САМОЗВАНЕЦ НА ПРЕСТОЛЕ 1 …Сгущались тучи грозовые 15 апреля 1605 г., Москва Над полуночною Москвой, Когда посланцы верховые К заставе мчались городской, А миновав её, по шляху На юг мятежный понеслись, Где от злосчастного монарха Ещё тем летом отреклись. Враги Бориса к Самозванцу Спешили с новостью благой: «…Господь забрал его, поганца, А Фёдор – вовсе никакой (царь Фёдор Годунов) И чуждый многим, как родитель, И опостылевший их клан. В Москву войдёшь, как победитель, Ты всем народом уже зван!» И в Кромах надо было срочно Князей уведомить о том. В безумный, страшный круг, порочный, Сойдутся русские потом… 2 …А юный царь, и даровитый, май 1605 г., Москва И благонравный молодец, Был огорчён, что позабытым Уже стал умерший отец. И принялся его наказы Он так ретиво исполнять, Что успокоил близких сразу И обозлил лихую знать. А прежде Фёдор воеводу К себе Басманова призвал: «…Отец хотел, чтобы свободу Тебе командовать я дал Взамен начальников неловких – Мстиславский, Шуйский – всё одно. Вояки выкажи сноровку, Какой не знали мы давно! Сколь дел в России неотложных, А мы никак не победим, Терпеть нам оборотня негоже, Покончи, воевода, с ним!» 3 Послушный царскому приказу, Басманов к войску поспешил. Не согрешив пока ни разу, Лишь он доверье заслужил. А по прибытию к присяге С трудом он войско приводил, И смуты видел уже знаки, Когда полки все обходил. Умов смятение и шаткость, И нравов порченых разгул – Вот сделал что расстриги натиск - Он вспять Россию повернул! «…То было свыше указаньем, Чтоб сгинул Фёдора отец, Все Годуновы в наказанье Освободить должны дворец!» «…А ведь в Путивле-то, с дружиной Взаправду Грозного сынок, И нам он вовсе не вражина, Коли сподобил его Бог!» Что были в войске злые толки, Понятно было наперёд - Уже повсюду без умолку О том говаривал народ, Да и сановных было больше, Кто Годуновых не хотел, А потому не стало мощи, Унять способной беспредел. И хоть вояки присягнули Царю младому в эти дни, Не станут лезть уже под пули Ниспровергателя они! «Но стать заложником присяги – Безумье, гибель для меня! Что толку в собственной отваге – Не погасить уже огня!» - Басманов понял, что не в силах Он ход событий изменить, Сама судьба ему вменила – Покорно по теченью плыть! И он с врагами Годуновых Соединился в эти дни, Чтоб уцелеть, он был готовым Служить расстриге, как они. А после войску громогласно, 7 мая 1605 г., Кромы Кривя душою, объявил: «Что Дмитрий – царь наш, это ясно, И только он России мил!» Бойцы гудели в возбужденье И были рады в большинстве, А кто воспринял с осужденьем Измену матушке-Москве, - С князьями, верными присяге, Покинули мятежный стан, Видно отчаянье в этом шаге - Им чужд был дьявольский обман! 4 А князь Голицын к Самозванцу (И.В. Голицын) Направлен с новостью благой: «С тобой отныне обретаться Мы будем, царь наш дорогой!» И вскоре с группою военных Он был в Путивле у него, Алкая видеть непременно Сынка Ивана самого. Но вот конфузия какая – При встрече с каверзным царём, Один из пришлых, замирая, Отрепьева увидел в нём! И ведь с достоинством великим Себя выказывал им плут, И к проявленьям злым и диким Был нетерпим и очень крут. Но об открытье этом поздно Уже народу объявлять, Коль обстановка была грозной – Весь юг успел он обаять, И подбирается к столице Уже восстания пожар, Лжедмитрий мог собой гордиться – Он всех лукавством поражал. И князь поэтому заранее Его послушником предстал И повинился, что в тумане Он лжи Борисовой витал: «…Отныне нет во мне сомненья, Что ты – законный государь! Иди в Москву без промедленья И по гнезду его ударь! Начальствуй и над нашим войском – Тебе навеки мы верны, А супротивников – лишь горстка И они вовсе не сильны…» «Ты, князь, мне верность свою делом, А не словами докажи. К Орлу нам двигаться приспело - Своим об этом доложи. Идите мирно и спокойно, Вослед за вами подойдём. 19 мая 1605 г. Лжедмитрий Не допускайте только бойни – покинул Путивль Мы там согласников найдём!» В Орле другие воеводы Клялися в верности ему, И легковерному народу Друзьями стали потому. А после двигаться к столице Он воеводе приказал: «Возрадуйся, мой друг Голицын, (В.В. Голицын) Ты первым воеводой стал! Веди же войско, а я следом – С дружиной верною своей», - Хоть и уверовал в победу, Но осторожничал сильней… 5 А в ополчении дворянском Разлад случился в эти дни, Служивых дух объял бунтарский И разбегалися они. Но боле топали на север Вояки в Новгород и Псков, Кто даже в «Дмитрия» поверил, Пока под ним быть не готов. В Москве недолго задержались И снова двинулись полки. А вслед им хмурые, печалясь, Глядели долго старики… 6 …Уже верхам было известно, Что больше войска у них нет, И сразу в Думе стало тесно – Ожили недруги в момент! А что, отозванный, Мстиславский Себя двусмысленно повёл, Покрыло чёрной его краской – Он в Фёдора направил ствол! И сразу нынешним «Малютой» (С.И. Годунов - глава Был жуткий вынесен приказ тайного сыска) О казни тайной баламута, Но не прошёл он в этот раз. А на своём-то настояли Враги борисовой родни - Восстали в Думе и приняли Амнистию для всех они! Вернулись многие из ссылки, Кого покойный обвинил, А свойственник Бориса пылкий (Богдан Бельский) Опаснейшим из оных был. Контроль над обществом в столице Утрачен царскою роднёй, В опале сами эти лица – Москва им стала западнёй! А в ней волненья нарастали - Все ожидали перемен. Молящийся перед крестами, Подолгу не вставал с колен… 7 К столице шёл неторопливо Лжедмитрий с воинством своим, И поговаривал глумливо, Что некому сравниться с ним: «Я высшим даром обладаю – Могу любого обаять, И даже царство обретаю – Мне вся уже покорна знать! А что народ идёт за мною – Известно каждому давно, Коль стать отечества главою Мне Божьей волею дано!» По ходу грамоты в столицу Он то и дело направлял, Смогли чтоб люди убедиться – Кого собой он представлял. Пчелиным ульем загудела, Заколыхалася Москва, Когда известье прилетело Из недалёкого леска. Уже под Серпуховым «Дмитрий» Стоял с дружиною своей И выжидал покуда, хитрый: «Пусть сами свергнут упырей!» И к этому, ему покорных, Бояр московских побуждал, Чтоб самолично он укоры За лиходейство не стяжал… 8 Москва в смятении великом Ждала «законного царя». Кто был в восторге уже диком, В нём видя благо для себя, И подготавливал оружье, В защиту стать его готов: «Мы скоро скинем тебя в лужу С престола, Фёдор Годунов!» Другой был хмур и сомневался, И лихо ждал он от бояр, По Годуновым кто пытался И ране нанести удар: «Недолгим вижу я царенье Ниспровергателя сего, Побив их род, без промедленья Бояре скинут и его!» А Годуновы все бояре, И их приверженцы - друзья, Боялись и за государя, И, уж конечно, за себя. В Кремле безвыездно томились, Держася вместе в эти дни, Стенали, плакали, молились, Взывая к Господу они. 9 Особо тягостно и страшно Было Борисовой семье, Предательство бояр продажных, Она узнала на себе! И потому уже не веря В столице боле никому, Закрыли наглухо все двери В своём монаршеском дому. И входы в Кремль уже закрыты, И охраняются пока, Царицей не было забыто «Сиденье» в нём, наверняка! Все полумёртвые от страха Сам юный царь, его сестра, И мать, в преддверье уже краха, Молились тихо у креста. Красивы, дети, благонравны, И, как и батюшка, умны, Склонили оба свои главы, Чтоб слёзы не были видны, И утешали мать, лаская, Увещевая, как могли, В отчаянье к Господу взывая: «Отец небесный, помоги!» 10 …В тот день ораторов умелых 1 июня 1605 г., Красное село - В Москву направил лиходей, - Москва, Красная площадь К восстанью общему приспело Уже призвать ему людей! И едва Пушкин и Плещеев Явились в Красное село, Их пламенное обращенье Посадских тут же завело! Коль враждовали с Годуновым Ещё при Фёдоре они, (Фёдоре Иоанновиче) То воевать были готовы И против всей его родни. А потому в восторге диком В столицу шумною толпой Они все ринулися с криком В порыве ярости слепой! И скоро уже тьма народа Вопила, двигаясь в Москву, Военных не было по ходу, Кто мог противиться броску! Смятенью общему подвластны, И веруя лишь в Божий суд, Царёвы слуги безучастно Взирали на восставший люд. А на охрану, что стояла Ещё у самого Кремля, Толпа мятежная напала И окровавилась земля. На Красной площади собралась Уже бесчисленная рать, У места Лобного вменялось Её воззванием пронять. 11 «…Спасённый Господом, желаньем Я справедливости горю – Чтоб выказали вы признанье Своё законному царю! А за присягу лиходею, Что власть обманом захватил, Кто жертвой стал его затеи, - Я тех давно уже простил. Не быть на царстве Годуновым – Убийцам подлым и ворам, И древняя династия снова (рюриковичей) Воспрянет и послужит вам! Не будет боле притеснений Сословьям русским от царя, И подданных любое мнение Учту в своих указах я…» Немало милостей народу В конце воззванья посулил, Идее каверзной в угоду, И этим всех в себя влюбил. 12 Народ совсем разволновался И крики слышались в толпе: «А Шуйский почему заврался? Пусть правду скажет о себе!..» «Что было в Угличе, он знает! Зовите подлого сюда!..» Угроза в воздухе витает Ему от вольного суда! На Месте Лобном появился Он в окружении бояр, На люд разгневанный воззрился И принял на себя удар. С трудом огромным усмирили Посланцы «Дмитрия» народ: «Пусть скажет сам, кого убили Злодеи в Угличе в тот год!» От страха голосом дрожащим, Василий Шуйский заявил: «Убийство было настоящим, Но не царевич это был, А малолетний сын поповский, Кто был на Дмитрия похож…» И возопил народ московский: «Казнить боярина за ложь!» «Борис убить меня грозился, И я дознанье извратил. Перед царём я повинился (перед Лжедмитрием) И он грехи мои простил…» 13 Но тут, из ссылки возвращённый, Такое Бельский произнёс, Что замер люд весь, поражённый, И боле не было угроз: «Я спас царевича от смерти И от злодеев схоронил! Весь род их гадостный в ответе – Их сам Всевышний обвинил!» «Долой Борисово отродье И всю проклятую семью!» - Взрастил он ненависть в народе И даже к юному царю: «Ответят пусть нам Годуновы! Идём сейчас же во дворец!» Но было ясно и без слова, Что им пришёл уже конец, Коли изменники-бояре Все отворили ворота – Под их служенью государю Подведена была черта! Ворвались в Кремль и устремились, Вопя, мятежники к дворцу, Разбили двери и ввалились В покои к царскому лицу. 14 А царь в палате Грановитой Ещё на троне восседал, И хоть и карта его бита, Сам не покинет пъедестал! И мать Мария была рядом, А с ней красавица-сестра. Сегодня матушка недаром Была особенно грустна. И вот свершилося – ворвалась В палату злобная толпа И над монархом надругалась, На милосердие скупа. «Я – государь, и вы не смейте Монарха за руки хватать!» «Замри, гадёныш, чтобы смерти Тебя до срока не предать!» Стащили с трона и связали С трудом мятежники царя. Взывала мать к ним со слезами, Но все потуги были зря. Семью на клячах водовозных Отправили в боярский дом, Где под охраной они грозной Три дня томилися потом. Под стражу родственников взяли И все разграбили дома, А после жгли их ломали, Сводя поверженных с ума. Восстание имеет свойство Рождать чудовищных птенцов, Наружу вышло недовольство, Что накопилось у низов! Имущим многим лиходеям Народ обиды не простил, Кто даже в голод богатея, Людей в изгоев превратил… 15 В Кремле же Бельский водворился, Амбициозный, как всегда, И вновь возвыситься стремился – Отныне раз и навсегда! Покуда «Дмитрия» заменой Пытался быть он во дворце, Но Самозванец, несомненно, Опасность зрил в его лице. А потому в Москву направил Своих доверенных персон И на Голицына поставил – (В.В. Голицына) Ему стеречься был резон. Прибыв в столицу, патриарха 10 июня 1605 г., Москва Решили прежде низложить, Борисов ставленник, монарху (патриарх Иов) Всегда готов был услужить! Его с бесчестьем из собора Во время службы увели, И в монастырь сослали скоро, Чтоб был от «Дмитрия» вдали. Ведь знал Отрепьева Святейший И говорить об этом мог, Зачем персоне августейшей Терпеть такой его порок? И вся родня Бориса тоже Попала в ссылку и тюрьму, Семёна же словили позже, И всё припомнили ему! Удавленным он жизнь закончил, Коль был Малютою вторым, И самым подлым среди прочих, Лицом безжалостным и злым… 16 …И вот в боярском они доме 10(?) июня 1605 г., Москва, Идут к Борисовой семье: старый боярский дом «Тому, вчера кто был на троне, Годуновых Пора лежать уже в земле!» Спешат каратели в покои, Где в полумраке у свечи, Обнявшись, изнывают трое, У каждого душа кричит И сердце нестерпимо ноет, И щеки, мокрые от слёз. Что ночь им страшная готовит? Ведь столько было злых угроз!.. …О, как пронзительно, истошно Вскричала матушка царя, (Фёдора Годунова) Когда порвав на нём одёжу, Его терзали у огня! И повязав царя младого, Могучего не по годам, В подвал спустили Годунова И удавили его там… И мать постигла эта участь, Осталась Ксения одна. От горюшка и страха мучась, Неделю плакала она. Но красотой своей сразила Она Мосальского тогда, И уже новая грозила Несчастной девушке беда: «Красавицу сию в подарок Я государю передам! Он будет для монарха сладок. Ей милость это, а не срам…» А людям каты объявили, Что не греховна только дочь – Себя, мол, сами отравили Царица с сыном в эту ночь! В небрежно вырытой могиле, Вдали от центра, на краю, В одном гробу похоронили Без всяких почестей семью. А перед этим из собора Борисов прах перевезли, Чтоб от того не знать укора, Кому присягу принесли… 17 …Торжественно в столицу въехал При звоне всех колоколов, Лжедмитрий, радуясь успеху И видя тысячи голов, И лиц восторженных, орущих Повсюду здравицы ему, Бальзамом это было сущим Лихому сердцу и уму! «Ты пастырь наш и повелитель! Дай Бог здоровия тебе!» «Свети нам солнышком, правитель!»- Звучали возгласы в толпе. Народ валился на колени Пред новоявленным царём, Теперь уж не было сомнений - Наследника признали в нём! Денёк был солнечным и тихим, И вдруг у самого Кремля Накрыло колесницу вихрем И вздрогнула под ней земля! Объятый страхом суеверным Молился в панике народ: «Помилуй, Бог! Спаси от скверны! Нечистый знак нам подаёт!» Остановился поезд царский И шапку с головы сорвал Отрепьев, дух уняв бунтарский, – На Кремль он с трепетом взирал, И Господа, роняя слёзы, Неистово благодарил, Коли в деянии курьёзном Ему-расстриге подсобил! Увидев слёзы государя, И люд московский зарыдал, Народ был в праздничном угаре, И вновь надежду обретал; Устав от голода, неволи, Жестокосердной крепостной, Уверовал в благую долю, Что уготована весной Ему помазанником Божьим, Наследным, истинным царём, Хоть на отца и не похожим, Но виделась харизма в нём! 18 В Кремле в Архангельском соборе У гроба Грозного царя, Сыновье выказал он горе, О милом батюшке скорбя. А в храме главном песнопенье Монахов слушал государь, Все процедуры воцарения Происходили, как и встарь. И во дворце потом встречали Его с великим торжеством, Колокола весь день звучали - Их слышно всем было кругом… 19 Когда в дворце уже был «Дмитрий», На Место Лобное взошёл Борисов недруг знаменитый, Кто так и не был им прощён. Явились с Бельским и бояре, И дьяки тоже были с ним. «Коли мы радеем государю – О нём с людьми поговорим!» И он поведал громогласно Всем людям, были что вокруг, Что знает Дмитрия прекрасно И сам спасал его от мук. «…А потому неправду злую Забыть вам нужно, наконец! Я крест прилюдно поцелую – Вошёл наследник во дворец!..» 20 Но Шуйский-то совсем другое Уже народу говорил, Он легковерных беспокоя, Вердикт свой прежний повторил! «…А кто царевичем назвался, Того Отрепьевым зовут, В монастыре он обретался И стал расстригой, баламут!..» Хотя отступник втихомолку Поведал правду о «царе», Проговорились ненароком, Те, кто участвовал в игре. И, верный «Дмитрию», Басманов Донёс на Шуйского ему: «…Готовит заговора планы В своём он княжеском дому!» И по веленью государя 23 июня 1605 г., Москва Был схвачен Шуйский в тот же день: «Своё получишь ты, боярин, Коль на меня бросаешь тень! Мне обвинить тебя не трудно, Но я мараться не хочу, Чтоб всё решилося прилюдно, Собору дело поручу!» Пришли бояре, духовенство, Простые люди без чинов. Назвать преступным его действо В Соборе каждый был готов. Но больше низкое сословье Чернило князя в этот раз, А Думы же боярской слово - Ругательное лишь напоказ. А после выступил ответчик И так так разумно говорил, Что приговор смертельный речью Своею гневной предварил… 21 …У плахи стоя и с народом 25 июня 1605 г., Москва, Прощаясь, Шуйский произнёс: Лобное Место «Так, видно, Господу угодно, Чтоб в жертву он меня принёс! А умираю я за правду, За веру нашу и народ, По смерти будет мне награда, Я это знаю наперёд!» Но к Месту Лобному примчался Уже посыльный от царя: «От казни царь наш отказался – Велел сослать он бунтаря!» Похоже, думные бояре Высокородного спасли: «…О незлобивом государе Чтоб слухи добрые взросли!» И «царь», податливый, навстречу Пошёл коварным господам: «…Но пусть крамолу он не мечет, Нето за всё ему воздам!» А после, всем на удивленье, Мятежник вовсе был прощён - Ведь не доехав до селения, В столицу был он возвращён! 22 Архиерей, признавший первым 24 июня 1605 г., Москва Из всех церковников, царя, Стал патриархом, ему верным (архиепископ рязанский И новым жителем Кремля. Игнатий) И весть о новом самодержце, С прошеньем подданными стать, По всей стране единоверцам Ему вменялось разослать. Но утвердиться на престоле Царь окончательно не мог, Пока Нагая из неволи К нему не ступит на порог И не признает его сыном, Не убиенным, а живым. У Марфы жизнь будет - малина, Коль породнится она с ним! Князь Скопин-Шуйский был направлен Незамедлительно за ней, И вскорь в Тайницкое доставил, Совсем загнав уже коней. В селенье этом подмосковном 18 июля 1605 г. Нагая встретилась с царём, Понятно, что беспрекословно Она сынка признала в нём! И даже плакала от счастья – Была немыслимо нежна, Хотя и он был в её власти, Пока она ему нужна… 23 …Он возмужал и сил набрался, И речью яркою пленял, А вот обличьем не удался, Не бес ли молодца ваял?! Широкий нос и бородавки Под правым глазом и на лбу, И губы – склизкие две пиявки Особо тешили толпу. Короткий волос рыжеватый На его круглой голове В контрасте с ликом беловатым Сродни подрезанной траве. Был тусклым взор всегда холодных, Пустых, прозрачных его глаз, А вот осанкой благородной К себе притягивал подчас. И обладал при этом силой Неимоверной, прохиндей, Но не ручищами разил он, А хитроумием людей… И Марфа сына в нём признала, Опять судьбу благодаря! Блестяще роль свою сыграла И успокоила царя. С каретой рядом материнской Когда вышагивал монарх, Растроганные встречей близких, Все жители были в слезах… 24 Пора венчаться государю, Коль все вопросы решены – С ним и холопы, и бояре, Но только не было жены. И вот, настал он, долгожданный И самый главный его день - Для всех он государь желанный, Исчезла недоверья тень! Таким в то утро настроенье Он видел подданных своих, Когда, готовясь к воцаренью, В окно поглядывал на них. А проходил обряд венчанья 30 июля 1605 г., Москва, По-византийски, как всегда, Кремль, Успенский собор И веры римской умолчание (Лжедмитрий в Польше принял католичество) Далось монарху без труда. Коль православным, как и прежде, Себя выказывал хитрец, Готов в любой он быть одежде, Надели только бы венец! Но действо кончилось святое, И слово взял иезуит, Нововведение такое Инакомыслием разит! На языке он непонятном Для православных говорил, И многим было неприятно, Что царь его благодарил… 25 А после милостями многих Людей порадовал своих - Богатых, знатных, и убогих, Сословья все приняли их. Конюшим дядя его мнимый (Михаил Нагой) Отныне в Думе заседал, А Филарет, пока ценимый, Митрополитом даже стал, И брат Романов был доволен Боярский титул получив. Немилости им знать – доколе? Отныне нет для них причин! Окольничими стали дьяки, Борис которых удалил, Благоволил к ним царь, однако, Вот потому и одарил. Кто у Бориса был в опале – Царём в Москву возвращены, Вернул им всё, чем обладали, - Поместья, званья и чины. «Два способа я править знаю – С насильем, казнями один, Чтоб в страхе жил всяк, понимая, Что и себе не господин. Но можно царствовать без крови, А с милосердьем и добром, Чтобы не стало ни злословий, Ни плахи мерзкой с топором. Я этот способ лишь приемлю, И ни на шаг не отступлю! – Басманову сказал он, - внемли, Ведь языком я не треплю!» 26 А как же юноши убийство И бедной матери его, И девы поруганье чистой, Что омерзительней всего? О нет, не мог он без насилья И тайно недругов казнил: «На благо ложь моя России, Я так ей больше буду мил!» Прощенье Шуйского не стало Помилованием и для иных Всех обличителей вандала - Злодей избавился от них! Ночами тёмными пытали, Дерзнувших правду говорить, А после тайно убивали, Чтоб некого было судить. Ещё не венчанный монархом, Он прежде из Кремля изгнал Знакомых чудовских монахов, Кто в нём Отрепьева признал. И даже родственникам близким Пришлося тяжко в эти дни, Расстригою в порыве низком В темницу брошены они, И сосланы в Сибирь далече, Он даже мать не пощадил! Не сатана ли вёл с ним речи И к лиходействам побудил?! 27 Коль русский люд за эти годы Ужасный голод пережил, То благодетелем народу Себя он выказать спешил, И вскорь порадовал служилых, Удвоив жалованье им, И переходы разрешил он Людей к помещикам иным, Если хозяин их не кормит Зимой голодной иль весной, А коли сам он их погонит, То лишь с бумагой отпускной. И кабалу даже в наследство Передавать он запретил, Холоп ведь первым повсеместно Его признаньем восхитил. Но коль служилое соcловье Важнее нищих бедолаг, Ему монарх не прекословил - Он крепостничеству не враг! 28 Могли любые чтоб персоны Иные страны посещать, Убрал правитель все препоны, Чтоб их свободе не мешать: «Не буду я стеснять охочих По делу ездить или так. Торговым людям среди прочих Свобода всех милее благ. Купцы полезней государству Высокомерных воротил!» - Сказал он думному боярству И многих этим возмутил. Свободу дал и иноземцам, Что были в войске у него: «В бою вы лучшие умельцы, Я не забуду никого!» 29 Но, получив немало денег, Пока что, ляхи, в большинстве, Не покидали «русский берег» И колобродили в Москве. Повсюду свары затевали, Разгорячённые винцом, К девицам местным приставали И задирали молодцов. А потому скандал случился, Какого не было давно, - Народ на ляхов ополчился И знать была с ним заодно! За буйство Липского схватили, Чтоб наказать его кнутом, Но ляхи пьяницу отбили, Поранив жителей, при том. Узнав об этом, возмутился И ляхов нынешний кумир: «Кто за буяна заступился, Узнает сталь моих секир! Немедля выдайте поганца, Он наказанье заслужил!» - Но те не думали сдаваться – Им дьявол головы вскружил! И уже сами угрожали, Что зло столице учинят. И «Дмитрий» спрятал своё жало: «Донос ведь ляхи сочинят! А я зависим от магнатов, И тесть озлится на меня, Прощу обиду виноватым, Не запалить чтобы огня…» И он был вынужден смягчиться И без угроз им заявить: «Вы, всё же, сдайте нечестивца, Чтобы народ наш усмирить. Я с ним по-доброму желаю Решить сей каверзный вопрос, А потому вас заверяю, Что не расквашу ему нос…» И вот, убралися поляки, Все недовольные царём, Лихих наёмников, однако, Было достаточно при нём. Царь и в посредниках нуждался, Дела чтоб с Польшею вести, Да и спецами он старался Чужими скоро обрасти. Ливонцев же монарх особо За честь и мужество ценил, Хотя следить за ними в оба, Петра Басманова стремил… 30 Натурою став отныне светской, Он не хотел того скрывать, Что образ жизни европейской Горел желаньем перенять. Перед обедом не молился И ел телятину при том, И пеньем с музыкой стремился Наполнить свой монарший дом. И вёл себя он не по-царски, Коль этикет не соблюдал, Ему претила эта маска И лоск дворцов надоедал. А потому он, зачастую Подолгу по Москве бродил И про «житуху» непростую, С народом речи заводил. Потех любитель всевозможных, И сам бывал он игрецом, И сокрушалися вельможи: «У нас не шут ли под венцом?», Когда с медведем в рукопашной Сходился царь их шебутной, И было так ведь не однажды, Горячий нрав – тому виной! Он сам испытывал оружье Пищали, пушки – всё равно, И вновь бесстрашье обнаружил – Всем людям виделось оно! Но молодечество монарха По нраву жителям простым, И что навёл единым махом Между сословьями мосты. 31 А вот, что веры православной Обычья грубо нарушал – Его ошибкой было главной, Из тех, что ныне совершал. Он не скрывал, что иноверцы Его первейшие друзья, - Поляки, шведы, или немцы, А не московские князья. И папских слуг – иезуитов Частенько видели с царём, Ворота в Кремль для них открыты, Они живут отныне в нём! Врагом Лжедмитрия первейшим, И безрассудным, был он сам, Ведь кормчим стать едва сумевший, Сжигал свои же паруса! Надменный, вспыльчивый и грубый, По знати он нанёс удар: «Мне польские магнаты любы Поболе нашенских бояр! Учиться должно у поляков Вам жить достойно, господа! А что в латинской вере Краков – То это вовсе ерунда!» И удивляя остротою И дерзкой живостью ума, Пороча всё, для них святое, Он стал опасным, как чума. И осторожность-то былую Уже совсем не соблюдал, С церковниками озоруя, Им повод для сомнений дал. Став венценосным вертопрахом, Он слуг Господних невзлюбил, Хотя и сам-то ведь монахом Ещё совсем недавно был! «…Они бездельники и плуты, И лицемеры все подряд, Надели православья путы И лишь его боготворят! Умно ль выказывать презренье Нам к иноверцам, русаки? Все люди – Божие творенья, Свои они, иль чужаки. И всяк латин и лютеранин Ведь тоже веруют в Христа! Не заслужили вашей брани Сии носители креста!..» А уж когда для лиц таковских Он храмы строить захотел, У многих жителей московских Терпенью наступил предел… 32 Лжедмитрий плоть свою лелея, Не знал в желаниях границ, От вожделений сатанея, Он дам бесчестил и девиц, Уподобляяся всё боле Своему мнимому отцу, Давая слугам своим волю Свозить прелестниц ко дворцу. А Ксению, милую царевну, Ему Мосальский подарил И словно Божий свет мгновенно Его покои озарил! Она мадонною казалась, Иль Богородицей святой, Но страсть монарха разрасталась И меркнул лучик золотой. Наложницею она царской В дворце сидела под замком, Воспринимая его ласки С непреходящим холодком… 33 Ещё и мотом был ужасным Порфироносный господин, И коль казна ему подвластна, Её растрачивал один. А была страсть его огромной Ко всем диковинным вещам, Их покупал в свои хоромы Он, выбирая только сам. И этим радовал заморских, В Москву приехавших, купцов, Ведь, не торгуясь с ними жёстко, Обогащал сих молодцов! Полмиллиона, и не меньше, Рублей потратил из казны Всего за осень Августейший - Не разорится ль до весны? Дворцы богатые вдобавок В Кремле монарху возвели, Он на излишества был падок, И ему в этом помогли. Дворец для будущей царицы С его дворцом соединён, Марину изумить стремился Роскошеством великим он. В алмазах, жемчугах был царский, Литой из золота, престол, На стенах шёлк лоснился красный И ниспадал на крытый пол. Но расточительность монарха Рождала в обществе протест: «Не кончится ль всё это крахом?..» - Миряне думали окрест: «…А не поднимет ли налоги, Казна чтоб ими возросла?..» А золотые шли потоком Уже и в Польшу без числа… 34 О самомненье Самозванца, Его характере крутом, Узнали вскоре иностранцы, Держав правители, при том. И как он только не старался Великой личностью предстать! Мол, Македонскому равнялся – Лишь Александр ему под стать! Успехом был невероятным Авантюрист наш опьянён: «Мои таланты необъятны – Вселенский я бы занял трон!» Не выносил он, чтоб хвалили При нём достойнейших людей, И зная это, ему льстили, Что он всех выше и умней. А беспредельную надменность Свою Лжедмитрий показал, Когда он папе свою верность С желанным титулом связал. (титулом императора) Но все в Европе осмеяли Причуду русского царя - Чтоб императором признали, Просил конечно он их зря! Бахвал всеобщий христианский Поход на турок затевал, И мысль предав свою огласке, Уже амбиций не скрывал. Командующим себя лишь видел, В победный веруя исход: «Господь решил так, что я – лидер, Я это знаю наперёд! Доколе нам терпеть неверных – Пора поганцев наказать, В союзе мы осилим скверну, Но надо воинство собрать!..» 35 И ранней осенью Лжедмитрий Поверив в значимость свою, Ускорить ход чтобы событий, Послов направил к королю, А это прежде обрученье С Мариной Мнишек, наконец, В Москву на выезд разрешение Чтоб получил её отец. И убедить чтоб Сигизмунда В неотвратимости войны, Готовил войско чтоб могутное Против разбойничьей страны. Характер миссии пропольской, Её всю важность для царя, Кортеж выказывал посольский, Великой пышностью дивя. А в нём карет было немало И кавалькада впереди На конях убранных скакала И прогоняла всех с пути. Числа одиннадцатого в Краков ноябрь 1606 г., Краков Царёвы прибыли послы, Настало время для подарков, Какие Мнишекам везли. Мехами, тканями цветными И шубой с царского плеча, Одарен был родитель ими, (Юрий Мнишек) Сам Власьев всё ему вручал. (думный дьяк Власьев – И драгоценное оружье, главный посол) Коня в уборе золотом, В знак уважения и дружбы, Сват передал ему потом. 36 Но всех повергли в изумленье Дары невесте молодой – Алмазов, жемчуга, каменьев Полно в шкатулке золотой! И слон с часами золочёный, Способный музыку играть, И, в жемчуга весь облачённый, Кораблик слонику подстать. Ещё меха были собольи, И ворох кружев и парчи, А тканей шёлковых поболе, Чем все имели богачи! Марина в замок королевский 19 ноября 1606 г., Краков, Явилась под руку с отцом, королевский дворец Надменным виделось и дерзким Строптивой панночки лицо! В парче хрустящей, белоснежной, Покрытой жемчугом, она Восторг от сбывшейся надежды Пока скрывать была вольна. И только очи смоляные Огнями властными зажглись, Когда посланники чудные В любви и верности клялись. Но и красивою, и статной Не посчитал Марину росс – И тонкогуба неприятно, И длинный портил её нос. К тому же, мелкой от природы И хрупкой девушка была, И не терпела несвободу, Всегда своё она брала. Имела склонность к авантюре И этим вся была в отца, Но главной страсть её натуры Была к богатству, до конца. 37 Под зорким оком Сигизмунда Обряд желанный проходил, А путь к нему был многотрудным И сколь сомнений породил! Но обрученье состоялось, Хоть и в отсутствие жениха, И тешил тесть свою удатность, В собольи кутаясь меха. Король к Марине обратился, Как к верноподданной своей, И об условиях стремился Напомнить непременно ей - О договоре с государем, Какой он должен соблюдать: «…Мы помогли ему не даром На троне русском восседать! Ему поставлены условья, Наиважнейшие для нас, Надеюсь, что он верен слову И честно выполнит наказ!..» Поход на турок христианский Пока король не поддержал, Коль на своих глядел с опаской – Мятеж монарху угрожал… 38 …В начале мая зазвенела, 2 мая 1606 г., Москва Заголосила вся Москва, И даже зверь остолбенело На город глянул из леска. Казалось, в русскую столицу Входила армия сама, A что в ней шляхетские лица – Сводило всех это с ума! В головке воинства шагала Пехота с ружьями в руках, Она и злила и пугала, Коль ненавистен уже лях! А дале в панцирях железных На конях рыцари видны, Они вернулись, как известно, И вновь правителю верны. Копьё и меч имеет каждый, И шлем с забралом на челе, Коль заплатили, то неважно, Кому служить им на земле! «В Москве уже поляков войско! Мы что, сдаёмся королю?» «То караван невесты польской Стремится к нашему Кремлю. Вон, из кареты она зенки Свои таращит на Москву, Коль выбрал царь себе паненку, То быть с поляками родству!» «Неужто будет католичка Царицей новой на Руси?!» «Да сменит веру эта птичка, Об этом дьякона спроси!..» А за роскошною каретой В нарядных платьях дорогих, Мелькали шляхтичи-клевреты И слуги преданные их. Гружёных множество повозок За войском двигалось чудным, Так пылью пропитался воздух, Что стало воинство седым… 39 …И коронацию, и свадьбу 8 мая 1606 г., Москва, Кремль, Объединили в этот раз, Успенский собор Сопротивленье было слабым – Монарший выполнен приказ! Сперва обрядом обрученья Был с ними занят протопоп, И выполняя порученье, Свой от усердья морщил лоб. А после сам уже Игнатий Миропомазание вершил И радовался невероятно, Что честь такую заслужил! Потом торжественно Марину Короновал святой отец, Хотя обычай был старинный Нарушен ею под конец! Она причастие, привреда, Вдруг отказалася принять! И даже тех озлило это, Кто был готов её признать. И только гости все столицы Были довольны в этот день, На православные же лица Негодованья пала тень. Впервые их собор Успенский Для иноверцев был открыт, Четы сей каверзной коленца Потом никто не повторит! Но всех убрали из собрания, Кто б их в обмане обличал, И по обычьям православья Отец их после обвенчал. А коронация-то раньше Бракосочетания была, И независимою ставши, Царица мужа обрела! Ведь и развод не в силах даже Марину титула лишить, И после смерти его также Она царицей будет жить! «Ну не бесстыдство ль иноземке Выказывать такую честь?! Кощунство это – польской девке Корону царскую поднесть!» И в самом деле не бывало Такого в царстве никогда, Хотя цариц было немало За все прошедшие года. И даже петь им многолетье Недавно начали в церквах, Ведь издавна персоны эти Были урезаны в правах! 40 «…Миропомазанье девицы Не может веру поменять, Ей должно заново креститься, Чтоб православие принять…» - Ещё зимой, неугомонный, Взывал к монарху Гермоген, За что, расстригой осуждённый, Познал насилие и плен. И пир-то свадебный у знати Негодованье вызывал, Противна польская им братия – Зачем он столько их позвал? Не только шляхтичи, солдаты, - И челядь папская сидит. А как царица хамовата – На русских даже не глядит! И в платье польское одета Жена российского царя, Сколь необычна была эта Новоиспечённая семья… 41 В столицу прибывшее войско Заполонило все дворы Людишек значимых московских, И в них бузило до зари. Казалося – захвачен город И жил под польскою пятой, У ляхов на бесчинства голод, А стыд остался за чертой. И потому в Москве ночами Разгулам не было конца, Повсюду дрались и кричали Испив до одури винца, Девиц бесчестили и барынь, Глумясь над ними, как могли, И русским вспомнился татарин, Восстанья пыхнули угли! Терпенье Думы истекало, Едина знать была в одном – Ниспровержение нахала Она готовила гуртом. Что Самозванец коронован – Известно стало уже всем, И мост связующий разломан – Отныне нет его совсем! А те, кто пользовал расстригу, Чтоб Годуновых извести, Готовя новую интригу, Себя алкали вознести. (Шуйские, Голицыны и Романовы) И Самозванец поведеньем Предосудительным своим, Врагов России восхваленьем, Сам помогал сегодня им! 42 Но всё равно, простые люди, Ещё пока что в большинстве, Стояли за монарха грудью, И даже в нынешней Москве. В царя ведь доброго поверил Российский мученый народ, И сам открыл ему все двери, Покорным ставши наперёд. Но то, что царь от православья В своих поступках отходил, Что ляхам выказал признание, За это люд его судил, Но обвинял поляков больше, И нам понятно, что не зря: «Всё дело в недругах из Польши – Они влияют на царя!» Но час пришёл, и возбуждённый 12 – 16 мая 1606 г. Народ глаголил об ином: Москва «Он иноземец некрещёный И нам не может быть царём!» «А я узнал, что он не Дмитрий - Его был батюшкой - стрелец, И в самом деле пал убитым Ивана Грозного птенец!» «Да кто бы ни был – он поганый, Хотя и даже государь! В Николин день он даже пьяный, У нас безбожник ныне царь!» «Не клевещи на государя, То богатеев наговор! Ему неверные бояре Вредят, как могут, до сих пор!» 43 И обстановка накалялась, И возрастала масса тех, В ком пламя бунта разгоралось, И что ужасно – против всех! Но было Шуйскому известно, Что большинство-то за царя Пока людишек всех окрестных, - Иная цель у бунтаря. К полякам злоба возрастала И переходила через край, Терпеть их боле не пристало, Тревогой наполнялся май. «…А мы на этом и сыграем, - Сказал сообщникам дружок, (В.И. Шуйский) Когда собрать решился в мае Cвой заговорщицкий кружок, - Царю от ляхов, мол, угроза, - Неровен час - его убьют! Такое скажем – без вопросов Нас люди русские поймут…» «Особо важно, новгородцы Не изменили чтобы вдруг. Совсем ведь плохо нам придётся, Коль остановит их испуг!» «Не будет этого, Василий! Верны мне все эти полки, И псковские сегодня в силе, Под ляхом быть им не с руки!» «В дворец войдём когда, немедля Убить нам должно стервеца! Тогда забудут его бредни Все легковерные сердца, И застит ненависть к полякам Сознанье русских мужиков – Зачнут такую они драку, Что станет жалко чужаков!» Каким потом будет правленье Договорились господа - Монарху новому веленье На все грядущие года. Не мстить за прошлые досады И по совету управлять, Внимать боярству всегда надо И его роль не умалять… Готовился в великой тайне Бояр озлобленных мятеж, Разгул московского восстанья У многих в памяти был свеж. И лицедействовали други Перед расстригой как могли, И даже слёзы от натуги По лицам благостным текли! Всегда как должное поганец Их раболепство принимал, И вёл себя, как иностранец, Коли своих не понимал. 44 О неминуемом восстанье Уже катилася молва, И упредил его б заранее, То уцелела б голова. Он знал, что за него горою, Всегда поднимется народ, И только потешал порою Его боярский хоровод. Наёмники с ним были рядом И ему верные стрельцы, И под Басманова доглядом Были кремлёвские дворцы. А потому он вздором слухи Все о восстанье называл, И лишь тогда бывал не в духе, Когда заимства покрывал. Но Мнишеку он не перечил И отдал воинству приказ, Чтобы дозор был обеспечен Особо строгий в этот раз. В ту ночь лазутчиков поймали Почти у самого дворца, Но цель их так и не узнали, Хоть и пытали до конца… 45 …В кромешной тьме в столицу войско Вошло и стало у Кремля, Суля угрозу рати польской, А лиц мятежных веселя. И как решили в договоре, Все заговорщики сошлись В ночи у Шуйских на подворье И вскорь на площадь подались. Но у ворот у самых Спасских Остановилися пока, Им надо действовать с опаской – Чтоб было всё наверняка. К рассвету у Ильи Пророка Набатный колокол забил, Он так тревожно бил и громко, Что всю округу разбудил! И вот уже по всей столице Забили враз колокола, - Она людишек устремиться На площадь Красную звала. Хоть автор дьявольской затеи Боялся голи, как чумы, Освободил он и злодеев, Для пользы дела, из тюрьмы! И вскоре хлынули на площадь Со всей округи москвичи, Мужей посадских было больше, В руках дубинки и мечи. «Поляки бьют бояр московских И царь хоронится от них! Они у стен уже кремлёвских!» - Истошный поднимался крик. По знаку Шуйского ворота Были открыты без помех И вся мятежников когорта Уже поверила в успех, Коль сам начальник караула Их принял сторону в ту ночь, И сам отвёл от них все дула И удалил охрану прочь. Сперва вошли одни бояре И устремилися к дворцу, Где хмурые стрельцы стояли Охраной царскому лицу. Князей узнали гренадёры И освободили им проход, И сразу же восставших свора К дворцу рванулась из ворот! 46 Услышав колокол, Лжедмитрий Велел Басманова позвать, А тот успел уже событий Грядущих ужас осознать. «Пошто звонят? Не петуха ли Пустили красного, мой друг?» «Беда, мой царь! Низы восстали, Боярских это дело рук!» Раздался топот и огромный Бунтарь ворвался и вскричал: «Не царь, а пёс ты беспородный, И ныне смерть свою встречай!» Сверкнул топор его и взвился, И он к царю уже шагнул, Но тут Басманов изловчился И его пикою проткнул. А тело мёртвое к народу На площадь сбросили в окно, И дали дьяволу свободу, Коль разум яростью смело. Схватив бердыш, к окну метнулся И угрожая им толпе, Лжедмитрий коротко ругнулся И всем напомнил о себе: «Я не Борис вам, узурпатор, А царь законный, земляки!» Но не сработал его театр – Из ружей грохнули стрелки! К Марине бросился расстрига И воскричал: «Измена мне! Спасайся!» и сокрылся мигом, Уже зыбыв и о жене. 47 А вот Басманов не сдавался И выйдя к людям из дворца, Он образумить их пытался, Взывая с Красного крыльца. Народ размахивал оружьем, И всё ругался меж собой, А Пётр талдычил, что не нужен Им государь теперь иной. Но заговорщики вся рядом Народ в экстаз уже ввели И все возможные преграды С пути ужасного смели. Татищев ринулся и первым Удар Басманову нанёс - В порыве ненависти нервном Кинжалом разрешил вопрос! А тело мёртвое народу Швырнули под ноги с крыльца, Сигналом стало это сброду Уже на штурм идти дворца. Вся эта свора, разъярённых Насилья алчущих, мужей, В глазах казалася сторонних, Ливонцев даже пострашней! Уже ворвались они в сени И всех побили бедолаг, Поставив тут же на колени, Не покорившихся вояк. А во главе был, как и раньше, И первым двор весь напугал, Василий князь, по праву старший, (Василий Шуский) Коль ране Гришку низлагал. 48 По всем покоям ураганом Прошлась безумная толпа, Она царя искала рьяно, Ко всем и злоблива и груба. В ней каждый - вор и разрушитель, Погром чинили бунтари, Войдя в монаршую обитель – В огне, мол, вся она гори! И дам, и девушек всех польских, Что были нынче при дворе, Бесчестила злодеев горстка, Возрадуясь лихой поре. И всех по ходу иноземцев Разили пулей и мечом, А ляхов били прямо в сердце, И кровь лилась уже ручьём. Послов лишь только и магнатов Спасти боярам удалось, Коли возмездие чревато, Во вред им Сигизмунда злость. А потому они прогнали Из дома царского толпу, Хотя ведь сами пролагали Насилья дикого тропу! 49 Марина Мнишек поруганья Хоть избежала во дворце, Но истый ужас и страданье На бледном виделись лице. Ведь на её глазах Осмольский Защитник верный, был убит: «Зарублен швалью он московской, В ней все разбойники на вид!» И драгоценности и деньги, И платьев ворох дорогих – Всё отобрали «печенеги», Так нарекла полячка их. А уж потом её под стражей К отцу отправили князья: «Коли в обиде люди наши, Вам без охраны быть нельзя!» 50 А царь, низложенный, в надежде Себе убежище найти, Спешил в дворце сокрыться прежнем, И был к нему уж на пути. Но из окна неловко прыгнул И пав на камни с высоты, Расшибся и едва не сгинул, Став жертвой дикой суеты. Когда очнулся, украинских, Стрельцов увидел у дворца, Они ему из самых близких И верных будут до конца! В едином праведном порыве, Царя спасая от врагов, В хоромах тамошних сокрыли Лихие молодцы его. И встали грозною охраной, Когда мятежники пришли: «Мы знаем – это вы, смутьяны, Пожар восстанья разожгли!» Пальба лихая началася, И продолжалась она час, Но бунтарей явилась масса И пыл защитников угас. А им, к тому же, пригрозили, Что схватят жён их в слободе, И они ружья опустили В угоду бешеной среде… 51 …Скотину будто, понукая, Вели расстригу во дворец, Кнутом до одури стегая, Готовя дьявольский конец. А он униженно пытался Врагов разжалобить своих, Коли за жизнь ещё цеплялся И о пощаде молил их. Но всё напрасно – издевались Бояре только лишь над ним: «Теперь и Марфа отказалась Назвать сынком тебя своим!» Сорвали платье с самодержца И избивали без конца, Но здоровущим было сердце У ненавистного лица! «И кто же он? Откуда родом?» «Да он расстрига ведь и вор! Имеет низкую породу И самый подлый из притвор!» Голицын князь и все бояре Были радёшеньки теперь – Из их среды ведь государю Была открыта ими дверь! «Царей подобных на конюшнях Моих немало, земляки!» «Всевышний, залепи мне уши, О, как слова его горьки…» 52 Василий Шуйский Самозванца На площадь выставил толпе, Чтоб потешались над поганцем, И заявить чтоб о себе. А он молил всё: «Вам в угоду Хочу покаяться в грехах Я с места Лобного народу, Чтоб знали обо мне в веках!» «С еретиком не будет толков, А благословить тебя я рад!» - Воскликнул сын боярский громко И весь вогнал в него заряд. Смертельно раненого, саблей Боярин каждый рубанул, Но ярость черни не ослабла - Продлился до ночи разгул. И даже в мёртвого стреляли, Пинали, резали ножом, И его зенки протыкали, Безумьем всяк был поражён! Боясь людского беспредела, Кнзья подняли на помост Обезображенное тело И установили рядом пост. И труп Басманова туда же На место Лобное снесли. Разъединять, мол, их негоже, Коль стали братьями с весны. А те, царя кто сторожили, Воткнули дудку ему в рот, И «Харю» - маску положили На его вспоротый живот! 53 Но ведь и гибель Самозванца, И овладение дворцом, Не стали для лихого братства Кровопролития концом! Резня на улицах и крики, И всюду слышится пальба, Безумная, в восторге диком, Творит насилие толпа. Огнём и дымом все объяты Подворья польские в Москве, Друзья коль Гришки виноваты В его недавнем озорстве. Грабёж повсюду и насилье, И трупы кучами лежат, Стезю кровавую России Надолго выпало стяжать… …Успех сопутствовал боярам, Хотя иным мог быть исход, И потому обман недаром Задуман Шуйским наперёд. Ведь большинство-то от поляков Царя собрались защищать! На них нацелена, однако, Была восстания праща. Поставлен каждый перед фактом, Что царь низложен и убит, Но солнышко своим закатом Лишь только ночи угодит! 54 Прошло два дня и надоело 19 мая 1606 г., Москва Боярам трупы охранять, И злоба жалобщиков зрела, Кто их пытались обвинять. А оных было-то в столице Ещё покуда большинство! Враждебны барам эти лица – Способен всяк на озорство. И с места Лобного убрали И потащили по земле Того, недавно кому врали И были слугами в Кремле. Потом на кладбище убогом В могиле общей для бродяг Нашёл убежище под Богом Авантюрист и вурдалак. Бывать на месте этом гиблом Опасно стало москвичам: «Мертвец выходит из могилы И всех пугает по ночам! И бесы там во мраке пляшут, И вой идёт из под земли, В округе травушки все даже От чертовщины полегли!» «А я свечение там видел И слышал чьи-то голоса. Неужто умерший правитель Творит все эти чудеса?» Народ от слухов волновался И в страхе жутком пребывал, Иной и вовсе сомневался, И смерть царя не признавал. А потому и сжечь прилюдно Князья собрались мертвеца, Иначе дело своё трудно Решить им будет до конца. И вот могилу раскопали, Изъяли тело и сожгли, Но прежде людям показали, Чтоб усомниться не смогли. Смешали с порохом весь пепел И в пушку затолкали смесь, И выстрелили к ляхам в степи, Чтоб боле не смердел он здесь!.. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
