернулся, вытер кухонным полотенцом руки, провёл гребешком по волосам.

-А почему это тебя удивляет. Мне отец говорил , что разговаривал с тобой, да и мы парой фраз перекинулись.

Лапин покраснел, на лбу у него выступили капельки пота.

-Про то, что твою квартиру на родительские деньги покупают, мне никто ничего не говорил.

-А что тебя здесь удивляет? Родителям в своём доме жить тяжело. Купить квартиру в городе, ты знаешь, какие цены. Они дают деньги за дом, я добавляю.

-А я значит сторона, вне семьи, со мной обсуждать не надо?

-Так говорил же отец с тобой.

Лапин махнул рукой :

-Ты меня не понимаешь, или не хочешь понять.

Морозко пожал плечами. На кухню зашла мать с веником и совком.

-Убираешь, убираешь, а грязь всюду себе дорогу найдёт.

Лапин провёл языком по пересохшим губам, налил из старенького чайника стакан воды, выпил.

-Мама, что ты Лена наговорила?

-А что я такого, сынок, сказала?

Лапин посмотрел на Морозко.

-Ладно, мама, потом поговорим.

Морозко понимающе улыбнулся:

-Если я вам мешаю, то могу и выйти.

Лапин промолчал. Морозко хмыкнул, и насвистывая, вышел из кухни.

-Мама, ты зачем сказала Лене, что Морозкина жена лучше, чем она?

- Ну, а что это не правда? Морозкина жена и позвонит всегда, и здоровьем поинтересуется, а стряпуха какая, а за Морозкой как ухаживает. Всегда: "Ой Морозчко мой, ненаглядный , любовь моя". Твоя же, сколько мы её знаем, вечно тобой недовольна. И зарабатываешь мало, и не пробивной. И папаша её такой же. Помнишь, как он первый взнос за вашу квартиру оплатил и говорит: "Ну, что сваты. Повезло мне так повезло. Привела дочка зятька - гол как сокол. Ни копейки за душой". Это нормально?

-Мама, ну что ты делаешь? Мы же только сошлись заново.

-Ну и зря сошлись. Повезло тебе, подхватил молоденькую, надо было с ней и оставаться. Благо Антоша уже большой.

 

Лапин почесал затылок, прокашлялся и вышел во двор. Он не был в Старково лет десять. Отец с матерью приезжали к нему, а он ездить в родной посёлок отказывался. "Для чего?"- говорил он на очередное приглашение.- "Лучше вы к нам. У нас как никак цивилизация". В этот раз, на юбилей отца, не приехать было нельзя.

Дневной зной уже спал. Чирикали птички. Вдалеке залаяли собаки. Воспряла и выпрямилась трава вдоль забора. Стволы деревьев и ветки в саду превратились в переплетение теней и солнечных пятен. Подул ветерок, зашумели листья, запрыгали в глядящих на запад окнах соседей солнечные зайчики. Запахло дымом. Лапин сел за сбитый из толстых досок и выкрашенный в зелёный цвет стол. Когда-то на этом месте был сарайчик для дров и угля. Забор тоже изменился. Доски подгнили, столбы подкосились, краска облезла. Ворота, правда, были новые. Но они выглядели как бархатная заплатка на старых джинсах. Лапин вспомнил как в щестом классе остался без новой заячьей шапки и как пробирался домой, стараясь разминуться с отцом, развозившего по вечерам на Пазике совхозников по домам. Отец всегда разговаривал с ним строго, требуя взрослого ответственного поведения, и к месту и не к месту, ставя в пример Морозку. Уже потом, в институте, на расстоянии тясячи километров от родительского дома в самые весёлые и безбашенные мгновения Лапин вздрагивал от внутреннего голоса, схожего с отцовским: "Будь мужиком... два раза отмерь- один раз отрежь... Морозко б ерундой не занимался" и чувствовал всё тоже, что чувствовал, будучи шестиклассником и возвращаясь домой без новой шапки.

Из-за угла дома выкатился большой серебристый бидон из-под молока. Вслед за ним показался улыбающийся Василий Семёнович.

-Смотри , сынок. Для хранения бражки первый сорт. У соседа достал. Форма номер восемь, что стянем, то и носим.

Лапин встал из-за стола.

-Папа, я должен с тобой поговорить.

-А что так официально? Не на собрании, кажись.

-Я по поводу дома и по поводу Лены.

-А что тут говорить? Морозко нам на старости лет предложил рядом с ним жить, а Ленка твоя...Ты знаешь, как мы к ней относимся.

- Снова Морозко хороший, а я плохой, как обычно.

-Да. И Морозко хороший, и жена его. А ты всё Ленку свою слушай, по десять лет к родителям не заявляйся. Если бы не мой юбилей....Да что тут говорить...Совсем совесть потерял.

-Хватит уже наслушался. Всегда одно и тоже ,- Лапин махнул рукой, развернулся и зашёл в дом. Лена лежала на диване в маленькой комнате, которая когда-то была его детской. Он сел у неё в ногах.

-Ты права, Лена, сразу после рождения поедем.

-А что они?

-А то ты не знаешь?

-Я удивляюсь, вобще чего я с тобой поехала. Знала же, как они ко мне относятся. Так нет, думала сколько лет прошло. Всё изменилось. Куда там, изменилось.

Лапин вскочил на ноги, заложил длинные руки за спину и стал нервно ходить по комнате взад- вперёд. Его лицо стало красным, губы искривились в саркастической улыбке:

-Отец мне всё сказал. Ага...Я всё знаю. Куда уж там.. Я плохой сын...Не то, что Морозко...Я всегда плохой сын.

Лена перевернулась на бок:

-Хватит мельтишить. Ничего нового о своих родителях ты не узнал. Я помню, месяц после нашей свадьбы, подошла ко мне твоя мать: "Леночка, я надеюсь, вы приедете к нам помочь с картошкой управиться". Я ей говорю: "Клавдия Ивановна, у меня экзамены, и вобще". Она так посмотрела на меня не по-доброму и говорит:" А вот Морозкина жена, то же ж на врача учится, так она приедет". А забыла сказать, что они Морозкам мотоцикл купили, так как она после этого не приедет.

- Ну, допустим не купили, а он сам на мотоцикл собрал.

-Ты-то откуда знаешь? Тебя в известность кто-то ставит вообще? Иди от меня. Я спать хочу. Ещё защищает их.

Лапин вышел ва двор. На лавке сидели мать, отец, Морозко и Антоша.

-А вот и папка пришёл,- улыбаясь, показал на него пальцем Антоша.

-Папа, Морозко говорит, чтоб мы втроём доски с чердака снесли.

Лапин посмотрел на родителей. Перед ним сидели плешивый старик с жёлтым лицом и мутным взглядом и толстая старуха, улыбающаяся беззубым ртом. "Что я хочу от этих людей? - подумал Лапин. -Не видел их пятнадцать лет, и ещё столько б не видел".

Старик почесал кориченевое пятно на шее, поманил пальцем к себе внука, что-то сказал ему на ухо. Антошка отрицательно покачал головой. Дед снова поманил его пальцем. На лице Антошки прявилась кислая физиономия. Он грустно посмотрел на Лапина, встал и пошёл в сарай. "На поезд и домой. Правильно Лена говорит", - подумал Лапин.

 

Часть вторая.

Солнце слепило. Лапин попробывал повертеть головой. Не помогло. "Аккуратненько, аккуратненько",- подбодрил он себя, стал поворачиваться на бок и тут же предсказуемо вскрикнул от невыносимой боли. В комнату вошла мать. Поправила одеяло, задёрнула штору. "Ну, ты чего, сынок? Я же здесь. Ты только скажи". Лапин тяжело вздохнул.

Два часа назад к нему подошла Лена. Накрашеная, с сумкой на плече. Позади неё переминался с ноги на ногу Антон.

-Ну, что выздоравливай. Так нелепо получилось. И зачем ты только на крышу полез?

-Может, хотя бы Антоша останется? Всё равно тебе в командировку через два дня, - тихо спросил Лапин.

- Сам его и спроси.

-Антоша, может останешься?

-Нет, папа. У меня ещё перзкзаменовка есть. И вообще скучно здесь. Просто ужас.

-Ладно, удачной дороги, - грустно сказал Лапин. Антон торопливо поцеловал отца в щёку, поднял большой чемодан, с которым зашёл в комнату и быстро вышел.

Лена осмотрелась по сторонам. Чмокнула Лапина в губы, прошептала : "Держись", и тоже вышла из комнаты. Он остался один с переломанными рёбром и ногой в доме, который давно перестал быть ему родным.

В другой комнате что-то загрохатало. Послышался громкий голос отца. Через минуту Морозко втащил в комнату кровати большой плоский сундук

-Вот и чуднесенько,- улыбнулась мать.

-Тебе вставать-то нельзя. -обратилась она к Лапину.- Так будешь вместо стола использовать.

- А помнишь, мама, как он без шапки новой домой пришёл , - подал голос Морозко ,- а ты и говоришь: "Придёт отец, отшлёпает тебя ремнём по полной программе.

-К чему ты это рассказываешь, сынок?

-А ты помнишь, братишка?- Морозко уселся на кровать.

-Оставьте меня в покое.

Лапин отвернулся к стенке.

-Так ты ещё испугался: "Так что я и сидеть не смогу?" Вот смеху-то было.

- Я хочу спать.

Мать взяла Морозко за руку.

-Пойдём, пойдём. Оставь его.

...Лапину снилось как они идут по полю с Морозко. В руках у них корзины. Морозко нагибается, срывает большой красный соблазнительно пахнущий помидор и кладёт в его в корзину. Лапин следует его примеру, нагибается, хочет тоже сорвать помидор, но кругом на сколько видят глаза только сорняки и гниюшие на земле помидоры. Откуда-то со стороны появляется отец. Он зол, он кричит, что Лапин лентяй, что если Морозко может, то и все могут. Крики становятся всё громче. Отец хватается за корзину, тянет её на себя. Лапин умоляет:"Папа, нет.Папа, нет. Я соберу помидоры". Корзинка выпадает из его рук. Крики становятся громче.

Лапин открыл глаза. Рыжая собачёнка рычала и тащила с него одеяло. Лапин поднял подушку, замахнулся. Собачёнка гавкнула и, виляя хвостом, выбежала из комнаты. Лапин подложил под голову подушку, укрылся поудобнее одеялом. Ему снилось, что он стоит во дворе и не решается войти домой. Дует сильный холодный ветер, падают крупные хлопья снега. Он стоит без шапки. Воротник поднят. На земле валяется ранец. Шмыгает носом. Переминается с ноги на ногу. На земле валяется ранец. Из дома выходит Морозко. В руках он держит миску с огрызками для Кекса.

-Чё ты домой не заходишь?- спрашивает он.

Лапин смотрит себе под ноги, бубнит:

-Шапку потерял. Была шапка и нету. Новая шапка. Заячья.

Мамин голос говорит: "Пусть поест бульончика. Ему это сейчас надо. Переломы легче заживают". Лапин открыл глаза. Перед ним стояли мать, отец и Морозко. Мать поставила дымящуюся тарелку на сундук.

-Ну как себя чувствуешь?- спросил отец. –Поешь, что тебе мать принесла.

Лапин забарабанил пальцами по одеялу.

-Я вот тебе тапки принёс. Удобные без задников. Не то что твои. И вот ещё лосьон для бритья. Твой-то уже кончился, я смотрю, - присел отец на кровать. - Форма номер восемь, что стянем, то и носим.

-Спа-си-бо.

-Ладно, папа пошли.- Морозко тронул отца за плечо. - Нужно до перерыва в БТИ успеть. Без копии плана покупатель с нами разговаривать не будет.

-Ну надо, так надо...Тебе купить чего-нибудь, сынок?- Василий Семёнович повернулся к Лапину.

-Ничего мне не надо,- Лапин ойкнул и , оперевшись на локоть, приподнялся с подушки. – Что я в этом доме значу? Кто я здесь вобще такой? Морозко решает, и всегда так было. Неприятно в этом доме быть. Я здесь пустое место. Ноль,- Лапин опустился на подушку. Мать погладила его по голове.

-Ничего ты не ноль. Зачем ты так говоришь?

Лапин оттолкнул её руку.

-А про квартиру мне ничего не говорить? А жену мою вечно ругать?

Голос Лапина становился всё громче и громче.

-И всегда так было. Всегда Морозко на первом месте. А я так, сбоку припёка. И не сын вроде бы.

Отец покачал головой:

-Хватит херню пороть. Всегда к тебе хорошо относились и помогали чем могли, конечно.

-А свадьбу почему Морозке сыграли, а мне нет? А шапку когда у меня украли, почему меня побили, а Морозко новую куртку порвал, ему ничего?Я всё помню. - Лапин вытер рукавом выступившие слёзы.

Мать сложила на груди руки:

-Ну, это ты зря.

Лапин сорвался в визг:

-Какие вы родители после этогоо?

В комнате стало тихо. Только тиканье старых стенных ходиков, да невнятный скрип половицы на чердаке.

Морозко поправил усы, прокашлялся, посмотрел на отца, на мать:

-А помните как к участковый к нам пришёл самогонный аппарат искать, и на чердак полез, а малой и говорит: "Холодно,холодно". Участковый спустился - и к погребу, а малой :"Теплее, теплее".

Отец улыбнулся, взял мать за руку.

Лапин спустил больную ногу на пол, приподнялся:

-К чему ты, что я тогда делал, сейчас приплёл?

Морозко невозмутимо продолжил:

-А помните, как учительница младших классов пришла на меня жаловаться, а малой дёргает её за юбку и и говорит: " А где то, что с вами?" Она спрашивает:"Мальчик, а что со мной должно быть?" А он и отвечает: "Папа сказал, что у Морозко учительница фигуристая, всё при ней".

Мать прыснула от смеха и закрыла лицо руками. Отец начал смеяться, но закашлялся , и прижимая ладонь к груди только повторял: "Так и было... так и было". Лапину тоже стало смешно, но он сдержался, и продолжал сидеть с обиженным видом.

-А помните, как послала я вас в магазин клетку яиц купить,-мать посмотрела на Морозко, потом на Лапина,- Минут через двадцать смотрю стоит на пороге Верка- продавшица. Держит за руки голубчиков, вас то есть. Говорит, Клава, неудобно ж перед людьми. Пришли твои пацаны в магазин и давай кричать:"Яйца в смятку, мусора хотят порядку". Неудобно ж перед людьми.

Усы Морозко разъехались в разные стороны, обнажив жёлтые зубы курильщика. Лапин не выдержал и тоже расхохотался. От смеха ему стало больно. Он попытался не смеяться, но не смог и только прижимал руку к поломанному ребру. Наконец все успокоились.

-Ладно, пошли за стол. В БТИ всегда успеем,- сказал отец. Взял тарелку Ларина, протянул матери.- Все вместе пообедаем.

Мать кивнула, положила на кровать майку и шорты, и пока Лапин просовывал голову в ворот майки, тихо сказала:"А насчёт свадьбы, сынок, мы хотели дать. Так у отца ревизия была на складе. Пришлось взятку давать, не в тюрьму же ему идти".

После бульона мать поставила на стол казанок с тефтелями в томатном соусе и кастрюлю с пюре.

-Клафа, мне по-фольше тофатного соуфа,- заканчивал обгладывать куриную косточку Василий Семёнович.

-А, мне,мама, лучка в растительном соусе,-пробасил Морозко.

-Все всё получат. И не галдите , не на базаре.

Лапину показалось, что он вернулся на двадцать лет назад. Морозко скривил ему дурацкую физиономию. Лапин показал ему язык.

После обеда разговор пошёл про пенсии, политику и капризы погоды. Отец говорил, что такого холодного лета давно не было, мать не соглашалась. Она только стал приводить доводы в пользу того, что для июня –это обычная погода, когда рыжая собачёнка во дворе залилась звонким непрекращающемся лаем. Отец отдвинул занавеску, выглянул в окно, отчего-то побледнел, потряс головой, сказал матери:"Это к тебе". Мать тоже выглянула в окно. Злобно посмотрела на мужа и вышла Через несколько минут заглушаемые лаем стали слышны голоса трёх женщин: "Не говорила я...А почтальонша слышала... Чтоб мне провалиться ... Не первый раз...Закрой коробочку...От такой слышу...Весь посёлок знает...Я сама должна увидеть|..." Голоса стали приближаться.

"Пойдёмте, сынки, хочу вам флигель показать,- отец торопливо встал, и в ответ на недоумённый взгляд Лапина добавил: Посоветоваться надо, а то придёт покупатель, начнёт вопросы всякие задавать". Чувствовалось, что ему хочется как можно быстрее оказаться подальше от приближающихся женщин. Морозко помог Лапину подняться и на одной ноге допрыгать до флигеля- полутёмного заваленного вещами помещения. Лапин поморщился от специфического запаха, примостил больную ногу поудобнее и стал смотреть, как отец достаёт из-под вороха тряпок, сваленных в углу, два унитаза и три раковины, осторожно раскладывает их на маленьком покрытом белой с жёлтыми подсолнухами скатертью столе, отходит в сторону и нарочито безразличным тоном спрашивает: "Ну что , сынки, видите, какие богатства у батьки в загашнике припасены?"

Морозко чуть заметно улыбнулся и сказал:"С такими сокровищами никой кризис не страшен". У Лапина не было сил притворяться, и он промычал что-то невразумительное. Отец внимательно посмотрел на них, ничего не сказал, бережно переместил сантехнику на её постоянное место, в угол. Затем сел на стул, похлопал по карманам в поисках сигарет, не обнаружив пачки тихонько ругнулся, жалостливо посмотрел на Морозко:" Иди посмотри, ушли бабы?"

Через минуту Морозко вернулся: "Тихо там ,все ушли". Отец вскочил со стула:"Ну, ты помоги тут братишке",- и радостно засеменил в сторону дома.

-Чё это с батей?- Лапин недоумённо посмотрел на Морозко.

-Так у него ж были когда-то шуры-муры с Петровной. Мать до сих пор ревнует. А эта из-за козы припёрлись.

На следующий день едва солнце зашло за горизонт и небо стало сереть, мать предложила сесть сырать в дурочка. Родители и Морозко уселись возле кровати Лапина. Решили играть пара на пару: родители против сыновей. Морозко раздал карты. Отец предъявил козырную пиковую шестёрку, зловеще протянул:" Таак, мать, сейчас покажем сынкам, где раки зимуют", и пошёл двумя парными валетами к Морозко. Тот отбился тузом и козырной семёркой. Мать подбросила две семёрки. Морозко взял. Мать бросила осторожный взгляд на Лапина, посмотрела на мужа и аккуратно двумя пальцами опустила пиковый валет.... Закончилось всё довольно быстро. Отец улыбнулся, помахал двумя оставшимися картами перед лицом Морозки, подмигнул матери и надел шестёрки как погоны на плечи старшего сына. Лапину вспомнилось, как они с Морозко ходили за родителями и канючили, чтоб им купили велосипед.

-Маам, - начинал Морозко, - у всех уже есть.

-У всех уже есть, маам – поддерживал его Лапин, только пошедший в первый класс.

-Не приставайте ко мне. Идите к отцу, спросите у него, когда.

-Паап, мама сказала спросить, когда ты нам велосипед ку-пи-шь?- они подходили вплотную к отцу и хором начинали многократно повторять просьбу о двухколёсной мечте. Отец и мать выступали в качестве волшебников, могущих сотворить чудо, от "хочу-не хочу" которых зависело грустным или радостным будет следующее мгновение.

-Давайте, я - с мамой, а Морозко - с отцом, - предложил Лапин и стал сдавать. Два раза вышла ничья, один раз они с матерью проиграли, один раз выиграли. В душе было такое чувство как и много лет назад, когда, поссорившись с отцом, мать заявила, что уезжает с младшим сыном к матери. Отец и Морозко понуро стояли на крыльце и смотрели, как удаляется сжимающая в одной руке чемодан, а в другой - маленького сынишку женщина, а маленький Лапин понимал, что он - по другую сторону баррикад с ними.

Морозко предложил поменяться родителями. Раздали карты. Теперь " сквозь перекрестие прицела" Лапин видел мать. Он вспомнил, как она разрешала отцу брать на рыбалку только Морозко и ещё как с первой Морозкиной зарплаты прикупила старшему сыну джинсы, и как ему хотелось быть старшим, а не младшим. Потом отложили карты в стороны и всей семьёй пили чай. На Лапина нахлынуло что-то родное и близкое. Ему стало весело и уютно как много лет тому назад

Через месяц посмотреть дом пришли очередные покупатели. В отличие от двух пар предпенсионного возраста, которые искали жилище для детей, эти, по их словам, собирались купить дом для себя. Мужчина, худощавый брюнет, с маленькими бегающими глазами и небольшого роста плотная женшина в летней дамской шляпке с большими полями. На вид им было где-то лет по сорок. Женшина сняла шляпку, её русые волосы рассыпались по плечам. Узкая рукой погладила дверной карниз. Женщина посмотрела по сторонам. По небу шли облака, рыжая собачёнка, развалившись на самом солнцепёке, тихонько паскуливала от удовольствия, чирикали воробьи. Женщина наклонилась к брюнету и сказала ему что-то на ухо. Он кивнул, вытащил из кармана блокнот с ручкой, выжидательно посмотрел на отца, потом недовольно сказал: "Может, начнём папаша . А то у нас мало времени". Отец засуетился, подобно официанту согнул руку в локте и пригласил заходить. "Три комнаты, есть погреб, чердак, две сотки земли". Голос отца звучал сухо и официально как будто речь шла о паре неучтённых на автобазе аккамуляторов, которые он когда-то эпизодически сбывал за полцены, а не о доме, где была прожита вся жизнь. Брюнет вытащил рулетку и стал замерять высоту потолков, женщина минуту постояла возле него, а потом попросила провести её по комнатам . Увидев сундук в комнате Лапина, она громко сказала: "Ну эту рухлядь мы выбросим, конечно".

Лапин вышел на улицу. С беспредельной ясностью он почувствовал, что после продажи дома забытое ощущение семьи, которое вернулось к нему этим летом, не повторится никогда. Никогда они не будут жить снова вместе: он, Морозко, отец, мать. У всех свои семьи, свои квартиры. Никогда.

 

Саныч зашуршал фольгой от шоколадки, отломил коричневую плитку, протянул его Лапину:

-Хочешь?

-Нет.

-Ну, как хочешь.

Саныч положил плитку на язык , поправил очки, аппетитно зачавкал. Они подошли к высокому бетонному забору и быстро пошли вдоль него по узкой посыпанной гравием дорожке.

- Пока ты болел в своём Стариково...уфф жарко,- Саныч вытер платком лоб и шею,- тут только всего произошло.

Возле худенькой ивы от дорожки к дырке в заборе поднималась хорошо протоптанная тропинка. Саныч опустился на четвереньки, просунул толстое тельце между торчащими в разные стороны арматуринами и исчез. Лапин посмотрел по сторонам, чертыхнулся и тоже полез в дырку.

-Лучше бы как все люди с центрального входа заехали,- сказал Лапин, распрямившись по другую сторону бетонного забора, и стал злобно отряхивать брюки и рубашку.

-Ага, попробуй там припарковаться. Такую щумиху с этим памятником подняли. Оцепление. Менты всюду.

Чем дальше к трибуне пробирались друзья- строители ,Саныч и Лапин, через гущу людей, пришедших кто по собственному желанию, кто в силу служебных обязанностей в этот солнечный день во двор городской больницы, тем громчее становились звуки музыки и плотнеее ряды стояших.

-Оппа, оппа, опапа. Товарищ Мирзоев, собственной персоной, - Саныч хлопнул по плечу коллегу по бизнесу. - Когда твой клиент уже созреет, а Мирзойчик? Месяц прошёл. Мы ждём.

-Извините, ребята, не до того мне сейчас. Отец на прошлой неделе умер.

Смуглое лицо Мирзоева было темнеее, чем обычно. Он помолчал минуту:

-Какой человек был. С аула меня в город привёз. Никаких денег на мою учёбу не жалел. Всё - благодаря ему.

-Извини мы не знали , прими соболезнования,- Саныч потупил глаза.

Музыка затихла. Барабанщик забил дробь. Покрывало медленно сползло с памятника и перед собравшимися предстало гигантское колесо, наезжающее на змея, обвившего Гиппократову чашу, и всё это на фоне Маген Давида. Загудели фаготы. Ударили литавры Подключился весь духовой орекстр. Присутствующим не было слышно, как за трибуной Гершензон, притянув к себе за пуговицу на пиджаке Зяму, выговаривал ему по поводу памятника. Сначала тихо: "Не то это, не то... Не вызывает память о папке", - а потом всё громче и громче: "Обманул скульптор, паскуда. Говно - это, а не памятник. Вот тут у меня в душе его образ стоит...Если б я мог...если б я мог..."