Командироанные, особенно те, которые проводят почти всю свою жизнь в командировках – это особый мир. Это совсем другое отношение и к жизни, и к дружбе, и к женщинам, и к детям. Что-то бесшабашное проглядывало даже у взрослых, обременённых семьями людей. Однако, у всех своя жизнь и свой выбор.

Прихожу я как-то с работы, жили мы тогда в общежитие квартирного типа, а там, как всегда, тёплая компания и уже, надо сказать, очень тёплая. Полуголые мужики, дамы в халатиках нараспашку. На столе запотевшая бутыль водки, закуска, та самая, которая уж точно не еда. На кухне жарко, последний этаж, а на улице что-то около тридцати, в общем, не продохнуть.

У Толика, мужика сорока с лишним лет, лицо опухшее, синее, как у утопленника. Мужчины обросли щетиной, и вид имели ужасающий. Дамы разных возрастов, от двадцати до сорока, выглядели чуть-чуть получше, но пили наравне с мужчинами. Компания, засевшая в общежитии, больше напоминала сборище бомжей, а между тем большинство из этих людей были профессионалами высочайшего класса. Они ездили по всей стране и выполняли работу, с которой никто кроме них справиться не мог. Это были инженеры, мастера своего дела, люди невероятной эрудиции. Как они могли выполнять сложнейшую работу, находясь в состоянии почти постоянного похмелья, представить себе трудно.

Толик гонял по полу игрушечные машинки и чувствовал себя вполне счастливым. Он готовил подарки для своего четвертого ребёнка. Компания терзала приёмник, пытаясь поймать что-нибудь интересное, и чертыхалась, глядя на многодетного папашу, производившего страшный шум.

Первый раз Толя женился, как все люди, и как у всех людей у него родился ребёнок. Идиллия продлилась недолго. Постоянные командировки, отсутствие собственного жилья, неустроенность и склонность к алкоголю быстро привели к разводу. Его жена уехала к родителям. А дальше всё пошло не так, как у людей.

Командировочные – совсем не монахи, а столичные мужики, да в глухой провинции – это просто подарок судьбы. Девушки заканчивали вузы, приезжали домой, быстро делали карьеру, но с мужским полом были у них большие проблемы. Тех, мужчин, что получше, давно расхватали, остальные спились до полной потери человеческого облика, да и общаться могли только при помощи мата, в общем, надежд на замужество не было никаких. Столичные специалисты на этом фоне были почти что трезвенниками, и очень завидными партиями. Что там Казанова, он нашим опухшим мужичкам и в подмётки не годился, он такого эльдорадо в жизни не видывал.

Толик мигом нашёл себе прелестную женщину. Даме было чуть-чуть за тридцать, была она хороша, умна и конечно очень несчастна. Пробиралась она к нему в гости тайком, и уходила очень рано, в темноте, когда все ещё спали. Как-то расплакалась она и попросила: «Женись ты на мне ради бога. Я ребёночка рожу, я бы и так родила, но ни мне, ни ребёнку не дадут проходу. Бабки заклюют. Здесь и родить то не от кого, а если, найду мужика какого-нибудь женатого, то его потом в покое не оставят и жену его тоже, если прознают наши кумушки, жизни ни у них ни у меня не будет. А ты работу тут закончишь, уедешь, через год подашь на развод. Алименты мне твои не нужны, я сама много зарабатываю, так что от них я откажусь сразу. Мои родители ещё не старые, внуков хотят. И квартира есть, и дом, и достаток, а счастья нет, и не предвидится».

Толик долго не думал. Справили пышную свадьбу, А через девять месяцев родился у него второй ребенок.

Работу на предприятии он закончил, переехал на другой объект. Появилась там новая женщина, и вторая жена подала на развод. Толик бывшей жене сказал, что от алиментов отказываться не стоит, дабы кривотолков избежать, что двадцать пять процентов платить, что тридцать три, разница небольшая. Пусть у ребёнка всё, как у всех будет.

Потом, к нему с такой же просьбой обратилась другая подруга. Та просто сказала: «Тебе бояться нечего, у тебя всё равно тридцать три процента, а у меня вся жизнь прахом, помоги». Потом, четвёртая заговорила о тридцати трёх процентах.

Толик по этому поводу шутил, улыбался и говорил: «Свадьбы не похороны, пусть женщины живут и жизни радуются. Плохо у нас бабам, и если им для счастья нужны дети, пусть они у них будут. Жаль только, что растут они без отца, а дети у меня хорошие. Вот подарки я им посылаю, должны же они знать, что хоть какой-то папа у них есть».

Почему только к нему обращались женщины? Ничего подобного с другими нашими командировочными не происходило, а ведь у большинства были те же самые тридцать три процента. Синий, заросший щетиной, опухший Толик. Почему именно он?

Я поставила себя на место этих женщин и вдруг отчётливо поняла, как мало в этом мире людей, которые не боятся сделать других счастливыми. Я с ужасом подумала, что этот бедняга, пожалуй, единственный к кому можно подойти и попросить счастья. Глупо. Очень глупая штука жизнь. У всех своё представление о счастье, о своём счастье. Какое нам дело до чужой жизни? У нас одна жизнь, собственная. Зачем нам чужая жизнь? Зачем нам чужие проблемы, чужие беды, чужие, забытые Богом города на краю света и дети от никому не нужных женщин.

 

Тёплая компания упилась до полного неприличия. Дамы и кавалеры за полночь разбрелись по кроватям. Кому-то стало плохо. По квартире, катались пустые бутылки, было очень грязно, душно, накурено. Окна, открытые настежь, почти не давали прохлады. Кое-кто из командировочных ещё страдал от недопития и пытался где-нибудь раздобыть спиртного в столь поздний час.

Игрушечные машинки, заботливо упакованные в коробочки, лежали на кухонной полке. Наконец у меня в комнате все угомонились, и я пошла спать.

 

Прошло несколько лет. Я уволилась с этой работы. Моя жизнь изменилась, и я потеряла связь со своими сослуживцами. Лишь однажды пересеклась я с одной из своих знакомых из этого управления. Она мне рассказала, что Толик опять женился и не на тиражистке, и ждёт прибавления в семействе. Его пятой жене было всего двадцать лет с маленьким хвостиком. Я её знала. Сухощавая, симпатичная, образованная девка. Зачем ей старый пьяница? Зачем ей нужен ребёнок от этого потрепанного, нищего мужика?

Любовь не считается с общепринятыми представлениями о счастье, ей нет до них дела. Она живёт по своим, никем не писаным законам. Для неё старый урод является прекрасным принцем, нищий – богачом, глупец – мудрецом, и она всегда права, она безошибочно узнаёт того единственного, который ей нужен больше всего на свете.

Толику с молодой женой от работы дали комнату в коммуналке – первый собственный дом в его жизни. Как-то мне не верится в безоблачное счастье этой пары. Но я надеюсь на чудо; бывают же, в самом деле, чудеса, бывают чудеса и чудотворцы, и дай Бог, чтобы они были всегда. В конце концов, иногда женщины любят людей и не ошибаются. Иногда им ничего не нужно, кроме самого человека.

 

У древних греков и римлян была не одна, а несколько Афродит. Чаще называют двух, а иногда и трёх. Первая – Пошлая или Земная, её изображали верхом на козле, а вторая – Небесная, а третья – Венера прародительница. Какой служить, мы выбираем сами, а, может быть, одна из Афродит выбирает нас, а мы лишь слепые инструменты вечно юной, прекрасной любви.

 

26.01.05

 

Опубликован в журнале «Голоса Петербурга»