Три жизни Гения.

 

Жизнь вторая.

 

Роль длиною в жизнь или шлюха из высшего общества.

 

# - реплики на английском языке

^ - реплики на немецком языке

* - реплики на итальянском языке

& - реплики на французском языке

 

ПРОЛОГ

 

ГЛАВА 1.

 

Стоял обычный пасмурный день, каких бывает навалом каждый ноябрь в российской столице.

Вечером пятого ноября я стояла на Московской кольцевой в надежде поймать попутку. Выехать из столицы мне удалось лишь на пятой, на которой и закончились деньги, данные мне патологоанатомом. Машину я ловила больше по инерции, нежели действительно с целью уехать куда-либо.

Во-первых, я прекрасно понимала, что бесплатно меня дальше канавы не добросят. А во-вторых, я не знала, куда мне ехать.

«Странно получилось… Мне едва исполнилось тридцать лет, а меня уже и не существует. Жизнь не успела начаться… Но я же жива! И должна жить! Просто обязана! Жить с учётом вех своих ошибок, полностью поменяв мировоззрение и ориентиры.

Стоп! Прежде, чем что-либо менять, я должна определиться, что делать дальше. Не столь важно, где я осяду, сколько – на что я буду существовать. Я не могу заняться ни одним легальным делом – у меня нет документов (нет и быть не может!).

А почему сразу легальным? А что, по-другому жить нельзя?».

И как-то моментально в моей голове всплыла одна встреча, которой тогда я не придала никакого значения. Но не даром же: ничего случайного в этой жизни не бывает!

Когда я была беременна Ромой и Юлей (Ромео и Джульеттой) и когда мои «скитания» только начались, именно здесь, на этой самой кольцевой, меня подобрал один дальнобойщик. Он довёз меня до Шацка, рассказав в двух словах про фирму, на которую работал.

Конечно же, подробностей я не помнила (у меня вообще удивительная способность забывать о том, что мне кажется неважным). Но тем не менее, у меня появилась цель: я должна была найти эту нелегальную фирму «под Шацком».

Глубоко вздохнув и ещё раз проверив свои карманы (а вдруг, где-то лежит сложенная бумажка?) я пошла пешком в восточном направлении.

Где-то через четыре часа появилась первая усталость. Пошёл дождь. Я подняла лицо к небу и улыбнулась, представив, на кого сейчас похожа (с тонкими, короткими чёрными волосами, вымокшими до состояния пакли, с размазанной дешёвой косметикой и в одежде из Second Hand`а).

Пройдя ещё несколько километров, я поняла, что если не отдохну, то упаду и вряд ли уже встану! А так как ничего похожего на цивильный «привал» я не нашла, усесться пришлось прямо на обочине (кювет был достаточно глубоким и мне грозило никогда из него не выбраться – если бы я предпочла сойти с дороги).

Через несколько минут возле меня остановилась чёрная BMV. Правда заметила её я только, когда ко мне подошёл водитель.

- Простите, может, я могу Вам чем-нибудь помочь?

Я резко открыла глаза (никогда не любила, чтобы прерывали мои сеансы: будь то медитация, как сейчас, гипнотические, лечебные или и иные процедуры). Узнав парня, я вовремя успела прикусить язык и сдержать эмоции. Так хотелось крикнуть: «Макс» и повиснуть у старого друга на шее. Но… Теперь у меня не было «старых друзей».

Было так обидно! Прямо передо мной стоял человек, который мог и хотел помочь совершенно искренне, которого я знала и которому я доверяла, а я не могла принять его помощь (в которой так нуждалась)!

Он меня не узнал (да и не смог бы – в таком-то виде!) и продолжал внимательно рассматривать.

- Нет, спасибо, - наконец, ответила я, искусственно повышая голос. – У меня всё хорошо.

- Да перестаньте Вы! – он присел на корточки, чтобы лучше увидеть мои глаза. – У меня была одна подруга, которая тоже всегда так говорила. Она не принимала помощь. А сегодня её хоронили. Ей едва исполнилось тридцать. Хотите закончить также?

Быстро соображая, я решила поступить так, как никогда бы не сделала Косицына (она бы поломалась – поломалась, да и согласилась бы, в конце концов; так что не прав был Макс – не так хорошо он меня знал!).

- Да оставьте вы все меня в покое! – заорала я, резко встав. – Мешали мне жить, так дайте хоть умереть, как хочется! – и побежала в обратном направлении.

Макс поднялся, глубоко вздохнул, посмотрел мне вслед и вернулся в машину. Он не пошёл за мной – догадался, что это бессмысленно.

Когда он отъехал, я остановилась и обернулась.

«Надо бы поаккуратней подбирать слова. Он мог попытаться догнать меня. Ну, да ладно. Главное – пронесло!»

 

…Прошло ещё несколько часов, за которые я пусть и не сильно, но всё же продвинулась к заветной цели. Я снова уселась на обочине. На этот раз мне показалось, что я уже не встану. Только сев, я почувствовала свои ноги. Сказать, что они болели – не сказать ничего. Мне пришлось разуться (обувь была отвратительной! да и расстояние я преодолела не слабое). Обе ступни были покрыты кровоточащими мозолями – идти дальше я бы не смогла.

Я попробовала было снова погрузиться в медитацию, но тормоза очередной машины, остановившейся возле меня, не дали мне этого сделать.

Я тупо посмотрела на авто – это был громадный джип с тонированными стёклами. Никто не выходил. Когда пассажирское стекло опустилось, я смогла увидеть часть салона и водителя. Это был мужчина лет пятидесяти, седой, но подтянутый. На глазах у него были тёмные очки (не смотря на то, что было уже темно на улице).

- Садись, - бросил он мне, даже не повернув головы.

Я сидела не двигаясь. По двум причинам. В первую очередь сработал инстинкт: Косицына – не собачка! А во вторую, я действительно была без сил!

- Привыкла, чтобы упрашивали? – он медленно повернул ко мне своё лицо.

- Я не могу встать, - почему-то ответила я (ох, уж мне эта правдивость!).

Стекло поднялось и джип отъехал.

Я закрыла глаза. Снова по всему телу разлилась нестерпимая боль – ноги, спина, голова, желудок! Я была голодна, мне было холодно!

«Такая удача трижды не улыбается. Надо было соглашаться – всё равно ведь ничего не теряю! Кроме… жизни. А могу ли я потерять то, чего уже нет? И что теперь? Я умру? Здесь, на обочине грязной дороги? Я?! Анна Мария Косицына?! Хотя, чего я жалуюсь – я ведь уже умерла. И судя по замашкам, похороны были шикарными! Жаль, что на самом деле я умру так пошло и глупо, и никто меня не похоронит. Бесславная кончина мировой любимицы…»

Мысли начали путаться, голова потяжелела, и я провалилась в забытье.

 

ГЛАВА 2.

 

Открыв глаза, я сразу попыталась оценить обстановку.

Я лежала на заднем сиденье автомобиля. Судя по шуму двигателя, уровню «картинки» за окном, рессорам и, наконец, дизайну салона – это был джип.

Скоро машина остановилась, задняя дверь открылась и прямо над собой я увидела вчерашнего «знакомого» в тёмных очках.

- Вставай, приехали.

Я не успела ничего ответить (хотя хотелось спросить: «Куда приехали?»), как он перебил мои мысли:

- Ах, да! Ты ведь не можешь! – он кивнул кому-то в сторону, и через мгновение один из его парней нёс меня на руках следом за хозяином.

- У меня нет денег, - наконец, заговорила я.

- Да я как-то догадался, - мужчина засмеялся. – Будь бы у тебя деньги, ты не сидела бы в таком виде на Московской кольцевой в три часа ночи под проливным дождём! И будь бы у тебя деньги, ты не была бы сейчас здесь, со мной.

- А где мы? – осторожно спросила я.

- В двадцати километрах от Шацка, - мы зашли в комнату и парень, посадив меня в кресло, встал рядом, ожидая дальнейших приказов.

Я облегчённо вздохнула и улыбнулась! «Нет, мне определённо везёт!».

- Что-то вспомнила? – моя улыбка не прошла мимо хозяина.

- Просто я к вам и шла, - ответила я.

Мужчина насторожился (фирма-то нелегальная, и по идее про неё никто не должен знать!). Кивнув парню, чтобы тот вышел, он дождался, когда закроется дверь, и спросил:

- Откуда ты про нас знаешь?

- Несколько лет назад, когда я была в похожей ситуации (правда, не такой безнадёжной), меня подвёз один из ваших водителей. Он рассказал мне, что где-то под Шацком есть фирма, занимающаяся не совсем легальными перевозками. Это было всё, что мне удалось узнать. А сейчас я оказалась в совершенно безнадёжном положении, и мне не осталось ничего другого, как попытаться вас найти, пусть бы это стало и моей последней целью в жизни – терять мне уже всё равно нечего!

- А он не сказал, что у нас нет женщин? – осторожно продолжил хозяин.

- Сказал. Но не думаю, что вы найдёте хоть одну представительницу «слабого» пола, которая так бы хорошо водила крупногабаритные машины, как я! Без лишней скромности, я смогу обставить большую часть Ваших парней! – вызывающе призналась я.

- Ну-ну, - усмехнулся он и отошёл к двери. – Потом посмотрим. Отдыхай. Когда проснёшься и приведёшь себя в порядок – спустишься вниз, поговорим, - он открыл дверь, но остановился и обернулся. – Так как тебя зовут?

- Звали! – уточнила я. – Теперь уже не важно. Называйте, как захотите!

- Ладно, придумаем что-нибудь. А меня можешь называть Кристаллом.

- Спасибо, - тихо, но отчётливо проговорила я, когда дверь почти закрылась за ним. Он с вопросом посмотрел на меня (явно не привыкший к «телячьим нежностям») и, улыбнувшись, вышел.

«Кристалл, значит? Что ж, Косицына, ты делаешь успехи даже в этом безобразном виде. Тебя сразу записали в приближённые!».

Когда Кристалл произнёс своё «имя», я вспомнила оставшиеся детали из беседы с дальнобойщиком. Для всех остальных этот человек – Граф. И мне действительно крупно повезло!

С этой мыслью я заснула, впервые за многие последние дни - в мягкой постели!

 

- Не может быть! – тихо (настолько, что я даже не расслышала) воскликнул Кристалл, когда спустя сутки (так уж получилось) увидел меня снова. Я была преображена до неузнаваемости. Старые пристрастия давали о себе знать – я смогла выглядеть шикарно даже в таких условиях.

К тому моменту, когда я зашла в кабинет Кристалла, я успела хорошо выспаться, привести себя в божеский вид и плотно поесть! Это и есть залог моего успеха!

- Садись, - Кристалл кивнул на кресло напротив себя.

Я послушно села и подняла на него глаза.

- Как это возможно? – спросил он, но я лишь непонимающе смотрела на него. – Тебя нельзя не узнать! Даже здесь и в таком виде! Твоя горделивая осанка, утончённость и этот горящий глубокий взгляд! Боже мой! Анна Мария! Как я счастлив!

Я испуганно посмотрела на него, продолжая хранить молчание.

- Тебе нечего бояться, здесь всё умеет хранить тайны – даже стены. И если ты хотела спрятаться от шумного мира – ты нашла самое укромное и надёжное место! Я надеюсь, ты расскажешь мне, что произошло, что привело тебя к такому финалу.

- Как изменчива и непредсказуема жизнь! – продолжил он, встав. – Ещё месяц назад я готов был отдать всё, что у меня есть, чтобы коснуться твоей руки! Я хотел целовать землю, по которой ты ходила, я был счастлив, что дышу одним с тобой воздухом! Кто бы мог подумать! Разве мог я желать себе большего счастья, чем находиться рядом с тобой! Судьба подарила мне удивительный шанс, и я не имею права им не воспользоваться! Я помогу тебе, - он быстро подошёл ко мне. – Я сделаю всё, что в моих силах. Ты изменишься, ты забудешь свою прошлую жизнь. Я постараюсь оградить тебя от всего, что может о ней напомнить. Только ответь мне на один вопрос: ты сама этого хочешь?

- Нет, - честно ответила я. – Но понимаю, что мне придётся через это пройти. Что я должна делать?

- Ты так ярка и индивидуальна! Боюсь, тебе придётся изменить в себе всё. Твои глаза, - он аккуратно взял меня за подбородок. – Они выдают тебя. Их огонь сломал десятки семей, разбил сотни сердец! Но ты не должна его тушить – лишь напусти тому, пелену загадки и недосказанности. А этот чудный ротик! Сколько бесподобных партий ты спела! Но губы твои всегда сосредоточенно сжаты, и редко на них можно увидеть улыбку. Эти губы созданы для поцелуев, но хранили непростительную целомудренность. Ты должна это исправить, - он нежно меня поцеловал. – Как долго я мечтал об этом! – потянув за руку, он поднял меня. – Твоя безупречная фигура, с поразительной для оперной певицы тонкой талией, всегда так выгодно подчёркивалась огненного цвета платьями с глубокими декольте и разрезами, открывающими взору самые прекрасные в мире ноги. Только избранные могли их целовать! Ты должна сменить стиль и цветовую гамму – красный цвет тебя выдаст. Цвет страсти, цвет крови, цвет жизни! Ты подчиняла себе. А теперь попробуй подчиниться сама, стань слабой – и мужчины будут выстраиваться в очередь, чтобы окружить тебя заботой. А волос твоих уже нет… Жаль, но так лучше – тебе бы всё рано пришлось с ними расстаться. Но ты прекрасна в любом виде! Даже теперь, когда у тебя не осталось ничего – ты не сломлена, ты так же горда и независима!

- Теперь точно независима – у меня теперь нет даже мужа…

- Но ты ведь его не никогда не любила! – не понял он. – Твои поклонники искренне тебе сочувствовали – это только возвышало тебя в их глазах.

- Это глупо и бессмысленно, - я села и закрыла глаза.

Какую-то минуту он молчал.

- Кстати, вчера я возвращался с твоих похорон, - вдруг сказал он. – Я не мог поверить, что тебя больше нет. Но после церемонии я уже смирился – настолько всё выглядело натурально. А твой муж стоял истуканом – на его лице не дрогнул ни один мускул. Он был безразличен и казался раздражённым. Чего нельзя сказать про N. Может, мне не стоит этого говорить, но, кажется, он сошёл с ума. Его прямо с церемонии забрала скорая. Насколько я смог узнать, его поместили в психиатрическую клинику, - он осёкся, заметив на моих глазах слёзы.

- Прости. Я не подумал, - он положил руки мне на плечи. – Я могу задать тебе один личный вопрос?

- У меня теперь нет ничего ни личного, ни общего. Кроме того, я обязана Вам своей жизнью – Вы можете спрашивать всё, что захотите.

- Меня уже давно мучил этот вопрос. Вы с N действительно любили другу друга, или же это был удачный PR-ход?

- Любили, - тихо ответила я и подняла на него глаза.

Он был тронут моей искренностью и крепко обнял меня.

- Всё будет хорошо. Сюда все приходят с такими проблемами, - проговорил он.

- Зачем я Вам? – вдруг спросила я.

- Вообще, мне была нужна женщина для хозяйства. Меня не устраивает то, как работают мои парни. В доме должна быть женщина. Но теперь, когда я узнал тебя, я не смогу приговорить твои руки к пытке стиральными порошками, сумками, ножами и щётками, а твой голос – испарениями химических препаратов и кухонной гари. Ты рождена, чтобы дарить прекрасное. Это и будет твоей работой.

- Вы хотите, чтобы я для Вас пела и играла? – не совсем поняла я.

- Да. Только для меня.

Я тяжело вздохнула, вдруг почувствовав себя как в клетке.

- Анна Мария, я хороший человек, я тебя в обиду не дам. Я создам для тебя самые лучшие условия – ты будешь жить здесь как у Христа за пазухой! Ты всегда была для меня идолом, Богом! Ты святая!

В эту минуту, после короткого стука, в кабинет влетел парень, который принёс меня в дом.

- Простите, Граф, у нас проблемы, - запыхавшись, начал он.

- Договорим позже, - бросил мне Кристалл, моментально изменившийся в лице (от восторженного романтика, который мгновение назад расточал передо мной сказочные комплименты до сухого, расчётливого и даже грубого бандита).

- Конечно, - я послушно вышла, услышав краем уха начало разговора.

- Рихтера спалили.

- Где?

- На белорусско-русской.

- Где наш таможенник?

- Взял деньги и исчез.

- Ненадолго. Найди его и разберись. Сволочь, опять сроки завалим…

 

ГЛАВА 3.

 

Несколько дней я прожила полным овощем и поняла, что дальше так продолжаться не может.

- Я могу с Вами поговорить? – после короткого стука я заглянула в кабинет Кристалла.

- Конечно, проходи, - он встал и подставил мне стул.

- Я могу Вас кое о чём попросить? – осторожно спросила я.

- Тебе чего-то не хватает? – удивился он.

- Новостей, - я улыбнулась. – Чувствую себя совершенно выброшенной из жизни.

- Я понял, можешь не объяснять. Сегодня же у тебя появится Интернет, - он наклонился к селектору, - Рихард, зайди.

Через секунду в кабинет зашёл знакомый мне парень (теперь я, наконец, узнала, как его зовут!).

- Поставь в комнате нашей гостьей компьютер и настрой Интернет.

- Будет сделано. Что-нибудь ещё?

- Пока нет, - Кристалл дождался, когда парень выйдет и, заметив на моём лице очередной вопрос, немного удивился. – Что ещё?

- Если можно, я бы хотела попросить…

- Перестань каждую минуту извиняться! – он подошёл ко мне и взял мои руки. – Ты не должна чувствовать себя взаперти. Говори, как есть.

- У Вас есть профессиональная звукоаппаратура? – в лоб спросила я.

- Конечно! Я ведь твой поклонник! А ты умеешь воспитывать хороший вкус. На третьем этаже – моя фонотека, её двери всегда открыты для тебя. А к завтрашнему дню я распоряжусь оборудовать твою комнату.

- Спасибо! – я глубоко вздохнула.

- Кстати, коль заговорили о музыке. Какой тебе нужен рояль: Стенвей, Ямаха или Блютнер?

- Вообще, Фёрстер, но я… - я осеклась.

- Всё, не вопрос. Будет Фёрстер. И не переживай – восстановишь ты форму, не пройдёт и недели! И знай, если тебе что-нибудь нужно – только скажи – из-под земли достану!

- Спасибо, - снова поблагодарила я и опустила глаза.

С минуту стояла тишина.

- Спой что-нибудь, - вдруг попросил Кристалл.

Я с испугом подняла на него глаза.

- Я уже почти год не пою, - призналась я.

- Это не важно, хотя бы шёпотом, - настаивал он.

- Нет, я не могу, я не распевалась, у меня не так давно восстановился голос, - я встала и отошла к окну.

- Я прошу, - он подошёл ко мне вплотную. Его горячее дыхание обжигало мне шею.

Я поняла, что мне не отвертеться, и решила спеть какой-нибудь ненавязчивый романс.

- «Я всё ещё его безумная люблю…» - подсознание само выбрало Даргомыжского.

Кристалл сел в кресло, закрыл глаза и не смел даже пошелохнуться до самого конца. Когда я закончила, ещё с минуту он сидел, не нарушая тишину.

- Бесподобно! – наконец, прошептал он и открыл глаза. – Как же я ему завидую! Он самый счастливый человек в мире! Хотел бы я быть на его месте, всё бы отдал.

Он говорил про N – ведь пела я про него (?). По крайней мере, мне так казалось.

- Позвольте, я пойду, - попросила я. Слёзы градом лились из моих глаз, и мне не очень хотелось, чтобы Кристалл их видел и «обсуждал».

- Иди, - только и успел проговорить он, как я выбежала из кабинета, не закрыв дверь.

Первое желание закрыться в комнате быстро сменилось другим – погрузиться в мир звуков. Я поднялась на третий этаж в фонотеку.

У него оказалось просто колоссальное собрание записей! И самая потрясающая аппаратура, какая только существовала на тот момент!

Я нашла полное собрание своих дисков и дисков N, а также тех спектаклей, где мы пели вместе. Я вытащила все фотографии N, а включила только одну запись, только одну дорожку – первую часть Четырнадцатой сонаты Бетховена (той, что прозвали "Лунной").

Включив на всю громкость, я забралась с ногами в кресло и просматривала фото N.

Конечно, видела их я не первый раз и с закрытыми глазами могла сказать, какая фотография – в каком альбоме. Я знала их досконально, вплоть до поворота головы и элементов одежды.

Но я смотрела на Него! И в моей голове прокручивались все наши «встречи». Почему-то в тот момент они казались мне особенно романтичными и возвышенными! Я вспоминала его улыбку, его прикосновения, объятья…

Мне до боли хотелось бросить всё, пусть даже рискнуть жизнью, - но вернуться к нему! Быть рядом, чувствовать его дыхание, прикосновение.

Странно, но пятнадцать лет назад, я сидела в своей провинции с одной из этих фото (на тот момент единственной в моём арсенале) и мечтала приворожить N!

На′ тебе! Приворожила! Крышу снесло!

Вдруг я вскочила, как ошпаренная, резко оглядываясь по сторонам. Мне очень сильно чего-то захотелось, но я не могла понять, чего именно.

Взгляд мой остановился на баре со спиртным. И я поняла, что искала!

Вытащив две бутылки шотландского виски, я вернулась в кресло и продолжила обливать фотографии N слезами под Четырнадцатую Бетховена…

 

- Граф, - спустя несколько часов к Кристаллу зашёл Рихард. – Что нам с ней делать?

- А что с ней? – так как я была единственной женщиной в доме, вопроса «с кем, с ней?» не возникало.

- Она в Вашей фонотеке… Может, стоит позвать Бриттена? – последний был врачом Кристалла.

Граф не тал больше ничего спрашивать и, быстро выйдя из кабинета, направился в фонотеку.

- Боже! Как же я об этом не подумал?! – тихо воскликнул он, увидев меня, мирно спящую в кресле с бутылкой из-под виски в руках, фотографией N и пересохшей от слёз кожей лица.

- Отнеси её в комнату, - приказал Кристалл Рихарду. – Спрячь всё спиртное и все альбомы с записями Косицыной и N.

«Я должен вспомнить всё, что знаю о ней, - подумал он, проводив Рихарда взглядом. – Я не могу позволить, чтобы подобное повторилось».

Он вернулся в кабинет и, достав из стола мою фотографию (точно такую же, как и стояла у Саши в кабинете), ещё долго рассматривал черты моего лица и думал… мечтал, не веря своему счастью!

/в то время как я с трудом могла оценить всю силу своего НЕсчастья…/

 

ГЛАВА 4.

 

Утром я чувствовала себя просто отвратительно! Хорошенько подумав, я осознала, что подобное состояние у меня было только однажды (когда я узнала, что Саша мне изменяет – я начала пить по чёрному!).

- За тобой нужен глаз да глаз! – усмехнулся Кристалл, который находился в комнате. Он подошёл к кровати и сел на её край.

- Простите, я не знаю, что на меня нашло… Я отработаю эту бутылку, - я отвела взгляд (виски был шикарный!).

- Перестань! Разве меня это заботит?! Поверь мне, ничто в жизни не стоит того, за что можно заплатить своим здоровьем!

- Легко Вам говорить! – вспылила я (наверное, остатки алкоголя ударили в голову). – Вы были на своих похоронах? Видели то, что видела я?! Как у самого дорого человека едет крыша от горя, которого на самом деле нет, которое я сама и выдумала, просто, чтобы жилось легче?! Я бросила мужа с тремя детьми, один из которых недоношенный в инкубаторе! Мужа, который потерял уже двоих своих сыновей, порвал из-за меня со своим отцом – единственным близким и родным человеком! Я видела слёзы своих родителей, слёзы десятков, даже тысяч людей, которым была дорога и которые были преданны мне! И причиной этого всего стала одна я, эгоистка, не пожелавшая бороться с проблемами! Да лучше бы я околела на той кольцевой! – в исступлении крикнула я.

- Но сейчас-то ты в тепле, и ни в чём не нуждаешься, - спокойно возразил он (видимо, готовый или даже привыкший к таким выпадам).

- Да поймите Вы! Я не могу жить с осознанием того, что убила своих родителей, мужа и самого дорого сердцу человека, а собственных детей лишила матери!

- Это пройдёт. Время лечит, - сочувственно проговорил он и встал. В дверях он остановился и добавил. – Сюда все приходят с такими проблемами. Здесь все мертвецы, без исключения.

«То есть? – задумалась я. – Неужели, он тоже? Мне казалось, что он – что-то вроде современного Чичикова. Купил эти «мёртвые души», вернее – подобрал, и зарабатывает на них. Оказывается, он сам такой же… Не может быть!».

 

После обеда в моей комнате красовался новенький Фёрстер. Настолько новенький, что казалось, словно он только с завода! Совершенно необыгранный. Что, честно признаться, подкупило меня сразу! Я всегда любила необыгранные рояли!

Очень тугой и тяжёлый – на таком руки устают к концу первого же часа! То, что мне и было нужно.

В Москве у меня было пять Фёрстеров. И это были любимые инструменты. На них я срывала злость и делилась всеми душевными переживаниями.

 

Едва за настройщиком (который только подправил строй) закрылась дверь, как я, еле сдерживая бешенную страсть, села за рояль и начала Мефисто! Сходу, без упражнений и гамм /не пытайтесь повторить – опасно для здоровья! можете остаться без рук!/!

Я так прониклась образом! Он просто захлестнул меня в свою власть! Сняв последнюю ноту я зло рассмеялась (словно во мне и правда сидел этот самый Мефисто!).

- Уже смеёшься? – в этот момент зашёл Кристалл (судя по всему, уже давно стоявший под дверью).

- Чтобы не заплакать! - горько ответила я и, встав, отошла от инструмента.

- Куда же ты? Я так хотел послушать тебя! – удручённо проговорил он.

- Напрасно, я не в форме! Вместо юмора выходит сарказм, а вместо искреннего веселья – эффект Риголетто! Я не могу так творить! – в запале говорила я. – Всё не так, всё не то! Пальцы не двигаются, кисть застыла, локоть зажат, дикая боль в спине! И полный бардак в голове!

- С последним, уверен, ты справишься. А что касается здоровья… В подвале у меня оборудован тренажёрный зал – можешь заниматься, сколько душе угодно. А ещё я распишу тебе своего массажиста – через пару дней ты забудешь, что такое боль! А насчёт формы – позанимаешься немного и опять станешь «той самой Косицыной»,- он мягко улыбнулся.

- Нет уж, увольте! Косицына умерла! - твёрдо заявила я.

Но, сказав это, тут же поняла, что ещё не готова принять это. И ещё больнее почувствовала боль потери.

- Я хочу в Москву! – взмолилась я.

- Нет! – резко ответил он. – И не думай об этом! Забудь, что этот город существует! Для тебя его нет.

- Но там осталось всё, что мне дорого!

- Ты должна вычеркнуть это из своего сердца! Не подумай, что я такой жестокий, - тут же его голос смягчился. – Просто я пытаюсь тебе помочь. Я пережил тоже самое – и знаю, каково тебе. Я расскажу тебе свою историю, возможно, ты что-нибудь для себя почерпнёшь из неё, - проговорил он и сел.

Я тоже подтянулась и села, внимательно слушая.

- Для мира я умер в десять лет, - начал он. – Меня забрал к себе мамин брат, мой дядя. Любви и даже симпатии он никогда ко мне не испытывал, скорее ненавидел. Но ему нужен был ребёнок для самых рисковых операций. Он использовал меня как курьера для особо опасных сообщений, а также в качестве живого щита. На очередной стрелке моего дядю и всех его людей убили, а я отделался «лёгким испугом» - мне только прострелили оба колена, чтобы я не загораживал дядю. Но без «опекуна» я не остался – на этот раз меня к себе забрал убийца моего дяди. И ещё много лет я был вынужден работать на него. За это время я успел его возненавидеть со всей силы, на какую только способен человек. Он не только убил моего дядю, он расстрелял моих родителей на моих глазах! Мне едва исполнилось девятнадцать. И уже к этому возрасту я увидел и узнал слишком много грязи, боли и страданий. Я ожесточился на весь свет.

- Моё сердце могла спасти только любовь. И она пришла, не принеся, однако, ничего, кроме очередных страданий и полного разочарования в жизни. Девушка, в которую я влюбился, ответила мне взаимностью – и это поставило крест не только на возможности взаимного счастья, но и на самой её жизни. Она была дочерью моего хозяина. Мы сбежали до того, как он успел узнать про наши взаимоотношения. Но у него было много связей и людей. Нас быстро нашли. Мою девушку убили очень жестоко – его не остановило даже то, что она была его дочерью! Меня изуродовали и оставили умирать. Но мне удалось выжить. Какое-то время я слонялся по России, промышляя мелкими кражами и грабежами. Лет с двадцати трёх я начал «своё дело». В чём оно заключалось, не вижу смысла говорить – даже одно описание испачкает тебя. Медленно, но уверенно я начал набирать обороты. Я уже давно жил в этом мире и знал его законы. И через пятнадцать лет я, наконец, смог отомстить и за себя, и за своих родителей, и за свою любовь – я убил своего бывшего хозяина. Удовлетворения это мне не принесло – зато я стал хозяином всех его территорий, ко мне, по законам бандитского мира, перешло всё его «состояние». Так я стал крупным авторитетом, потеряв всё самое дорогое в жизни. Так уж сложилось, что счастье, любовь, семья и все человеческие ценности остались за бортом моей жизни.

- Простите, я не знала, - я была шокирована его откровением.

- И вот спустя несколько лет такой грязной и беспросветной жизни появилась ты! – продолжил он. – Мой ангел!

- «Я помню чудное мгновенье –

Передо мной явилась ты.

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьи грусти безнадежной,

В тревоге шумной суеты

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои.

Без божества, без вдохновенья,

Без слёз, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолётное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьётся в упоеньи,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слёзы, и любовь», - процитировал он. – Прости, не могу спеть…

Я не могла промолвить ни слова!

- Ты смогла зажечь в моём сердце не ведомые до того чувства – какого-то неземного света и небесной любви. Ты очистила мои чувства, мои мысли и мою душу!

На минуту он замолчал. Я не смела нарушить установившуюся тишину.

- Конечно, я понимаю, - проговорил он, – что моя история так далека от того, что произошло с тобой. Я был глупым парнишкой, и у меня ничего ещё не было. Ты же красивая, знаменитая, состоявшаяся женщина и артистка. У тебя были дома, машины, концертные залы, семья, дети, бесконечные толпы у дверей и мужчин – у ног. Ты права – я ничего не терял. Зато приобрёл. Я приобрёл тебя!

- Спасибо за тёплые слова, - начала я, когда ко мне вернулся дар речи. – Но мне будет сложно привыкнуть к новой жизни.

- А чем она новая? Тебя окружает комфорт, уют и всё, чего только может пожелать душа! Всё, как ты и привыкла! Единственное, может, только другие люди…

- Да не столько меня другие люди беспокоят, сколько… - я не договорила, вспомнив, что говорю про это по сорок раз на день.

- Отсутствие старых, - Кристалл меня понял.

Я виновато улыбнулась.

- Я надеюсь, - он подошёл ко мне, - я смогу его заменить.

«Кого его? – не совсем поняла я. – Сашу? N?».

Кристалл сел возле меня и медленно провёл рукой по моим волосам. Я закрыла глаза. Тыльной стороной ладони он нежно погладил меня по щеке, дотронулся глаз, очертил контур губ.

Взяв мою голову в руки, трепетно, как фарфор, он приблизил своё лицо к моему. Поцелуй был нежным, тёплым, мягким (как все поцелуи N).

/невольно я вспомнила наш первый поцелуй… с этого всё началось… а как закончилось? я умерла, он сошёл с ума, а перед этим мы поссорились/

Кристалл прижал меня к себе и начал целовать шею и плечи; повалил на кровать, медленно стаскивая одежду…

Так началась моя «новая» жизнь…

 

ГЛАВА 5.

 

…Я в лёгком ситцевом платье стою на обрыве. Прохладный осенний ветер теребит мои распущенные волосы. Подо мной бьются о берег волны, разбиваясь в белую пену. Четырнадцатая соната Бетховена… Мне хорошо, как никогда. Я стою босиком на камнях, наслаждаясь этим вечером.

Спокойствия не даёт чувство ожидания... Я жду Его…

И Он приходит! Он подходит со спины, обхватывает меня за плечи и, крепко обняв, нежно целует мою шею. Я чувствую его тепло, его дыхание.

Я поворачиваюсь, и мы смотрим друг другу в глаза, а затем сливаемся в самом нежном поцелуе…

…Мы плывём на лодке. Когда берег скрывается из вида, и кругом остаётся только тихая гладь воды под тёмным небом, Он перестаёт грести…

Мы вдвоём: только Он и я – на маленькой лодке, но в большом океане, в громадном мире…

«Это уже было!» - пронеслось в моей голове, и я открыла глаза. – «Как жаль, что это всего лишь сон… И почему мне показалось, что это было?..» И хотя я не могла вспомнить Его лица - я была уверена, что это был N.

Я вспомнила вечер предыдущего дня. И мне стало невыносимо противно! Странно, но вчера мне так не казалось…

Хотя, после Него (того, с кем я была во сне), я не могла думать ни оком, тем более о Графе!

Мной одолело навязчивое желание спрятаться, убежать, исчезнуть! Хотелось поверить, что ничего не было и нет!.. Я хотела домой, в Москву! К Нему!!! И к детям, тоска по которым периодически колола мне сердце.

Но разум снова заблокировал все мои фантазии, вернув меня в реальность. Я не могла её изменить, и это было мне нестерпимо! И я разрыдалась… Банально и капризно!..

 

…Граф приходил каждый вечер и уходил каждое утро задолго до того, как я просыпалась.

И каждую ночь мне снился один и тот же сон. И каждый новый день я встречала в слезах. В течение дня я старалась отвлечь себя хоть какой-нибудь работой. А так как ничем, кроме искусства я заниматься не могла (не умела или просто не хотела) – я занималась. Около девяти часов я проводила за роялем, часа четыре посвящала изучению вокальных клавиров, начала осваивать дирижирование, учила языки…

И так по кругу, слабо отдавая отчёт тому, что же я делаю и тем более зачем! Я работала только потому, что у меня была в этом потребность. Мне надо было куда-то направлять свою природную энергию, иначе даже не представляю, чтобы со мной могло быть.

В середине дня приходил массажист, к вечеру я спускалась в тренажёрный зал. В принципе, чем не жизнь? Делай, что хочешь, никаких забот и хлопот… Но тогда я была просто не в состоянии это оценить. Я ещё не вышла из того глубочайшего шока, в который погрузилась, покинув Москву. Я просто принимала всё, как должное. В своё оправдание могу сказать только одно – я определённо всегда была любимчиком Судьбы! Но и расплачиваться за это мне приходилось порядком.

Граф пытался дать мне всё, на что был способен. Он пытался окружить меня не только комфортом и удобством, но и заботой, лаской, любовью, которые я холодно отвергала. Я не могла ответить ему взаимностью – ведь каждую ночь я была с Ним! А ложь и обман всё ещё были чужды мне, я не хотела лицемерить по отношению к человеку, который столько для меня сделал и продолжал делать.

Каждый вечер я проводила с Графом – это было всё, что я могла ему дать… Но каждую ночь я была с Ним, и только ему принадлежало моё сердце!

 

Пару месяцев спустя мой сон, ставший для меня уже привычным, получил продолжение…

…Я сижу в той же лодке, но уже одна. Я помню, как он уходил, медленно отдаляясь – он шёл по воде, едва касаясь её своими ступнями. Я знала, что он уходит навсегда.

В руках у меня верёвка, на одном конце которой – петля, к другому - привязан камень.

Четырнадцатая соната Бетховена…

Я медленно накидываю петлю себе на ноги и затягиваю её. Сев на край лодки, беру камень в руки.

Странно, но я не ощущаю его тяжести… Я даже не испытываю страха. Такая пустота! Вокруг, в голове, в сердце, в душе.

Разжав пальцы, я выпускаю камень. Всплеск воды – и снова ничто не нарушает тихую гладь океана, по которой ещё какое-то время будут идти круги…

А я медленно погружаюсь в воду, за камнем. Широко раскрытыми глазами я смотрю сквозь толщу воды, которая кажется прозрачной и бесконечной. Бездна!..

О, бездна морская! Тебя я молю –

Меня успокой ты, и душу мою,

И дай ты пристанище в этом краю,

Где сердце всё вынесло в страшном бою.

О, бездна морская! Тебя я молю!..

 

- Дорогая, проснись, - Граф прервал мой сон, разбудив меня. – Ты кричала. Что тебе приснилось? Ты звала на помощь, - он крепко обнял меня и бережно поцеловал моё лицо.

- Я тонула, - со стеклянными глазами ответила я.

- Ну, хватит уже! Я не могу больше это выносить! Ты каждые день ходишь как зомби, слёзы не высыхают на твоём лице! Это невыносимо! Скажи мне, что я могу сделать – и я сделаю это! Но я не могу на тебя смотреть, когда ты в таком состоянии! Может, я приглашу для тебя психоаналитика?

- И что я ему скажу? – я высвободилась из его объятий. – Что я Косицына? Что мне здесь плохо? Что я хочу домой, в Москву, к любимым и дорогим мне людям? В том-то и дело – я никому ничего не могу рассказать!!! И это буквально сводит меня с ума! – воскликнула я.

- Всё будет хорошо, - он снова обнял меня, прижав к себе. – Я что-нибудь придумаю…

 

…Правду говорят – время лечит. Спустя некоторое время я перестала так болезненно реагировать на подобные сны. Может, конечно, я просто устала! Но сон продолжал мне сниться, и не разу я не видела его до конца.

 

ГЛАВА 6.

 

Прошёл год.

 

За это время я изменилась - и внешне, и внутренне.

Что касается моего внешнего вида – я немного располнела, носила неяркие расцветки и нестильные фасоны одежды (то, что считалось модным среди этих бандюков), предпочитала ходить в париках и носила отвратительную бижутерию. Одним словом – всё то, что Косицына никогда бы себе не позволила, даже умирая с голода!

А в характере многие перемены были связаны с тем рабско-зависимым положением, в котором я себя ощущала. Я стала тихой, сдержанной, более мягкой, податливой.

В течение почти всего года я сопровождала Графа на всех тусовках, а последние полгода даже на стрелках. Меня теперь знала вся местная братва. Можно сказать, я стала «звездой» местного разлива. Странно, но почему-то я не ощущала никакого восторга по этому поводу.

Для Графа я была не только атрибутом красивой жизни, но и своеобразным оберегом.

А что касается моего «профессионального» вопроса (если таковой тогда вообще имелся) – я выучила программу для пяти сольных фортепианных концертов (с объёмом живого звучания примерно по три с половиной часа). Досконально изучила семь партий различных опер (включая две оперы Вагнера) и ещё двадцать клавиров освоила концертмейстерски. С дирижированием было несколько сложнее – его я осваивала фактически с нуля. И к концу года могла похвастаться разве что десятком классических вещей.

Кроме того, я укрепила и углубила свои познания в английском, немецком, французском, итальянском и иврите, а также освоила средний уровень по греческому, португальскому, испанскому, арабскому и латыни.

Одним словом, год для меня даром не пропал. Я занималась накоплением знаний, слабо тогда ещё представляя, где и когда они могут мне пригодиться, судя по тому, что никаких радужных перспектив передо мной не маячило.

 

Многое за это время изменилось и в Москве. /сильная вещь – Интернет! благодаря ему, я постоянно была в курсе всего, что происходило в моей семье/

Нашего последнего ребёнка (девочку) Саша назвал Анной Марией, вопреки всем опасениям, предупреждениям и суевериям. Воспитание он решил доверить моим родителям, для чего упросил их переехать к нему. /узнав это, я навсегда потеряла какой-либо за них страх – так, как я доверяла своей маме, я никому не доверяла – особенно себе!/

С рождения дети были погружены в атмосферу любви, но и в тоже время строгую дисциплину. К слову, они с самого рождения приучались к трём языкам – английскому, итальянскому и русскому (который безусловно был доминирующим и преобладающим).

Саша полностью разорвал отношения со своим отцом и его фирмой соответственно. К первой годовщине моей смерти он открыл (наконец!) свою собственную фирму, получившую название «Анютик». Презентация фирмы сопровождалась концертом солистов открывшейся фирмы (бесспорно безупречных музыкантов – на что - на что, а на это у Саши хватало и вкуса и чутья).

Кроме того, к годовщине моей «кончины» по всему миру прошли «памятные» концерты – в тех театрах и учебных заведениях, с которыми я сотрудничала. Репертуар концертов состоял только из тех произведений, которые я успела исполнить.

 

Следствие по факту моего убийства зашло в ожидаемый тупик. Дело громко назвали «преступлением века» (а за глаза «висяком века»). Но Саша не собирался с этим мириться – он лично следил за всеми малейшими изменениями и не дай Бог кто-либо допускал мельчайшую халатность или небрежность! – за этим следовали жалобы, разбирательства, депремирования, а иногда и увольнения. Так получилось, что даже после смерти я портила кому-то жизнь…

 

Многие события трудно назвать иначе, чем «мистические». К примеру, второго ноября (в годовщину моей смерти) вышел из комы Андрелло Morresi (общей сложностью он провёл в ней немногим меньше двух лет).

И в тот же день (второго ноября) из одной из самых дорогих клиник для душевнобольных был выписан … N. Его состояние врачи считали хорошим, но голос к нему так и не вернулся…

Я боялась за него – ведь он ничего больше не умел! Его минимальный опыт ведущего различных шоу был разве что дурачеством! Я ощущала свою вину за всё, что с ним произошло. И меня окончательно убивало то, что я ничего не могла изменить!

 

…Накануне моего тридцать первого дня рождения сон, который уже давно меня терзал, наконец получил продолжение.

 

…Я погружаюсь в воду. Но через какое-то время я понимаю, что не погружаюсь, а поднимаюсь, всё выше и выше. Наконец, далеко вверху я вижу свет – сначала неясный, словно трепещущий, но постепенно он набирает силу, становясь всё ярче. Там, наверху, всё окутано этим светом! Я хочу туда – меня влечёт туда! (незаметно даже верёвка исчезла, я освободилась..)

Поднявшись туда и погрузившись в свет, я начинаю различать очертания деревьев. По мере того, как мои глаза привыкают, я вижу прекрасный цветущий сад (в котором одновременно цветут даже такие деревья, которые по биологическим законам не могут цвести в одно время! но там возможно всё!).

Пройдя вглубь сада, я вижу небольшую речку. Подойдя к берегу, я сажусь на берег и всматриваюсь в гладь воды. Она настолько прозрачна, что видно каждый камушек на дне, каждую маленькую рыбку, каждую ракушку. А вода такая холодная и такая живая! Она буквально завораживает.

Кто-то подошёл ко мне со спины. Мне не надо поворачиваться – я и так знаю, что это Он! Я медленно поднимаюсь, Он обнимает меня и кладёт свою голову на мою… Мы молчим.

- Ты снова уйдёшь? – наконец, спрашиваю я.

- Нет. Теперь мы вместе, навсегда, - тихо отвечает Он.

- Пока смерть не разлучит нас? – с усмешкой спрашиваю я.

- Теперь уже не разлучит.

Я поворачиваюсь. Обнявшись, мы уходим в глубину сада…

 

Проснулась я спокойной. Такого спокойствия и уверенности в моей жизни не было никогда прежде. Честно признаться, тогда этого сна я не поняла – но знала, что всё будет хорошо. И я поняла, что просто не имею права дальше продолжать такой образ жизни. Что пришло время продолжить начатое. Я должна жить, действовать. Я достаточно отдохнула, все мои раны зажили, и я обязана идти дальше!

 

- Мы можем поговорить? – тем же вечером я решила обсудить всё с Графом.

- На ночь глядя? – он удивился.

- Другой возможности у меня нет.

- Хорошо. Я тебя слушаю.

- Я должна уехать, - это было всё, что я собиралась ему сказать.

- То есть? – немного помолчав, спросил он. – Куда? Насколько?

- Навсегда, - мне было трудно смотреть ему в глаза, но это был единственный шанс убедить в своей правоте.

- Я не понимаю! Тебе что, плохо здесь? Или чего-то не хватает? Или произошло что-то, чего я не знаю?

- Мне здесь не плохо, - вскользь ответила я. – И ничего не произошло. Я очень благодарна за всё, что ты мне дал. Ты спас меня – и я никогда этого не забуду. Но я должна жить своей жизнью, я должна к ней вернуться, я и так слишком долго отсиживалась.

- Так ты в Москву собралась?! Нет! Туда я тебя не пущу! – отрезал он.

- Нет, я поеду на Запад.

- И что ты там будешь делать? На что ты будешь существовать? Ведь как Косицына ты не сможешь больше никогда жить! Прости, но что ещё ты умеешь? – осторожно спросил он.

- Я что-нибудь придумаю. Теперь я уже точно не пропаду. Если у меня есть сила и желание – я всего добьюсь! Я прошу, не держи меня! Я бесконечно тебе благодарна, но это не помешает мне уйти, если я так решила. Не закрывай передо мной дверь – я выберусь в окно, не закрывай окно – если понадобится, я разрушу любую стену! – твёрдо, но тихо сказала я.

- Ты настроена решительно… Но всё же, на что ты будешь жить?

- Дай мне несколько рейсов. Этих денег мне вполне хватит на первое время, а там…

- Что ты несёшь?! – он перебил меня. – Дать рейсы?! Тебе?!

- Не вижу в этом ничего экстраординарного. Мне доводилось водить фуры.

- Да причём здесь это? – воскликнул он, встав. – Ты себе даже не представляешь, что это за мир! Меньшее, что я могу сказать тебе – не женское это дело! А тем более, не твоё! Так что забудь об этом!

- Ты считаешь, что я брезгую физической работой? Или что я не справлюсь? Я не ангелочек, и не маменькина дочка! Поверь мне, если надо будет – и вагоны разгружать стану, не задумываясь! Я не боюсь замарать руки ради собственной шкуры! Я умею и люблю работать! А деньги я могу взять только за труд! – я продолжала держать свою линию.

- Ты работала на меня весь этот год, - заметил он.

- Нет, прости, - перебила я. – Я работала только на себя. А тебе давала всё, на что была способна, чтобы отблагодарить. Не спорю, я осталась в неоплаченном долгу… Но, может быть, жизнь ещё предоставит мне возможность вернуть его тебе. Но не здесь!

- С тобой трудно спорить. Все твои аргументы весомы. Но ты не понимаешь, что это безумство. И я просто не могу тебя отпустить в этот мир! Ты слишком хрупка и тонка! Этот мир опошлит и испачкает тебя! Я так этого боюсь… - он крепко обнял меня.

«Ещё посмотрим», - подумала я, имея в запасе козыри, с которыми ни один мужчина не смог бы поспорить.

 

ГЛАВА 7.

 

Через месяц у меня был рейс.

Пусть самый маленький, самый короткий и лёгкий (Шацк – Челябинск) – но он был! Я бы была не я, если бы не добилась желаемого!

Около месяца я тренировалась на треках и площадках и только после этого, скрепя сердце, с огромной осторожностью и опаской, Граф отпустил меня в качестве второго водителя с одним из самых лучших своих людей.

Была середина декабря – худшего времени для поездок по России и придумать нельзя, но я настояла!

Первый блин не стал комом. Мы провели его «блестяще», даже приехали на несколько часов раньше. Вели так: я по десять часов в день, Игорь (мой напарник) – по четырнадцать. Я – в светлое время суток, он – в тёмное; большей частью подряд, с минимальными сменами и остановками.

Жизнь дальнобойщиков мне не показалась такой уж страшной, как её описывал Граф. Возможно, просто Игорь (по приказу шефа) просто ограждал меня от этой жизни, как мог…

Отсутствие женщин в этом «обществе» сказывалось довольно ярко. На трассе (и на привалах, и на остановках) меня окидывали недоуменными взглядами – но к этому (с моим-то прошлым!) мне не привыкать! Игорь всячески ограждал меня от каких-либо контактов с «собратьями». Но не стоит забывать, что он сам был мужчиной – и так же, как все дальнобойщики был лишён нормального женского внимания!

Я не могла не замечать, как он на меня смотрел, что означали «случайные» столкновения в кафе или на заправке… я не была дурой, и мне было уже далеко не шестнадцать лет!

Но я делала вид, что не придаю этому значения. И конечно, по возвращении не побежала жаловаться Графу! Ведь это означало бы, что больше ни одного рейса я никогда не получу. Как и во всём в этой жизни, я должна была принести небольшую жертву. Мне она не показалась сколько-нибудь обременительной…

 

В месяц у меня было два рейса. Я рассчитала примерную сумму, которая мне могла понадобиться в качестве «отправного» капитала. По моим рассчётам, последний рейс приходился на конец апреля. Близость желанной свободы грела мне душу.

 

Во время очередного рейса Игорь, наконец, осмелел и решил познакомиться поближе.

- А у тебя муж был? Там… - пояснил он.

- Да, и трое детей, - честно ответила я и поймала себя на этом.

«А почему я всегда говорю правду? Может, мне ему ещё рассказать, кто я, чем занималась? Нет, голубушка! Basta! Теперь у тебя нет этой жизни! Теперь ты должна говорить только то, что тебе выгодно! Теперь каждое слово должно быть продуманно и просчитано на сотни шагов вперёд!».

- Рано родила? – почему-то спросил он.

- Да… Кто не совершает по молодости ошибок?!

- Да, но у тебя хоть муж был! А поженились вы хоть по любви?

- Кто его разберёт восемь лет спустя?! – вздохнула я.

- Ну, да... Когда так рано женишься, потом можно уже и не понять, зачем это было, - я молча посмотрела на него и убедилась в том, что он уверен в моей «молодости».

- А ты, был женат?

- Да нафиг надо?! – почти испугался он. – Чтобы она мне столько же нарожала? Что мне с ними делать-то?

- Воспитывать, готовить к самостоятельной жизни!

- На какие вши?! Мне самому умереть пришлось, чтобы сюда устроиться и не обременять своих. Хотя я ни о чём не жалею и не хочу вспоминать о той жизни!

- Ну, и правильно. Закроем эту тему, - поддержала я. – А к чему ты начал этот разговор?

- Да я просто знаю, что красивые девушки обычно одинокие. Мужики пошли трусливые: он будет ходить, вздыхать – а подойти не решится. А ты вот, такая красивая, молодая – и уже мать троих детей! Я удивлён.

- Ты думаешь, это праздник? – усмехнулась я. – Тот, кого я любила, женился на уродине ради денег её предков, ну, я и разозлилась – и вышла за первого встречного, в отместку!

- Ну, родила ж ты ему троих детей!

- А меня кто-то спрашивал? Так что поверь, у меня тоже достаточно причин для радости относительно своей скоропостижной кончины!

- Он тебя бил?

- А куда без этого?!

- Вот скотина! Как на такую женщину можно руку поднять?! Хоть убей – не понимаю! – искренне ответил он.

- А если посмотреть объективно, со стороны? Как бы ты поступил, если б твоя жена вешалась бы на шею другому, а на тебя плевать бы хотела?

- Ну, или развёлся, или тоже, конечно, силой... – вяло ответил он.

- Вот видишь, - я усмехнулась. – Я всегда говорила: все вы, мужики, одинаковые!

- Да ладно, - отмахнулся он. – А с Кристаллом у вас как?

- То есть? – я с недоумением посмотрела на него.

- У него уже давно бабы не было…

- А я что, похожа на бабу? – моему удивлению не было предела.

- Нее… Я имел в виду, что он уже давно один. Как-то не везёт ему на слабый пол. А как ты появилась, так он намного человечнее стал. Всё-таки, что ни говори, любому нормальному мужику нужна женщина.

- Это намёк? – я усмехнулась одним уголком рта.

- Не то чтобы, - он не смотрел мне в глаза. – Просто понимаешь, я считаю, что настоящего секса за деньги не бывает. И то, что мы снимаем на дороге – это не более, чем удовлетворение одних низменных потребностей.

- Не вижу разницы. И посмею с тобой не согласиться. Я за своего замуж только ради денег и вышла. Не могу сказать, что у нас были какие-то проблемы. Поверь, мне было с чем сравнивать. Дело совершенно не в деньгах, а в твоём личном восприятии объекта.

- То есть, ты предлагаешь чихать на все устои и традиции и просто жить в своё удовольствие? – он пересел за сиденье водителя (за рулём в это время сидела я, а сзади было место, где мы спали).

- А почему бы нет? Живём-то один раз!

- Мне нравится твоя теория, - через некоторое время услышала я над самым своим ухом. – Я её разделяю, - его руки скользнули по моему телу и крепко прижали меня к сиденью.

Воспользовавшись своим умением быстро соображать, я просчитала все возможные варианты и их исходы – не могу сказать, что «оптимальный» вариант привёл меня в восторг, но… Он был оптимальный! С ним я ничего не теряла, но многих проблем могла избежать, а если смогла бы правильно повернуть ситуацию (вернее, её восприятие), то мне было гарантированно как минимум приятное время препровождение.

- У тебя красивое тело, - тихо проговорил Игорь.

- Представь себе, я в курсе, - я съехала на первом привале…

 

…- Надеюсь, ты понимаешь, что всё это ничего не значит и ни к чему не обязывает? – уточнила я, вернувшись за руль и возобновив движение.

- Не волнуйся, я всё понимаю правильно, - усмехнулся он и вытянулся, погружаясь в сон.

 

Как мне показалось, Граф ничего не заметил и не заподозрил.

Все наши поездки с Игорем обязательно сопровождались подобными сценами. Каково было моё отношение к ним? Да никакого! Ну, было и было – что с этого?

Безусловно, после того, как я оказалась здесь, все остатки былого мировоззрения были закопаны глубоко и навсегда. У меня началась другая жизнь. И отношение к ней у меня было совершенно другое.

 

ГЛАВА 8.

 

- А зачем ты на рейсы села? – на предпоследнем рейсе спросил вдруг Игорь. – Тебе что, плохо жилось? Или ты уйти собралась?

- Может и так, - не ответила я.

- И ты действительно думаешь, что он тебя отпустит? - усмехнулся он.

- А что, может не отпустить?

- Отсюда никто не уходит. Разве он тебе этого не говорил?

- В смысле? А как же истории про тех, кто…

- Ну, да, ну, да… Слухи такие есть, не спорю. Но вот куда они ушли, не спрашивала? Их же всё равно никто уже искать не будет – их и так уже не было.

- Ты что, серьёзно? – не поверила я.

- Жаль мне тебя, - вздохнул Игорь. – Граф, похоже, понял, что не удержит тебя. Так что для тебя есть два варианта: или ты одумаешься и останешься с ним (пока не надоешь ему), или …

- Нет, он не сможет!

- Сможет, поверь, - он серьёзно посмотрел на меня. – Он не пожертвует всем, ради одной похоти и каприза.

 

Подобный поворот меня не очень радовал. В принципе, глубоко в душе я допускала такой вариант, но мне не хотелось верить, что Граф может так со мной поступить. Мне он казался по крайней мере честным (хотя бы со мной).

 

…На обратной дороге, подъезжая к очередному пункту проверки, я не узнала проверяющего.

- Тебя Граф предупреждал о замене? – осторожно спросила я Игоря.

- Нет. Я его никогда прежде не видел, и Граф мне ничего не говорил. Я попробую с ним договориться.

- Нет, я сама. Только не лезь, - бросила я и, поставив машину на ручник, открыла дверцу кузова.

Наверное, в первый раз за эти несколько дней, что мы ехали, я была благодарна природе за то, что на улице стояла такая невыносимая жара. Не смотря на то, что стоял всего лишь апрель – солнце жарило, как в середине июля. Всю дорогу нам приходилось буквально обливаться водой.

И вот теперь мой внешний вид мог сыграть мне на руку. На мне были короткий обтягивающие шорты и короткий топ.

…Спрыгнув на землю перед милиционером, я выразительно потянулась («расправляя кости»).

- Как дорога? – спросил тот со сладострастной улыбкой на губах.

- Жарко! – честно ответила я, и тут же крикнула Игорю, сидящему в машине. – Игорёк, скинь тапочки.

- Босиком водите? – удивился милиционер, заметив, что я стою босиком.

- Да, так я лучше чувствую педали, - ответила я, обувшись.

- Ну, что, посмотрим груз?

- Как скажете, - мы обошли машину. – Только, если Вам не трудно, не могли бы Вы сами открыть – у моего напарника вывих руки.

- Не вопрос, - он открыл контейнер. – Прошу.

Я забралась, позволив себя подсадить, он забрался за мной.

- А что, у нас какие-то проблемы? – спросила я, нащупывая выключатель.

- Есть небольшие расхождения.

/дело в том, что реальный вес фуры расходился с заявленным в документах на несколько тонн – ведь мы везли оружие…/

- И что вы везёте? – он начал осматривать коробки.

- А вот всё, что Вы сами и видите, - я приоткрывала разные ящики, показывая их содержимое (сверху лежали всякие мелкие предметы, вроде пузырьков, баллончиков и разных косметических средств).

- А здесь что? – он прошёл вглубь фуры, куда даже свет плохо долетал.

- Мне кажется, что Вы уже нашли самое интересное, что у нас есть, - ответила я и подошла к нему вплотную.

Он окинул меня хитрым взглядом. Я поняла, что ситуацию надо спасать – либо мне удастся его отвлечь, либо он узнает, что мы везём. Я села на заинтересовавший его ящик и сняла топ…

Дальнейшие «указания» не понадобились. Парень оказался сообразительный…

…- Ну, что, ещё вопросы остались? – игриво спросила я, натягивая шорты.

- Нет, всё чисто, - он пошёл к выходу.

Я следом за ним выпрыгнула из контейнера, приведя себя в порядок.

Инцидент был исчерпан, проблем удалось избежать.

Игорь встретил меня молча. И только когда мы проехали с десяток километров, он заговорил:

- Что-то долго тебя не было.

- Долго? Скажи спасибо, что мы вообще едем! – воскликнула я (мне так хотелось избежать этого разговора!). – У нас вес на три тонны выше заявленного! И мент не весть откуда взялся!

- Да что ты как с цепи сорвалась! Я просто удивлён! Спасибо тебе! Я поражён, что ты так всё вывернула, но сколько ты ему дала, чтобы он не цеплялся?

- Это уже не важно, - отмахнулась я.

- Ах, ну конечно! – вдруг «сообразил» он. – У нас же нет денег! И как я сразу не догадался! Что ты ему ещё могла дать!

Я резко свернула на обочину и, остановив машину, быстро вышла из неё, хлопнув дверцей.

- Ты что? – Игорь подошёл ко мне и остановил, взяв за плечи.

- Ничего! Это вообще тебя не касается!

- Я думаю, это можно было и по-другому урегулировать. Ведь тебе это доставляет такой дискомфорт, - аккуратно выразился он.

- Не надо лезть в мою душу! Ты не знаешь и не можешь знать, что доставляет мне дискомфорт! Всё прекрасно, всё чудесно! Я, может, удовольствие получаю! Что, не видно, в каком я от всего этого восторге?! – крикнула я, отстранясь и снова отойдя в сторону.

- Ладно. Не хочешь – не будем об этом. Ты всё правильно сделала, ты молодец. И забудем – что сделано, то сделано, - он подошёл сзади, но не решился обнять.

Где-то около двух минут мы простояли так.

- Ты в оружии разбираешься? – я резко повернулась.

- Конечно, я же все партии проверяю. Почему ты спросила?

- Ты эту партию смотрел?

- Нет. Её ребята до меня проверили. Да можешь ты ответить, к чему клонишь?

- Сделай милость, - продолжила я, не обращая внимания на его вопросы, - глянь сейчас наш груз.

- Зачем?

- Посмотри, я прошу.

- Ладно, - он сдался и пошёл к контейнеру. Я осталась стоять в стороне.

Вернулся он минут через тридцать, с грязными руками и потерянным видом.

Я ждала, когда он сам всё объяснит.

- Лажа какая-то, - начал он. – Мы везём несколько тонн ломаных игрушек! Из них даже муху не убьёшь! Что за бред?! Я не понимаю! Ты знала?

- Начала догадываться. Кристалл нас кинул.

- Это не имеет смысла! – Игорь не стал меня слушать. – Какой ему резон?

- Во-первых, тот факт, что я собралась уйти. Как ты сам сказал – отсюда не уходят. А я даже Кристаллу об этом сказала. А во-вторых, - я на секунду замолчала, - скажи честно, ты до сих пор веришь, что он не догадывается о том, что между нами что-то есть?

- Ну, не то чтобы…

- Он не такой идиот! Не дурак, чтобы не понять и уж тем более не кретин, чтобы закатывать мне сцены. Только я не ожидала, что он сможет так низко меня подставить, - призналась я. – Мне казалось, у него хватит мужества ударить меня в лицо, а не в спину.

- Граф страшный человек. Тебе просто посчастливилось не знать его этой стороны.

- Всё тайное рано или поздно становится явным. И я рада, что всё так сложилось.

- И что нам делать? – растерянно спросил Игорь через несколько мгновений.

- Ноги! Я думаю, ты понимаешь, что если этот рейс не стал последним, то для следующего Кристалл постарается лучше – он просчитает все варианты.

- Но мне некуда идти. У меня ничего и никого нет.

- Ты хочешь умереть?

- Так я уже мёртв…

- Ну, как знаешь! Это твоё право. А у меня есть свои планы на эту жизнь. И я не готова ею жертвовать ради какого-то бандита. Я только в самом начале пути, чтобы опускать руки, - я развернулась и, подойдя к машине, села за руль.

- Хорошо тебе, - вздохнул Игорь и, вытерев руки, тоже забрался в кузов.

 

ГЛАВА 9.

 

Граф был, конечно же, поражён тем, что мы (хоть и с не большим опозданием) приехали, да ещё и «с товаром». Все «выяснения» свелись к диалогу взглядов. Лично я для себя поняла почти всё. В тот момент я увидела его слабое место. Этим местом оказалось его сердце – он был настолько привязан ко мне, что не смог бы даже на словах причинить боль. Только так, как он поступил – за спиной, через кого-то. А в моих глазах он должен был прочитать отвагу, силу и твёрдую уверенность в выбранном курсе – я не готова была сдаваться, и скорее лично перерезала бы ему горло, чем пошла у него на поводу. В моих глазах был открытый вызов.

Вслух мы это так и не обсудили…

Когда мы остались вдвоём, он попросил что-нибудь сыграть.

Меня не сильно тянуло на музицирование, и немного попев, я отошла от рояля к окну.

- Не уезжай больше, - вдруг попросил он.

- Почему? – я удивилась.

- Я так скучаю, - совсем неожиданно ответил он. – «Прости, небесное созданье, что я нарушил твой покой. Прости, но страстного не отвергай признанья, не отвергай с тоской…», «…я люблю тебя, я люблю тебя, как одна душа поэта только любит…»

- Пожалуйста, не надо! – взмолилась я, зная, что он может цитировать часами (и не просто цитировать, а именно те произведения, в которых N признавался мне в любви, пусть и в образе – но это были его признания!).

- Согласен, слова здесь излишне, - Граф подошёл ко мне и опустился на колени, обняв мои ноги. – Богиня! Ангел!

- Кристалл! – молящее попросила я.

- Не говори ни слова, - он поднялся и закрыл мне рот поцелуем.

- Кристалл! – более взволнованно попросила я, когда он перешёл на мою шею.

- Ни слова, о, друг мой… - прошептал он, снова поцеловав мои губы.

Он был так ласков и нежен. Я таяла в его объятьях…

«Боже! Что мне делать?!» - в который уже раз спрашивала себя я. Я снова попала в замкнутый круг, выхода из которого я не видела.

 

…- Я всё равно тебя не отпущу, - сказал мне утром Граф. Вообще, это был едва ли не первый раз, когда он провёл утро со мной.

Я с вопросом посмотрела на него.

- Хватит, наездилась уже! Утешила своё самолюбие, удовлетворила капризы – и достаточно геройства!

- Ты же знаешь – мне нужны деньги, чтобы уехать на Запад, - непонимающе пояснила я.

- Туда я тебя тоже не отпущу. Я не могу взять на себя такую ответственность – ты мне слишком дорога.

- В тебе говорит здоровый человеческий эгоизм. Но я Артист! Я профессионал! Мне нужна публика, их энергетика, точно так же, как и я нужна им! Сколько бы раз я не уходила со сцены, я всегда туда возвращалась именно потому, что не могу без этого жить! Искусство – это единственный смысл моей жизни!

- А смысл моей жизни – это ты, - спокойно возразил он.

- А со мной и будет всё хорошо, но только если я выберусь отсюда! Тебе нужен мой образ – а он может жить лишь на сцене.

- Понимаешь, если бы я был уверен, что с тобой будет всё хорошо, что ты будешь жить не хуже, чем в Москве… Но сейчас ты ведь можешь просто пропасть, во всех смыслах. Ты хочешь уехать в неизвестность, и никто не знает, что тебя там будет ждать, и сможешь ли ты с этим справиться, - пояснил он.

- Я польщена и тронута твоей заботой! Но вся моя жизнь – это риск и авантюра. На что я рассчитывала, приехав в Москву? Какую перспективу я могла видеть, ночуя на вокзалах? А что было дальше, ты знаешь. Я живу на удачу. Всё, что требуется от меня – честно выполнять свои обязанности, работать, оставаться верной и преданной Искусству и моему зрителю. А если при этом мне ещё удаётся жить более-менее в ладах с совестью – то это вообще высшее счастье. Риск – это мой стиль жизни. И я очень тебя прошу – не мешай мне, не вставай у меня на пути.

- Я не знаю, что мне делать, - вздохнул Граф. - Ты меня убиваешь. Отпустить тебя – всё равно, что бросить в бездну неизвестности и жестокости современного мира; оставить – смотреть, как ты чахнешь и чувствовать каждой клеточкой твоё проклятье за то, что я не дал тебе реализоваться. Даже не знаю, какое из этих двух зол меньшее…

- Первое. Во-первых, я не смогу тебя ни в чём обвинить; а во-вторых, ты не будешь видеть, как я умираю, - твёрдо ответила я.

- Но есть ещё одна причина, по которой я не могу тебя отпустить. Сейчас, по крайней мере.

- А именно? – я удивилась.

- Ты, прожив со мной больше года, знаешь достаточно о моих делах и моём … состоянии. Ты знаешь, насколько я богат, и насколько одинок. Мне некому это всё оставить.

- И? – я боялась понять его правильно.

- Я хочу, чтобы ты родила мне наследника, - закончил он свою мысль.

- Нет! – воскликнула в сердцах я. – Только не это! Умоляю! Ты хочешь, чтобы я ещё год просидела в этом заточении, а потом, родив, бросила ребёнка? Ты хочешь добить меня окончательно?

- Ну, троих-то ты уже бросила… - как бы между прочим заметил он.

- Значит, можно и четвёртого бросить?

- Он ни в чём не будет нуждаться. Если ты не будешь его воспитывать, тебе будет легче…

- Ты не понимаешь! А вынашивать девять месяцев, а рожать? Мало того, насколько это мучительно, так за это время ещё и к ребёнку ведь привязываешься! Нет, я умоляю – не мучай меня так! – из последних сил взмолилась я.

- Я прошу, я молю! – он встал возле меня на колени. – «Pietа ti prenda» - прошептал он.

Это меня и сразило. Это были последние слова, которые я обратила к Саше (ими заканчивалось моё «завещание»)

 

…Двадцатого января у меня родился сын…

Через месяц я выехала из страны, оставив Тристана (я имела неосторожность так назвать сына) Графу и смутно надеясь когда-либо его увидеть…

 

…Несколько лет моего «заточенья» подошли к концу. Я вырвалась на свободу.

Что я имела? Много денег. Двенадцать программ для сольных фортепианных концертов, пятнадцать готовых новых оперных партий, около сотни выученных партитур и десять языков.

С совестью я разобралась быстро – заставила её замолчать (лет на тринадцать…).

…Об Игоре с того рейса больше никто ничего не слышал…

 

Передо мной оказалось то, что я ценила больше всего – Свобода! Что за ней стояло, я не знала, но я была готова ко всему! Пусть ошибки – но мои, пусть валуны – но мои.

Ведь это моя жизнь! Моя новая жизнь!..

 

СОБСТВЕННО ЖИЗНЬ

 

ГЛАВА 10.

 

Страной, в которой я решила осесть, стала Германия. Причин для этого было достаточно.

Например. Это – европейская страна (в Штаты я бы и под страхом смерти не поехала жить). В Италии меня слишком хорошо знали в музыкальных кругах, в Испании и Португалии – слишком жаркий для меня климат, В Англии – довольно сыро (в подобной сырости обострялись мои хронические заболевания носоглотки), Францию я несколько недолюбливала за их язык, а прочая европейская мелочь меня вообще не интересовала.

Кроме того, Германия имела глубочайшие культурно-музыкальные корни, да и фортепианная школа у них на тот момент была на голову выше общеевропейской.

И, кроме того, именно в Германии я проходила стажировку (около двух лет общей сложности) по барочной музыке /будучи ещё студенткой Консерватории/. Только здесь в то время можно было получить основательные знания и пройти реальную практику.

Одним словом, выбор был не случайным.

Своё пребывание в этой стране я начала с оформления легальных документов (жила я в это время в дешёвом отеле, где при оформлении не требовали паспорт) – не хотелось подставляться, используя фальшивые.

И только через полгода, после многочисленных проверок, тестов (на язык и знание историко-культурного фонда страны), и неимоверного числа взяток, мне выдали паспорт гражданки Германии!

День, когда я получила легальный паспорт, можно считать моим очередным Днём рождения (наверное, поэтому я их больше и не праздновала).

Александра Graf родилась двадцать второго мая 1983 года в Берлине – таковы были официальные данные на меня.

Придумать имя не составило труда – просто взяла имя мужа. Фамилия – от Графа, в качестве благодарности. Дата рождения – от Рихарда Вагнера (который родился двадцать второго мая 1813 года), только немного откорректировала год рождения. Эти несколько лет, которые я себе добавила, не очень бросались в глаза.

То время, которое я потратила на оформление документов, я не теряла даром. Я успела подобрать себе дом. Правда, он находился за городом. Но мне это было только на руку. Мне не нужны были соседи – я хотела спрятаться как можно лучше от посторонних ушей и глаз. Дом располагался почти среди лесного массива (массив тоже пришлось выкупить – чтобы никто не лез и не решил тут выстраивать дома), был расположен далеко от трассы и очень хорошо замаскирован среди деревьев. Не зная его расположения, его было просто невозможно найти!

Получив паспорт, я сразу оформила все документы на дом и землю. В течение последующего месяца я приобрела всё недостающее – полную обстановку дома (включая пять роялей разных фабрик), охранную систему и … автомобиль (вернее, сменила прокатные машины на личный автотранспорт). Им, конечно же, стал Мерседес.

Между тем, занимаясь проблемами насущными, я совершенно запустила свой внешний вид. Волокита с документами изрядно меня вымотала – я довольно сильно похудела (из-за отсутствия времени и условий для нормального питания). Моя внешность оставляла желать лучшего – одежду я носила без разбору (чем хуже – тем скорее я её одевала), парики и линзы меняла, как перчатки, а сами перчатки носила, не снимая, не зависимо от погоды и помещений. Грубо говоря, я была не в лучшей форме!

/хотя, если по правде, форму тогда я себе ещё и не подобрала – это произойдёт несколько позже/

 

За это время многое изменилось и в Москве. Если вкратце…

…К тому моменту, когда N вышел из клиники, от него ушла жена, а новоиспечённый продюсер расторгнул все контракты. Одним словом, N оказался на улице и никому не нужен!

Когда он об этом узнал и понял, что никто не хочет брать его на работу, он пропал. Несколько раз его видели на кладбище, возле моей урны, то выкрикивающим проклятья, то рыдающим в раскаянье.

Врачи разводили руками – больше они ничего не могли сделать.

Потом около месяца его вообще никто не видел – и был объявлен в розыск. Нашёлся он во время одного из рейдов милиции по притонам наркоманов. N оказался в их числе. Его насильно поместили в клинику. Но возникла проблема оплаты счетов (пребывание в подобных заведениях весьма дорогостояще), но здесь в ситуацию вмешался … Саша!

Он оплатил все счета и с этого момента стал опекуном N во всех смыслах, он стал его ангелом-хранителем.

Саша постоянно навещал его в больнице, подбадривал и пытался вернуть его к нормальной жизни.

Когда врачам показалось, что N вполне может себя контролировать, они выписали его. Саша устроил его к себе на фирму в качестве музыкального консультанта (обязанностей никаких – но всегда под присмотром и с иллюзией собственной необходимости).

Однако на фирме всё напоминало обо мне – это вызвало в N очередное обострение и он снова пропал.

Нашли его спустя несколько недель в очередном притоне. На этот раз курс лечения подлился дольше – Саша не стал рисковать и решил довести курс до конца.

Подобный ход событий не мог не взволновать общественность. Все (честно говоря, я - в первую очередь) просто недоумевали.

«А как же война?» - спрашивали себя журналисты.

«Какая война?! – ответил им Nicolo Bianco. – Война прекратилась уже тогда, когда Королёв-старший расторгнул контракт с Косицыной, бесцеремонно выгнав её с фирмы, в то время как она считалась без вести пропавшей. Уже тогда она перестала быть конкурентом для фирмы Бориса Исааковича. Возможно, пока Косицына продолжала петь в опере, сохранялись некоторые подводные камни во взаимоотношениях поклонников. Но когда она ушла из оперы и начала преподавать в Консерватории, эта знаменитая «река» совсем уже обмелела. Война стала бессмысленной, так как и N, и Косицына перестали быть солистами враждующих фирм. Таким образом, «река» высохла, но «берега» не стали от этого ближе и всё равно остались одиноки. «Два берега не встретятся» - Косицына это знала и, как ни старалась, ничего не смогла изменить. С её кончиной обрушился один берег. Сейчас рушится и другой. И что останется? Равнина? Гладкая поверхность современного искусства? Как грустно заканчивается эта красивая и романтичная история «двух берегов». Но, может, мы чего-то не знаем? Может, она ещё получит продолжение?» - подобным многоточием, которое, на мой взгляд, должно было заставить многих задуматься, именно так я закончила свою статью.

Это было всё, на что я была способна в подобных условиях. Я могла только попытаться вселить в N надежду (если он, конечно, читал тогда прессу) и наблюдать со стороны, надеясь, что всё будет хорошо! Вмешиваться было не в моих силах…

 

Я начала устраивать собственную жизнь. Решив все проблемы, связанные с легальным пребыванием в стране, обеспечив себя всем необходимым, я, наконец, смогла заняться своими профессиональными делами.

У меня никогда не возникало сомнений в выборе деятельности – ею могло быть только искусство! А так как мой вокальный голос знал весь мир, я решила пойти другой дорогой – карьерой концертирующего пианиста. Ведь на тот момент реально знали мой стиль разве что мои ученики, и то вряд ли отдавали себе в этом отчёт – ведь я никогда не навязывала свою трактовку и работала над тем, чтобы каждый ученик вырабатывал собственное виденье и слышанье.

Итак, я решила стать Пианистом. Для того чтобы заявить миру о себе я выбрала довольно необычный (для меня) способ – я решила действовать через … конкурсы. Выбрав из огромного числа существовавших на тот момент самые престижные, я подала на них заявки и засела за рояли.

В прямом смысле слова я не вставала сутками – ведь почти год (пока я оформляла документы, мыкалась по гостиницам) я была лишена возможности как-либо заниматься. Зато теперь у меня было для этого всё.

Меня всегда спасало умение быстро восстанавливаться и учить новое. Буквально за месяц я полностью восстановилась. И уже к осени я была готова принять участие в самом престижном конкурсе. Я была уверена в себе, как никогда.

Со дня моей «смерти» прошло почти три года – за это время мир вполне мог забыть мой стиль. Кроме того, мне, безусловно, пришлось кардинально менять пристрастия. И моя собственная эволюция дала о себе знать – эти три года не выпали из моей жизни: я многое пересмотрела, я вообще стала воспринимать мир по-другому, и это не могло не отразиться в моей игре.

Таким образом, я могла не бояться быть узнанной по стилю исполнения. Но моя внешность ещё могла ввести кое-кого в заблуждение. Ведь мои портреты продолжали украшать городские стенды, обложки журналов (журналисты после моей смерти стали ещё активнее сочинять про меня сплетни), а мои записи можно было приобрести на каждом шагу!

Поэтому новый образ требовал тщательной проработки деталей, и ничто не могло даже намёком зародить подозрение.

Главным словом, которое я выбрала для нового образа, стало «шок». Во всём!

Впервые я смогла опробовать новый «стиль» на отборочном туре к конкурсу.

…На сцену я вышла лёгкой и быстрой походкой, босиком (!). Подойдя к роялю, я сняла перчатки и лёгким жестом бросила их в зал. Коротко поклонившись (словно случайно, проходя мимо), я быстро села за рояль и сразу начала играть.

Не меньшим шоком стала моя одежда: играла я в брюках и чёрном топе. Это был весь мой концертный костюм!

Правда, обсуждение моей одежды продолжалось недолго – лёгкий шумок, который появился при моём выходе, смолк почти сразу, как только я начала играть.

Меня всегда отличали яркость, неординарность, глубочайшая индивидуальность и своеобразность трактовки. Моё исполнение никогда не было похоже на чьё-то. Я всегда находила в музыке что-то такое, чего другие не замечали или просто проходили мимо. Акценты в моём исполнении всегда были смещены по сравнению с «общепринятыми».

Мою трактовку можно было принять или не принять, но она никого не оставляла равнодушным, и она была обоснована и убедительна.

И кроме того, у меня был ещё один козырь – я любила музыку и отдала ей всю свою жизнь, и она, в знак благодарности, никогда меня не предавала!

…Закончила играть я в гробовой тишине – я слышала только своё дыхание и учащённое сердцебиение. На возвращение из мира музыки мне потребовалось около полуминуты. Но едва я встала и склонила голову в лёгком поклоне, как в зале раздались аплодисменты (максимально бурные – учитывая, что в зале сидело всего несколько членов жюри). Мягко улыбнувшись, я покинула сцену таким же быстрым шагом, как и выходила.

В своей победе я не сомневалась ни секунды (конечно, отборочный тур я прошла). Хотя и должна была признать, что пошла ва-банк. Моя эксцентричная внешность могла перебить впечатление от игры. Вернее, не позволить услышать. Меня «спас» безупречный профессионализм, отточенность, индивидуальность – но всё это при полном соблюдении авторских указаний и чутком ощущении стиля и эпохи.

Для сцены я решила взять псевдоним – Bach. С этим композитором у меня было связано очень много (от полного непонимания и неприятия до благоговения и преклонения перед его Гением), он очень сильно изменил в своё время моё мировоззрение и виденье мира музыки.

«Безусловным открытием конкурса, да и сезона в целом смело можно назвать далеко не юную пианистку из Берлина Александру Bach. Она сразила буквально всех. Её экстравагантная манера одеваться идёт вразрез с тонкостью исполнения, которое отличают безупречный профессионализм и интеллигентность без характерной для многих современных пианистов пошлой сентиментальности, поясничанья, и чрезмерных телодвижений» - вот одна из статей, которых появилось огромное множество после конкурса.

Я понравилась публике – и это было главное. Значит, все дороги передо мной были открыты. И всё, что от меня требовалось – честно работать, и не забывать о своих дорогих зрителях!

 

…Шли месяцы…

 

Не желая с кем-либо сближаться, я занялась собственной раскруткой самостоятельно. Всё-таки мой муж был продюсер! И я многому у него научилась.

Своими силами я организовывала сольные концерты в разных городах Германии, продолжая в то же время вести активную конкурсную жизнь, срывая все Гран-при и первые места.

/в этом, собственно, первое время и состояли мои доходы… ведь раскрутка и реклама требовали огромных затрат, а большая часть средств, привезённых из России закончилась на первом же конкурсе…/

Постепенно образ Bach откристаллизовался окончательно (на все последующие годы).

На сцену я выходила неизменно босиком, в чёрном пиджаке, который вместе с перчатками летел в зал, едва я подходила к роялю, чёрных брюках и … парике (который со временем я заменила маленькой шляпкой).

Аплодисменты были разрешены только после всей заявленной программы (и ни в коем случае ни в начале, ни между произведениями!), к этому я приучила публику довольно быстро.

На бис я играла пять-шесть произведений, между которыми тоже нельзя было аплодировать. А понять, что концерт окончен было легко – последней я всегда играла первую часть четырнадцатой сонаты Бетховена (вопреки желанию самого композитора…). После того, как замолкал рояль, я в полной тишине покидала зал.

Bach не принимала цветов, подарков и записок; не давала автографов. Она запрещала все виды записи со своих концертов и со своих конкурсных выступлений. Билеты на первые три ряда никогда не продавались (я всё ещё боялась, что меня кто-то может узнать).

Bach не давала интервью, ни с кем не общалась и покидала сцену столь быстро, что никто не успевал к ней подойти. Едва покинув сцену, она садилась в свой Мерседес и скрывалась в «неизвестном направлении».

Почти сразу (едва только начав сольную карьеру) я наняла штат охранников, которые обеспечивали мне беспрепятственное передвижение и ограждали меня от журналистов, поклонников и всех, кто хотел ко мне приблизиться. Bach оказалась в прямом смысле слова недоступна.

«Она спускалась с небес, чтобы поднять туда нас. После пяти часов блаженства мы возвращаемся на грешную землю, а она – на небеса».

Со временем я стала выезжать в граничащие государства. Мир начал узнавать про Bach. Так как я сама запретила все виды записи, лишив тем самым себя основной части зрителя, мне пришлось самой выезжать к этому зрителю.

/я заняла принципиальную позицию – только живого звука/

Конечно, у меня уже были и такие поклонники, которые сами ехали в Германию только за тем, чтобы услышать меня. Но таких ещё было меньшинство.

Так, мало помалу, я становилась легендой. Цены на мои концерты упорно росли (и довольно быстро достигли планки «небесных» и даже «заоблачных»). И делала я это не из жадности (на жизнь мне вполне хватало) – мне просто было любопытно, до какой же степени это может дойти, во мне проснулся азарт!

Я вела отшельнический образ жизни, абсолютно ни с кем не общалась (разве что с зеркалом…). Мои «вылазки в свет» ограничивались концертами, редкими перебранками с начальником охраны (по телефону) и статьями Nicolo Bianco, который пользовался всё большей популярностью.

В конкурсах я перестала участвовать довольно быстро – когда закончились все самые престижные и когда дома у меня не осталось места для новых роялей.

 

…Из Москвы новостей не было: N лечился, Саша работал, дети росли. К тому времени, как Bach начала своё «покорение Европы», Саша начал потихоньку знакомить их с музыкальными инструментами (в музыку они были погружены ещё с внутриутробного возраста).

 

ГЛАВА 11.

 

Я понимала, что не смогу всю жизнь прожить «автономно» и изолированно от всего общества. Мне надо было с кем-то сходиться, налаживать какие-то контакты и связи.

И только я решила выйти из тени, как буквально под носом стал мелькать Йохан Фриц. Я частенько замечала его на своих концертах, но теперь я почувствовала, что ещё немного, и мне больше некуда будет пятиться.

С кем с кем, а с этим человеком я бы не хотела столкнуться «лоб в лоб», слишком хорошо он успел изучить меня во время своего визита в Россию – мой стиль и манеру игры. Это был единственный человек, который мог меня выдать.

И чтобы этого не произошло, мне надо было срочно уезжать из Германии. Но так как я не знала места назначения (проще говоря, мне некуда было ехать), я решила ещё больше замаскироваться, пока ничего дельного не придумаю.

 

Во всех правилах есть исключения. И одно из таких исключений буквально спасло меня в один прекрасный день (хотя и стоило больших проблем многим людям).

Одним из моих правил было отсутствие личных контактов с кем бы то ни было.

/не секрет, что когда имя А.Bach стало более-менее популярным, сразу появились люди, желающие участвовать «в этом проекте», или правильнее – нагреть на этом руки/

Все предложения я рассматривала исключительно в электронном варианте. Но…

 

…Покинув после очередного концерта сцену и выйдя на улицу, я заметила на своём пути фигуру человека. Я обернулась по сторонам в поисках охраны (в принципе, я с ними не должна была сталкиваться, а они должны были обеспечить мне беспрепятственный проход к машине).

«Уволю!» - подумала я и решила пройти к машине «на таран», не обращая внимания на этого человека.

^- Добрый вечер, фрау Bach. Позвольте поздравить Вас с блестящим выступлением, - фигура подошла ко мне вплотную и лишила меня возможности обойти её. – И если позволите, изложить Вам суть дела, весьма серьёзного, по которому я посмел к Вам обратиться.

#- Отвратительный немецкий, - заметила я.

#- Простите, я не знал, что Вы говорите по-английски, - заметил человек. – Вы никогда на нём не говорили.

#- А по-моему, я и на немецком не говорила. Я вообще мало говорю. А посему попрошу Вас представиться и как можно лаконичнее изложить суть Вашего вопроса, коль Вы посчитали невозможным сделать это в электронном виде, - я поняла, что от этого типа мне не удастся отделаться и придётся-таки его выслушать.

#- Может, мы продолжим этот разговор хотя бы в машине? – он посмотрел на мои босые ноги (а на улице была ранняя весна).

# - Хорошо, но в моей, - обрезала я, и мы сели в мой Мерседес.

#- Мы будем стоять, или куда-нибудь поедем? – поинтересовался незнакомец.

#- Я слишком занятой человек, чтобы «где-нибудь» разъезжать. А посему ещё раз прошу изложить суть Вашего дела, - сухо проговорила я, не встречаясь с ним взглядом.

#- Конечно, простите, что уже отнял столько Вашего драгоценного времени. Я решился на личную встречу только после того, как понял, что все мои электронные послания остаются без внимания. А я настроен весьма решительно и, кроме того, у меня есть то, что может Вас заинтересовать, – начал он. – Моё имя Эдвард Эстергази. Вполне допускаю, что оно Вам ничего не скажет – ведь Вы не имеете привычки уезжать далеко за пределы Германии. Я прилетел сюда из Лондона, чтобы своими собственными ушами услышать Вашу игру, которая порождает столько восторгов сегодня. Мнение одного из критиков, которое особенно созвучно моему, окончательно убедило меня в необходимости это сделать. Итак, я в Берлине, на Вашем концерте. Не буду отнимать у Вас время на повторение всех тех восторгов, коими расточается большинство критиков относительно Вашей игры. Для Вас это не ново. Но для меня Вы стали настоящим откровением, и я ещё больше укрепился в своём намерении предложить Вам сотрудничество. Мои ожидания оказались превзойдены! Вы гениальны – в этом нет сомнений. Насколько мне известно, на данный момент Вы сами занимаетесь своим продюсированием. Мне ли не знать, что это такое! Но Вы, как истинный артист, как творец, не должны тратить свои силы и время на столь приземлённую работу. Я уверен, что мы с Вами, как цивилизованные люди, сможем прийти к компромиссу. Я согласен на любые Ваши условия! – закончил он свою пространную речь.

#- Насколько я понимаю, Вы работаете в Лондоне?

#- Совершенно верно, и сегодня же ночью я должен вернуться.

#- Во сколько?

#- Через два часа

#- Два часа? – я кое-что просчитала в своей голове. – Какой аэропорт?

#- Так Вы согласны? – не понял (или не поверил) князь. – Первый раз в жизни мне доводиться сталкиваться с таким солистом!

#- Если Вы будете сейчас разглагольствовать, я успею передумать. Не люблю, когда говорят много лишнего, - грубо заметила я.

#- Я пришлю за Вами машину, только…

#- Какой аэропорт? – повторила я, давая понять, что доберусь сама.

#- Это один из моих личных аэропортов, Вы не найдёте. Почему Вы не хотите, чтобы я прислал за Вами машину?

#- Ни одна душа, кроме Александры Bach, не знает, где живёт Александра Bach. И не узнает! Назовите точный адрес – и поверьте, я не заблужусь, - я, наконец, встретилась с ним взглядом.

Эстергази весьма пространно объяснил мне, как проехать к этому аэродрому, после чего он вернулся в свой лимузин, а я поехала домой – собирать вещи.

«Вот всю жизнь принимаю решения сгоряча, - размышляла я по дороге. – Почему я согласилась? Может, надо было для начала подумать?

А чего думать-то?! Фриц уже не то, что в спину – в лоб уже дышит! Когти отсюда рвать надо, пока всё не раскрылось.

И почему мне всё время приходиться куда-то бежать? Почему я не могу нормально жить на одном месте?

А какая разница, где жить?! Почему бы и нет? Почему я не могу уехать в Лондон? Я свободна, как никогда! У меня ни то, что родителей, детей, мужей, друзей – у меня вообще ещё (или уже – это не столь важно) ничего нет! Мне нечего терять! И меня ничто нигде не держит!».

На том я и порешила.

Быстро собрав свой походный чемоданчик и известив начальника охраны (по телефону, разумеется) о том, что они всем штатом уволены без рекомендаций и последней зарплаты, я ровно через два часа была в назначенном месте.

/кстати, ещё одна черта, отличающая Bach – просто маниакальная пунктуальность/

Эстергази ждал меня возле трапа. Я, быстро выйдя из машины, прошла мимо него и, зайдя в салон, пристроилась в самом тёмном углу (это при том, что у меня на голове была ещё и шляпка с вуалью!).

Когда самолёт взлетел, князь решил нарушить установившуюся тишину:

#- Позвольте Вас спросить: почему Вы всегда прячетесь? И почему Вы всегда в чёрном?

#- Таков мой стиль, - коротко ответила я.

Помолчав, он сказал:

#- Ваш автомобиль отгонят в мои гаражи, - видимо, он понял, что я не настроена поддерживать беседу.

#- Благодарю, - и я ему за это была бесконечно благодарна!

Надев наушники, я погрузилась в размышления.

«Интересный этот Эстергази. Не поленился прилететь в Берлин лично – не прислал никого. И это в его-то возрасте! Могу поспорить, ему за семьдесят! И, наверняка, как все зажиточные англичанишки (правильней говорить, конечно, аристократия), жутко нудный! Хотя, что в его богатстве такого? Не я ли всегда его культивировала и всю свою жизнь этому посвятила? А чем я занимаюсь последние годы? Искусством? Отчасти, но отчасти – и зарабатыванием денег. И себе-то я могу признаться – в этом я уже начала очень хорошо преуспевать!».

 

В Лондоне мне доводилось быть лишь несколько раз, и то либо в составе труппы Большого, либо под «руководством» Саши (то есть все бытовые вопросы решал он). Поэтому я решила поинтересоваться у князя насчёт моего места жительства.

#- Я осмелюсь предложить Вам остановиться у меня. Дом достаточно просторен, и на данный момент я живу в нём один. Поэтому я могу предоставить Вам пустовавшую до ныне половину дома. Вы можете там разместиться, и я прослежу, чтобы у Вас было всё необходимое, - Эстергази говорил спокойно, но в голосе чувствовалось лёгкое волнение.

#- Ваше предложение меня более чем устраивает! Я с удовольствием приму Ваше приглашение! Список необходимых вещей я предоставлю Вам завтра же утром!

#- Я буду счастлив принимать в своём скромном жилище такую блистательную гостью, - он осторожно поцеловал мою руку.

#- Премного благодарна, - я улыбнулась (первый раз за последние… одним словом, за довольно продолжительный период времени).

#- Если бы Вы только знали, как прекрасна Ваша улыбка! – восхищение Эстергази было искренним. – Возможно, Вы и правы в том, что ограничиваете число тех, кто достоин её видеть. Тем сильнее мой восторг и гордость оттого, что я имел счастье её лицезреть!

Я промолчала и с трудом сдержала смешок.

 

ГЛАВА 12.

 

«Скромное жилище» князя оказалось сказочным замком, на взгляд не уступающим Версальскому дворцу! Меня поразили величие и красота в сочетании со старинным убранством, сохранённым (и/или отреставрированным) трепетным хозяином.

Когда я представила себе половину замка, которую князь отдал в моё распоряжение, сначала мне стало плохо! Во-первых, я даже не смогла себе точно представить, какая же это площадь. А во-вторых, я реально не знала, зачем мне столько места! Одной!

«А почему бы и нет! – возразила тут же себе я. – Я ведь всегда мечтала о Версале!».

Заказанные князем рояли меня устраивали не во всём. Поэтому я посчитала целесообразным привезти свои «немецкие» рояли (которые стояли в моём Берлинском доме). Это были две концертные Ямахи, полученные мною в качестве первых премий на Американском и Канадском конкурсе в прошлом году. Сами по себе рояли оказались не очень пригодны для моих рук, и мне пришлось их немного «подкорректировать» - я утяжелила их: один немного (концертный), другой – до предела (рабочий).

Остальные мои пожелания (как то: оборудованный зал, шумоизоляция, библиотека и фонотека) князь выполнил в течение недели.

Кроме того, у меня была отдельная кухня, куда прислуга доставляла продукты, согласно составленному мной списку. Готовила я для себя сама.

Через две недели мы с Эстергази заключили продолжительный контракт (на пять лет), включающий мою концертную жизнь и записи на студиях, принадлежавших князю.

После второго же концерта я окончательно приняла решение выступать только на своём рояле (мысли о подобном введении меня терзали уже давно). Для того было много причин: во-первых, я с трудом пристраивалась к лёгким инструментам (кроме того, я всю жизнь считала, что на плохих инструментах вообще не надо играть! да и быть их не должно!); во-вторых, в большинстве случаев меня не устраивал звук предложенных инструментов (а я не хотела поступаться такой важной деталью!); а в-третьих, к середине уже первого отделения моих концертов на рояле рвалось до пяти струн (и не потому, что я так грубо играла – просто инструменты были в основном плохие…) – а это причиняло порядком неудобств как залу, так и мне. Поэтому до сих пор на моих концертах на сцене стояло четыре рояля (которые чаще всего к концу моего выступления приходили в негодность), что приводило принимающую сторону в исступление!

Хочу заметить, что как только появилась Bach, я решила во что бы то ни стало, всеми возможными способами заработать как можно больше денег (наверное, я хотела отомстить жизни за то, как она со мной обошлась).

Поэтому как только я стала выступать на своём инструменте, цены на билеты поднялись вдвое (это при том, что уже к тому моменту они были «слегка выше заоблачных»). И тем не менее, билеты раскупались с прежним, даже возросшим ажиотажем – порой мне казалось, что мой инструмент (вернее его появление на сцене) производит на публику большее впечатление, чем моя игра.

Как бы там ни было, я только выиграла, во всех смыслах – и играть мне было комфортнее, и потерь я теперь избегала максимально, зритель был доволен, и доход мой возрос!

 

Но Bach по-прежнему не давала интервью и автографы и по-прежнему были запрещены записи с концертов. По этой причине цены на мои диски, выпускаемые фирмами князя, равнялись (а порой и превосходили) цены на VIP места на моих концертах.

Медленно, но верно Bach продолжала своё триумфальное шествие по миру. Но как и прежде, меня никто не видел – записи на фирме шли через зеркальное стекло, на концертах всё так же пустели первые ряды, а после «Лунной» я исчезала. Даже Эстергази, у которого я жила, был лишён возможности меня видеть – я так хотела…

Bianco продолжал писать свои статьи, критикуя всё и вся (за исключением, разумеется, Bach). Мои счета росли как на дрожжах: пополняясь быстро и на очень крупные суммы (при полном отсутствии расходов!).

Однако подобное положение дел очень быстро мне наскучило. Мне элементарно не хватало простого человеческого общения. Порой мне казалось, что я начинаю забывать человеческую речь. Я пробовала разговаривать сама с собой, но ловила себя на том, что начинаю путать языки…

Как всегда в подобных случаях (в детстве и юности я частенько «страдала» недостатком общения) у меня началась депрессия. Мне всё в себе не нравилось: ни как и хожу, ни как одеваюсь, ни как я играю, ни как пишу! Вопреки контрактам, я меняла программы прямо на сцене – исключая всё мажорное, жизнерадостное, добавляя траурные, трагические и драматические вещи.

Мне было плохо! Я перестала есть и спать, меня постоянно мучили мигрени. Я начала ненавидеть себя! И это не могло не найти отражения в моих статьях – Bianco начал резко и грубо критиковать Bach. Ни один критик в мире не позволил бы себе написать такое в её адрес! Лишь Bianco, который ничего и никого не боялся – только он писал то, что приходило в голову.

Это парадоксально, но читая потом свои собственные статьи (о своей собственной игре) в прессе, я впала в ещё большую депрессию и пришла к выводу, что я вообще не умею играть!

По этой причине, я перестала заниматься и с головой погрузилась в фонотеку и библиотеку. Теперь всё моё время занимали симфонические записи, мемуары мировых дирижёров и собственно само дирижирование.

/кстати говоря, Bach никогда не играла с оркестром – я боялась нарваться на тех дирижёров и оркестрантов, которые сотрудничали в своё время с Косицыной/

Я перестала приезжать на студию звукозаписи, что не могло пройти мимо князя. Он узнал об этом сразу, но … ничего не сделал. Он решил, что мне нужен отдых. И оставил всё, как есть.

Шли недели, мне не становилось лучше. Князь отменял концерты один за одним. Он уже начал беспокоиться, но так и не осмелился пройти на мою половину дома и поинтересоваться лично о моём самочувствии.

Наконец, не выдержала я сама. Я поняла, что если не поговорю хоть с кем-нибудь, то просто выпрыгну из окна.

Плюнув на всё, я вышла из своих комнат.

В доме стояла гробовая тишина. Было довольно темно и холодно. Солнце уже село. Пройдя на половину князя, я сразу направилась в гостиную, где Эстергази пил в это время чай (впрочем, как и половина Англии).

Я остановилась в дверях. Он сидел лицом к окну и не заметил меня. Несколько секунд я колебалась, а правильно ли я поступаю, но отступать было поздно.

#- Прошу прощения, - начала я. – Могу я с Вами поговорить?

Князь медленно повернулся, не узнав /естественно!/ мой голос.

#- Конечно! – воскликнул он, увидев меня, и спешно поднялся. – Проходите, присаживайтесь, - пригласил он.

#- Благодарю, - я устроилась на диване. На мне было чёрное закрытое платье, шляпка с вуалью и … перчатки.

#- Как Вы себя чувствуете? – с искренней заинтересованностью спросил князь. – Вы давно не были в студии. Отменено несколько концертов. И прошу прощения, слышал, что Вы ничего не едите. С Вами всё в порядке? Может Вам нужны услуги врача?

#- Спасибо за беспокойство, - начала я. – Я здорова.

На несколько мгновений я замолчала и опустила голову.

#- Честно признаться, я боюсь Вам исповедоваться. Я Вас совсем не знаю. В последний раз моя откровенность дорого мне обошлась, - я должна была придумать себе правдоподобную легенду. – После того, как за свой язык я чуть не поплатилась жизнью, я перестала доверять людям.

#- Я Вас очень хорошо понимаю, - улыбнулся князь. – Как Вы могли заметить, я тоже не окружаю себя толпой людей. Я живу один по той же причине, что и Вы боитесь быть откровенны. И могу Вас заверить – мне можно доверять. Чтобы Вы мне не сказали, это не выйдет за эти стены и уйдёт со мной в могилу.

#- Что ж, - вздохнула я. – Другого выхода у меня всё равно нет. Вы спросили, как я себя чувствую – так вот, ужасно! С моим здоровьем всё в порядке, но вот морально… Кто бы мог подумать, но я очень тяжело переживаю то, что обо мне пишут в прессе. Я всегда очень уважала Bianco, его статьи всегда перекликались с моим мнением и поэтому я не могу не принимать близко к сердцу то, что он пишет. Его последние статьи, посвящённые мне, выбили меня из колеи. Неужели я действительно стала так плохо играть?! – с детской наивностью воскликнула я.

#- Ну, что Вы! Вероятно, он не смог устоять от соблазна обогащения. Бумага всё стерпит. С нашей свободой слова про кого угодно можно написать всё, что заблагорассудится. Тем более в сфере искусства – где всё субъективно и не имеет логичного основания. Могу предположить, что тот, кто заказал ему эти статьи, преследовал именно эту цель – выбить Вас из колеи. У Вас много завистников. Кто-то решил Вас устранить таким способом – сделать подлость, зная, как тонко такие люди, как Вы, на это реагируют. Вы не должны попадаться на такую удочку, - закончил Эстергази.

#- Предположим. Но если это не так? Что если это его мнение? Может, он действительно пишет то, что думает?! – он меня не убедил.

#- Это ничего для Вас не меняет, - твёрдо ответил князь. – Сколько людей – столько и мнений. Ваш главный судья – это Ваш зритель. А он к Вам более, чем благосклонен, и Вы не должны его гневить в угоду одному критику.

#- Спасибо, - я немного ободрилась. – Я прислушаюсь к Вашему совету.

«Что я тут делаю? – вдруг подумала я. – Зачем я к нему пришла? И зачем я ему вру? Идиотизм какой-то: жаловаться на то, что сама о себе написала! Но, - возразило моё второе «я», - мне ведь действительно просто надо с кем-то поговорить. Иначе я сойду с ума».

#- Вы мне очень помогли, - я встала.

#- Я рад, - он тоже встал и сделал шаг мне навстречу. – Если Вам что-либо понадобится, я с удовольствием Вам помогу, не бойтесь ко мне обратиться.

#- Благодарю, - я опустила голову и направилась к выходу.

#- Позвольте дать Вам один совет, - остановил меня князь.

Я остановилась и подняла голову.

# - Возможно, я лезу туда, куда не должен, но я настоятельно советовал бы Вам сменить имидж: снимите всё чёрное, оно подавляет Вас. Ведь наше настроение во многом зависит от того, как мы выглядим. Только поймите меня правильно, - спохватился он, - я желаю Вам только добра. Простите меня, если моё неведение невольно Вас оскорбило. Я не знаю о Вас ничего, не знаю причин, побудивших Вас избрать этот стиль. Просто мне кажется, что чёрный цвет поглотил Вас, и Вы сами этого уже просто не замечаете.

#- Спасибо за внимание. Я подумаю над Вашими словами, - ответила я и вышла.

«В чём-то он прав. И я это знаю. А что я теряю? Почему бы и нет…».

Несколько дней я не выходила за пределы своей половины. Затем села в свой Мерс (выписанный из Берлина) и поехала по привычному некогда кругу: бутики – салон красоты - парикмахерская.

Я купила десять комплектов одежды разных цветовых гамм (избегая красных оттенков и чёрного цвета). Мне сделали сногсшибательный маникюр (должна признать, руки я запустила с этими занятиями), а прическа преобразила моё лицо окончательно. Мои опасения, что меня могут узнать были напрасными. Теперь же, с новым имиджем, это меня окончательно перестало беспокоить. Косицыной больше не существует!

Ещё несколько дней я сама привыкала к своей новой внешности и заново училась ходить на шпильке.

И вот в один из вечеров я решила продемонстрировать князю, насколько я прислушалась к его совету и что из этого получилось.

Выбрав подходящее время (немного после ужина) я прошла на его половину по второму этажу (спускаться в гостиную по лестнице я считала эффектнее, чем просто войти через дверь).

Спустившись до середины последнего пролёта лестницы, я остановилась в нерешительности. В гостиной, кроме князя, был ещё один человек. Мужчина, около сорока лет. До этого я не замечала, чтобы князь кого-то приглашал в гости – на все встречи он ездил сам.

Князь всегда садился лицом к окну (или проще говоря, спиной ко входу). А вот его собеседник стоял как раз наоборот – лицом к лестнице. Он не заметил меня сразу – судя по всему, он прохаживался по комнате, обсуждая что-то с князем. Бросив мельком взгляд в сторону лестницы, он остановился. Похоже, он растерялся не меньше меня (видимо о нелюдимости князя он тоже был наслышан).

Так, мы смотрели в глаза друг другу, остолбеневшие от удивления. Я была готова испепелить его взглядом, но вдруг вспомнила, что пора забыть все свои старые козыри, и быстро отвела глаза. Позвоночником я чувствовала, как он продолжает меня нагло рассматривать.

Спустя какое-то время князь заметил, что собеседник его не слушает и пребывает в странном состоянии некого оцепенения, устремив взгляд на лестницу.

Высокая спинка кресла, в котором сидел князь, не позволяла ему увидеть, что происходит за его спиной, поэтому ему пришлось встать и повернуться. Немую сцену дополнил ещё один персонаж.

#- Прошу прощения, князь, - я решила её прервать (две пары глаз уже начали меня тяготить), - кажется, я Вам помешала, - нерешительно я продолжила спускаться.

#- Ну, что Вы! – он спешно подошёл к перилам и подал мне руку. – Мы как раз говорили о Вас. Я высказывал своё беспокойство.

#- Мне надо было хорошенько обдумать Ваши слова, - я мягко улыбнулась, опустив глаза.

#- Я вижу, Вы последовали моему совету, - он жестом предложил мне сесть. – Вы меня порадовали! Вы бесподобны!

#- Благодарю, - я мельком посмотрела на собеседника князя. Мой взгляд был замечен.

#- Прошу прощения, я не представил Вам моего племянника, - спохватился князь. – Артур Эстергази.

#- Моё почтение, - тот поклонился.

#- А это, - продолжил князь, – та самая, загадочная и мистическая, гениальная и экстравагантная женщина, про которую мы говорили минуту назад, Александра Bach, – я протянула Артуру руку. Тот поцеловал её очень трепетно, словно что-то нематериальное, долго не отводя губ от моей руки.

#- У меня нет слов! Я поражён.. Я очень рад, - Артур был сбит с толку и не мог двух слов связать.

#- Мне тоже очень приятно, - я продолжала удерживать на своём лице мягкую улыбку.

Мало-помалу у нас склеилась приятная беседа, из которой я узнала, что Артур был женат, но не имел детей. Кроме того, он являлся единственным родственником князя, а следовательно, и наследником его состояния (но восторга от этого князь явно не испытывал – что я смогла прочитать на его лице). Артур лишился родителей ещё в детстве - банальная автокатастрофа, и его воспитанием занимался заботливый дядюшка, который смог привить ему тонкий вкус и любовь к прекрасному. Артур любил жить на широкую ногу, но вот с работоспособностью у него было сложно. Как и всегда, племянник приехал на несколько дней, чтобы обсудить с дядей некоторые детали по работе. Дело в том, что Артур числился директором региональной дочерней фирмы своего дяди. Он жил в Ирландии и приехал решить некоторые возникшие проблемы.

Когда время уже приблизилось к полуночи и беседа явно затянулась, князь обратился ко мне с весьма неожиданной просьбой:

#- Не сочтите за фамильярность, но не могли бы Вы порадовать нас хотя бы одной миниатюрой в Вашем исполнении.

#- Конечно, но для этого нам надо будет пройти на мою половину, - я согласилась весьма охотно.

#- Если это Вас не стеснит, - вставил Артур.

#- Ну, что Вы! – усмехнулась я и встала. – Прошу.

Мы прошли в «мою» гостиную, где кроме дивана и нескольких кресел (в комнате не было даже ни единого ковра), стояла моя легендарная Ямаха.

#- Вы хотите услышать что-то конкретное? – я села за инструмент и открыла клавиатуру.

#- На Ваше усмотрение, - ответил князь и занял место «в зрительном зале».

На секунду я задумалась над произведением, но поняла, что мне кое-что мешает.

#- Прошу меня простить, - я сняла туфли. Так было привычнее и удобнее.

Сняв перчатки и положив их на рояль, я начала играть "Лунную". Вопреки желанию автора, я редко играла её целиком, но сейчас я поняла, что одной части мне будет мало.

Артур «отошёл» первым.

#- Восхитительно, бесподобно! – восторженно говорил он, встав и аплодируя. - Такого исполнения я ещё никогда не слышал! Вы превзошли самою себя!

Князь тоже аплодировал стоя, снисходительно улыбаясь.

#- Спасибо, - я улыбалась. Реакция Артура меня порадовала, даже развеселила. Он мне начинал нравиться.

Когда воцарилась тишина, я снова подняла руки над клавиатурой. И тут я допустила первую очень грубую ошибку – я исполнила Скерцо (первого опуса) Чайковского. До этого момента Bach не исполнила ни одного произведения русских композиторов – ведь я их играла по-русски, с русской душой, как не сможет ни один иностранец, даже выросший в России. Так играть может только человек с русской душой и корнями, уходящими глубоко в самое сердце Руси.

Оба Эстергази были в шоке. Последние обертоны угасали медленно в звенящей тишине, пропитанной напряжением. По моему позвоночнику пробежал холодок. «Неужели это всё? Неужели одна маленькая ошибка испортит мне новую жизнь?».

#- Боже мой, фрау Bach! Я бы никогда не поверил, что это возможно, если бы не услышал своими ушами. Только один человек мог так тронуть меня своей игрой, своим исполнением незнакомой и непонятной мне музыки. И этого человека уже нет с нами. Анна Мария Косицына открыла для меня мир русской музыки. Мир неведомый мне и чуждый. И я был уверен, что никто не сможет повторить её исполнение. Да простит она меня, но Вы её превзошли. Я не знаю, как это возможно, но это так. И я склоняю колено перед Вашим Гением, - Эдвард медленно опустился на одно колено и продолжил. – Меня не интересует, как Вы этого добились, мне не интересно, кому Вы продали свою душу, я только знаю, что Ваши руки – это столь драгоценный бриллиант, которого мир ещё не видел. Ответьте мне только на один вопрос: почему Вы это скрывали?

#- Вы меня смутили, - призналась я. – Я не знаю, что Вам сказать. Мне лестно всё, что Вы сказали, но это всего лишь результат изнурительного труда. Мне никогда не давалась русская музыка. Я могла исполнять музыку любой нации очень убедительно, но только не русскую. Я много работала, много слушала, часто ездила в Россию, чтобы понять её хоть немного. И похоже, что-то во мне родилось. Что-то, что помогло мне её услышать и передать. Я рада, если моё исполнение хоть отдалённо напомнило Вам несравненное исполнение Косицыной. Только не надо нас сравнивать.

#- Конечно, - князь поднялся (не без помощи Артура). – Я немного погорячился. Но надеюсь, мы не останемся единственными, кто это услышит?

#- Я не обещаю баловать русской музыкой, но вводить некоторые произведения в свои программы – это вполне в моих силах, - я скромно улыбнулась.

#- Это будет великолепно! Как ты находишь? – князь обратился к племяннику.

#- Я полностью присоединяюсь к Вашим словам, дядя, - он не сводил с меня восторженного взгляда.

#- Что ж, - спустя какое-то время вздохнул князь, - это всё чудесно, но я вынужден откланяться. Я бесконечно благодарен Вам за эти минуты волшебства, - он подошёл ко мне и поцеловал мою руку, - но завтра утром я должен вернуться к земным делам. Надеюсь, Вы впредь не будете так скрытны и будете хоть изредка баловать нас своим обществом?

#- Конечно, князь. Теперь всё будет по-другому. Благодаря Вам. Так что мы сможем продолжить и завтра и в любой другой день, когда Вам будет угодно. Всегда буду рада составить Вам компанию, - я встала.

#- Я счастлив! Доброй ночи! - князь галантно поклонился.

#- Доброй ночи, - ответили мы с Артуром почти в один голос. И проводили взглядом князя.

#- Добрый старик, - заметил Артур, когда за князем закрылась дверь.

#- Ну, почему сразу старик? – возразила я. - Ваш дядя – мужчина в самом расцвете сил. Покажите мне хоть одного старика, кто вёл бы столь активный образ жизни!

#- Вы правы. Прошу прощения за свои слова – вижу, они Вас задели. Но не будем об этом, - он резко сменил тему. – Давайте поговорим об искусстве.

#- Всегда «за»! – согласилась я.

Артур, к моему, удивлению, оказался очень хорошо просвещён в этом направлении. Было видно, что он хоть и любитель, но весьма заинтересован и начитан. Он оказался знаком с творчеством Bianco и даже смог найти какое-то оправдание тем статьям, где я была выставлена не в лучшем свете.

В итоге, мы очень хорошо провели время. Наш разговор длился до поздней ночи.

/честно говоря, мне показалось, что я похожа на изголодавшегося человека, которого посадили за богатый стол; мой культурный голод, а также голод общения, был немного утолён/

#- Прошу у Вас прощения, что посмел отнять столько Вашего времени, - уже в дверях проговорил Артур.

#- Что Вы, всё нормально, я всегда поздно ложусь, - я мило улыбнулась.

#- Я очень рад нашему знакомству и благодарен за подаренные мгновения потрясающего исполнения не менее потрясающей музыки. Вы тронули меня за живое, - он наклонился к моей руке. – Надеюсь, мы сможем продолжить наш разговор завтра?

#- Конечно, я буду рада. Мне очень приятно Ваше общество и интересно Ваше мнение. Спасибо за то, что скрасили моё одиночество.

#- О чём Вы говорите! - воскликнул Артур. – Для меня это высшая награда и благодать – даже стоять рядом с Вами! А уж слышать Ваш голос, целовать Ваши руки – это непозволительная роскошь!

#- Спасибо, - я стушевалась. – Доброй ночи, - я поняла, что если его не выпроводить сейчас, он застрянет здесь надолго, источая комплименты и восхищения.

#- Да, простите, - он спохватился, поняв мой намёк. – Доброй ночи, - он ещё раз поцеловал мою руку, ещё раз поклонился и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Наконец-то моя душа стала спокойна, а тело вспомнило, что оно принадлежит женщине. И не просто женщине, а сногсшибательной. Мне не хватало общения – да, но мне также остро не хватало и мужского внимания.

 

ГЛАВА 13.

 

Те недели, которые Артур провёл в гостях у дяди, мы трое очень мило общались, ходили по музеям, на концерты. Моя нервная система абсолютно восстановилась и я снова была готова вернуться к работе.

Я пересмотрела свои гастрольные графики – те концерты, что мы отменили, я восстановила и отыграла; составила плотный гастрольный график на ближайший год.

Практически через неделю после отъезда Артура, я уехала в мировое турне.

Это турне было мне необходимо, чтобы укрепить свои позиции, разрекламировать меня по всему миру, ну и укрепить моё благосостояние.

Периодически на меня накатывала меланхолия. Я вспоминала про Сашу – мне было его жаль, ведь он так меня любил. Почти всё время перед глазами стоял N – перед ним я была виновата. Но самой ужасной была навязчивая мысль о детях – троих, что остались с Сашей (за них я была хотя бы спокойна) и особенно о Тристане – мне казалось, я никогда его не увижу. Я проклинала себя, ненавидела – но это ничего не могло изменить. У меня не было смелости всё бросить, рискнуть всем (пусть даже жизнью) и вернуться к ним. Я не нашла в себе сил – и за это я ненавидела себя ещё больше. За эту мелочность и эгоизм, расплачиваться за который должны были мои дети.

Меньшее, что я могла и сделала для своих детей – завела счета. На каждого – отдельный, именной (объединяла их всех одна фамилия – Косицыны). Каждый месяц и с каждого гонорара я клала туда равные суммы денег. Открыла эти счета я ещё в самом начале новой жизни – после первого платного концерта А. Bach, и не прекращала это делать ни разу. Я понимала, что это не заменит детям меня, но больше я ничего не могла (или не хотела?) для них сделать.

 

В Лондон я вернулась через год, получив известность во всём мире, купаясь в лучах славы и гонорарах, уверенная в себе и готовая на новые свершения.

Этот год изменил не только меня, но и тех людей, которые меня окружали. Я продолжала общаться и с князем и с его племянником, но ни с кем из них я не виделась ни разу за это время.

#- Могу я с Вами поговорить, - спустя несколько дней после моего возвращения, князь осмелился сам пройти на мою половину с разговором ко мне. – Надеюсь, Вы хоть немного отдохнули – не хотелось бы Вас тревожить.

#- Благодарю, я хорошо отдохнула и с удовольствием отвечу на все Ваши вопросы, - признаться его деловой тон меня несколько удивил.

#- Замечательно. Я должен выяснить всё сейчас.

#- Выяснить что? – искренне не поняла я.

#- Выяснить, как жить дальше.

#- Что произошло? – я уже даже испугалась. Его тон меня настораживал всё больше.

#- Произошло то, что я понял, что ты для меня значишь.

/забавен английский язык – форму «ты» отличаешь от формы «Вы» исключительно по интонации/

Я с вниманием и недоумением смотрела на князя и ждала, когда он продолжит.

#- Этот год, - он выдержал небольшую паузу, - объяснил мне многое. Время действительно помогает во всём разобраться и правильно всё оценить. Я много думал, много рассуждал, не часами, и даже не днями и понял, что … не могу без тебя жить. Я понимаю, в моих устах это звучит смешно и глупо, но… - он замолчал.

Я чуть не упала: и он туда же?! Слов я подобрать не могла – поэтому просто молчала.

#- Это не юношеская мимолётная влюблённость, это глубокое, настоящее чувство, основанное на уважении и благоговении. Надеюсь, я не напугал тебя этими речами? – он посмотрел на меня с вопросом. Я молчала. – Конечно, я понимаю. Ты молода, красива, у тебя вся жизнь впереди, а я всего лишь обезумевший старик.

#- Это не так! – возразила я. – Зачем Вы это говорите! Вы, Вы…Вы… - я осеклась, переполненная эмоциями, которые не могла сформулировать.

#- Не надо, не продолжай, я тебя понимаю, - он взял меня за руки. – Прости, что напугал тебя. Милая девочка, - он провёл рукой по моим волосам. – У меня была длинная жизнь и много в ней было всего. Много было женщин, но не было той, рядом с которой я хотел бы умереть, той, чьи глаза я хотел бы видеть в своих детях, той, которая стала бы смыслом жизни. Я опять говорю высокопарные глупости, но ты стала для меня той самой женщиной. И я не смею мечтать о большем счастье, чем быть твоим супругом, - он опустился на одно колено. – Одно твоё слово – оно для меня закон.

Мне пришлось восстановить старое умение соображать быстро. Ситуация была непростая и положение у меня было своеобразное. Решение надо было вынести быстро и так, чтобы потом об этом не жалеть.

«Допустим, я ему откажу, что я получаю – ничего, но остаюсь свободной и независимой. А чего ради? Кого ради? Я же веду дикий образ жизни, и единственный, кроме князя, мужчина, с кем я общаюсь – Артур – женат. Таким образом, ничего не изменится. А что я потеряю – хорошего друга, собеседника и … приличную сумму денег. Если же я соглашусь – то ничего не теряю (кроме мифической свободы), а только очень хорошо заработаю. Если посмотреть на него повнимательней, можно сказать смело, что долго он не протянет. Так что помучаюсь пару лет и останусь супер богатой вдовушкой. А что? Очень даже романтично!».

#- Я согласна выйти за Вам замуж, - довольно сухо ответила я.

#- Не ослышался ли я? – он медленно встал. – Ты правда выйдешь за меня замуж?

#- Да, всё верно, - подтвердила я.

#- Честно признаться, я даже смущён столь скорым ответом, - он стушевался. – Тем более таким ответом. Я так счастлив, - он целовал мои руки. – Спасибо!

 

Через месяц состоялась наша свадьба. Дабы не усложнять себе жизнь и зная, что князь по вероисповеданию католик (хотя всю жизнь считала, что англичане – протестанты), я «прикинулась» католичкой – ведь на самом деле все религии для меня всегда были равны и не имели ничего общего с Богом и верой.

Хотя должна признать, что подвенечное платье, заказанное князем у лучших модельеров, меня впечатлило. Что ни говори, вкус у него был отменный!

После венчания мы скромно отпраздновали это событие в замке Эдварда в кругу семьи - то есть в присутствии Артура и его жены.

Эдвард был на седьмом небе от счастья, Артур не мог найти себе места и отводил глаза, а вот зато его жена просто сверлила меня весь день с явной злобой и завистью.

После небольшого застолья, мы разошлись по комнатам.

Честно признаться, брачная ночь меня несколько пугала. У меня ещё никогда не было столь зрелых партнёров. Но словно прочитав мои мысли, князь первый начал этот разговор:

#- Я не раз повторял и буду повторять, как сильно люблю тебя и уважаю. Я никогда и ни в чём не буду тебя неволить и принуждать тебя к чему-либо. Если ты предпочтёшь отдельную спальню, я с уважением приму твоё решение, - очень корректно проговорил он.

#- Князь, - начала было я.

#- Эдвард, просто Эдвард, - перебил он меня.

#- Хорошо. Эдвард, - я улыбнулась, - я не ребёнок и не глупая девчонка. Я уже даже не первый раз замужем. Я знаю, что когда два человека вступают в брак, они берут на себя определённые обязательства и несут ответственность не только перед собой. Поверьте, если бы меня хоть что-то не устраивало в браке с Вами, я бы не дала своего согласия. Возможно, это прозвучало очень резко, но зато это правда. Я не буду перед Вами лицемерить и заигрывать, - замолчала я.

#- Спасибо, - искренне поблагодарил князь и поцеловал мои руки.

Я совру, если скажу, что это было незабываемая ночь. Удивительная – да, но не более. Должна признать, что Эдвард ничем не уступал молодым моим партнёрам. Я была весьма приятно удивлена. Его внешняя активность не оказалась обманчивой, а большой жизненный опыт давал о себе знать самым приятным образом. Более того, на тот момент более внимательного и чуткого партнёра у меня ещё не было.

Так что всё складывалось как нельзя лучше!

 

Да и в целом, какие гадости бы мне не подсовывала жизнь, единственное, с чем мне везло всегда – это были мужчины. Они всегда были физически и духовно развиты и весьма интеллектуальны. Это были всегда преданные и любящие меня люди. Удивительно, но признавшись мне в любви (а не просто переспав со мной), за редким исключением, никто из них мне не изменял. Да и в смысле «мужской силы» это были Титаны!

В этом мне везло.

 

ГЛАВА 14.

 

Артур с женой уехали через день, оба весьма недовольные нашим бракосочетанием. Артур – потому что в глубине души завидовал своему дяде, а его жена (весьма коварная особа) – потому, что увидела во мне претендента на наследство. А уж коль я стала женой, то и дети не исключаются – а это заметно снижало шансы Артура унаследовать состояние дяди.

А у нас с Эдвардом сложились весьма тёплые и доверительные отношения (относительно, разумеется). Понятное дело, что с моей стороны ни о какой любви и речи быть не могло – я просто глубоко уважала своего супруга и ценила его отношение ко мне. С его же стороны букет был более разнообразным – одним уважением он не мог похвастать – он меня любил, души во мне не чаял. И кроме того, я подарила ему вторую молодость – он был по-настоящему счастлив!

 

И конечно же рано или поздно эта тема должна была выплыть наружу и обрести реалистичные черты…

#- Дорогая, - как-то после ужина заговорил Эдвард. – Как ты смотришь на то, если мы заведём сейчас ребёнка?

#- В принципе, - я начала издалека, - неплохо. Но. У меня был весьма печальный опыт. У меня был сын. Он умер в возрасте полутора лет из-за моей неосмотрительности. Я плохая мать. Из меня получилась хорошая артистка, а всему остальному я не могу уделить должного внимания и любви. Я просто боюсь повторения этой истории.

#- Я сочувствую! Должно быть, это ужасно – похоронить собственного ребёнка! – совершенно искренне посочувствовал князь. – Но жизнь не стоит на месте. Как и мы. Мы взрослеем, умнеем, набираемся опыта. Не стоит бояться жить. Многое изменилось и в моей жизни, и у тебя. Теперь всё будет по-другому. Не знаю, в каких условиях ты жила раньше, но я тебе обещаю, я создам такие условия, при которых тебе не придётся ни о чём беспокоиться – от тебя только будет требоваться любить своё чадо и уделять ему немного времени. Все остальные заботы и хлопоты я возьму на себя. Я прекрасно понимаю твою специфику работы и сделаю всё, чтобы оградить тебя от бытовых трудностей!

#- Спасибо! Но ты должен понимать, что как минимум на пол года, а то и на год я буду выброшена из рабочего графика. Несколько месяцев я вообще не смогу заниматься. Это составит определённые трудности – ведь мои гастроли распланированы на три года вперёд.

#- Это всё ерунда, это я улажу, - он улыбнулся. – Главное – чтобы ты хотела этого ребёнка не меньше, чем я.

#- Я буду только счастлива, - наиграно улыбнулась я.

#- Только это непременно должен быть мальчик, - заметил князь. – Я думаю, ты понимаешь. Никто не вечен, и годы не делают нас моложе. И мне не хотелось бы, чтобы всё, что я создавал на протяжении своей жизни, растворилось в кутеже. А это непременно произойдёт, если наследником станет Артур. Он добрый малый, но абсолютно не знает цены жизни. Он не умеет и не любит работать. Зато по части растрат ему нет равных. А вместе со своей супругой они умудрятся растратить всё за считанные годы. Мне бы этого не хотелось.

#- Я тебя прекрасно понимаю, но, - я кокетливо усмехнулась, - пол ребёнка зависит только от отца.

#- Я постараюсь, - Эдвард поцеловал меня в щёку.

 

Почему-то именно здесь я хочу закончить описание образа князя. Итак, в свои семьдесят пять он выглядел от силы на шестьдесят. Сохранять молодость ему позволяли не столько деньги, сколько внутреннее состояние души. Он был подтянут, активен, деятелен. Он просто не позволял себе стареть и следил за своим здоровьем.

Эдвард был высок и подтянут. Седые волосы придавали его облику солидность. Положение в обществе подчёркивалось осанкой, положением головы, суровым, но благородным выражением лица, дорогой и элегантной одеждой, фамильным перстнем и тростью – маленькой деталью, которая завершала картину. Она была исключительно чертой имиджа. Сделана она была из чёрного дуба, наконечник – из позолоченной платины, по всей длине располагались портреты предков, выполненные барельефами из слоновой кости, а набалдашник был инкрустирован драгоценными камнями. Эта маленькая деталь стиля создавала не менее пятидесяти процентов всего впечатления.

В целом, князь Эстергази мог считать себя идеалом любой женщины. Именно поэтому он устраивал и меня.

Мало из тех, кто знал князя, мог бы поверить, что он может быть ласковым и заботливым, нежным и мягким.

Я же поставила перед собой цель – уложить его у своих ног не только физически, но и вывернуть его душу и подчинить её себе, однако (как впрочем и в большинстве случаев) мне не пришлось прилагать к этому усилий.

Не могу сказать, что его ласки были чем-то мне неприятны – отнюдь, их «интеллигентность» меня устраивала. Эдвард был очень тонок, во всём. Страсти ему были несвойственны. Во всём, даже в вопросах интимных, он во главу угла ставил красоту и эстетику.

Женское тело, как таковое, его уже мало возбуждало и привлекало - видимо, за жизнь пресытился. Могу сказать, что за всё время, что мы провели вместе, он даже ни разу не видел меня обнажённой. К тому возрасту, в котором застала его я, его душа просила чистой любви и высоких отношений. Ему нужна была женщина, которую бы не интересовало его состояние, которая не гналась бы за плотскими утехами и довольствовалась тихим семейным счастьем. Ему показалось, что я – именно та женщина, которую он искал (денег у меня и своих хватало с верхом, а душа моя – сильная, независимая и гордая – чёрствой не была).

Именно тогда я поняла большую разницу между тем, когда мужчина хочет женщину и тем, когда мужчина хочет ребёнка от любимой женщины. Разница оказалась колоссальная!

 

Замечу, что мы хоть и были супругами, виделись мы довольно редко – я постоянно была на гастролях, а Эдвард никогда со мной не ездил. Приезжала я только для записей. Постепенно прошёл мой страх перед игрой с оркестром. И в мои программы были включены оркестровые произведения, в студии стали появляться новые люди. Однако я себя старалась всё же оградить – шляпка с вуалью была непременным атрибутом моего гардероба.

Несмотря на то, что виделись мы редко, ребёнка Эдварду я родила. Кстати говоря, только девятый месяц я провела в Лондоне – и то, не выходя из студии, а остальные восемь – гастроли.

К небольшому (минутному) огорчению князя, родилась девочка. Это огорчение продлилось мгновение, когда на втором УЗИ нам сообщили пол ребёнка. Осознание того, что он станет отцом, перевесило – и более счастливого отца я больше никогда не видела.

Зато супруга Артура была вне себя от ярости, едва узнала о моей беременности, и тот факт, что я жду девочку, лишь немного её остудил. Она с радостью придушила бы меня, чтобы я не родила Эдварду сына.

Девочка родилась семнадцатого августа, назвали Елизаветой. Эдвард – в честь королевы, я – в честь вагнеровской Елизаветы из «Тангейзера».

С появлением в нашем доме ребёнка, Артур стал чаще у нас бывать и дольше задерживаться. Оказалось, он очень любит детей и мечтал завести своих. А в их семье у кого-то с этим были проблем – то ли у него, то ли у его жены – выяснять не хотели, просто обвиняли друг друга.

Эдварду нравилось, что Артур проводит время со своей кузиной. И если раньше каждый приезд Артура воспринимался как дань уважения и желание выслужиться, то теперь, видя искреннюю любовь к кузине, Эдвард и сам был счастлив.

Артур всегда приезжал один. У его супруги всегда находились отговорки, чтобы не приехать – за что все мы в душе были ей благодарны.

 

Надо признать, что и ко мне Артур не совсем ровно дышал. Ему не были понятны причины, по которым я вышла за его дядю (корыстный интерес во мне никогда не просыпался). Однако после нашей с Эдвардом свадьбы рассуждать на эту тему вообще было бессмысленно.

Где-то полгода после родов я «просидела» дома. У Бет было несколько нянечек, а моей функцией было вскармливание и умиление. Эдвард выполнил своё обещание – быт меня не отягощал. Супруг мой большую часть времени проводил в Лондоне, занимаясь делами.

Уже поэтому общество Артура было весьма кстати. Он был интеллигентен и образован – с ним всегда было о чём поговорить.

Князь ревнивцем не был, да и любил меня очень трепетно, потому и общение с Артуром не осуждал, а скорее наоборот – был рад, что я не одна.

Мы беседовали об искусстве, литературе, живописи, музыке, философии и многом, многом другом. Вначале очень пространные темы со временем становились уже. И наши взаимоотношения из «вежливых, на расстоянии» перешли в семейный и довольно близкие…

 

#- Александра, дорогая, рад тебя видеть, отлично выглядишь, - поздоровался Артур, вновь приехавший к нам, и поцеловал мою руку.

#- Спасибо, Артур, взаимно, проходи, - я пригласила его в гостиную.

#- Как кузина? Не сильно тебе докучает?

#- Что ты! – я усмехнулась. – Прямо ангелок. Зайдёшь к ней?

#- Чуть позже.

#- Тогда рассказывай, как дела? Что нового?

#- Всё отлично. Жизнь кипит. Твои рейтинги не падают, не глядя на некоторый спад творчества. Твой новый статус играет в твою пользу.

#- Так было всегда, - не удивилась я. – Могу надеяться, что мне не придётся в третий раз в жизни начинать всё с нуля.

#- Ну, что ты! Мы твои позиции никому не сдадим! А по поводу твоего статуса – о нём очень хорошо написал Bianco.

#- «Наконец-то в Bach появилось хоть что-то земное, теперь мы можем с уверенностью сказать, что она всё-таки женщина», - пошутила я.

#- Приятно слышать, что ты не отошла от прессы.

#- Честно говоря, Bianco – единственный, кого я сейчас читаю, он мне всегда нравился.

#- Да, но в последнее время он стал сдавать, - вздохнул Артур.

#- В смысле? – я приняла личное оскорбление.

#- Ну, как же! Разве ты не заметила, что из его статей исчезла жизнь? Он переписывает в сотый раз то, что уже говорили в прошлом веке. Он отстал от жизни!

#- А по-моему, он просто занялся обзоров дискографий. А это несколько другое, нежели характеризовать живое исполнение. Да что мы о нём вообще знаем?! – я занялась самообороной.

#- Ну, кое-что знаем. Например, то, что итальянец, пишет из России.

#- Как из России? – удивилась я. – С чего ты взял? И что он там забыл?

#- Что забыл – не знаю. Но счета у него в Москве. Я думал, все об этом знают.

#- Меня такое никогда не интересовало, - отпарировала я. – И счета – не показатель того, где человек живёт и работает. Вот у меня, к примеру, счета по всему миру – и что?

#- Ты как всегда права. Даже не буду пытаться с тобой спорить, - он примирительно улыбнулся.

#- Да и хватит уже об этом Bianco, словно других тем нет! – я решила сменить тему. – Как твоя супруга поживает?

#- Ой, не напоминай! Я подумываю о разводе

#- Всё так плохо?

#- Александра, ты ведь знаешь, как я люблю детей. Я хочу ребёнка. И как это не глупо – это главная причина всех наших ссор, - вздохнул Артур.

#- А вы не пробовали обращаться к врачам? – в лоб спросила я.

#- Я предлагал, но она категорически против.

#- А сам как? Не пробовал?

#- Честно говоря, я боюсь, - он опустил глаза. – Я боюсь узнать, что у меня никогда не будет детей – я не смогу смириться с этой мыслью.

#- Что за глупости! Ты же знаешь, что бесплодие, тем более мужское, сегодня очень успешно лечится! - подбадривала я.

#- Ну, не знаю, - он ещё раз вздохнул. – Ты в меня вселяешь надежду. Быть может, немного позже я всё-таки соберусь и схожу к врачу. Но для начала я должен перебороть себя.

Мы поговорили ещё немного. Затем Артур зашёл к Бет. Он остался у нас на пару дней.

 

Через несколько месяцев я возобновила гастроли.

Первой страной, которую я посетила, после перерыва, стала роковая для меня Италия.

Большой гастрольный тур по городам Италии (Рим, Турин, Милан, Верона, Падуя, Венеция, Генуя, Парма, Болонья, Флоренция, Сан-Марино, Неаполь, Таранта, Реджо-ди-Калабрия, сицилийское Палермо и сардинские Сассари и Кальяри) занял у меня целых два месяца.

В день я давала по одному концерту, реже – два. Ведь длительность одного моего выступления – не менее пяти часов.

Для новых гастролей я подобрала интересную программу, причём разную для разных городов: здесь были оба тома ХТК Баха, все этюды Шопена и сонаты Моцарта, все полонезы, ноктюрны и баллады Шопена и многое другое.

 

ГЛАВА 15.

 

Давненько я не была в Италии! Боже, как я соскучилась! По их мелодичному языку /кстати, Bach владела только английским и немецким/, по тёплому климату, по грандиозной архитектуре!

Но я никак не могла предположить, что Италия так на меня подействует. У меня с этой страной была связана только опера, и это не могло не дать о себе знать.

Я не удержалась, и сразу же в день приезда пошла в театр. Шла "Тоска" с весьма звёздным составом (а как иначе?!).

Я прорыдала всю ночь...

"Как бы я себя не обманывала, а вокал - это главный смысл моей жизни, а опера - сама жизнь!".

Я попыталась отвлечь себя концертами - получилось плохо. И я решила - вернуться в оперу любой ценой. Как я это сделаю, мне было неясно, но я была уверена, что что-нибудь придумаю.

Параллельно с подготовкой к концертам, я начала работать со своим голосом - восстанавливать его и готовить к предстоящей работе.

На спектакли я больше не ходила - достаточно было и одного.

Отыграв последний концерт, я вернулась в наше с Эдвардом поместье. Здесь я продолжила работать с голосом. Благо, он был всегда податливым, а мышцы хорошо (и правильно) наработаны - ощущения быстро вспоминались и работа продвигалась быстрыми темпами.

О моём новом (или забытом старом) увлечении не знал никто - на мою половину без приглашения не заходил даже Эдвард, а шумоизоляция позволяла многое прятать от посторонних ушей.

 

На моё "сорокалетие" Эдвард подарил мне шикарную нотную библиотеку (включающую редчайшие издания и некоторые рукописи) и фонотеку (его старая была для меня весьма скудной).

 

Спустя несколько месяцев работы, мой голос приобрёл полнокровное звучание. За то время, пока я не пела, он немного подсел (или всё же опустился) почти на кварту. Меня это не расстроило - скорее наоборот. Блестящая третья октава Косицыной была слишком запоминающейся своей полнотой, которой другие сопранки никогда не могли похвастать. И уж коль я решила снова запеть, мне было на руку, что мой голос поменял тембр. Косицына исполнила за свою карьеру несколько меццовых партий - однако не было сделано ни одной записи, и вряд ли кто-то помнил, как звучал этот голос.

Итак, я радовалась своему новому звучанию. Я укрепила свои низы - и сама возгордилась своему тембру - он был фантастичен! Правда мои нижние ноты так и остались навсегда без употребления (дело в том, что стандартный репертуар редко использует ноты ниже фа малой октавы, у меня же это был ре-бемоль).

Дело осталось за малым - придумать новый образ под новый вид деятельности. Ведь Bach - пианистка, а я всегда была против смешения жанров. Каждый человек должен заниматься своим делом. Я не могла в открытую пойти против своих принципов.

Хотя, по правде говоря, я даже сейчас не могу объяснить, почему Bach не могла вдруг запеть. Просто мне так захотелось. Я всегда любила тайны, мистику, фантастику: про Bach никто ничего не знал - мне это нравилось; я хотела, чтобы появилась новая звезда на небосклоне - певица, и чтобы о ней тоже никто ничего не знал.

Я решила, что работать и жить эта моя новая певица должна непременно в Италии. Мир считал, что лучшие голоса всегда рождались именно там - и не стоит его переубеждать.

Пока я всё как следует обдумывала, придумывала форму, в которую всё надо облачить, Bach продолжала своё триумфальное шествие по миру.

"Историческими концертами" назвал Nicolo Bianco мои серии концертов, где я исполнила всё фортепианное наследие (включая и камерные произведения, и концерты с оркестром) таких композиторов, как Моцарт, Бетховен, Шопен. На очереди стояли другие романтики, включая "мужского" Листа. Вот за него, признаться, я боялась больше всего - для исполнения его произведений (тем более всех) нужна большая выдержка и мужская физическая сила. Одни только его этюды стоили мне огромных физических и энергетических затрат.

 

Я объездила почти весь мир. Но единственной культурной страной, где ещё не была Bach, оставалась Россия. Её я продолжала бояться. Мои педагоги узнали бы мою манеру сразу. Единственным решением этой проблемы было поднять цены на билеты до такого предела, когда бы ни у одного педагога денег на них не хватило. Но в таком случае в зале будут сидеть одни Олигархи, ничего не смыслящие в музыке, что было бы неприятно любому артисту. Ладно, когда не знаешь контингент публики, а так... Поэтому я не ехала в Россию (признаться, и не особо-то звали - боялись моих условий, зная о моих "поднебесных" замашках).

 

Между тем я успела подготовить себе почву в Италии. Я была готова представить миру новое своё воплощение.

 

В дверь директора Римской оперы, хромая и опираясь на элегантную трость, вошла стройная невысокая женщина. Она была одета в бархатное платье цвета глубокого бордо, на ногах были элегантные туфли на тончайшей шпильке, покрытой золотом; шею прятал лёгкий шёлковый шарф, под которым мерцало бриллиантовое колье; на руках дамы были гипюровые перчатки, два небольших золотых кольца подчёркивали красивые длинные пальцы; лицо скрывала плотная вуаль, составлявшая единое с великолепной изящной шляпкой, в ушах поблескивали серьги-гвоздики. В руках дама держала клатч, украшенный драгоценными камнями.

Не каждый день эти стены (и те, кто здесь сидел) видели столь элегантных людей.

*- Я могу Вам чем-то помочь? - директор встал и с вопросом уставился на гостью, бесцеремонно её рассматривая.

*- Думаю, да. Иначе я не стояла бы сейчас на этом пороге.

*- Прошу, - он указал на кресло. Подождав, пока гостья сядет, он опустился в своё кресло. - Я внимательно Вас слушаю и постараюсь сделать всё, чтобы Вам помочь.

*- Только не обещайте невозможного. Итак. Меня зовут Anna Maria Rossa, и я хочу работать в вашем театре.

*- Прошу прощения? - он с непониманием смотрел на незнакомку.

*- Я хочу работать в вашем театре, - повторила Rossa.

*- Но у нас сейчас нет свободных вакансий. И потом, мы работаем на контрактной основе, наши импресарио долго и тщательно подбирают солистов для каждого спектакля. Боюсь, я...

*- Я не пою, - коротко возразила гостья.

*- Ах, простите! Но режиссёры, художники, хореографы..

*- Я концертмейстер, - перебила Rossa. - И хочу работать у вас оперным концертмейстером.

*- Насколько мне известно, у нас нет нехватки концертмейстеров, - возразил он.

*- Мы оба знаем, что хороший концертмейстер никогда не бывает лишним, кроме того, что это и без того не частый случай. Я довольно долго работала в опере и прекрасно знакома с этой "вечной" проблемой.

*- Как в таком случае Вы могли остаться без работы? - недоверчиво спросил директор.

*- Я ушла в декретный отпуск, а позже мы переехали в другой город.

*- Ясно. Но в любом случае я ничем не могу Вам помочь - я не отдел кадров, - усмехнулся он.

*- Мне пойти в отдел кадров? - Rossa встала.

*- Там Вам тоже ничем не помогут.

*- Именно поэтому я пришла к Вам. Я знаю, что такое театр не понаслышке, - она подошла к нему почти вплотную.

Директор внимательно всматривался в её лицо, пытаясь разглядеть хотя бы глаза.

*- К сожалению, я ничем не могу Вам помочь, - его уверенность испарялась.

*- Я так не думаю.

*- Чего Вы добиваетесь? - уже почти испуганно спросил он, не имея сил оторвать взгляд от её лица (которого и видно-то не было).

*- Места концертмейстера в вашем театре.

*- Но почему именно в нашем?

*- Я подумала, что столице родной страны я нужнее. Здесь я могу быть полезнее, чем любой другой стране.

*- А если нет? - продолжал удерживать оборону директор.

*- В таком случае я буду вынуждена покинуть свою страну, не найдя здесь отклика на свою просьбу.

*- Вы меня простите, но мне кажется, что Ваше желание основано не на одном лишь патриотизме.

*- Ваше личное дело, - ответила Rossa.

*- Посмею предположить, что наш театр привлёк Вас чем-то ещё. Возможно, у Вас есть здесь личный интерес? - намекнул он.

*- Что?! - она усмехнулась совершенно искренне. - Вы же сами сказали, что у вас только приглашённые солисты.

*- Ну, не только. Постоянная труппа у нас тоже есть. Вероятно, кто-то из наших молодых запал Вам в сердце, и Вы захотели его покорить. А лицо, мне кажется, Вы прячете по той лишь причине, что оно легко может выдать Ваш возраст. Судя по голосу, Вы уже не молоды. Мне кажется, что и сейчас Вы пытаетесь соблазнить меня этой своей "загадочностью". Простите, но это не в Вашу пользу, это образ несравненной Bach. Не каждая женщина может вызвать к себе интерес, пряча лицо или не появляясь на публике. У Bach это получилось, она возбуждает своей игрой, она гениальна - уже это подталкивает заглянуть ей в глаза. И то, что она не мелькает на экранах, лишь подогревает к ней интерес. А Вы ничего собой не представляете и поэтому, пряча своё, я уверен, уже далеко не молодое, лицо, Вы не вызываете даже элементарной симпатии. Поэтому, убеждаю Вас, Вы напрасно сюда пришли. И Ваше состояние Вам не поможет, - закончил он, сделав намёк на то, как была одета гостья.

Rossa отошла в сторону, отвернулась и, немного помолчав, начала:

*- Весьма неприятно слышать подобные оскорбления от мужчины, тем более незнакомого. Но в последнее время со мной это стало часто случаться, и как обычно я постараюсь списать это на Вашу неосведомлённость. Но чтобы исправить это я, как бы мне не было неприятно это делать, расскажу Вам, почему я здесь и в таком виде. Я не люблю неопределённость и беспочвенные оскорбления.

*- Итак, - продолжила гостья, не поворачиваясь, - пятнадцать лет назад я закончила Высшую школу музыки в Берлине и, вернувшись в родную для меня Италию, я начала петь в одном небольшом провинциальном оперном театре.

*- Прошу прощения, что сразу перебиваю. Но объясните, почему же Вы уехали учиться в Берлин. Где же был ваш патриотизм?

*- А кто меня спрашивал? - усмехнулась Rossa. - Родители развелись, когда мне был год. Мама забрала меня и уехала в Германию - она была драматической актрисой и работала по контракту в Берлине. Там же я и пошла в школу, и начала заниматься музыкой. Когда я училась в Высшей школе, маму сбила машина. С тех пор меня в Берлине ничто больше не держало. Получив диплом, я сразу же уехала в Италию. Первые два года я пела на вторых партиях, а позже вошла в число ведущих солистов. Там же я познакомилась с будущим мужем, через год мы обвенчались, я родила двоих детей. После родов у меня пропал голос, и я устроилась концертмейстером в родной театр (по первому образованию я пианист). Мужа пригласили в другой театр, и мы переехали. Всё было чудесно до того злосчастного дня. Почти пять лет назад, когда мы возвращались от родных мужа к себе, мы попали в страшную автокатастрофу - лобовое столкновение (в нас въехал пьяный, выехавший на встречку), муж хотел отклониться, но всё произошло на мосту. В результате, наш автомобиль, пробив заграждение, упал с высоты двадцати метров. Из всех членов нашей семьи Господь сохранил жизнь только мне. Врачи буквально по кускам сшивали меня. Около двух лет я провела в коме. А в результате открытого перелома ноги, кость неправильно срослась, и я осталась хромой. Говорят, можно сделать какую-то операцию, но разве мне это теперь надо?! Всё моё тело и лицо обезображено шрамами и рубцами. Пластику мне нельзя делать из-за сердца - оно просто не вынесет анестезии. По этой причине я вынуждена прятать своё лицо за маской, - Rossa подняла вуаль. Маска скрывала всё лицо. Ярко блестели лишь чёрные глаза.

*- А Вы говорите "глаз положила" и "пытаюсь соблазнить", - она зло усмехнулась. - Да Вы что! Разве такой урод, как я, способен на это?! Во мне не осталось ничего от женщины. Я скорее отпугиваю, чем привлекаю. Поэтому я и прячусь за вуалью. Даже если мне кто-то будет симпатичен, поверьте, никто об этом не узнает. Кому будет приятно узнать, что его любит такая уродливая старуха? Да и сама я никогда не позволю себе обречь кого-то на такой позор и муку.

*- Вы ведь никогда не сможете понять, что я прочувствовала, когда вышла из комы. У меня была частичная амнезия, и я просто не понимала, что мне говорят. Когда же я поняла, что у меня больше ничего нет - ни мужа, ни детей - я просто не понимала, зачем мне дальше жить, тем более, будучи изуродованной и покалеченной. Вернуться в оперу я уже не могла - смешно видеть покалеченную героиню, да и голос после всего пережитого я потеряла. Много всего навалилось, да ешё и родня мужа обвинила меня во всём случившемся. Я погрузилась в тяжелейшую депрессию, из которой никогда бы сама не выбралась.

*- В нашем разговоре уже было упомянуто имя Александры Bach. Так знайте, именно она мне и помогла. Мы с Александрой учились у одного педагога в Берлине, я на два года была старше. У нас всегда были очень тёплые отношения. После окончания школы, она продолжила учиться и вошла в преподавательский состав Высшей школы. Однако она мечтала о большем - о сольной карьере. Когда со мной произошла эта трагедия, она почти всё время проводила рядом со мной. Когда я вышла из комы, она бросила работу и стала жить вместе со мной, помогая мне вернуться к жизни. И ей это удалось. Она убедила меня, что если Бог сохранил мне жизнь, значит так надо, значит я должна жить, не глядя ни на что. Я и сама понимаю, что была наказана за своё безоблачное счастье и теперь должна научиться жить такой, какая я есть. И она привела последний аргумент - муж оставил мне огромное состояние (ещё одну причину ненависти ко мне его родственников). "В этом мире всё можно купить", - сказала мне Александра. Я проверила и убедилась, что она права. А что касается её образа, так здесь всё наоборот. Когда я смирилась с действительностью и вышла из дома, готовая к новой жизни, она попросила у меня разрешения взять мой внешний вид за свой сценический образ. Поначалу она долго уговаривала меня начать такую "загадочную" сольную карьеру с ней на пару, играть ансамблями, выступать в одном концерте. Она очень хотела мне помочь (вернуть долг - ведь в своё время я не позволила ей бросить учёбу). Но она не смогла меня уговорить. Я вряд ли уже когда-нибудь выйду на сцену. Я всегда считала, что артист - это идеал для подражания, во всём. А какой я образец? Нет - сцена не для меня. Да и педагог из меня не получится - кроме страха и отвращения я не смогу ничего вызвать в учениках. Осталась только профессия концертмейстера - здесь я буду работать со взрослыми и серьёзными людьми. Зависть мне точно не грозит. И потом, опера - моя стихия, и я не изменю себе как пианисту. Я имею опыт работы в этой сфере, и я всегда смогу понять и солистов и дирижёров.

*- Взвесив, что я имею и умею на данный момент, я поняла, что больше нигде не смогу себя применить. Правда, когда я сказала Вам, что смогу устроиться в другой стране, я слукавила. Я больше не уеду из Италии. И если Вы мне откажете, Вы сломаете последнюю соломинку, за которую я держусь.

Rossa замолчала и, подойдя к директору, пристально посмотрела в его глаза:

*- Но мне не нужна жалость или снисхождение. Я профессионал, и Вы без труда можете в этом убедиться, - закончив, она отвернулась и отошла в сторону.

*- Я приношу Вам свои извинения, - через минуту заговорил директор. - Простите, я не мог даже предположить... Я необоснованно Вас оскорбил и прошу меня простить. Всё, что Вы рассказали - поразительно! Мне, как музыканту, очень приятно, что Вы не изменили себе, и что именно музыка вернула Вас к жизни.

*- Значит, Вы понимаете, что отказав мне, Вы меня убьёте?

*- Не драматизируйте! - усмехнулся он. - Главное, что Вы поднялись над своим горем...

Rossa, не дослушав, перебила:

*- Мы не понимаем друг друга, - она довольно поспешно развернулась и пошла к двери.

*- Signora Rossa, - директор обошёл стол. - Подождите, не делайте поспешных выводов.

*- Именно этого я и пытаюсь избежать. Я не хочу, чтобы Вы в моих глазах окончательно упали, - Rossa вышла, аккуратно прикрыв дверь. Директор не пошёл за ней - он не знал, что сказать.

 

На следующий день, после этого разговора в Риме состоялся концерт Александры Bach.

Думаю, понятно, кто такая эта Rossa. Конечно, это была я. Я стала мастером перевоплощений и, кроме того, научилась очень убедительно врать.

Я должна была добиться этого места концертмейстера, чего бы мне это не стоило, всеми правдами и неправдами. Поэтому я пошла на крайнюю меру.

По окончании концерта к директору римской оперы (который, естественно, присутствовал в зале) подошёл мой человек и передал записку от А. Bach следующего содержания:

 

Уважаемый!

Без лишних слов - к делу!

Насколько мне тало известно, вчера к Вам приходила некая Rossa с просьбой взять её на работу, и ушла ни с чем. Не знаю, что она Вам говорила и какие аргументы приводила. Возможно, она не сказала, что мы с ней лучшие подруги на протяжении вот уже пятнадцати лет. Я знаю её очень хорошо. Это великолепный, ответственный, серьёзный человек. Она просто гениальная пианистка. Я всегда /и до сего дня/ боготворила её и преклонялась перед её исполнением. Если бы не эта ужасная авария, она бы сейчас блистала, может только в качестве певицы, может, даже вашего театра. Ох, уж эта её страсть к опере! Она знала, что это не её, но всё равно пошла туда. Но судьба расставила всё по своим местам. Ни в коем случае я не хочу сказать "так ей и надо", Боже упаси! Но её истинная стихия - рояль, и мы обе это знаем! Я подняла её на ноги, помогла вернуться к жизни, но она отказалась выйти на сцену из-за своего увечья. В некоторой степени /я знаю, что это эгоистично/ я ей благодарна за это - двум звёздам на одном небе делать нечего. Рядом с ней я понимаю, что ничего не умею!

Я не прошу Вас, я Вам советую - если Вы её возьмёте, Вы приобретёте нечто большее, чем просто концертмейстера, тем более в опере она проработала несколько лет.

Ещё хотелось бы предостеречь от поспешного отказа: если Вы её не возьмёте - Вы её убьёте, и тогда уже даже я не смогу поднять её на ноги, у неё ничего в жизни не осталось и уже не будет. Если же Вы её примете на работу, ... я отблагодарю Вас лично.

A. Bach.

P.S. Сама Rossa не должна ничего знать об этой записке и моём ходатайстве.

 

Директор был в шоке. Он-то подумал, что Rossa если уж не наврала, то как минимум приукрасила свою историю. А тут сама Bach просит за неё. Но откуда она узнала, что Rossa была у него вчера?.. Видимо, они и впрямь общаются.

Думать было не о чем. Мнение такой великой артистки современности, как Bach, решало всё.

Утром следующего дня, в то же, как и два дня назад, время, в кабинет директора вошла Rossa.

*- Доброе утро. Как бы мне ни было неприятно сейчас здесь находится, но я должна принести извинения за свои откровения и излишнюю эмоциональность, - начала она /я/. - Я так и не получила от Вас однозначного ответа. Итак, давайте расставим все точки в этом деле: да или нет?

*- Я рад Вас видеть, - директор подошёл ко мне. - Присаживайтесь.

*- Да или нет, - повторила я, стоя на месте.

Немного выждав, директор ответил:

*- Я должен Вам прослушать.

*- Это другое дело, - напряжение несколько спало. - Мне нужен инструмент и солист с нотами.

Директор попросил секретаршу организовать мне класс и кого-нибудь из солистов.

*- Могу я узнать, что повлияло на Ваше решение? - спросила я.

*- Вчера, когда я сидел на концерте Bach, слушая её игру, я много думал о нашем разговоре, о том, что Вы мне рассказали. Вы говорили, что у вас обеих был один педагог - это меня очень заинтересовало. Я решил не упускать такой шанс.

В дверь, после короткого стука, вошла "Брунгильда" - этакая дородная дама с клавиром подмышкой.

*- Вызывали? - она окатила меня тяжёлым взглядом, видя во мне соперницу.

*- Да. Мне нужно прослушать нового кандидата в концертмейстеры, - он улыбнулся и посмотрел на меня.

*- В репетиционном зале сейчас свободно, - сразу подобрела "Брунгильда".

Однако солистке я не понравилась: выглядела я сногсшибательно (фигура у меня вообще всегда была идеальной). Маска и перчатки притягивали внимание и создавали эффект загадочности, а украшения и трость подчёркивали моё состояние и положение.

Вероятно, она была бы рада меня завалить - по крайней мере оперу она мне предложила одну из самых неудобных - "Тристана" (Вагнера). Вагнер вообще для пианиста очень неудобен - он мыслил оркестрово и сложно (двумя руками охватить всю ткань просто нереально), поэтому все его клавиры - это настоящая пытка, мало кто их может сыграть. Но она же не знала, что я ярая вагнерианка (недаром же я сына назвала Тристаном)! Почти все его клавиры я знала наизусть, да и играла их я не хуже Листа! /без ложной скромности/

Но зато уж я оторвалась на ней по полной. На работу с несколькими страницами у меня ушло около трёх часов. Я доказала и ей, и директору, что то, что она делала до этого, не имеет никакого отношения ни к Вагнеру, ни тем более к "Тристану"! (хотя эта дама уже десять лет пела эту оперу на сцене Римского театра)

Место в театре мне было обеспечено!

Меня немного удивило то, что после этого "Брунгильда" меня зауважала. И при каждой возможности просила моего совета.

 

После того, как со мной был подписан контракт, на личный счёт директора оперы была перечислена кругленькая сумма...

 

Моё расписание работы в театре пока не было утверждено и зависело от конкретных постановок. Обо всём меня обязались информировать заранее.

В Англию я прилетела на следующий же день. Эдварду я сказала, что меня пригласили давать мастер-классы в Италии. Он даже не поинтересовался, кто, когда, где... Настолько он доверял мне и моей деловой хватке (ведь раньше своим продюсированием я занималась сама).

Вскоре снова прилетел погостить Артур, который и составлял мне компанию, пока Эдвард пропадал в Лондоне.

Честно признаться, рядом с Артуром я чувствовала себя женщиной. Я уже упоминала о том, что Эдвард во мне видел некий идеал, мать своих детей, а вот Артур видел во мне именно женщину.

Он был галантен и учтив, не позволял переходить черту. Но я чувствовала, насколько он ко мне неравнодушен, и мне было приятно это осознавать. Ведь Эдвард не хотел (или не мог) удовлетворить все мои желания. Мне не хватало мужчины в полном смысле этого слова. А этой "чистой любовью" я уже была сыта по горло!

 

#- Вот смотрю я на тебя и думаю, - за очередной беседой Артур резко сменил тему. - Почему я не встретил тебя раньше?

#- Значит, так было нужно. Всем нам, - просто ответила я.

#- Я не понимаю этого. Не думай про меня очень плохо, но мой дядя прожил довольно длинную и очень насыщенную жизнь. У него было всё: деньги, имя, положение, слава, женщины. И почему сейчас ты с ним, а не со мной?! У него жизнь уже закончилась, а ты же - в самом расцвете, как и я. Мне кажется, мы созданы друг для друга. Если честно, дядя не заслужил такую женщину - ты слишком хороша для него!

#- Ты о себе слишком высокого мнения! - заметила я. - Не тебе судить, кто чего достоин.

#- Пусть так, но я люблю тебя! Это многое для меня меняет. Я готов на всё ради тебя. Если бы я мог, я бы предложил тебе руку и сердце, - он подошёл ко мне вплотную.

#- Так предложи, - никогда не любила пустобрёхов.

#- Зачем ты так шутишь! Вы ведь обвенчаны, а мой дядя истовый католик!

#- Он, но не я, - подчеркнула я. - Если хочешь что-то сделать - делай это, а не рассуждай, как было бы хорошо. И вообще, почему ты считаешь, что два человека могут быть счастливы только в браке? На мой взгляд, супруги меньше любят друг друга, чем, скажем, любовники. Настоящее чувство мимолётно и сжигающе! А брак - это удачная партия и сломанная жизнь, не находишь?

#- Я не верю своим ушам! Ты предлагаешь...

#- Я ничего не предлагаю, - резко оборвала я и отошла. - Я ничего не говорила - ты ничего не слышал, - я развернулась и пошла к лестнице.

На середине первого пролёта Артур подбежал ко мне и, схватив за руку, резко развернул. Недолго думая, он крепко обнял меня и страстно поцеловал.

Этот поцелуй закончился великолепной ночью в комнате Артура (спальня Эдварда для нас всегда была святыней).

 

ГЛАВА 16.

 

#- Можно задать тебе один вопрос? - после небольшого утреннего приветствия спросил Артур.

#- Попробуй, - усмехнулась я.

#- Что обозначают эти две буквы "М" на твоей груди?

/кстати, должна заметить, что Эдвард, никогда не видевший меня полностью обнажённой, о них так и не узнал/

#- Это была идея моего покойного мужа. Вместо татуировки. Мы вырезали инициалы друг друга в знак вечной верности, - придумала я.

#- Разве можно быть вечно верным? - удивился Артур.

#- Можно. Он был, - грустно проговорила я.

#- Прости. Не хотел напоминать тебе о прошлом. Наверное, вы очень сильно любили друг друга?

#- А вот это тебя не касается, - уже грубо сказала я.

#- Прости. Был не прав, - сказал он мягко и наклонился к моим губам.

Я отстранилась.

#- В чём дело? - удивился Артур и с непониманием уставился на меня.

#- Хватит с тебя, - ответила я и встала. - И запомни: моё сердце - это закрытая для обсуждения тема. И ни при каких обстоятельствах не пытайся залезть в мою личную жизнь. Я могу быть и ласковой, и нежной, но до поры до времени. О моей грубости ты, полагаю, тоже наслышан. И не делай для себя никаких выводов и не строй никаких планов в моём отношении, у тебя ничего не получится, - я накинула халат, забрала свои вещи и вышла из комнаты.

#- Боже! Какая женщина! - вздохнул Артур и откинулся на кровать.

 

В тот день, когда должен был вернуться Эдвард, я улетела в Италию. Из Рима я целый месяц не могла никуда уехать - мы готовили премьеру "Летучего голландца" - я была нужна в театре постоянно - шёл разбор партий.

После недельного перерыва я должна была вернуться в Рим на полгода, до самой премьеры.

Эдвард ни о чём меня не спрашивал - я сама ему всё объяснила. Я сказала, что у меня запланировано несколько небольших концертов и мастер-классов на этот период. Он был рад за меня.

 

#- Дорогая, я знаю, что ты человек надёжный, я люблю и уважаю тебя и то, чем ты занимаешься, - как-то начал он, пока я была в Англии. - Сейчас ты надолго уедешь. Но честно говоря, у меня были несколько другие планы на твой счёт.

#- Гастроли? - не удивилась я.

#- Нет, это не связано с работой.

#- А что тогда? - не поняла я.

#- Я говорю о нас. У нас есть замечательная дочка... Но я хочу... чтобы ты родила мне сына, - не без труда проговорил он.

#- Эдвард, любимый! Я бы тоже этого хотела! - мне пришлось играть правдоподобно. - Но я не могу. По крайней мере, сейчас. У меня такой выгодный контракт, и я уже просто не могу отказаться.

"Господи, и что он ко мне прицепился, старый хрыч?!".

#- Я понимаю, что такое обязательства. Но ты всё время работаешь, а мы не становимся моложе.

Я задумалась. Какое-то время стояла тишина. Быстро проанализировав все варианты, я заговорила:

#- А как ты смотришь на то, чтобы мы взяли суррогатную мать? Я понимаю, что ты воспитан в других традициях, да и мне это несколько дико. Но если смотреть реально. Как бы я ни старалась хорошо выглядеть, я уже не в том возрасте, когда так легко можно согласиться на беременность, тем более с моим ритмом жизни. А я не могу себе позволить ставить под угрозу жизнь нашего ребёнка.

#- Я понимаю, - он согласился и отнесся к моему предложению трезво. - И принимаю. Я с тобой полностью согласен, так для всех будет лучше.

#- Спасибо, дорогой. Я знала, что ты меня поймёшь, - я подошла и аккуратно его поцеловала (вообще он этого не любил, но повод был значимый). Но на этот раз он, крепко обняв меня, не прервал поцелуй, а продолжил его.

Остаток недели мы потратили на все необходимый приготовления. По удачному стечению обстоятельств, уже через пять дней наша суррогатная мать была готова к "загрузке". Я тоже успела сдать все анализы и "прооперироваться". Так что от меня более ничего не требовалось. Всё остальное зависело только от врачей и от самой суррогатной матери. В Рим я улетела со спокойной душой и чистой совестью (если вообще корректно говорить о совести в моём положении).

 

Давно я не была частичкой коллектива, который столь успешно и продуктивно работает! И результат оправдал все труды! Премьера удалась на славу. Я была ведущим концертмейстером, и дирижёр лично целовал мне руки, после премьеры, понимая мой вклад.

Да, кроме дирижёра и солистов вряд ли кто-то мог по-настоящему оценить мой труд, ведь он скрыт от глаз и даже ушей. Это черновая работа, но от которой зависит так много...

Благодаря Bianco узкие круги узнали моё имя. Я постаралась раскрыть роль концертмейстера в подготовке спектакля, сделала небольшой обзор и попыталась представить миру имя Rossa, как знатока музыки Вагнера.

За пределами узко профессиональных кругов моя работа просто не существовала - так было всегда. Но я и не собиралась выносить на всемирное обозрение Rossa как концертмейстера, ей была уготована лучшая участь, просто надо было выждать некоторое время.

На второй постановке "Голландца" в зале присутствовал импресарио из Байрёйта. Результатом его присутствия стали приглашения трёх ведущих солистов и меня в Байрёйт на постановку "Кольца Нибелунгов".

Таким образом, в Риме я продержалась недолго. И моя фраза о том, что "больше из Италии я не уеду" не реализовалась.

 

Где-то через неделю после того, как я отчалила в Байрёйт, в Рим прилетел легендарный баритон. У него не было постоянного места работы и жительства. Он, не глядя на свои "за пятьдесят", никогда не был женат и не имел детей. У него не было ни друзей, ни знакомых. Он хоть и был коренным итальянцем, на родине пел редко. Здесь его боялись. Он наводил ужас одним только своим видом. Его редко осмеливались приглашать - для этого надо было быть весьма смелым и готовым ко всем его капризам. Про него ходили самые невероятные слухи, не лишённые, однако, доли истины.

И тем не менее, голос его был просто феноменальным, сложно было поставить кого-то рядом с ним. Страховка на его голос составляла порядка нескольких миллионов евро (уже поэтому его не решались приглашать).

Из его репертуара были исключены буффонные партии и "Онегин".

Он редко соглашался петь любовников - предпочитал отцов, мудрецов и т.п. Объяснял это он "отсутствием настоящего женского голоса". И его можно было понять, ведь он был последним партнёром Косицыной на оперной сцене...

 

В дверях директора римской оперы показался он, Андрелло Morresi. Естественно, в Рим его никто не приглашал.

*- Madonna! Signore Morresi! Добрый день! Какими судьбами? - воскликнул, встав, директор.

*- В последнее время очень много стали говорить о вашем концертмейстере. Она действительно так хороша? - Morresi без приглашени прошёл и сел.

*- О, да! Rossa бесподобна как специалист. Между нами говоря, сама Bach преклоняется перед её талантом.

*- Ну, Bach меня мало интересует, - заметил Morresi. - Но вот о Rossa я с удовольствием послушал бы. Что в ней такого гениального? Просто виртуозный пианизм?

*- Что Вы! Это всего лишь средство. У неё огромный багаж знаний. Она работает часами над несколькими тактами. Ни один режиссёр, ни один дирижёр не может дать столько певцу, как она. Кроме того, что она может помочь даже чисто в вокальных вопросах. Все её советы на вес золота! - восторженно говорил директор.

*- Я хочу её увидеть, - твёрдо сказал Morresi и встал.

*- Боюсь, это невозможно.

*- Я зайду завтра, - гость направился к выходу.

*- Её сейчас нет в стране, - директор тоже встал.

*- Когда она вернётся?

*- Где-то через два года, я думаю. А пока я осмелюсь, улучив момент, предложить Вам спеть в нашей "Пиковой даме", я знаю, что у Вас великолепное произношение, - заметил директор.

*- Благодаря Косицыной, царство ей небесное, - Morresi опустил голову. - Так где, Вы говорите, Rossa?

*- Она приглашена в Байрёйт на постановку "Нибелунгов". Это большая честь, огромная ответственность. Так мы можем рассчитывать на Вас? - продолжал о своём директор.

*- Может, в следующем сезоне, я подумаю, - ответил Morresi и вышел.

В тот же день он был в Байрёйте.

Утром он был у директора. Реакция того была похожей.

#- Я хотел бы спеть у вас Вотана, - напросился Morresi.

Долго думая, с трудом решаясь на "преступление", директор ответил:

#- Хорошо. Вы - в основном составе, - когда ещё он мог заполучить самого Morresi!

#- Надеюсь, я не лишаю кого-то партии?

#- Ну, что Вы! Для нас это огромная честь! - с лестью проговорил директор.

#- Когда я могу приступить к работе с концертмейстером?

#- Как договоритесь. Здесь уже не я распоряжаюсь, - извинился директор.

#- Где я могу его найти? - Morresi специально сказал "его", чтобы не выдавать себя.

#- Разрешите Вас поправить - её, - директор улыбнулся.

#- У вас концертмейстер женщина? - Morresi презрительно поморщился. - Кажется, я буду вынужден забрать свою просьбу назад.

#- Что Вы! Ведь это сама Rossa! Мы специально пригласили её для "Нибелунгов", - испугался директор.

#- Rossa? Да, в последнее время о ней стали много говорить в тесных кругах. Но насколько я знаю, она только недавно начала работать. Вы уверены, что она справится с таким объёмом работ? - недоверчиво спросил Morresi.

#- Не совсем. У неё большой опыт, она много лет проработала в опере. Одно время даже сама пела. У неё был длительный перерыв в работе - после автокатастрофы она не сразу вернулась к работе. Думаю, Вы знаете её историю и правильно отреагируете на её внешность. А что касается её работы - это настоящий праздник! Солисты в очередь к ней выстраиваются. Я лично видел и её работу, и результат этой работы - это превосходит все мыслимые и немыслимые ожидания. Так быстро наши солисты ещё никогда не выучивали партии, - восторженно говорил директор.

#- Хорошо, - Morresi встал. - Вы меня убедили. Я могу сейчас найти её в театре?

#- Конечно, она всегда на рабочем месте. До двадцати часов сутки!

#- Я знал только одного человека, который мог столько работать, - тяжело сказал баритон.

#- Я Вас понимаю. Работать с Косицыной - что может быть прекраснее! Это невозможно забыть!

#- Как и её, - согласился Morresi.

Естественно, о том, что в город приехал сам Morresi, в театре знали ещё до его появления там. И я не стала исключением. Новость быстро расползлась по всем репетиционным классам и залам. Ведь Morresi просто так никуда не приезжал.

Группа "бездельников" собралась под дверями кабинета директора в ожидании Его появления. Солисты, с которыми я на тот момент работала, тоже явно были не против подивиться на это диво. Ни словом, ни жестом они этого не показали. Но я заметила, что их голова занята уже другими мыслями, и я их отпустила - толку от такой работы не было никакого.

Понятное дело, мне самой не хотелось встречаться с Morresi. Я была уверена на все сто процентов, что он меня узнает. По глазам. В тот злополучный день премьеры "Цирюльника" в Мариинке, когда Андри просидел возле меня около часа, он держал мои руки и смотрел в мои глаза. Тогда он прочитал меня, как открытую книгу. И теперь я не смогла бы спрятать от него своих глаз - это было единственное, что меня выдавало. Но и этого было достаточно.

Не долго думая, минут через пять после того, как за последним солистом захлопнулась дверь, я вышла из кабинета и, переодевшись незаметно для всех, вышла из театра.

В итоге никто не видел, как Rossa покинула здание.

И вовремя я успела уйти, так как в это же время Morresi уже выходил из дверей кабинета директора.

#- Позвольте я провожу Вас и представлю ей, - предложил директор.

#- Благодарю, я найду её сам, - отказал Morresi.

#- Как Вам будет угодно. Я благодарен, что Вы выбрали именно наш театр. Рад сотрудничеству, - директор закрыл за гостем дверь.

Толпу зевак Morresi проигнорировал и сразу пошёл в сторону репетиционного зала (в этом театре ему уже доводилось петь).

 

*- Простите, я могу Вам помочь, кажется, Вы кого-то ищете? - один из молодых солистов решил блеснуть своим итальянским.

#- Я бы просил Вас говорить на родном языке. Ваше произношение ужасает меня. Приберегите его для крайней ситуации - спектакля, например, и то, без моего участия, - Morresi никогда не был груб.

^- Простите, я не думал, что мой итальянский настолько плох? - стушевался парень.

^- Не хочу Вас огорчать, он ещё хуже.

^- Ещё раз извините, я больше не позволю себе этого в Вашем присутствии. Я могу загладить свою вину и помочь Вам найти нужного человека?

^- Хорошо. Мне нужна Rossa. Директор сказал, что она сейчас в театре, но я её не нашёл.

^- И не найдёте, - усмехнулся парень.

^- То есть?

^- После Вашего приезда она распустила всех солистов и ... испарилась. Никто не видел, как она ушла, но здесь её нет, - парень пожал плечами.

^- Ясно. Во сколько у вас начинаются репетиции?

^- В шести утра.

^- Так рано? - искренне удивился Morresi.

^- Да. Она иногда даже ночует в театре. Я не знаю, почему она ушла - это на неё совсем не похоже.

^- Понятно. Большое спасибо! - Morresi слегка поклонился и хотел отойти.

^- Простите, - остановил его парень. - А можно Ваш автограф?

Morresi улыбнулся и расписался.

Я решила не появляться в гостинице. Я не хотела оставаться в Байрёйте, пока здесь был Morresi. Поэтому я решила уехать, выдвинув дирекции компромисс.

И снова вечный вопрос: куда ехать? В Рим или в Лондон? В Риме мне делать было нечего, а в Лондон - чревато неожиданностями со стороны супруга. Поэтому я решила слетать ... в Дублин, к Артуру (эти отношения ничего от меня не требовали).

Как только я расположилась в гостинице, я сразу же ему позвонила.

#- Надо встретиться, - без приветствия начала я (я была уверена, что он узнает мой голос).

#- Александра? - удивился он. - Ты откуда?

#- Через час в твоём любимом кафе, - я повесила трубку.

Через час Артур был в кафе, но меня там не оказалось. Я снова позвонила ему.

#- Я подумала, что нам лучше не встречаться в том месте, где тебя хорошо знают Иди в гостиницу напротив, номер 1313, - я не дала ему возможности что-либо ответить и снова положила трубку.

#- Александра? - Артур осторожно заглянул в номер, после того, как на третий стук никто не открыл.

#- Иди сюда, - позвала я из спальни. Он быстро прошёл туда.

#- Я не понимаю...

#- Я хотела тебя видеть, подойди ближе, - я стояла посередине комнаты в халате.

#- Почему ты здесь? - он всё ещё не мог поверить, что я материальна.

#- А ты хочешь, чтобы я поехала к твоему дяде?

#- Нет, - твёрдо сказал он. - Мне плевать, почему ты здесь, - он резко обнял меня и жадно поцеловал. После короткой прелюдии мы занялись любовью.

Когда Артур ушёл, я позвонила директору байрёйтской оперы:

#- Я думаю, Вы хотите знать, почему я не появляюсь в театре.

#- Надеюсь, у Вас всё в порядке? Вы здоровы? - обеспокоено спросил он.

#- Спасибо, у меня всё хорошо. Но в театре я не появлюсь до тех пор, пока там будет находиться signore Morresi. Я не могу работать с ним.

#- Я боялся, что Вы это скажете. Но он ведь отличный певец!

#- Я не оспариваю его профессиональных качеств. Я просто не хочу с ним работать. Так что Вам предстоит выбрать: либо он, либо я, - категорично сказала я.

#- Хорошо, я переговорю с ним. На какой номер мне перезвонить?

#- Я сама вам позвоню, завтра вечером, - я повесила трубку.

На следующий день Артур снова приходил ко мне. Мы хорошо провели времени, а у него хватило ума, ни о чём не спрашивать.

 

#- Итак, - я начала новый разговор с директором оперы.

#- Он сегодня же уедет.

#- Вы его попросили? - не поверила я.

#- Нет, он сам так решил. Я передал ему наш с Вами разговор. Кажется, он всё понял. Поэтому я настоятельно прошу Вас завтра выйти на работу. Мы теряем время.

#- Вы гарантируете, что Morresi не появится в театре? - уточнила я.

#- Да. Я ручаюсь.

#- Хорошо. Я буду как обычно, в шесть. Можете предупредить солистов, - я положила трубку.

Честно говоря, мне не верилось, что Morresi просто так возьмёт и уедет. Хотя.. "Он ведь меня не видел - может и уедет". Я уже пообещала.

 

ГЛАВА 17.

 

Ровно в пять часов тридцать минут утра я зашла в свой репетиционный класс. Я пришла пораньше специально, чтобы навести порядок после заменяющего меня концертмейстера. Я любила привычный мне порядок и раскладывала все ноты по местам, когда после короткого стука дверь открылась.

Я не сильно удивилась расторопности (зная, что чуть позже набежит целый табун желающих).

#- Клавир, партия? - сразу спросила я, не поворачиваясь к двери.

*- Я хочу с Вами поговорить.

Я резко повернулась, услышав знакомый голос. Отвернулась я ещё быстрее, так как передо мной стоял Morresi. Мы не успели встретиться взглядом.

*- Я прошу Вас уйти, - твёрдо сказала я и отошла к окну.

*- Я уйду, только поговорив с Вами. Почему Вы отказываетесь со мной работать? - прямо спросил он.

Ну, что я могла ответить?! Я молчала.

*- Это из-за моего прошлого? - он попробовал угадать.

*- Уйдите, - попросила я уже не так настойчиво.

*- Сначала ответьте.

Я села и закрыла лицо руками. Было тяжело, но слёз не было - последние слёзы я пролила в России.

*- Я уйду, обещаю, - говорил он, сделав шаг мне навстречу. - Я уйду навсегда из Вашей жизни!

Несколько минут стояла тишина.

- Нет, - тихо проговорила я по-русски. - Ты не уйдёшь. Ты не уйдёшь сейчас. А уж из моей жизни ты не уйдёшь и подавно. Ты спрашиваешь, почему? Из-за твоего прошлого? - я говорила с расстановками. - Нет. Из-за нашего прошлого, - я подняла голову, приподняв вуаль.

Morresi узнал мой голос, когда я заговорила по-русски, но он не мог поверить. Он не поверил, даже услышав, что я сказала. Но поверил, когда посмотрел мне в глаза.

Я знала, что от него ничего не скрою, даже при большом желании. Он бы всё равно всё узнал. И здесь было бесполезно врать. Тем более ему я врать не могла.

*- Этого не может быть, - он быстро подошёл ко мне, не отрывая своего взора от моих глаз. - Как?! Ведь прошло восемь лет! А как же кремация?!

*- Всё подстроено, всё сыграно. Ты же знаешь, я всегда была хорошей актрисой. Жизнь стала для меня игрой. Иногда мне кажется, что я паяц на сцене жизненного театра. Я уже успела забыть, какая я на самом деле. Душа моя перекроена на разные лады. Даже внешность у меня чужая. Жизнь заставила меня забыть, как я выгляжу на самом деле.

*- Мне надоело! - воскликнула я, встав, и сорвала маску. - Мне надоела эта игра, эти прятки! - я срывала с себя украшения, перчатки и бросала их на пол. - Я устала кого-то играть, - я сорвала жемчужное ожерелье, которое рассыпалось по полу. - Мне душно и тошно! - на минуту я замолчала. - Но что я могу? У меня нет выбора. Всё уже решено. И мне придётся доиграть эту роль до конца, чего бы это мне не стоило.

*- Боже мой! - Андрелло подошёл ко мне вплотную и рассматривал моё лицо.

Какое-то время он молчал, осознавая происходящее и всё ещё не веря своим глазам.

*- Но откуда у тебя эти шрамы? - вдруг спросил он, проведя по моему лицу рукой.

*- Какие мелочи! - горько воскликнула я. - Я бы рада была рассматривать каждый свой шрам, но вынуждена прятать их под маской или толстым слоем косметики. Я уже забыла, как выгляжу на самом деле!

*- Ах, да, - спохватилась я. - Ты же не знаешь. Тогда, после того злополучного "Онегина", который окончательно разбил мою жизнь, я убежала из театра, убежала к Москва-реке. Было скользко, я упала в реку, тонкий лёд расцарапал мне лицо. Но разве мне было до того?! Тогда я потеряла второго сашиного сына!

*- Прости, что заставил вспомнить. Могу только догадываться, как тебе тяжело!

*- Вспомнить? - усмехнулась я. - Вспоминают то, что забыто. Меня же это мучает каждый день, каждую секунду. Это никогда не забудется. Я бросила шестерых детей! Неужели ты думаешь, я буду оплакивать шрамы или даже мёртвых?! Когда у меня есть живые: дети, муж и даже любовник, для полноты картины, - я зло засмеялась.

*- С каждой секундой я всё лучше тебя узнаю, - тихо проговорил Андри, не отрывая своих глаз от моих.

*- Точнее все мои тёмные стороны, - поправила я. - Истерические припадки, вечный эгоизм.

*- Точнее то, что за этим спрятано: несчастную судьбу, сильную волю и желание выжить любой ценой и жить не ради себя.

*- Не жалей меня. И не пытайся сделать лучше. В своих собственных глазах я себя уже не подниму никогда.

*- Ты всегда занималась самобичеванием. Но зачем? Ты такая, какая есть. И я снова тебе повторю то, что говорил тогда: я люблю тебя, люблю такой, какая ты есть. Другой ты мне не нужна! Я так счастлив, что могу снова это сказать! Все эти годы я пытался успокоить свою душу скитаниями. Но я не смог найти ни приюта, ни покоя. А теперь нашёл, я нашёл тебя! Я никогда больше не оставлю тебя, чего бы мне это не стоило. Я буду с тобой всегда - я не смогу снова тебя потерять.

- Андри, - я обняла его. - Помоги! - слёзы всё-таки смогли пробиться сквозь мою закаменевшую душу и холодное сердце.

В этот момент дверь тихо приоткрылась и тут же захлопнулась.

 

#- Ты чего? - возмутилась толпа стоящих на стушевавшегося коллегу.

#- Там Morresi, - шёпотом ответил он.

#- И Rossa?

#- Она рыдает у него на груди, - как великую тайну рассказал солист.

По толпе пополз шепоток, кто-то присвистнул.

#- Так значит, они знакомы! Вот почему она не хотела с ним работать - они связаны какой-то тайной, - этот факт родил новую волну слухов, сплетен и домыслов о моей персоне.

#- Что здесь происходит? - к толпе подошёл директор, который решил лично убедиться, что я вышла на работу. Он пробился к двери.

#- Туда нельзя, - солисты за пиджак оттягивали его назад.

#- Что значит "нельзя"?! Вы забываетесь! - возмущённо воскликнул он. - Rossa там?

#- Да, но с ней Morresi.

Директор с немым вопросом уставился на толпу.

#- О, Боже! Он ведь обещал уехать! А я поручился перед ней, что его не будет. Кто пустил его сюда! Мы ведь её потеряем! - директор с новой силой рванул к двери.

#- Подождите, - его останавливали всеми силами. - Вы можете всё испортить. Похоже, всё идет к тому, что с нами останутся оба. Давайте немного подождём и дадим им возможность поговорить.

Директор непонимающе смотрел в лица солистов, но прыть поубавил.

 

*- Андри, что мне делать? - тихо спросила я. - Стоит ли мне оставить всё, как есть, или покончить с этим маскарадом и вернуться в Россию?

*- Я не знаю причин, побудивших тебя имитировать свою смерть, я не знаю причин, удерживающих тебя здесь. Я не знаю ничего о тебе. Но моё сердце не позволит мне тебя отпустить. Может, я поступаю как последний эгоист или даже хуже. Но я просто не смогу отпустить тебя сейчас, когда только обрёл. Оставайся здесь, оставь всё, как есть и будь со мной.

*- Ах, Андри, ты же ничего не знаешь!

*- У нас будет время. Я тебя никогда не выдам, за мной ты будешь, как за каменной стеной, - он поцеловал мои руки. - Да простит меня Александр!

Он приблизил своё лицо к моему и дотронулся губами моих губ. Это лёгкое прикосновение переросло в нежный и полный тоски поцелуй.

*- Мне так много надо тебе рассказать, - через какое-то время заметила я.

*- У нас впереди целая жизнь!

*- Подай, пожалуйста, мою маску, - попросила я, осознав, что любой сказке приходит конец и наступает суровая реальность.

Он поднял её с пола, но отдал не сразу.

*- Я не могу на тебя насмотреться, - объяснил он. - Я же был уверен, что никогда больше не увижу тебя, твоих глаз.

Я грустно улыбнулась. Он всколыхнул ту часть меня, которую я так усиленно прятала от себя все эти годы. Я убеждала себя, что Косицыной больше нет, что она умерла и осталась в далёкой теперь для меня России. А он пришёл, и воскресил меня. Всё, что было спрятано в тёмные углы души, пробилось оттуда, как растение пробивается сквозь камень, наполняемое жаждой жизни и света! Он меня возродил. Но я не понимала, зачем!

*- А украшения? - спросил он, когда я надела маску.

*- Не мелочись, - я махнула рукой.

*- Ты ни чуть не изменилась, - Андри улыбнулся.

Какое-то время мы ещё смотрели друг другу в глаза. Затем я села за рояль и раскрыла клавир:

^- Ну, что? За работу, Вотан?

^- Да, моя госпожа! - он встал сбоку рояля, облокотившись на правую руку. Он был неотразим, и моё сердце ликовало: ведь этот мужчина принадлежал мне.

Над его произношением надо было немного поработать. Это я могла сказать только теперь, прожив несколько лет в Германии. Эти годы пошли мне на пользу, особенно теперь, когда я работала с интернациональным составом - мне это очень помогало.

 

Минут через десять после того, как мы начали работать, в зал зашёл директор. За его спиной нарисовалась почти вся труппа.

#- Signore Morresi? - он выразил на лице искреннее удивление. - Кажется, Вы обещали мне уехать. Signora Rossa, - он посмотрел на меня. - Мне нужны объяснения.

#- Я ошиблась, - просто ответила я. - И поблагодарите signore Morresi, что он не сдержал своё обещание. Ведь мы остались оба. Мы будем работать вместе.

#- Ok! Ничего больше не спрашиваю. Не буду вам мешать, - он повернулся к труппе. - Все - за дверь! Не мешайте и дождись своей очереди!

Уже в дверях он повернулся снова к нам и тихо сказал:

#- Спасибо!

 

Работа шла своим чередом. Хотя, надо заметить, я значительно оживилась и приободрилась /как-никак твёрдое плечо появилось/.

По настоянию Андрелло я сократила свой рабочий день до десяти часов, в связи с чем у меня появилось много свободного времени, которое мы проводили, естественно, вместе. Оказалось, у него есть свой дом в Байрёйте (достался в наследство от какого-то дяди, тоже певца в прошлом). Я перебралась к нему - это всё-таки намного удобнее гостиницы (и в смысле кухни, и в смысле инструмента для моих личных занятий).

Где-то за неделю я рассказала ему мою душещипательную историю, вернее тот период, который он не знал. Сказать, что он был в шоке - не сказать ничего. Что-то он ещё мог от меня ожидать, но всё вместе производило неизгладимое впечатление. Хотя меня и саму эта история пугала - ведь я просто жила, вопреки всем и всему, а когда начала всё это описывать, последовательно, хронологически - самой стало не по себе. Наверное, пережив такое и осознав это, готов уже ко всему и ничему в жизни не удивишься.

 

*- Я только никак не могу понять, как ты смогла выйти замуж при живом муже? - почему-то это удивило Morresi.

*- При каком муже? - не поняла я. - Моя Bach (вернее, Graf) - вдова!

*- А как же Александр? Ты ведь не могла его забыть!

*- А разве можно? - тяжело вздохнула я. - Но пойми, Косицына умерла! Для всего мира и для меня тоже.

*- Но ты ведь жива! Я не понимаю, почему ты не могла сразу вернуться, рассказать всю правду. Уверен, Александр смог бы тебе помочь! Зачем тебе понадобился весь этот спектакль? Мне кажется, ты сама в себе запуталась и хотела убежать, - заметил Андрелло.

*- Может быть. Но я отвечу на твой вопрос. Человек, который хотел меня убить, непременно сделал бы это, если бы я вернулась. Его бы ничто и никто не остановил. И даже потом, он вышел бы сухой из воды. То есть я бы умерла ни за что, ни про что, и некого было бы даже обвинить в этом! А зачем мне это? Чего ради? Какой благородно-высокой цели ради?

*- Кто он? О ком ты говоришь? Ты знаешь, кто за этим стоит? - не поверил Morrresi.

*- Я почти уверена. Но у меня нет никаких доказательств. Я не буду открыто обвинять человека, не имея фактов.

*- Перестань, Анна Мария! Ты никогда не ошибаешься. Скажи мне, кто он? Ты можешь мне доверять, - он крепко сжал мои руки.

*- Не в этом дело. Хотя... Это сашин отец приказал меня убить. Его люди, да и он сам, угрожали мне несколько раз. Но ты ведь знаешь Косицыну - она бесстрашна и самоуверенна. И вот к чему это привело.

*- Madonna mia! Кто бы мог подумать! А Александр знает?

*- Конечно, нет! Да и какой сын поверит, что его отец, который растил и воспитывал его, способен на такое?! Ведь Владимир Сергеевич знал, что я ношу ребёнка, - на этом слове я осеклась и закрыла рот рукой.

*- Что случилось? Тебе плохо? - испугался Morresi.

*- Нет, другое, - потерянно проговорила я. - Кажется, я поняла... Боже, ну какая же я дура! - вдруг воскликнула я. - Ни Саша, ни тем более его отец, не знали, что это Сашин ребёнок! Незадолго до того происшествия, я соврала Саше, сказав, что это не он отец моего ребёнка. Мы ведь с ним разошлись, я не хотела начинать всё сначала. Скажи я ему тогда правду, он бы, не спрашивая меня, затащил к себе домой и приставил бы конвой. А так я одним махом порвала всё, что нас связывало. Я хотела сама вырастить ребёнка, жить для него. А сашин отец, ненавидящий меня, знавший, что в своё время я по своей глупости не сберегла ни его живого внука, ни ещё не родившегося, просто рад был от меня избавиться - чтобы я не изводила его сына и не мешала им жить, - закончила я.

*- Неужели Александр так ни о чём не догадывается? - удивился Андрелло.

*- Я более, чем уверена, что после моей смерти, он выяснил, кто отец ребёнка - без этого он не смог бы спокойно спать. Представляю, что он почувствовал, когда узнал, - тяжело вздохнула я.

*- Можно ему только посочувствовать, - согласился Morresi. - Но отчасти я могу его понять.

Я с вопросом посмотрела на него.

*- Трудно описать, что произошло со мной, когда я вышел из комы и узнал, что произошло за это время. Я не должен был выжить. Я хотел сделать всё возможное, чтобы ты была счастлива, чтобы избавить тебя от всех бед, проблем, которые доставлял, я хотел, чтобы ты жила так, как захочешь, не тяготясь ничем. А тут мало того, что я выжил, я должен был узнать, что ты потеряла из-за меня ребёнка и ... что тебя просто больше нет! Я так и не смог сжиться с этой мыслью. Это стало для меня настоящим потрясением. Ведь всё получилось не так, как я хотел. Это я должен был умереть, а не ты! Как я себя проклинал, как я себя ненавидел, но всё было уже напрасно, ведь все мне твердили, что ты, мой ангел, мой Бог - мертва! - он горько воскликнул.

*- Прости, - я отвела глаза. - Мне кажется, что я уже никогда не смогу вымолить себе прощение у всех, перед кем виновата. Слишком часто я оступалась, слишком много ошибок совершила. У меня нет ничего святого!

*- А музыка? - осторожно спросил Андрелло.

*- Музыка? - на минуту я задумалась, и меня вдруг понесло. - Да эта музыка мне всю жизнь-то и попортила! Все мои несчастья связаны с музыкой. Сына я потеряла из-за музыки, мужу изменяла - из-за музыки; детей бросила, потеряла второго сына, мужа, любовников, нормальную жизнь! - я вошла в раж и начала истерично кричать. - Всё из-за проклятой музыки! С самого детства у меня портились со всеми отношения только из-за музыки! Будь она проклята! Будь проклят тот день, когда я села за этот инструмент, будь проклят тот день, когда я услышала N, будь проклят тот, кто дал мне это способности! - я металась по комнате в припадке.

*- Боже, Андри! Как ты прав! - продолжала я, даже не дав ему вставить слова. - Ты открыл мне глаза. Как же я тебе благодарна! А я все эти годы безрезультатно искала причину всех своих бед. Неужели я сама смогла бы догадаться, что она кроется в том, на что я всегда молилась?! Теперь я поняла весь смысл атеизма. Я боготворила музыку и поэтому не смогла раньше понять, что именно там, в этой придуманной святости и таится всё зло, с которым я боролась и которое никак не могла побороть!

*- Ну, почему я не поняла этого раньше?! Теперь уже слишком поздно! Я уже ничего не могу поменять! - воскликнула с горечью я. - Я ведь ничего больше не умею! Это зло оказалось куда сильнее и коварнее, чем я думала, оно парализовало меня ещё в детстве, чтобы я не смогла развиваться ни в каком другом направлении. А этот путь, по которому я вынуждена была пойти, усыпанный цветами и лаврами, таил под ними раскалённые угли и битые стёкла - осколки моей души. Сколько раз я падала! Но я вставала, становилась сильнее и черствее. Я не смела верить, что этот путь ведёт меня в бездну. Я и не пыталась свернуть с этой дороги!

*- И вот я дошла почти до конца, до края, с которого должна была провалиться в пустоту, так и не осознав, в чём моя ошибка. И ты, Андри, ты открыл мне глаза. Я прозрела! Я остановилась и обернулась. Слишком поздно! Обратно дороги нет! Я не могу поменять свою жизнь. Сворачивать больше некуда!

*- Но я не хочу падать! Я просто сойду с этой дороги. Я буду стоять на обочине и наблюдать за тем, как толпы людей, таких же, как я, будут слепо идти, спотыкаясь и падая, разбивая лицо, царапая руки и сбив ноги. Я буду смотреть, как они, дойдя до обрыва, будут падать в бездну, так ничего и не осознав.

*- Хватит! Я устала бороться с пустотой, с тем, чего не существует. Никто и никогда мне не помогал, поэтому и я не стану утруждаться, пытаясь открыть этим несчастным глаза. Они всё равно никогда мне не поверят, ведь я - ничтожество, шлюха, предатель, потерявшая веру. Они будут проклинать меня. А зачем мне это?! Я просто буду смотреть, как они исчезают в пустоте, превращаясь в ничто. Да и зачем им что-то знать, они никогда не постигнут всей глубины жизни. Каждый должен получить то, что заслужил! - я замолчала. Я стояла посередине комнаты, глаза мои горели.

Morresi стоял как ударенный.

*- Да, - закончила я. - Моё положение позволяет мне просто созерцать.

*- Анна Мария, опомнись! - вдруг взорвался Андрелло. - Ты только вдумайся в то, что ты сейчас сказала! Ты просто устала. Нельзя принимать такие поспешные решения. Это же бред! И ты ещё меня сюда приписала!

*- Нет, Андри, прости, ты не так понял. Я тебя ни в чём не обвиняю, наоборот - ты помог понять мне главную глупость моей жизни.

*- Я ничего не понимаю! - Андрелло тяжело вздохнул и закрыл лицо руками.

*- И что ты собираешься делать? - через минуту спросил он.

*- Я уйду из музыки, - я удивилась, что он этого ещё не понял. - Сегодня же вернусь в Англию и начну "семейную жизнь", а в искусство соваться не буду. Стану лишь наблюдать со стороны. Я займусь устраиванием личной жизни. И только так, я уверена, я смогу избавиться от всех своих бед.

*- Что значит "уйдёшь из музыки" - не понял он.

*- Это и значит, - я ласково посмотрела на него. - Я уйду из оперы, из критики, не прикоснусь больше к клавишам. Большее - буду иногда посещать концерты и ходить на выставки. Я не буду больше творить: никаких больше концертов, спектаклей, мастер-классов, статей. Мне будет трудно, но я смогу, я уверена.

*- Это не укладывается у меня в голове! Как ты можешь уйти из музыки, если музыка и ты - это одно целое, это два абсолютно не разделимых понятия!

*- Да, к этому трудно будет привыкнуть, я согласна. Но ничего невозможного ведь нет? - я наивно посмотрела на него.

*- Я не знаю, что сказать, у меня нет слов, - он рухнул на диван.

*- Я всё понимаю, - я ласково улыбнулась. - Не надо ничего говорить. Отдыхай, - я направилась в свою комнату (мы хоть и жили вместе, никаких близких отношений у нас не было).

*- Куда ты? - устало спросил Андрелло.

*- Собирать вещи, - спокойно ответила я и вышла.

Через пару минут ко мне в комнату почти влетел Morresi:

*- Нет! Ты не можешь этого сделать! Скажи, что ты просто пошутила, ну сглупила, в конце концов. Ты же не можешь вот так всё и всех бросить и уехать в Лондон?! - воскликнул он.

*- Почему не могу? - удивилась я. - Именно это я и сделаю.

*- А как же "Кольцо"? Ты его бросишь? - не поверил Андрелло.

*- Да. Лет десять назад я бы ужаснулась от одной такой мысли. А сейчас я спокойно говорю: да, я брошу "Кольцо", я уеду из Байрёйта.

*- Я не верю! Я не верю, что это с тобой происходит! - воскликнул он. - Я не узнаю тебя! Кто в тебя вселился и командует? Косицына никогда бы не сдалась и не бросила музыку.

*- Анна Мария, любимая, - мягко и тихо сказал он, держа мои руки в своих. Останься, ради меня. Я не смогу тебя снова потерять, я не переживу. Не уезжай! "Pieta ti prenda..." - он замолчал, с мольбой глядя на меня.

Я долго думала, прежде чем ответить.

*- Андрелло! Жизнь меня многому научила. Главное, что я усвоила: чему быть - того не миновать. Тогда, в Петербурге, я умоляла тебя остаться, чтобы ты защитил меня от Марчелло, но тому, что произошло, суждено было случиться, и оно произошло, не глядя на все мои подстраховки. Сейчас ты просишь меня остаться. Но зачем? Если нам суждено быть вместе, мы будем, поверь, и это не зависит от того, останусь я сейчас в Байрёйте или уеду. И наоборот, если Судьба не хочет видеть нас вместе, то даже если я останусь, счастливы мы не будем. Оставим всё, как есть. Время рассудит. Подчинись судьбе, бессмысленно плевать против ветра, - закончила я и, освободив руки, продолжила собирать вещи.

Андрелло постоял некоторое время рядом и вышел.

В тот же день я прилетела в Лондон.

И первое, что я решила - сразу поехать к Эдварду на работу и сообщить ему о своём решении.

#- Не помешаю? - я заглянула в его кабинет, после того, как удостоверилась у секретаря, что у него никого нет.

#- Александра? - удивился Эдвард. Он быстро поднялся и, подойдя ко мне, поцеловал меня в щёку. - Что произошло? Почему ты здесь? Всё в порядке?

#- Не совсем. Но мне надо кое-что тебе сказать, - начала я, сев на подставленный стул.

#- Надеюсь, это подождёт немного. У меня для тебя очень важные новости, - очень сосредоточенно сказал он.

#- Нет, Эдвард, прости, - возразила я. - Позволь начать мне - это важнее.

#- Хорошо. Я тебя слушаю, - он внимательно смотрел на меня.

#- Эдвард, дорогой. Я приняла решение. Оно окончательное, обдуманное и обсуждению не подлежит. Я очень много думала, взвешивала все "за" и "против" и решила, что должна раз и навсегда уйти из музыки и искусства в целом. Прошу тебя, не спрашивай меня о причинах, побудивших меня принять это решение, они слишком глубоки. Но я так решила, и да будет так. Я уверена, ты меня поймёшь, - закончила я.

#- Именно сейчас? - осторожно спросил Эдвард.

#- Да, именно сейчас.

#- И ты абсолютно не заботишься о своём имени?

#- Я надеюсь, большого ущерба для твоей работы моё решение не нанесёт. У тебя достаточно прибыльных проектов и без меня.

#- По всему видно, что ты отошла от творческой жизни уже довольно давно, - заметил Эдвард, вздохнув.

#- Что ты хочешь этим сказать?

#- Когда ты последний раз читала прессу? - прямо спросил он.

#- Очень давно, - призналась я. - А что?

#- Вот посмотри, - Эдвард открыл на своём компьютере некоторые последние статьи и повернул монитор ко мне. Я всё внимательно прочитала.

И была в шоке!

Оказывается. Не так давно в Москве под патронажем фирмы "МСК" с Шинделем во главе в свет был выведен новоиспечённый виртуоз-пианист (мода на этот вид творчества появилась после того, как Bach завоевала мировое признание). Причём продавался этот "продукт" под упаковкой, гласившей, что он - "лучший и любимый ученик Великой Косицыной", причём чуть ли не единственный в своём роде. Звали его Николай Славин. Судя по тому, что его уже называли (правда исключительно в Российской прессе) мировой звездой, денег на него Шиндель не пожалел.

Конечно, я не могла не помнить этого парня - это ведь мой первый студент (так сказать, первый блин). Но я никогда не называла его ни лучшим, ни тем более любимым. Все мои ученики были для меня равны. Но теперь, столько лет спустя, кто может доказать, что говорила Косицына, а что нет?! Моё имя стало использоваться как в личных, так и в коммерческих целях - и уследить за всеми его появлениями было просто невозможно.

В последнем своём интервью Славин признавал, что была такая Косицына в его жизни, но всё растёт и изменяется. "Весь свой педагогический талант она вложила в своих трёх учеников. Но без ложной скромности я могу сказать, что лишь мне удалось воплотить все её советы и наставления в жизнь. Только я смог понять и воплотить всё, что она говорила. Но это стало для меня фундаментом, отправной точкой, всего остального я добился сам, опираясь, безусловно на её взгляды.

- Вы хотите сказать, что переросли своего педагога? - спрашивал корреспондент.

- Конечно! И это правильно. Весь наш мир - в движение. И то, что ученики превосходят своих педагогов - это нормально, это и есть наше будущее. Иначе как мы будем развиваться?

- А каково Ваше мнение об Александре Bach?

- Признаться, мне лишь однажды удалось услышать её игру. Лично на меня она не произвела такого впечатления, которое о ней складывают западные критики. На мой взгляд, мой педагог на голову превосходит её, и вообще наша фортепианная школа - исключительная, она самая сильная в мире.

- То есть, можно сказать, Вы бросаете вызов Александре Bach?

- Как будет угодно. Я был бы не против провести что-то вроде музыкального поединка, которые были так распространены раньше и практика которых, к сожалению, канула в Лету. Я уверен, что эта информация не пройдёт мимо прославленной пианистки и она примет мой вызов. По её реакции мы сможем определить, кто она на самом деле. Если она примет вызов и выйдет на одну со мной сцену - пусть решит справедливость. Если же она проигнорирует меня, мы сможем смело признать её поражение, и никакие отговорки не будут иметь силу - для меня это будет капитуляция перед всем русским пианизмом" - гласила статья.

"Ах, ты, сволочь! - подумала я. - Да я же тебя взрастила, а ты против меня пошёл! Ну, ладно! ... И что мне делать? Как быть с моим решением уйти из музыки? Это будет расценено как бегство. И подставлю я не только себя...".

#- И как я должна на это отреагировать? - я посмотрела на Эдварда.

#- Решать тебе. О твоём намерении кто-нибудь знает?

#- Ты - первый, - соврала я.

#- Тогда я советую тебе немного его отсрочить. Если для тебя это принципиально, что ж, это твоё дело - поступай, как считаешь нужным, я приму любое твоё решение. Но мне кажется, что если ты сейчас никак не отреагируешь на этот вызов, твоё имя сильно пострадает, тем более, что тебе ничего не стоит проучить этого мальчишку, - Эдвард никогда не говорил мне, что я могу подвести его и подставить весь его труд под удар, видимо, его действительно больше волновала я, чем работа.

#- Оk, - вздохнула я. - Я решу эту проблему, - я встала. - У тебя всё?

#- Почти, - он подошёл ко мне. Я внимательно посмотрела на него.

#- Есть ещё одна причина, по которой я не хочу, чтобы ты бросила сцену сейчас. Я не говорил тебе об этом раньше. Но последние два года я вёл переговоры с Российской стороной. Я не мог найти человека, который захотел бы и смог принять тебя в этой стране. И вот теперь я его нашёл. Я уже почти всё с ним обсудил - он готов на все твои условия.

#- Эдвард! - я отвернулась. - Я же говорила тебе, я не хочу ехать в Россию!

#- Но почему? - по слогам спросил он.

#- Это личное, - скользко ответила я.

#- Я уважаю твои чувства и твоё прошлое. Но постарайся и ты понять меня, твоё сегодняшнее положение требует от тебя многого. И если уж ты встала на эту дорогу, так должна идти по ней, не сворачивая. Играть надо по правилам, ты же знаешь. Вспомни хотя бы печальный опыт Косицыной - она хотела жить по своим правилам, пыталась всё поменять, но...

#- Я поеду, - перебила я. У меня не хватало сил выслушивать от него упрёки, не имея возможности даже оправдаться. - Да, милый, ты прав. Всё это уже в прошлом. И я должна об этом забыть. Я поеду в Россию.

#- Спасибо, - он поцеловал мои руки. - Только один концерт, в Москве. Один день. Всё будет хорошо.

#- Надеюсь. А сейчас я поеду в Берлин - ведь как я поняла, сегодня там концерт Славина. Врага надо знать в лицо, - заметила я.

#- Правильно, езжай. С Богом! Только предупреди меня, когда будешь готова ответить ему в полной форме.

#- Конечно! - ответила я и добавила. - Я дам ему бой в России, в Москве, в Большом зале Чайковского, на его же рояле - чтобы никто не мог ничего мне возразить, - вдруг решали я, полная самоуверенности.

#- Ты уверена? Мне кажется, ты несколько торопишься с решением. Всё-таки Косицына была сильным и педагогом, и пианистом. Я думаю, Славин может оказаться крепким орешком. Лучше принять его на своей, или хотя бы на нейтральной территории, - посоветовал Эдвард.

#- Ты сомневаешься в моих силах? - оскорбилась я.

#- Не в твоих, а в его. Вернее, я сомневаюсь, что он плох.

#- А я нет. Я точно знаю, что он блестящий пианист! - с гордостью заявила я. "У меня не может быть посредственных учеников!".

#- Даже так? - удивился он. - Что ж, тогда я уверен, что ты знаешь, что делаешь. Я абсолютно спокоен. Но всё же просил бы тебя не делать поспешных выводов и не принимать скоропалительных решений,

#- Спасибо за доверие и совет, я к нему прислушаюсь. До свидания, - попрощалась я.

Вместо ответа Эдвард поцеловал меня долгим, полным любви поцелуем. Признаться, я очень удивилась, но это было приятное удивление.

Я вышла из его кабинета с сияющей улыбкой на лице и полная уверенности в своих силах.

Честно говоря, желание распрощаться с музыкой куда-то испарилось, и всё, что происходило со мной несколько часов назад, казалось мне страшным сном.

/позже самые близкие люди привыкнут к моим припадкам - побочным явлениям моего нарушения психики/

Выйдя от Эдварда, я поехала в аэропорт. Рейс до Берлина был через два часа. Я решила подождать в зале ожидания.

Я заказала себе чёрного чая, купила несколько газет и пристроилась в дальнем углу кафе.

Даже через плотную газету я почувствовала, что за мой столик кто-то подсел, тихо, неслышно, но я его почувствовала. Я не обратила на это внимания и продолжила читать.

Сосед прямо сверлил меня взглядом. Через какое-то время я не выдержала и, кипя от негодования, устремила свой взор на непрошеного гостя.

*- Ты? - передо мной сидел Morresi. - Что ты здесь делаешь? Как ты нашёл меня?

*- Отлично выглядишь, - он улыбнулся.

*- Благодарю, - я не стала грубить. - Сделай милость, ответь на мой вопрос.

*- Ты сама сказала, что летишь в Лондон. А куда ты могла ещё пойти, как не к своему мужу. Я дождалась, когда ты от него выйдешь, и поехал за тобой, дабы не компрометировать тебя на его глазах. Насколько я понял, ты летишь в Берлин. Я тоже, - ответил Андрелло.

*- Почему ты меня преследуешь? - воскликнула я. - Ты должен быть в Байрёйте, у тебя Вотан! Из-за тебя человека лишили работы!

*- Я могу задать тебе тот же вопрос - почему ты не в Байрёйте?

*- А смысл? Ведь ты знаешь мой ответ. Кстати, ты передал мою записку директору оперы?

*- Да, вместе со своей объяснительной.

*- По поводу ухода из театра? - уточнила я.

*- Да.

*- Да что ты говоришь, как полоумный?! - вдруг на пустом месте взорвалась я. - Почему ты заставляешь меня клещами всё из тебя вытягивать?! Это меня бесит! - я бросила газету.

*- Что с тобой? Почему ты так нервничаешь? - удивился Андрелло.

*- Меня всегда бесили придурки! - ругнулась я и встала. Он поднялся тоже.

*- Хочешь сказать, что я придурок? - он добродушно улыбнулся.

*- Я сейчас закричу, - сквозь зубы процедила я. - Ты из меня дуру делаешь!

*- Прости, не хотел. Успокойся, - он обнял меня со спины и взял за плечи. - Пожалуйста, успокойся и сядь.

После нескольких глубоких вдохов я села, Morresi тоже. Я молча уставилась на него.

*- Хорошо, - сдался он. - Ты ушла из оперы, так как решила завязать с музыкой, я объяснил свой уход тем же. Директор был в шоке, но что он может. А здесь я по той же причине, что и лечу с тобой в Берлин. И ты её знаешь - я не могу без тебя жить. Я не смогу тебя потерять ещё раз, - серьёзно проговорил Morresi.

*- Ты создаёшь мне лишние проблемы, - с трудом сказала я.

*- Прости. Но оставить тебя я всё равно не могу.

*- И не надо. Я сама уйду, тебе останется только привыкнуть к этому или смириться.

*- Не получится. Я не смогу, - просто возразил Андрелло. - Кстати, зачем ты летишь в Берлин?

*- По работе, - сразу ответила я.

*- По какой?! Ты ведь ушла из музыки! - искренне удивился он. - Или это был блеф, очередная безупречно сыгранная роль? Неужели ты снова всех обманула? А я, дурак, поверил. Ну, конечно! Косицына не может уйти из музыки, ни добровольно, ни насильно!

*- Косицына умерла! - резко выкрикнула я. На меня оглянулась добрая половина посетителей кафе.

*- Спокойно, не надо так громко, - Андрелло положил руку на мою. - Так ты действительно продолжаешь работать? - через некоторое время спросил он.

*- У меня есть одно незавершённое дело. Но когда я поставлю в нём точку, всё будет кончено.

*- Если не секрет, что за дело? - поинтересовался он.

Я рассказала ему про Славина, про Берлин, про "состязание" и про гастроли в Москве. Что бы я не говорила, Андрелло был единственным человеком, с которым я могла говорить на любые темы, которому я могла всё рассказать, и который знал всю мою подноготную.

Я уже почти смирилась с его присутствием, а ему пришлось смириться с моим взрывным характером.

 

ГЛАВА 18.

 

В Берлин мы прилетели вместе. Мне пришлось предложить Morresi остановиться в моём доме. На концерт он тоже решил идти со мной. Честно говоря, мне было неприятно, что он так меня пасёт, но что делать!

Ещё до начала концерта я разработала тактику поведения. Я громко афишировала во все СМИ о том, что Bach заказала себе ложу на концерте Славина - для того, чтобы все знали, что я приду.

Свою роль я сыграла как всегда блестяще.

Я опоздала на начало где-то минут на двадцать (естественно, специально). Причём появилась я так, что это заметил весь зал и конечно же солист, пыхтевший за Чаконой Баха. Услышав же и увидев его игру, я вообще рассмеялась. В Германии (да и вообще в Европе) так Баха не играли - это действительно было смешно. Это можно сравнить с исполнением, скажем, американцем музыки Чайковского или Мусоргского в американской манере.

Честно говоря, до приезда в Германию я и сама грешила подобной манерой исполнения немецкой музыки (особенно Баха). Но, слава Богу, голова у меня работает хорошо, учусь я быстро - за пару лет я смогла прочувствовать всю "соль" их музыки и тонкости исполнения.

Итак, я рассмеялась в полный голос на весь зал. И мне было приятно, когда меня поддержала добрая половина публики. Ведь здесь были одни немцы! И по большей части не без образования.

Нельзя начинать концерт в чужой стране с произведения их автора да ещё и в традициях своей школы! Это в высшей степени безрассудно!

Посмеявшись вдоволь (Чакона подползала к концу), я успокоилась и села. В ложе я сидела одна (Bach всегда появлялась одна). Мне удалось уговорить Morresi сесть в партере и сделать вид, что он пришёл сам по себе.

Закончив, Славин, даже забыв поклониться, убежал со сцены. Это вызвало ещё одну волну смеха, инициатором которой снова была я.

"Я научу тебя уважению! Ты забудешь свою гордость, мерзавец! Я тебя опозорю!".

 

- Ты это видел?! - истерично воскликнул Славин своего друга за кулисами. - Она меня опозорила, выставила полным кретином! Мало того, что она зашла в зал во время моего исполнения - могу поспорить, нарочно - так она ещё и подняла на смех мою игру, нашу школу, моего учителя, в конце концов! - негодовал он.

- Она делает всё специально, чтобы вывести тебя из себя, она хочет выбить тебя из колеи, - успокаивал его товарищ. - Ты не должен поддаваться на её провокации. Не реагируй на её выходки, сделай вид, что её вообще нет в зале. Она хочет, чтобы ты, поджав хвост, сбежал. Не сдавайся. Начал борьбу - борись до конца! За Родину!

- За мою святую Косицыну! - как заклятье произнёс Славин и встал. - Ты прав. Но здесь мне её не победить. Это её страна, её здесь знают и уважают. Её поддерживают, к ней прислушиваются. Она здесь вершит моду и законы.

- Славин, гад ты паршивый! - в гримёрку влетел исполнительный продюсер (сидевший в будке звуковика). - Чего хвост перед бабой поджал?! Ты хочешь сорвать концерт? Живо на сцену! - он схватил Славина за шкирку и потащил к сцене. - И чтобы ближайшие два часа ты оттуда не уходил! Ты всё понял, щенок?!

- Да, я уже… - замялся пианист.

- Живо! - продюсер толкнул его, что тот аж на пол упал.

- Стойте, - вмешался товарищ. - Ник, поменяй программу!

- Что ты несёшь?! Всё уже утверждено, ничего менять нельзя! - огрызнулся продюсер.

- Но Вы же не хотите, чтобы вашего солиста завтра смешали с помоями. Поменяйте программу! - настаивал товарищ.

- Делайте, что хотите, но чтобы концерт состоялся, и публика не разошлась на середине, - сдался исполнительный.

- Слушай, Ник, не играй сегодня ничего немецкого, даже австрийского. Побольше русского, славянского, немного восточного, может Шопена. И конечно Листа - это твой конёк. Ты её умоешь! И нас никто не обвинит в однообразии. Только не подкачай на Рахманинове, - друг вытолкнул его на сцену.

- А как быть с программками? - словно сам себя спросил продюсер, когда Славин начал играть.

- Да хрен с ними! В зале одна профессура. Они и так всё знают!

 

А мне почему-то казалось, что Славин не вернётся на сцену. Но если бы он так поступил, я отказалась бы признать в нём своего ученика. Я всегда их учила бороться до последнего и не сдаваться ни при каких обстоятельствах. И вырастила же на свою голову!

Славин играл Шопена.

"Понял, где собака зарыта", - усмехнулась я про себя. Но Шопен не был его сильным местом. Ничего с тех пор не поменялось. Его играла ассоциировалась у меня с мотанием соплей на кулак.

Далее от сыграл пару этюдов Листа - надо отдать должное, весьма недурно.

К концу отделения он начал играть Чайковского.

Он играл технично, с русским размахом, но неимоверно скучно - с артистизмом у Славина всегда было плохо. Немцы его не понимали.

Замечу, что всё время, пока я сидела в зале, публика косилась на меня и перенимала мою реакцию. Как сказал друг Славина, здесь я была - закон.

На второй пьесе Чайковского я начала зевать, к середине я вообще облокотилась на руку и закрыла глаза. На кульминации я резко "проснулась", изобразив на лице испуганно-возмущённую гримасу. После этого я снова подпёрла голову рукой и попробовала изобразить интерес, время от времени показательно зевая.

В середине третьей пьесы я встала, постояла какое-то время (чтобы меня заметили) и покинула зал.

 

По нашей с Андри договорённости, он должен был досидеть до конца концерта, как ни в чём не бывало поболтать со Славиным и всеми правдами-неправдами достать видео с этого концерта.

 

Придя домой, я, не зная, чем себя занять, села за рояль. Кроме личного удовольствия мне надо было восстановить форму и задуматься над программой. Этим я и занялась.

В начале двенадцатого вернулся Андри. Он открыл дверь своим ключом, поэтому я его не услышала и увидела, только когда он зашёл в рабочий зал.

Закончив играть фразу, я села на диван и скрестила на груди руки.

*- Я тебя слушаю, - начала я.

*- Мои лично впечатления - играет он очень даже прилично, я бы даже сказал...

*- Твоё лично мнение меня интересует меньше всего, - грубо перебила я.

*- Я тебя не узнаю. Ты плохо себя чувствуешь? - обеспокоился Андри.

*- Я чувствую себя великолепно и не нуждаюсь в твоей заботе. И закончим эти бесконечные пререкания. Что ответил Славин на мои вопросы?

*- Хочешь знать, что он ответил, - теперь завёлся и он. - Так иди и сама задай ему свои вопросы!

*- Насколько я помню, ты сам изъявил желание мне помочь, - сухо начала я. - Ты взял на себя определённые обязательства. А теперь сам же отказываешься от своих слов. Что ж, это твоё право, твой выбор, только имей в виду, что после этого я не желаю иметь с тобой ничего общего и уж тем более - видеть в своё доме. Говоря доступно: пошёл вон! - гаркнула я.

Андри молча сел возле меня и смотрел мне в глаза.

*- Я непонятно говорю? - я медленно повернула к нему своё лицо. - Или ты хочешь довести меня до истерики?

*- Хочу. Говорят, когда Косицына злилась, то становилась прекраснее в несколько раз. Хочу проверить.

*- Во-первых, Косицына мертва; а во-вторых, ты не интересовался, что было с теми, на кого она злилась?

*- Зачем? Когда я сам могу это узнать? - он провёл рукой по моему лицу. Я резко встала.

*- Я не люблю повторять, - твёрдо сказала я.

*- А мне терять нечего. Я всё равно не уйду, - ответил Morresi и откинулся на спинку.

*- Ты не боишься потерять моё расположение? - удивилась я.

*- Разве можно потерять то, чего никогда не было?

*- Ты прав. Ну, что ж. Коль ты не хочешь уходить добровольно, у меня два выхода: уйти самой или вызвать полицию. Что тебе больше по душе?

*- Определённо полицию! Правда не верю, что ты это можешь сделать, - усмехнулся Morresi.

*- Ну, почему же?! Это мой дом, с документами у меня проблем нет. А ты здесь - лицо постороннее, находишься здесь без моего желания, кроме того ты иностранец, - ответила я с высоко поднятой головой.

*- Да, я итальянец, - Андрелло встал и подошёл ко мне. - И не забываю этого. А ты, кто ты? Александра Bach, Эстергази, Graf? А может Rossa? Или всё же Анна Мария Косицына? Ты хочешь сказать, что ты немка? или итальянка? Нет! Ты русская! Ты была её и на всю жизнь ею останешься. Ты можешь прятаться под любыми масками, за любыми замками, но ты навсегда останешься русской. Потому что это - твоя кровь - она течёт в твоих венах и омывает твоё сердце! Потому что это - твоя душа, и её изменить не в силах никто, как бы тебе этого не хотелось! А что насчёт полиции - вызывай. Я ведь тоже знаю много интересного о тебе.

*- Да кто тебе поверит?! Тебе упихнут в психушку! - возразила я.

*- Это смотря что я скажу и как. Насколько мне известно, история Bach покрыта мраком, а в таких случаях верят всему, особенно негативному.

*- Зачем тебе это надо?

*- Мне это не надо, - засмеялся он. - Ты сама вынуждаешь меня это говорить. Ну почему ты так меня ненавидишь? Что я тебе сделал?

*- Что?! И ты ещё спрашиваешь? Ты сломал мне жизнь! Убил моего ребёнка! - крикнула я.

Morresi отвернулся и закрыл лицо руками.

*- Прости, - он поспешно вышел.

"А и в самом деле, чего я на него срываюсь? - спросила у себя я, оставшись одна. - А на кого ещё! Под руку всё время попадается - вот и всё".

Какое-то время я думала про Morresi, вспоминала наше прошлое, как он вёл себя со мной, сколько для меня сделал.

"А вот странно как получается. Я знаю его более 10 лет и за всё это время мы ни разу не были близки. Почему? Потому что он благородный, робкий, несмелый. Однажды он ведь попытался - но тогда я была беременна... А что ему мешает сейчас? Неужели его останавливает мой английский муж? О чём я вообще спрашиваю! Да как я с ним себя веду?! Разве можно так расположить к себе кого-то. Я постоянно им понукаю, отталкиваю от себя - тут ни у кого желания бы не нашлось! А почему я так делаю? Даже не знаю... Неужели я этого не хочу?! Что за глупости! Конечно хочу! И даже не потому, что мы знакомы с ним более десяти лет, не потому, что он знает все мои тайны и скелеты в шкафу, не потому, что он итальянец, не потому, что он - частичка моего прошлого, единственный, кому я могу довериться и не потому, что у меня здесь никого нет. А почему же? Да какая разница! Я просто хочу его, разве этого мало?! По-моему, весьма достаточно и убедительно. Значит вперёд, в бой! Вернуть его расположение мне не составит труда - что-что, а это у меня хорошо получается".

И я направилась в комнату Morresi. Застала я его уже в дверях с чемоданами в руках.

*- Нет, нет, нет! - крикнула я, отвернувшись и сжав голову руками. - Скажи, что этого нет, что мне показалось! Не повторяй то, что было десять лет назад. Ты хочешь меня убить?

*- По-моему, всё наоборот, - устало проговорил Андрелло, - это ты хочешь меня убить. Ты истязаешь меня, смеёшься над моими чувствами, ты плюёшь мне в душу! У меня разбивается сердце. Я не могу уехать, но и остаться я не могу - ты гонишь меня. А после всего ты снова начинаешь кого-то играть. Я устал, я не хочу так больше жить. Ты меня убиваешь, - он взял чемоданы и готов был выйти.

Я резко развернулась.

*- Я играю? - я схватила его за грудки, от неожиданности он выпустил чемоданы. - Да, ты прав, я играю. Но ведь и я - всего лишь марионетка в руках жизни, - я заталкивала его в комнату. - И не думай, что та роль, которая досталась мне, самая приятная. Я с удовольствием поменялась бы ролями с тем же Matadelli. Пожил мало, зато в удовольствие. Но нет, мы должны жить так, как нам предписано. И все коррективы с нашей стороны караются ужасными наказаниями. Но никто и никогда не хотел понять, что я такая, потому что это моя роль, и именно я должна её сыграть. Я всё пытаюсь измениться - напрасно, жизнь карает меня сплошным непониманием и ненавистью дорогих мне людей. Я меняю лица, имена, прячусь и маскируюсь, но моя кара настигает меня - я не могу спрятаться. Но я не буду с этим мириться, я не хочу жить, как кем-то запланировано. И поэтому я никогда не буду счастлива. Ведь никто меня не поймёт.

*- Но ты, Андрелло, ты ведь меня понимаешь, ты ведь знаешь, какой ценой мне всё в этой жизни даётся. Так неужели ты меня бросишь? Тем более сейчас, когда я совсем одна. Здесь, в этой всегда чужой для меня Германии. Ты ведь знаешь, какие у меня в одиночестве депрессии, я сойду с ума! И тогда мне уже ничего не надо будет - я просто выпрыгну из окна, я сама не справлюсь. Не допусти, чтобы я дошла до этого. Если я хоть что-то для тебя значу - останься! - я выжидающе смотрела в его глаза.

Честно говоря, я так уже завралась в этой жизни, что сама не понимала, что из того, что я сказала, шло от сердца, а что - просто красивая реплика...

Он молчал. Я знала, что он меня понял даже лучше, чем я того хотела. И я была уверена, что он останется - я давила на его больные места.

Простояв так ещё какое-то время, он взял мою голову и отвёл на расстояние. Посмотрев пристально мне в глаза, он приблизил своё лицо и поцеловал меня.

Поцелуй начался с губ, затем перешёл на всё лицо, мочки ушей, шею, плечи. Андри нежно обнял меня, не отрывая губ. Мы медленно подошли к кровати. Аккуратно положив меня, он продолжил целовать моё тело. Опустив верх платья и обнажив этим мою грудь, он начал жадно её целовать, как вдруг, очень неожиданно и резко оторвался и уставился на меня с удивлением, вопросом и скрытой агрессией. Я ничего не поняла.

*- Когда он это сделал? - тихо спросил итальянец.

*- Кто он и что сделал? - действительно не поняла я.

*- Марчелло. Я знаю их фамильное клеймо. Не знал, что на своих женщинах он его тоже ставил, - разочарованно проговорил Андрелло и отстранился.

*- Нет, Андри! Ты же ничего не знаешь! - расстроилась я. В двух словах я рассказала ему, при каких обстоятельствах это произошло, и закончила. - Я тогда чуть не потеряла ребёнка.

*- Прости, я действительно ничего не знал. Уже за это его стоило убить, - и он с новой страстью начал меня целовать.

... Это была чудесная ночь.

 

Сколько же он этого ждал! Ведь тогда, в Питере, только чудо остановило его. Я думала, что он так же безумен, как и его друг, но нет. Им двигали другие чувства, более глубокие. Именно поэтому он не причинил мне боли ни тогда, ни когда-либо в будущем. Он был, наверное, единственным, кто не причинил мне никакой боли - ни физической, ни душевной. Он держал всё в себе, окружал меня всем, что мне было нужно, но не позволил своей мужской животной силе выйти наружу. Некоторые попытки он не без труда сдерживал и подавлял. Это человек, который пожертвовал для меня всем, и жизнью и всем, что у него было. Он был верен себе и мне от первого взгляда до нашей последней встречи...

 

ГЛАВА 19.

 

Утром, где-то в начале девятого в дверь начали настойчиво звонить. Я спала мёртвым сном и даже при большом желании не смогла бы ничего услышать. Morresi решил меня не будить и спустился сам.

Накинув халат, он подошёл к двери, уверенный, что увидит за ней какого-нибудь распространителя - ведь об этом доме не знал почти никто.

Протерев глаза, Андрелло открыл дверь и уставился на непрошеного гостя, лицо которого выражало целый рой эмоций.

#- Andrello Morresi? - почти по слогам спросил гость

#- Совершенно верно. Могу я узнать Ваше имя? - итальянец не очень удивился, что его имя известно гостю.

#- Князь Эстергази, - тот поклонился лёгким кивком головы.

#- Надо полагать, Артур, - уточнил Morresi.

#- Вам известно моё имя? - удивился тот.

#- Да, Александра рассказывала мне про Вас.

#- Я бы очень хотел знать, где она сама? - Артур без приглашения вошёл в дом и начал осматривать комнаты первого этажа.

#- Она ещё спит, и я бы просил Вас её не беспокоить. Она вчера очень устала и поздно легла.

#- Интересно, что её так утомило, - Артур пошёл к лестнице, не найдя меня на первом этаже.

#- Концерт Славина очень поздно закончился, - Morresi шёл за ним по пятам, но не удерживал.

#- А откуда Вам известно, что она делает по вечерам? - Артур резко открыл дверь моей спальни - там было пусто.

#- Я тоже был на этом концерте, - итальянцу была интересна эта игра, но более всего - моя реакция.

Артур резко повернулся в сторону гостевой комнаты, но Morresi загораживал ему дорогу. Князь бесцеремонно оттолкнул его и резко распахнул дверь в комнату. Там он увидел меня, спокойно спящую в постели. По комнате были разбросаны вещи - мои и Morresi.

^- Александра, - Артур дёрнул меня за плечо. - Проснись!

Я открыла один глаза и посмотрела на Артура.

#- А, это ты. Дай мне поспать, - и отвернулась.

^- Ты должна мне объяснить, что всё это значит. Что делает этот итальянец в твоём доме, и что ты делаешь в его постели? - не отставал Артур.

#- Отстань, - протянула я. - Я не обязана перед тобой отчитываться!

^- Ты должна мне всё объяснить, - повторил он. - Эдвард просил меня найти тебя и проведать.

Я недовольно поднялась на локтях.

#- Повторяю доступно: вон отсюда! Вон из этого дома! Я не хочу тебя здесь видеть! Моя личная жизнь тебя не касается. В своём доме я буду делать всё, что мне заблагорассудится, и приглашать буду, кого захочу, и выгонять тоже буду сама! И не смей больше никогда повышать на меня голос. И дай мне поспать! - крикнула я и накрылась одеялом.

#- Мне кажется, Вам лучше выйти, - тихо посоветовал Morresi.

#- Прошу не указывать! Вы вообще здесь лицо постороннее. Не понимаю, как она могла Вас впустить! - Артур не отходил от кровати.

Не выдержав, я запустила в него подушкой. После этого они вышли оба.

Спустившись в гостиную, они заняли противоположные углы и повернулись друг к другу спиной.

Заснуть мне так и не удалось. Обозлённая этим обстоятельством, я встала и накинула халат. Убрав волосы заколкой, я спустилась вниз.

Заметив меня, оба петуха повернулись к лестнице, но ни один из них не сделал ни шага.

Я окинула презрительным взглядом обоих и, пройдя на середину, села на диван.

#- Свиньи! - ругнулась я. - В своём собственном доме я уже и поспать не могу!

^- Александра, ты должна меня понять, - первым подошёл Артур. - Что я должен думать, видя у тебя постороннего мужчину в халате?

#- Ты вообще ничего не должен думать! Занимайся своей благоверной! - перебила я.

^- Но ведь я член семьи. Я не могу оставаться безучастным. Эдвард - мой дядя, и я...

#- Да хватит уже выпендриваться со своим отвратным немецким! - не выдержала я.

#- Прости. Я просто не хочу, чтобы наш разговор слышали посторонние, - он покосился на Morresi.

#- В моём доме нет и не может быть посторонних. И закончим пререкаться. Зачем ты приехал?

#- Дядя просил тебя проведать. Он очень занят и беспокоился.

#- Что ты брешешь! У Эдварда есть телефон, равно как и у меня! - крикнула я и встала, негодуя.

*- Andri, caro! Закажи, пожалуйста, нам завтрак, я очень хочу есть, - я подошла к Morresi и положила руку ему на грудь, нежно улыбнувшись. - Ты знаешь, что я люблю.

Morresi никогда не был дураком, он понимал мою игру и воспользовался своим преимуществом:

*- Конечно, amore mia, - он поцеловал мою руку и вышел из комнаты.

#- Что это значит? - почти сквозь зубы спросил Артур, подойдя ко мне вплотную, после того, как Андрелло вышел. - Ты делаешь из меня идиота!

#- И не думала. Зачем делать из людей то, чем они и так являются! - усмехнулась я и отошла.

#- Он твой любовник?! - то ли спросил, то ли просто воскликнул Артур.

#- Ты тоже. И что дальше? - я выжидающе посмотрела на него.

#- Но это же ... неправильно, - не нашёлся он.

Я раскатисто захохотала.

#- А кто тебе дал право решать, что правильно, а что нет? - я развеселилась совершенно искренне.

#- Но есть же какие-то нормы, правила, - он не мог подобрать слова.

#- Запомни, то, что принято для всех, никогда не будет законом для меня, - уже серьёзно говорила я. - Я живу по своим правилам. И никто, кроме меня не может их корректировать! - на минуту я замолчала. - А теперь прости, но я должна одеться, - я пошла наверх.

Артур, проводив меня взглядом, тяжело рухнул в кресло и, проведя по лицу рукой, пытался переварить происшедшее.

Я прямиком направилась в свою комнату. Выбрав в шкафу одежду, я разложила её на кровати. В комнату зашёл Morresi.

*- Я принёс твои вещи, - он протянул мне стопку аккуратно сложенных вещей.

*- Спасибо, - я взяла их и, положив на край кровати, отошла к зеркалу.

*- Я всё лучше тебя узнаю, - он подошёл сзади и обнял меня. - Тот же самолюбивый и независимый нрав, та же высокомерность и нежелание подчиняться каким-либо правилам.

*- Хватит уже, наподчинялась! Да и зачем мне это, когда у меня есть возможность жить так, как мне нравится? - я повернулась и положила руки ему на шею.

- Господи! Если бы только знала, как сильно я тебя люблю!

*- Я пока не Господи. Но очень прошу тебя: не говори на русском - ты можешь меня выдать.

*- Как скажешь, любовь моя. Я буду делать всё, что ты захочешь!

*- Ты ведь знаешь: я не люблю рабов, - напомнила я.

*- Тогда я буду делать всё, что захочется мне! - он крепко обнял меня и страстно поцеловал.

Развязывая на ходу мой халат, он подвёл меня к кровати и повалил на неё.

*- Вот же вы, ненасытные итальянцы! - с улыбкой воскликнула я.

*- Я столько страдал, ждал и мирился, что теперь до конца жизни не смогу этим насладиться, - объяснил Morresi и снова впился в мои губы, раздвигая полы халата.

#- Александра, - после формального стука дверь приоткрылась. - Привезли завт... О, Боже! - он вылетел, со всей силы хлопнув дверью.

*- Я его убью, - сквозь зубы прошипела я. Адрелло в нерешительности "завис". - Прости, любимый, - я коротко его поцеловала, - он не оставит нас в покое. - Надо побыстрее его выпроводить.

*- Я подготовлю стол, - Morresi встал.

*- Спасибо. Я скоро спущусь. Ты его пока не убивай - я сама хочу это сделать, - зло улыбнулась я.

*- Хорошо, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.

"И почему всё так получается? - я смотрела на своё отражение. - Почему я никогда не умела себя вести с мужчинами, не умела выбирать? Почему я вышла за Сашу, даже не подумав? Почему прогнала N, единственную свою любовь? Почему я довела Марчи до того, чем он кончил. Почему не поверила Андри восемь лет назад и поверила сейчас? Зачем вышла за Эдварда и изменяю с его же племянником, в котором кроме красивой внешности и нет ничего? Почему я такая дура?!".

Приведя себя в порядок, я спустилась вниз. Morresi накрыл стол на троих (в столовой). Артур сидел в гостиной, в том же кресле.

#- Тебе персональное приглашение надо? - с сарказмом спросила я.

#- Я не голоден, - ответил он, быстро встав.

#- Ты смеешь оскорблять меня, отказывая? - в моих глазах блеснул гневный огонёк.

#- Не, ну что ты! - он немного расслабился и даже смог улыбнуться. - Спасибо, я с удовольствием позавтракаю за одним с тобой столом, - он взял мою руку и, поцеловав её, хотел обнять.

#- Многое себе позволяешь! - я оттолкнула его и направилась в столовую.

Пока мы завтракали, в столовой стояла гробовая тишина, пропитанная ревностью и злобой.

Артур не сводил с меня глаз, лишь изредка косясь на Morresi. Итальянец на Артура не взглянул ни разу и лишь иногда поглядывал на меня сочувственно-любящим взглядом.

Я терпела этот кошмар минут пятнадцать.

#- Я не могу есть в такой обстановке! - сорвалась я, бросив приборы на стол и встав. Мужчины поднялись следом.

*- Cara, что мне сделать? - Morresi подошёл и положил руки мне на плечи.

#- Нет, это уже слишком! - вспыхнул Артур. - Какая наглая бесцеремонность!

Я, не желая это всё слушать, направилась к двери, не говоря ни слова. Morresi пошёл было за мной.

#- Ну, нет, - Артур остановил его, схватив за руку. - Вас я попрошу остаться. У меня к Вам серьёзный разговор. Поговорим как мужчина с мужчиной.

Андри проводил меня взглядом, но остался.

 

Я поднялась к себе и заказала билет до Лондона на ближайший рейс. Затем я пошла в комнату Morresi и взяла оттуда диктофон и диск с записью вчерашнего концерта (которые итальянец принёс вчера). Положив это и другие вещи в большую сумку, я взяла ключи от мерса, стоящего в гараже, и спустилась вниз.

Возле мужчин я задержалась:

*- Андри, можешь пожить здесь столько, сколько захочешь. Мне надо уехать на несколько дней. Не ищи меня и не пытайся связаться. Если уедешь - закрой всё здесь и оставь у себя ключи.

#- А от тебя Артур, - я повернулась к англичанину, - я жду извинений, как только одумаешься, - с этими словами я вышла из дома.

Меня проводили молча, зная и привыкнув к моим перепадам настроения и любви исчезать в неизвестном направлении.

 

#- Итак, signore Morresi, начнём, - первым заговорил Артур. - Я хочу знать, где и как вы познакомились с моей невесткой, ведь она нигде не появляется, а если и бывает - то только инкогнито.

#- Вообще-то, сэр Артур, - ответил Morresi, - я не обязан перед Вами отчитываться. Но дабы не ставить в неловкое положение Александру, я Вам кое-что расскажу. Мы познакомились в Риме, в опере. Она появилась, как Вы выразились, инкогнито. Обменявшись мнениями о постановке, мы нашли общий язык и сдружились. А о том, что она сама Александра Bach, я узнал буквально вчера вечером, после концерта Славина.

#- Вы знали, что она замужем? - Артур ему не верил.

#- Да, это она мне рассказала в день знакомства. Я не спрашивал, кто её муж, она сама мне всё рассказала.

#- И это Вас не остановило?

#- Вас, по-моему, не остановило даже то, что это Ваш дядя, - усмехнулся Morresi.

#- Как Вы смеете! - взорвался князь.

#- Ну, что же Вы хвост-то поджали. Сами ведь напросились на мужской разговор, - мягко пожурил его Андрелло.

На минуту воцарилась тишина.

#- Не будь бы сейчас двадцать первый век на дворе, я бы вызвал Вас на дуэль, - тихо и злобно проговорил Артур.

#- Вас смущает только век? - спокойно уточнил Morresi.

#- Не только. В отличие от Вас, у меня чистое имя и я не хотел бы его марать, компрометируя фамилию.

#- За это можете не беспокоиться. Если это всё, что Вас пугает, я могу поклясться Вам, что всё останется между нами. К тому же это далекой не первый случай даже в моей жизни, не то, что в мировой практике. Так я могу принять Ваш вызов?

#- Да, - твёрдо и безрассудно ответил Артур. - Если Вы действительно поклянётесь не разглашать об этом.

#- Клянусь! *Клянусь моей семьёй, - проговорил Morresi, положа руку на сердце. #- Оружие должен выбирать я, но сегодня это глупо. Думаю, пистолет устроит обоих.

#- Вполне. Чьё будет оружие? - Артур ещё слабо представлял, во что ввязался.

#- Могу предложить свои. Они сделаны под заказ много лет назад и предназначены специально для дуэли. Не беспокойтесь, я сам давно не стрелял, - улыбнулся итальянец.

#- Это Ваше личное дело. Назначьте время и место - я прибуду туда с секундантом, - англичанин оставался сосредоточенно-напряжённым.

#- Здесь, за домом, завтра утром, - предложил Morresi.

#- Согласен. Чем скорее, тем лучше. Только где Вы найдёте за это время секунданта?

#- Не беспокойтесь, это мои проблемы. Я жду Вас завтра в десять часов утра. Не опаздывайте, - Morresi склонил голову.

#- Буду вовремя, - поклонившись, Артур вышел.

Постояв какое-то время, Morresi сел на диван.

*- Madonna mia! Если Анна Мария узнает, она никогда мне этого не простит! Эти дуэли сломали ей жизнь. Но я не могу отступить. Надеюсь, она сможет когда-нибудь понять, что я защищал её честь.

Заказав билет до Болоньи, Morresi уехал в аэропорт.

 

Мой рейс был через полтора часа, и я решила нормально поесть. Конечно, в ресторане аэропорта вряд ли можно нормально поесть, но по крайней мере обстановка здесь была не такая напряжённая.

Рейс Morresi отправлялся следом за моим. Поэтому я совершенно искренне удивилась, увидев его в зале ожидания.

*- Андри, а ты здесь что забыл? - я сама подошла к нему.

*- Анна Мария? Ты меня напугала, - он действительно испугался. Похоже, я вывела его из глубокой задумчивости. - Куда ты летишь?

*- Во-первых, я спросила первая; а во-вторых, я уже просила ничего не спрашивать - всё равно ведь не скажу. Итак, куда путь держишь?

*- Домой, в Италию. Мне надо кое-что забрать из дома в Болонье. Я сегодня же вернусь. Я решил пожить немного в твоём доме, но мне нужны некоторые вещи.

*- Ноты что ли? - не поняла я.

*- Да, клавиры. Я хочу поработать, - нашёлся он.

*- Что-то здесь не так. Я вижу, что ты мне врёшь, но не могу понять причины. Ты ведь бросил оперу. Зачем тебе ноты?

*- Я просто не могу рубить с плеча, как ты, - он притворно улыбнулся.

*- Ладно, - я развеялась. - Твоё дело. Поступай, как знаешь, не хочу ничего об этом знать. Кстати, если получится, заскочи в Байрёйт - я там оставила свой ноут, он мне нужен.

*- Хорошо. А когда ты вернёшься? - вдруг очень заинтересованно спросил он.

*- Не знаю, - я пожала плечами. - Дня через четыре, как всё закончу. Ладно, пойду - мой рейс объявили.

*- Я тебя провожу, - Morresi встал.

Я улетела. Следом улетел Андрелло.

 

ГЛАВА 20.

 

Приехав домой, Morresi долго стоял в коридоре и вглядывался в родные стены. Он не был здесь лет шесть. Последние годы он не сидел на месте, а Италию вообще почти возненавидел.

Простояв на пороге какое-то время, он быстрым шагом прошёл в свой кабинет. Вся мебель в доме была покрыта приличным слоём пыли.

Не садясь в кресло, Morresi быстро открыл верхний ящик стола и достал оттуда футляр с дуэльными пистолетами и несколько коробков патронов.

Взяв оба пистолета и коробок патронов, он вышел на задний двор, где всегда тренировался в стрельбе. Тяжело было вспоминать эти ощущения. И дело даже не в том, что за эти десять лет он ни разу не брал оружие в руки, а в том, с чем это у него ассоциировалось. Прошлое ожило перед ним, едва он прикоснулся к пистолетам. И развеять эти образы он едва ли мог.

Мышцы вспомнили быстро привычные некогда упражнения - рука не дрогнула ни разу, все попадания были стопроцентными. Вернувшись в дом, Morresi взял ещё один коробок патронов и хотел было уходить, но остановился в гостиной у рояля, на котором лежало несколько стопок клавиров. Здесь не было одного - который хранился отдельно, в старом сундуке на чердаке. Это был клавир "Онегина". Тот самый, по которому мы работали в Петербурге, тот самый, который подарили мне друзья из La Scalа. Саша отдал этот клавир после моей "смерти", зная, что он значит для Morresi.

И сейчас Андрелло захотел взять с собой именно этот клавир. Он поднялся на чердак и, открыв сундук, достал из него "Онегина". Сдунув пыль с обложки, он открыл первую страницу. Там была дарственная подпись. Здесь же, в клавире, он нашёл мою фотографию, которую долго искал и уже отчаялся найти. Это была такая же фотография, как и у Саши в кабинете - фото из Москвы, сделанное за несколько дней до закрытия. Одно из последних моих фото и последнее, на котором я улыбаюсь.

Просидев какое-то время, рассматривая фотографию, Morresi вложил её обратно в клавир и спустился вниз. Взяв ещё несколько первых попавшихся клавиров и пистолеты, он спешно вышел. На улице его ждало такси.

Вечером того же дня он был в Байрёйте. Он не смог себя сдержать и зашёл в театр.

#- Добрый день, - Morresi вошёл в кабинет директора.

#- Morresi? Какими судьбами, - тот встал и пожал итальянцу руку. - Почему Вы вернулись?

#- Мне кое-что надо было забрать. Заодно вот решил заглянуть, узнать как Ваши успехи, - они сели по оба конца стола.

#- Да какие там успехи, - отмахнулся директор. - На партию Вотана-то мы нашли солиста, но вот на место Rossa не подошёл никто. Это всё не то. После неё ни дирижёры, ни солисты не хотят работать с другим концертмейстером. Как это не прискорбно, нам пришлось закрыть проект, - директор тяжело вздохнул.

#- Знаете, я видел недавно Rossa, - неожиданно для себя самого начал врать Morresi, видимо, заражённый этой болезнью от меня (или просто хотел меня оправдать). - Она разочарована в жизни и убита. Говорят, она снова пыталась покончить с собой. Никто не знает, почему она вдруг решила уйти. И я боюсь думать, что из-за меня. Я дружил с её покойным мужем, был вхож в их дом. Поэтому она и не хотела работать со мной. Прошлое дало о себе знать - я это не учёл - и она не выдержала. А я подумал, что если уеду, откажусь от оперы - если она не будет ни слышать, ни видеть меня - всё будет по-старому, и она сможет вернуться. Но я ошибся. Видит Бог, я себя ненавижу за то, что произошло. Я всегда приношу несчастья, с того злополучного дня. После того, как я убил своего друга и весьма неудачной попытки самоубийства, вся моя жизнь перевернулась. Словно кто-то проклял меня. В каких бы театрах я не пел - поначалу всё идет замечательно, триумфальные постановки, сногсшибательный успех, но стоит мне уехать, как всё катится к чертям: солисты ссорятся, кто-то теряет голос, кто-то спивается, с кем-то происходят несчастные случаи. Поэтому меня так боятся приглашать. Но отказать мне никто не может - за меня играет мой авторитет, пропади он пропадом! А теперь и Вы говорите, что закрыли проект. Якобы из-за Rossa. Да не из-за неё, а из-за меня! - Андрелло встал. - Я не знаю, что делать. Я проклят! И я схожу с ума от этого! - воскликнул он.

#- Это ужасно. Я Вам сочувствую, - тихо, после небольшой паузы, проговорил директор.

#- Да мне не нужно сочувствие, поймите Вы!

#- А Вы не пробовали попросить прощения на могилах тех, перед кем чувствуете свою вину? - осторожно спросил директор. - Ходят слухи, что прах Косицыной творит чудеса, даже голоса возвращает. Может, Вам это поможет. Вы ведь уже ничего не теряете.

#- Спасибо, я попробую, - стих Morresi.

#- Если захотите, - директор встал, - Вы всегда можете к нам вернуться. Мы всегда Вам рады.

#- Спасибо, - ещё раз поблагодарил итальянец.

#- И если Вы встретите Rossa, попробуйте уговорить её вернуться - это всем будет во благо.

#- Непременно. Ещё раз благодарю за всё, - Morresi протянул руку.

#- Всегда рад помочь, - директор пожал её. - Успехов! Надеюсь, у Вас всё наладится. Всего доброго!

- Arrivederci.

"Прах Косицыной? - думал, выходя Morresi. - Это глупо! Зачем мне прах, когда она живёт со мной! Права она была - все эти исцеления на могилках - не более, чем самовнушение. Как та урна может исцелять, если и праха-то никакого там нет?! Люди просто хотят в это верить - вот и верят. А вот прощения у Марчелло я попросить действительно должен. Кто знает, может завтра меня и в живых-то уже не будет".

В аэропорту он вспомнил, что забыл про секунданта. Но кого он мог пригласить - он ни с кем не общался?

"Он не захочет, но не откажет", - подумал Morresi про одного старого знакомого. Однако номер телефона у него был в записной книжке, которая лежала в доме в Берлине. А туда он попал в начале второго часа ночи.

Андрелло никогда не пользовался людьми в личных интересах, но здесь была безвыходная ситуация. Ему пришлось, скрепя сердце, набрать номер этого человека в два часа ночи.

*- Марио? Прости, я знаю, что уже слишком поздно, но это не терпит до утра, - начал Morresi.

*- Простите, кто говорит? - спросонья наш питерский переводчик не смог узнать голос старинного друга.

*- Да, конечно. Это Андрелло Morresi. Я понимаю, прошло столько лет...

*- Madonna! - перебил его Марио. - Андрелло, ты? Я не верю своим ушам! Ты не представляешь, как я рад тебя слышать! И плевать, сколько сейчас времени!

*- Спасибо! Мне очень приятно это слышать. А я почему-то подумал, что после всего ты не захочешь со мной разговаривать и даже знать меня, - признался Андрелло.

*- Да ты что! Мы ведь друзья навеки! Где ты пропадал всё это время? Я пытался тебя найти, но тщетно. Где ты сейчас?

*- Сейчас я в Берлине, а до этого - где только не побывал, весь мир объездил. Тщетно! "Но счастья нет моей душе", - тяжело проговорил баритон.

*- Твой русский блестящ! Он во сто крат лучше моего. Смотрю, ты времени даром не терял! Bravo!

*- Спасибо! Но теперь он мне не понадобится.

*- Не зарекайся, вся жизнь ещё впереди. А сейчас расскажи, что у тебя произошло, что ты позвонил мне в два часа ночи после девятилетнего молчания?

*- Марио, - с трудом начал Morresi. - Мне нужна твоя помощь.

*- Всегда рад, когда угодно!

*- Когда угодно? - уточнил Андрелло.

*- Ты не ослышался: в любое время дня и ночи! Ты ведь знаешь!

*- Хорошо. Ты мне нужен завтра в десять часов утра в Берлине, - прямо сказал Morresi.

*- Что?! Но это ведь невозможно! Давай хотя бы попозже!

*- Нет, Марио. Ровно в десять. От этого зависит моя честь и честь дорогого мне человека. Иначе я не беспокоил бы тебя в такое время.

*- Неужели у тебя появилась женщина? - не поверил Марио.

*- Я прошу тебя: не спрашивай ничего. Сейчас я не могу ничего рассказать.

*- Ладно. А что от меня требуется?

*- Узнаешь на месте. Так ты прилетишь? - с надеждой спросил Morresi.

*- Конечно!

*- Я заказал тебе билет. Твой рейс через час, поторопись.

*- Ты знал, что я тебе не откажу, - усмехнулся переводчик.

*- Скорее надеялся. Мне кажется, что я уже ничего не знаю наверняка. Я тебя встречу. Извинись за меня перед женой. Кстати, какая уже по счёту? - с усмешкой спросил Андрелло.

*- А ещё говорит, что ничего не знает! Пятая! Жди, я уже собираюсь, - попрощался Марио.

*- Жду. И спасибо! - Morresi повесил трубку.

 

*- Дружище! - Марио бросился обнимать старого друга, даже не дав тому рта раскрыть. - Как я рад!

*- Я тоже. Но поехали, у нас мало времени, а я хотел хоть немного поспать, - они подошли к машине (Morresi одолжил у меня из гаража Мерс).

*- Твоя? - удивился Марио.

*- Нет. Но я не вижу ничего столь удивительного, даже если бы она была моей, - ответил, сев за руль, Андрелло.

*- Иметь в каждой стране или даже летать со своими - это слишком шикарно даже для тебя, - признался Марио.

*- Не для меня. Боюсь, деньги - это единственное, что у меня есть.

*- Не так уж и мало!

*- Поверь мне, этого слишком мало!

*- Ну, не знаю, по-моему, денег не бывает много, - задумчиво произнёс Марио.

*- Но бывает, что их некуда девать.

*- Дай мне деньги, и я покажу тебе, куда их можно деть?! - засмеялся переводчик.

*- А если у тебя забрать при этом дом, семью, друзей, знакомых, цель и мечту? - серьёзно спросил Morresi.

*- Андрелло! Неужели у тебя всё так плохо?! - испугался друг.

*- Сейчас я ещё и из музыки ушёл.

*- Как?! И чем ты занимаешься?

*- Пока ничем.

*- А потом? Ты же вернёшься? - обеспокоено спрашивал друг.

*- Не знаю. Я действительно ничего не знаю, - Андрелло замолчал. Оставшуюся часть пути они молчали оба.

*- Вот мы и приехали, прошу на выход, - проговорил он, припарковав машину возле дома.

*- Шикарно! - воскликнул Марио, оглядывая дом. - Так далеко от города, без соседей, вокруг - тишина! Я бы хотел здесь жить! Только не говори, что он тоже не твой!

*- Боюсь тебя разочаровывать, но он тоже не мой.

*- А чей? У кого ты живёшь? На чьей машине ездишь? Стой! - на секунду он замолчал и заговорщицки улыбнулся. - Мы ведь в Германии. Под Берлином. Madonna! Андрелло, как ты мог это от меня скрыть?! Как?! Как это произошло? И давно? Ты должен мне всё рассказать! - выпалил переводчик.

*- Марио! Я тебя не понимаю. Что ты имеешь в виду? - удивился Morresi.

- "Зачем скрывать, зачем лукавить?", - Марио исподлобья посмотрел на друга. *- Почему ты это скрываешь? Это же великолепно!

*- Ма-ри-о! Объясни мне толком, что ты хочешь сказать! - Morresi начал злиться.

*- Ну, как же! "В десяти километрах от Берлина, среди лесного массива находится шикарный дом в три этажа. Под домом - не менее шикарный гараж на двадцать автомобилей. За домом - огромный двор с аллеями, фонтанами и беседками - описание дома пропущу - в ближайшей округе Вы не встретите ни души - только природа. Никаких посторонних глаз или ушей. Именно здесь находится дом самой загадочной и гениальной женщины нашей планеты, Александры Bach" - Марио процитировал одну из статей Bianco.

Morresi отвернулся и закрыл лицо руками, быстро соображая, как поступить, ведь он сам великолепно знал все статьи этого критика, и эта не была исключением. Но как же он раньше не подумал об этом?!

*- Андрелло! - Марио обнял его за плечи. - Всё нормально, не переживай. Ты ведь знаешь, я - могила. Можешь смело мне всё рассказать, не мучайся так!

*- Марио, - Андрелло выкручивался. - Ты неправильно всё понял. Я просто живу в её доме. А сама она сейчас в Лондоне. Мы познакомились случайно. Мы работали вместе в Байрёйте. Потом она пригласила меня в Берлин, а жить предложила в её доме - здесь тихо и хорошие возможности позаниматься.

"Боже, Косицына! Ты даже меня научила врать!".

*- Нет! - разочарованно протянул Марио. - Скажи, что это не так! Всё не может быть так скучно! Андрелло! Ты закоренелый холостяк!

*- А что ты подумал? Неужели ты думаешь, что я могу завести роман с Александрой Bach?! Она ведь замужем, - "оскорбился" Morresi.

*- Да, - протянул друг. - Марчелло это никогда не останавливало.

*- Марио, я тебя прошу, не напоминай мне про него.

*- Да, я понимаю, как тебе тяжело, - извинился друг.

*- Нет, не понимаешь! И не дай Бог когда-либо понять!

На минуту воцарилось молчание. Взгляд Марио, прогуливавшегося по дому, упал на футляр с дуэльными пистолетами.

*- Твои дуэльные пистолеты? Что они здесь делают? - удивился Марио и уставился на друга. Тот молчал, подбирая слова.

*- Нет, - переводчик догадался. - Скажи, что это неправда! Ты не можешь опять взяться за старое! И для этого ты притащил сюда меня? Нет, Андрелло, умоляю, не втягивай меня больше. Я поклялся себе, что никогда к этому не вернусь. Я уже не так молод. Я не смогу быть свидетелем очередного убийства! Андрелло, одумайся! Не делай этого! Я советую тебе, как верный друг!

*- Марио, - начал Morresi, но друг его перебил.

*- Ладно, ладно. Поступай, как знаешь, это твоё дело. Только меня не втягивай. Похоже, убийство Матаделли ничему тебя не научило. Пожалуйста, стреляйся с кем угодно - это твоё дело. Но забудь обо мне - я не хочу иметь ничего общего с убийцей.

*- Марио, выслушай, Христа ради! - Morresi схватил друга за руки и смотрел ему в глаза. - Во-первых, можешь мне не верить, но на это раз я принимал вызов, а не бросал его; а во-вторых, я не мог отказать - от этого зависит честь человека, который мне покровительствует.

*- Ты хочешь сказать, что кто-то вызвал тебя на дуэль из-за Александры Bach? - не поверил тот.

*- Я понимаю, как неправдоподобно это звучит, но это так. И я очень прошу тебя быть моим секундантом. Ты ведь очень хорошо знаешь своё дело - ты не раз участвовал в дуэлях. Где я найду до десяти утра другого секунданта?! - воскликнул Morresi. - Марио, друг мой, не подводи меня, помоги. Я обещаю, что все последствия возьму на себя.

*- Ну, не знаю, - вздохнул переводчик. Помолчав, он проговорил. - Ну, хорошо, но в последний раз. И вся ответственность - на тебе!

*- Клянусь! Спасибо, друг! И что бы я без тебя делал? - Morresi крепко его обнял и похлопал по спине. - А теперь, если ты не хочешь, чтобы меня убили, я немного посплю.

*- Конечно, иначе я тебя не прощу. Только покажи мне место дуэли - я подготовлю площадку.

*- Хорошо. Думаю, за домом места навалом.

Оставив Марио на внутреннем дворе, Morresi вернулся в дом и лёг спать. Заснуть труда ему не составило.

 

... Москва, поздний вечер, Большой театр. Полный аншлаг, шумный зал, взволнованные солисты. И только он спокоен. Матаделли, Марио, он и Косицына - это закрытие Мариинских постановок. "Евгений Онегин". Ария Ленского, слёзы Косицыной, дуэль... Как только Андрелло поднял пистолет, он услышал голос: "Будь готов, ты можешь убить самого дорогого для тебя человека...".

 

Morresi резко проснулся. "Что это значит?" - не понял он. - "Я не понимаю!". Он посмотрел на часы - было пять минут десятого. Стараясь отвлечься, Morresi встал, принял душ и, одевшись в один из лучших костюмов, накинул пальто и вышел во двор.

Марио, заметив его, остолбенел.

*- Что с тобой, Марио? - удивился Morresi.

*- Ты не в этом пальто пел в Москве?

Андрелло посмотрел на своё пальто, и сам испугался - его пальто было точной копией пальто Онегина, в котором он пел на закрытии и убил Марчелло.

*- Это дурной знак, - заметил Morresi.

*- Для твоего соперника, - добавил друг. - Кстати, ты не сказал, кто он.

*- Это не важно, скоро увидишь.

Андрелло взял пистолет и патроны.

*- Хочу ещё потренироваться, - пояснил он. - Будь другом, нарисуй на том дереве мишень и отсчитай сорок шагов.

*- Зачем сорок? - удивился Марио.

*- Я прошу.

Выпустив полный коробок патронов в дерево и не промазав ни разу, Morresi вернул пистолет Марио, чтобы тот его почистил, а сам отошёл в сторону.

Было без двадцати минут десять.

Андрелло облокотился на дерево и закрыл глаза.

"Куда, куда, куда вы удалились..." - вдруг запел Андрелло в удобной для себя тональности.

*- Андрелло! - в паузе воскликнул Марио. - Что ты поёшь?! Одумайся?! Замолчи!

Но друг его не слышал... Марио всплеснул руками и, подняв лицо к небу, отошёл. Вместо "Ольга" Morresi пел "Анна". Закончил он с мокрым от слёз лицом. Несколько минут никто из них не решался нарушить тишину.

*- Я сейчас вернусь, - Morresi пошёл к дому. Он должен был кое-что сделать, кроме того у него замёрзли руки - на дворе был январь.

Зайдя в дом, он открыл клавир "Онегина", привезённый из Италии. Поставив фотографию напротив себя, он ещё раз "перечитал" сцену дуэли. Он вспоминал детали всех своих дуэлей, всех, кроме последней - её он никогда не забудет. Оторвавшись от клавира, он ещё долго смотрел на моё фото...

 

Я летела в Лондон с пересадкой в Париже - это был первый попавшийся рейс. Во Франции, немного подумав, я решила и остаться - а что мне делать в Лондоне? Поэтому я поехала в лучший отель Парижа.

&- Люкс, пожалуйста, - попросила я, довольная собой за то, сколько языков успела выучить, пока жила у Кристалла.

&- Свободных мест нет, сожалею, - извинился рисепшионист.

&- Мальчик, ты не понял, - я снисходительно улыбнулась и, приблизив своё лицо, тихо продолжила. - Я не спрашиваю, есть ли у вас свободные места. Через минуту у меня должен быть номер, - я посмотрела на часы.

Молодой человек спорить со мной не стал - привёл (видимо) администратора - мужчину весьма солидного вида. Когда парень отошёл, администратор внимательно уставился на меня.

&- Обычно я два раза не повторяю. Уверена, ваш коллега объяснил, что мне нужно.

&- Вы уже получили ответ.

&- А я ничего не спрашивала, да и ответ его меня не устраивает. Я попросила, - заметила я.

&- У нас нет свободных номеров, - медленно сказал мужчина. - Мы можем поискать Вам номера в других гостиницах. В противном случае, я бы просил Вас покинуть наш отель, мне бы не хотелось вызывать охрану.

Я раскатисто захохотала. Всё фойе уставилось на меня. Администратор растерялся. Я хохотала несколько минут.

&- Вызвать охрану? - почти крикнула я (чтобы все меня точно услышали). - Чтобы выставить меня, Александру Bach?! - я снова засмеялась.

Внезапно я замолчала и, посмотрев исподлобья на этого хама, сказала очень злобно и угрожающе:

&- Или Вы немедленно даёте мне номер, или завтра вся пресса растопчет ваш отель и лично Вас. Уж об этом я позабочусь, поверьте!

&- Президентский Вас устроит? - пробормотал он.

Я молча протянула руку. Дрожащими пальцами он опустил ключ в мою ладонь.

- Идиот! - очень тихо сказала я. Достав из сумки паспорт, я бросила его на стол.

&- Через пять минут он должен быть у меня в номере. Счёт предъявите при моём выезде, - я пошла к лифту. Толпа в трепете расступалась передо мной.

"Скверное дело, - подумала я уже в номере. - Пришлось себя выдать. Могу поспорить, через несколько минут возле этой гостиницы соберутся все журналисты города. Уехать отсюда мне не дадут. И чёрный ход на этот раз меня не спасёт. Ладно, подумаю об этом потом".

Через три минуты влетел паренёк с моим паспортом.

&- Это внесите на мой счёт, - я протянула ему несколько тысяч наличными. - Я не знаю, когда буду выезжать.

&- Хорошо, - он взял деньги.

&- А это Вам, на чай, - я протянула ему несколько сотен.

&- Спасибо, - он вышел, аккуратно прикрыв дверь.

"А что, если я вызову свою охрану? Почему бы и нет!" - решила я.

Я набрала номер начальника своей охраны.

#- Добрый вечер, Уильям, это Александра, - начала я.

#- Приветствую. Рад Вас слышать. Надеюсь, у Вас всё в порядке? - обычно я не звонила ему.

#- Пока да, спасибо. Но мне нужна ваша помощь. Кажется, я попала в западню журналистов и, боюсь, сама не справлюсь.

#- Понял. Высылаю Вам группу.

#- Лучше две, - я осторожно выглянула в окно - картина меня не радовала.

#- Как скажете. Где Вы сейчас находитесь?

#- В Париже.

#- В Париже?! - он не смог скрыть своего удивления. - Простите. В каком отеле?

#- Уильям, - я обиделась. - По-моему, этот вопрос неуместен.

#- Вы правы. Я немедленно высылаю к Вам людей, - по-деловому закончил он.

#- Спасибо! Доброй ночи, - поблагодарила я.

#- Всегда к Вашим услугам. Доброй ночи, - попрощался он.

"То же мне, - невольно подумал Уильям, повесив трубку. - Знали мы таких. Ещё одна Косицына завелась! Неужели все великие артисты такие? Пропадает, появляется в немыслимых местах и требует почти невозможного!".

Тем временем я села смотреть запись с концерта Славина. Посмотрев её несколько раз подряд целиком, сделав все необходимые заготовки, я решила, на откладывая дела в долгий ящик, написать пару статей.

В итоге я написала три статьи: первая - общее впечатление и отношение публики, вторая - анализ исполнения русской музыки, третья - всего остального.

Все статьи были пропитаны колким сарказмом, издёвкой, насмехательством. Мелкие недочёты я раздула в глобальные ошибки; а всё положительное в исполнении хоть и было упомянуто, но бедно и скупо, так, что наряду со всеми недочётами просто терялось.

Я осталась собой довольна. Мои статьи уничтожали Славина как артиста в целом и как пианиста в частности. При этом оспорить что-либо мною написанное было просто невозможно - ведь именно в этом и есть талант критика.

 

Справедливости ради, пришлось засунуть своё эго куда поглубже. Получилось, что я топтала самою себя - ведь я его учила. Но жить надо сегодняшним днём - разве не так я всегда говорю?

 

Отредактировав материал, я сразу разослала его всем изданиям, с которыми сотрудничал Bianco.

И едва я закрыла крышку ноута и с облегчением вздохнула, как в дверь номера позвонили. Почему-то я испугалась. Не верилось в такую наглость журналюг и некомпетентность охраны отеля. Тем не менее я подошла.

&- Кто там? - осторожно спросила я.

#- Простите, я не говорю по-французски. Это Уильям, я пришёл, чтобы...

Я резко открыла дверь, он замолчал. Я оглянулась по сторонам и затащила его в номер.

#- А теперь я тебя слушаю, - я села на диван (никогда не любила разговоры в прихожей и стоя - в ногах правды нет).

#- Вы были правы. Это действительно западня. Такое ощущение, что сюда съехались все журналисты Франции. Нам самим стоило больших трудов пробраться сюда. И я даже затрудняюсь сказать, где людей больше: возле парадного или возле чёрного входа. Скорее, всё-таки возле чёрного, - доложил он, стоя напротив меня.

#- Ясно. Но у парадного слишком светло - они без труда смогут меня сфотографировать. На чёрном это сделать намного сложнее. Кроме того, от парадного до машины дальше идти, - вслух рассуждала я.

#- Я Вас понял, сконцентрирую людей возле чёрного выхода.

#- Нет, - спокойно возразила я. - Ты ничего не понял. Сколько у вас групп?

#- Три.

#- Две поставьте на центральный вход - пусть все думают, что я выйду там. А третья пусть замаскируется среди толпы возле чёрного. Поверьте моему опыту, если ты поставишь основную часть людей возле парадного входа и подгонишь туда мой автомобиль, возле черного останется только пару зевак, и те спрячутся.

#- Ясно. Сделаю всё, как Вы сказали, - сухо ответил Уильям.

#- Сколько у вас машин?

#- Три внедорожника.

#- Отлично. Я поеду с тобой, подгони один к чёрному входу, только незаметно.

#- Как прикажете, - его лицо за всю беседу не изменило даже выражения.

#- На этом пока всё. Если ты мне понадобишься - я позвоню.

#- Слушаюсь, - он поклонился и вышел.

Как только за ним закрылась дверь, я позвонила в аэропорт и забронировала один билет на утренний рейс до Лондона.

"А что я там забыла? - повесив трубку, я задумалась. - Тоска зелёная! Я же умру с этим стариканом от скуки. Может, в Италию слетать или в Байрёйт? Нет. Туда я нагряну потом - эффектнее будет".

Вспомнив про Италию, невольно из сознания выполз Morresi.

"Он сказал, что должен что-то забрать в Болонье. Но что он там забыл? Он не был там много лет, там нет ничего нужного ему сейчас. Что ж, это я смогу узнать только у него. Поеду тогда назад в Берлин. И потом, Morresi должен был забрать мой ноут - он мне просто необходим, я не могу полноценно без него работать. Интересно, уехал ли Артур? Не хотелось бы с ним снова сталкиваться, вот же баран! Зря я их там вдвоём оставила - они ж там поубивают друг друга! - усмехнулась в мыслях я и тут же осеклась. - Поубивают?.. Господи, только не это! Morresi ведь действительно может его убить, в этом я ничуть не сомневаюсь, равно как и в том, что Артур может его тупо спровоцировать. А куда полетел Андрелло? В Болонью... Ну, конечно, у него же там его пистолеты - больше им быть негде! Боже, как я хочу, чтобы это оказалось лишь плодом моего воображения!".

Я быстро позвонила в аэропорт и попросила билет на ближайший рейс до Берлина. Рейс оказался через час. Я быстро набрала Уила:

#- Подготовь всё, через десять минут я выхожу.

#- Хорошо. Я поднимусь.

#- Да. Через десять минут, - повторила я.

Я успела собрать свои немногочисленные вещи и привести себя в порядок (сделать свою внешность наименее заметной). Уил взял мою сумку, и мы спустились вниз. Мой план сработал, возле выхода курило несколько человек, даже не успевших сообразить, что произошло, как мы уже сидели во внедорожнике и выехали на дорогу.

В аэропорт я охрану не стала тащить (тем более, что основная группа уехала совершенно в другом направлении). Меня подкинул Уил.

Но стоило мне едва присесть на минуту в зале ожидания, как я ... заснула! Я так устала за день, что просто не заметила, как отключилась.

Когда я проснулась, было девять часов утра. Легко представить мой ужас, когда я узнала, что ближайший рейс - в полдень.

Конечно, я не могла ничего знать про дуэль Андрелло и Артура, и уж тем более, во сколько она назначена, но моё сердце чувствовало неминуемую опасность.

Не без труда и за весьма неадекватные деньги мне удалось нанять частный самолёт. В Берлине я села в свой Мерс (который всегда оставляла в аэропорту), но он ... не завёлся! Это было впервые со мной! Я же не механик! И связываться с тех поддержкой не хотелось - по крайней мере не сейчас. Поэтому я взяла такси. Но это составило для меня ещё одну проблему - я ведь не могла выдать свой дом, поэтому попросила высадить меня в трёх километрах от дома. Далее мне предстояло идти пешком, в туфлях на шпильке и без пальто! (я не тяготила себя лишней одеждой, когда ездила на машине)

Так как местные леса я знала хорошо, я решила срезать путь - по дороге было намного дальше. И хватило же у меня глупости! Ведь на дворе был не май месяц. А за последние дни снега подвалило почти до колена. Пришлось разуться. Но ни сугробов, ни мороза я тогда не замечала - настолько меня волновали Артур и Андрелло, которые могли натворить несусветную глупость.

 

#- Ну, и где мой соперник? - насмешливо спросил Артур у Марио.

Артур в дом не заходил - просто обошёл его кругом.

#- Он сейчас вернётся. Он слишком рано вышел, и успел замёрзнуть, - извинился Марио. - Могу я переговорить с Вашим секундантом?

#- О чём? - не понял Артур.

#- О, да! Видимо, Вы совсем не знакомы с правилами дуэли! Скажите, у Вас это первая дуэль? - Марио обратился к секунданту Артура.

#- Да. И, надеюсь, последняя, - тот покосился на своего друга. - Могу я задать Вам тот же вопрос?

#- О! Я профессиональный, если так можно выразиться, секундант. Прошу прощения, не представился. - Марио Фернанди. На моём счету десять дуэлей. Для нашего времени это приличная цифра, - пояснил он.

#- Марио Фернанди, - задумчиво повторил Артур. - А я о Вас слышал. Вы легендарная личность. Если не ошибаюсь, Вы были переводчиком на последних постановках Косицыной, в России?

#- Да, это была моя последняя дуэль. Но там я был лишь зрителем, - вздохнул Марио.

#- Дуэль? По-моему, это было убийство! - усмехнулся Артур.

#- Вы ничего не знаете. Дуэль проходила по жёстким законам кодекса, без единого нарушения и отклонения, - заметил резко Марио.

#- Простите, не хотел Вас обидеть, не будем это вспоминать. Скажите, - Артур решил немного сменить тему, - а сколько дуэлей на счету Вашего друга. Без последней, разумеется.

#- Семь, - сухо ответил Марио.

#- А результаты?

#- Ну, он же жив! - воскликнул переводчик.

#- Ясно, - Артура передёрнуло. - А он один остался жив?

#- Нет. Кажется, один его соперник уже пятнадцать лет в коме, - победно улыбнулся Марио.

#- Мы влипли, - сквозь зубы прошипел Артур своему секунданту.

#- Итак, - бодро заговорил Марио. - Позвольте я хотя бы в общих чертах познакомлю вас с тем видом дуэли, который вы предпочли, - он решил и время убить и выполнить "профессиональный" долг секунданта, ведь в этом деле он был непревзойдённым спецом! Это занятие по праву стало его второй профессией. О дуэлях он мог говорить часами. "В дуэлях классик и педант, Любил методу он из чувства, И человека растянуть Он позволял - не как-нибудь, Но в строгих правилах искусства, По всем преданьям старины...".

Слушая его, Артур всё лучше понимал, во что ввязался. Он прекрасно осознал, что и сам Morresi и даже его друг в дуэлях асы. Он слышал, что Morresi убил несколько человек, но так как тот был всё ещё на свободе, Артур решил, что это всего лишь сплетни, злые языки. Теперь же он понял, что для Morresi убить человека ничего не стоит, что тот прекрасно стреляет и весьма хладнокровен.

Артур начал грешным делом подумывать об отступной. Но его сдерживало то, что предмет ссоры (то есть я) был с ним в родстве. И он, отступив от своего же вызова, опозорит весь свой род Эстергази и меня вдобавок.

Чувствуя, что отступать некуда, и реально осознав все свои перспективы, он начал мысленно прощаться со всеми, кого знал, просить прощения и ... молиться.

Его переполняли противоречивые чувства: с одной стороны он был благодарен Morresi, что тот так долго не выходил и тем самым давал ему возможность подольше пожить и надышаться, но в то же время он страстно хотел, чтобы всё это как можно быстрее закончилось.

Наконец, в дверях дома показался Morresi. Он был мрачен, суров и спокоен. Он шёл очень медленно. В левом внутреннем кармане пиджака, возле самого сердца у него лежала моя фотография, та самая, из клавира.

- Прошу Вас извиненья, Я опоздал немного! - почему-то по-русски сказал он, подойдя ко всем. Марио удивлённо посмотрел на друга, но посчитал нужным перевести эти две фразы.

#- Из "Онегина"? - заметил секундант Артура.

- Si, - тихо ответил Morresi.

#- Вы не говорите по-английски? - удивился тот.

#- Он не хочет разговаривать с нами, разве ты не видишь! - заметил Артур.

- Начнём, пожалуй, - сказал Morresi и отошёл на шаг. Марио перевёл и, взяв коробку с пистолетами, открыл её и положил на вытянутой руке.

Первым оружие выбрал Артур. Второй пистолет Марио протянул другу.

"Враги" отошли к отметкам (тридцать два шага): Morresi твёрдым шагом, Артур в беспокойстве, нервно. Постояв секунду, Morresi скинул своё пальто. Артур, подумав, тоже снял своё и отдал его своему другу, который для страховки поспешил с ним за ближайшее дерево.

#- Сходитесь! - скомандовал Марио.

Все правила и тонкости он уже объяснил, так что Артур не ударил в грязь лицом. Morresi же всё знал настолько хорошо, что даже посреди ночи, разбуди его - он проведёт всё без задоринки.

И он первым начал поднимать пистолет. Заметив это, Артур начал копировать все движения соперника, трясясь, как осиновый лист. "И Артур, жмуря левый глаз Стал также целить - но как раз..."

 

К дому я подошла измождённая. Ни рук, ни ног я уже не ощущала, голова и ресницы были белыми от нетающего инея.

#- Андри, Артур! - прохрипела я, едва переступив порог дома. Я понимала, что для того чтобы окончательно развеять все подозрения, мне только надо дойти до двери во внутренний двор, но силы меня покидали! Мне хотелось упасть и не вставать.

Но собрав остатки сил, вернее те крохи, которые от них остались, я, еле передвигая ватные ноги, дошла-таки до этой двери. Она была не заперта, и я её просто толкнула, навалившись всем весом на косяк.

С трудом подняв тяжёлую голову, я увидела картину, напоминающую кадр из кинофильма про девятнадцатый век. Только персонажи были больно уж современными!

Я понимала, что должна хоть что-то сделать, чтобы остановить это безумие и снова ступила босой ногой в снег.

Когда я подошла довольно близко, меня заметил Марио. И только он - Morresi и Артур были настолько сосредоточенны, что не видели в этот момент никого и ничего, кроме своего соперника. Переводчик не смог бы во мне узнать ни Косицыну, ни Bach, он не мог знать, кто я и что здесь делаю. В душе он и остановить меня хотел и молил о том, чтобы я остановила это убийство (в чистом виде) - ведь сам он не мог ничего сделать!

Быстро сообразив, что кричать будет самой большой глупостью (ведь обернуться придётся Morresi - он стоял ко мне ближе, а Артур тем временем может спокойно его пристрелить - в этом я, почему-то, ни минуты не сомневалась), я решила просто толкнуть Morresi в снег. Это я и попыталась сделать.

Как я ни хотела быть быстрой, резкой и внезапной, но мой порыв не смог опередить выстрел. Стреляли они одновременно. Мне удалось оттолкнуть Morresi - траектория его пули сместилась, и вместо сердца пуля вошла в плечо Артура. Пуля же Артура, которая ни при каких обстоятельствах не попала бы в Morresi, прошла на вылет чуть выше моего сердца (видимо кто-то очень не хотел, чтобы я умирала так рано, так мало выстрадав).

К Артуру подбежал его секундант, запуганный до смерти. К нам - Марио.

Я упала на Morresi. Он смотрел на меня с удивлением, раскаянием, любовью и ... благодарностью.

- Я тебя убью! - прошептала я, теряя сознание.

 

Однако я, никогда не умевшая терять сознание надолго, скоро пришла в себя. Я лежала в своей кровати. Марио растирал мои ноги, Андрелло говорил по телефону и тёр мои руки, грудь моя была забинтована, было тяжело и больно дышать.

Заметив, что я пришла в себя, он отложил телефон и склонился ко мне.

*- Прости, что так получилось, - тихо проговорил он, явно не находя нужных слов. - Я вызвал врача из частной клиники.

*- Но они обязаны докладывать обо всех пулевых ранениях, - тяжело проговорила я. Ну, не могла я начинать выяснять отношения, пока дела были не улажены.

*- Я всё устрою. У меня есть разрешение. И потом ты ведь знаешь о чудесной силе денег, - он улыбнулся.

*- Кажется, Артур был ранен, - заметила я, не увидев его в комнате.

*- У него немного задето плечо. Ничего страшного. Марио обработал рану и дал ему снотворное. Он сейчас спит в гостевой комнате. Если бы не ты, он был бы сейчас мёртв, - довольно жёстко проговорил Morresi. - Я бы не промахнулся. Но я благодарен тебе, что ты не дала мне это сделать, помогла избежать ещё одного убийства, - он поцеловал мои руки.

*- Что бы ты сказал им? - тихо спросила я. - На суде, прессе, его дяде наконец? Он ведь единственный наследник фамилии.

*- В современной практике дуэлей один из обязательных пунктов - предсмертная записка, в которой каждый дуэлянт называет причиной своей смерти - самоубийство или что-нибудь подобное, - пояснил Morresi, и я вспомнила, как Саша говорил про записку в кармане Марчелло. - Без этого ни одна дуэль не может состояться. А теперь тебе надо отдыхать. Тебе нельзя говорить. Скоро приедет врач. Ты так замёрзла, - он прижался щекой к моей щеке и нежно поцеловал.

Какое-то время я пролежала в частной клинике. Естественно, инкогнито. Когда рана более менее затянулась (на мне ведь, как на собаке - даже Фридельман всегда поражался), оставив на груди ещё один грубый рубец, я, оставив на Morresi дом в Берлине, уехала с Артуром в Лондон. Плечо Артура к тому времени уже почти совсем зажило, по крайней мере не зная, ничего заподозрить было нельзя.

Естественно, Эдвард так никогда об этом и не узнал.

 

ГЛАВА 21.

 

За то время, что меня не было в Англии, у нас родилась девочка (напомню, мы брали суррогатную мать). Эдвард, который не смог со мной связаться, не решился дать ей имя без меня.

Все предложенные мной варианты Эдварду не понравились своей мрачностью, трагичностью. Поэтому дочку назвали в честь мамы (то есть меня) - Александрой.

#- Боже мой, Александра! Как я по тебе соскучился! - признался Эдвард, едва мы остались наедине. - И не только я. Бет явно тебя узнала и была так рада. Дети всё очень тонко чувствуют. Услышав однажды голос матери, они помнят его всю жизнь и никогда не спутают с другими голосами.

#- Хотелось бы верить, - вздохнула я. - А то вот уеду опять надолго, а вернусь - и уже чужая. Знаю, что это не заметно, но я очень переживаю, что не могу быть рядом с тобой, детьми, - виновато улыбнулась я.

#- Я знаю.

Мы замолчали.

"Ладно, долг совести отдала, а теперь - к делам!".

#- Дорогой, а на какой день назначен мой концерт в Москве?

#- Я не мог без тебя утвердить дату. Российская сторона просит, чтобы ты по возможности приехала весной.

#- Да, это резонно, - согласилась я. - Что ж, думаю, к концу этого месяца я буду готова. А то у меня ещё этот Славин подвис. Я подумала над твоими словами: ты прав, в России действительно опасно принимать "бой" - там у него своя поддержка, его продюсер подкупит кого угодно. Так что я думаю, как ты и говорил, о нейтральной территории. Например, во Франции. И жюри соберём со всего мира. Думаю, он согласится, - высказала свои соображения я.

#- Я с тобой согласен. Оптимальный вариант. А как с твоим желанием бросить музыку? - осторожно спросил Эдвард. - Ещё не передумала?

#- Пока нет. А там - видно будет, - туманно ответила я.

 

Почти весь месяц я пахала как проклятая по двадцать часов в сутки с одним перерывом. Меня прорвало - мне хотелось работать. Я себя не заставляла и не перенапрягала, организм сам выбрал оптимальный для него режим работы. Я выбрала достойную программу на шесть часов чистого звучания. В программе были все стили, эпохи и направления, в качестве изюминки я добавила пару пьес собственного сочинения (под псевдонимом Alissandro Piacere).

Основной костяк составила немецкая музыка (пусть знают, как надо её играть), романтики в моей интерпретации должны были освежить программу. Лист - подчеркнуть мою силу.

Русская музыка (вопреки даже собственным опасениям) занимала ровно половину программы - от Глинки до Щедрина.

Всего понемногу - мне надо было компенсировать то, что это первый (и последний) концерт в России, и отобразить все грани своего пианистического творчества.

Таким большим количеством русских произведений я хотела выудить из местных критиков обвинения в свой адрес, что я не умею чувствовать и исполнять "их" музыку. /а Косицына всегда считалась непревзойдённым интерпретатором русской музыки, что не уставал доказывать Славин/ Мне надо было знать насколько продажна российская критика и чего мне ждать в будущем от соревнования со Славиным.

Должна признать, что я своей игрой почти никогда не оставалась довольна, но в конце того месяца (марта) я поняла: я сделала всё возможное. Лучшей формы, чем тогда, ни до, ни после, у меня уже не было. Впервые в жизни я ехала в Москву, чтобы дать бой и принять нападение.

 

Почему-то я не поинтересовалась у Эдварда, кто принимает нас в России (хотя знала почти всех крупных продюсеров, кто мог себе позволить такую роскошь) - видимо потому, что я доверяла ему, а подобные мелочи меня никогда не заботили. Ведь мне даже никогда не доводилось сталкиваться с организаторами.

 

Специальный рейс из Лондона до Москвы вылетел тридцатого марта. Моё самочувствие меня не радовало - видимо двадцать часов занятий в сутки не прошли даром, да и факт волнения перед этой страной исключить нельзя.

Самолёт, на котором кроме меня летело три с половиной десятка моих охранников, приземлился в Москве в десять часов утра.

Создав живой коридор, моя охрана обеспечила мне беспрепятственный проход к автомобилю, поданному к трапу. За их мощным фасадом ни один человек не то, что сфотографировать, но даже и увидеть меня бы не смог. Хотя и видеть-то было нечего - я была во всём чёрном. Чёрные туфли без каблука терялись под полами длинного, кажущегося бесформенным, платья. На чёрных перчатках тускло блестело обручальное кольцо, голову покрывала чёрная шляпка с небольшими полями и плотной вуалью. Все элементы гардероба были сделаны из тяжёлого бархата.

Таким невзрачным чёрным пятном я быстро прошла к машине (даже охрана стояла ко мне спинами, образуя плотную стену с обеих сторон, к слову рост моих охранников был сто девяносто сантиметров против моих ста пятидесяти восьми). Оказалось, никто даже не понял, когда и как я успела оказаться в машине.

Кстати, о машине. Я решила не везти свой автопарк ради одного концерта, поэтому согласилась на автомобиль принимающей стороны. Равно как и свой рояль - я решила пожалеть его и не баловать российскую публику.

Спускаясь быстро по трапу, на середине я замерла, увидев машину. Меня захлестнули эмоции и воспоминания - передо мной стоял точно такой же тёмно-вишнёвый лимузин, какой был у Косицыной. Я медленно подошла к нему, провела рукой по крыше, словно желая проверить, что он реален, и села вовнутрь, глубоко вздохнув. Уже этот первый момент показался мне дурным знаком.

Уил, начальник моей охраны, сел рядом с шофёром.

#- Мой хозяин просил передать Вам своё приветствие и глубокие извинения за то, что не смог встретить Вас лично в аэропорту, - обратился ко мне через селектор водитель.

#- Ok, - сухо ответила я.

#- Куда прикажете?

#- К концертному залу. Уил, - я тут же обратилась к своему человеку, - проследи, чтобы ребята там были раньше нас и всё подготовили.

#- Слушаюсь.

Выключив селектор, я облокотилась на спинку и уставилась в окно, иногда теребя обивку салона, вспоминая всё, что творилось точно в такой же машине: как мы целовались с Сашей... Мысли о нём болью отдались в моём сердце, на глазах показались слёзы, а к горлу подступил противный комок.

Времени до концертного зала мне хватило, чтобы совладать со своими чувствами.

К нашему приезду возле зала уже стоял знакомый коридор, а помещение было очищено от посторонних ушей и глаз. Зал и всё здание были прочёсаны, у каждой (запертой при этом) двери стояли мои люди. В зал я зашла через главную дверь. Едва она закрылась за мной, возле неё встал Уил, готовый в любой момент выполнить любой мой каприз и поручение.

Я должна была зайти через главную дверь - мне было просто необходимо пройти через весь зал, справиться с тем, что на меня должно было и свалилось. Целый шквал воспоминаний. Сколько здесь было сыграно, спето, сколько волнений, слёз и триумфа, первого и ставшего привычным...

"Здесь Косицына начала свою карьеру, здесь и закончила", - подумала я и усмехнулась. Затем моё лицо стало враждебным, решительным и уверенным.

- Ну, что? - тихо, но вслух проговорила я.

#- Я вернулась! - проревела я во весь голос и захохотала. Мой крик эхом пронёсся по пустым и гулким коридорам здания.

Насладившись силой своего голоса и успокоившись, я поднялась на сцену. Здесь стояло четыре рояля разных фирм. "А ничего ведь не поменялось", - пронеслось у меня в голове. Я играла на них на всех, и не раз. Открыв клавиатуру одного из них, я нажала несколько клавиш - воспоминания больше меня так не беспокоили. Я была готова начать работать.

#- Уил! - крикнула я, уверенная в силе своего голоса.

Парень ждал, когда я его позову. Он знал, что нужно делать. Он и ещё несколько человек с аппаратурой зашли в зал и заняли свои места в разных частях зала.

Мне не надо было играть на этих роялях - слишком хорошо я знала каждый из них. Волновала меня только акустика - ведь сидя на сцене, ты никогда не знаешь, что и как слышит зритель. Раньше я никогда не знала, как звучу со стороны - на этом я теряла добрую половину успеха. Это был мой маленький секрет - я знала, что нужно было сделать, чтобы донести до зрителя сто процентов того, что ты делаешь на сцене.

С учётом этого я и начальника охраны себе выбирала. Он был бесподобный звуковик!

При помощи своих приборов, которые расставлялись во всех концах зала, он мог точно сказать мне уровень звука, исходя из чего я могла подобрать правильный приём для оптимального результата.

#- Первый рояль на середину, крышку подняли, - скомандовал Уил своим ребятам.

Работали мы быстро и слажено - все знали свои обязанности и справлялись с ними легко.

За шесть часов мы выполнили весь объём работ. Уил должен был систематизировать данные по каждому роялю и предоставить их мне - исходя из этих данных, я должна была выбрать рояль для каждого произведения, и, наконец, составить программу так, чтобы не пришлось на каждое новое произведение менять рояль.

#- Всем большое спасибо, - поблагодарила я ребят. Они ушли, ко мне подошёл Уил.

#- Жди меня внизу, я скоро выйду. Оставь несколько человек.

Когда зал опустел окончательно, я прошла в зал и села в середине.

- Ну, что, моя дорогая Москва?! Готова принять старую знакомую?

Посидев немного и подготовив себя морально, я вышла из зала.

Возле машины меня снова передёрнуло от сходства.

#- Куда прикажете? - спросил водитель, когда я села.

#- Я хочу отдохнуть, - я не любила прямые ответы.

#- Прикажете в гостиницу?

#- Что?! - в миг взбесилась я. - В какую ещё гостиницу?!

#- Хозяин забронировал для Вас президентский номер...

#- Уил, разберись, - я отключила селектор, так как поняла, что могу сорваться.

#- Я чуть-чуть не понимаю, - растерялся водитель, обращаясь к Уилу.

#- Свяжитесь с хозяином и объясните, что Bach никогда не останавливается в гостиницах - только загородные дома. Не знаю, как так получилось, что этот вопрос не уладили. Всегда что-то забывают, - вздохнул Уил.

Водитель быстро связался с хозяином.

#- Боюсь, пока нельзя ничего найти, - вздохнул водитель. - Может, через пару часов.

#- Уил, - я обратилась по селектору.

#- Через пару часов всё будет решено.

#- В аэропорт, - резко скомандовала я.

#- Но Вы же не отмените концерт, - начал было он.

#- Дважды я не повторяю, - я отключила связь.

Водителю пришлось ещё раз связаться с хозяином, рассказав о моём решении. Не долго думая (разве можно потерять такой контракт!), хозяин предоставил свой загородный дом.

#- Куда едем? - уточнила я, не узнав дорогу в аэропорт.

#- Мы нашли дом по всем Вашим требованиям, - ответил водитель.

#- Можете ведь, когда хотите. Благодари Бога, Уильям, - я снова отключила связь.

Чем дальше мы ехали, тем лучше я узнавала и дорогу, и места. Было, конечно, время - я почти всю Москву исколесила, но это были не те ощущения. Это было дежа вю.

Когда мы остановились возле дома, который предназначался мне, я даже зажмурила глаза, чтобы рассеять шутки своего больного рассудка. Но реальность оказалась суровой. Это был МОЙ дом! Мой загородный дом...

Взяв себя в руки (что было весьма сложно сделать), я вышла из машины. Дом казался пустым и заброшенным - но я знала, что организатор уже подготовил всё к моему приезду.

Уил зашёл первый - он должен был убедиться, что в доме никого нет. А я всё это время смотрела на фасад и не могла поверить, что это происходит наяву. В какой-то момент я перестала понимать, кто я сейчас. Мне казалось, этих девяти лет и не было вовсе - я просто снова решила побыть одна и приехала сюда, а скоро приедет Саша, взволнованный, что я не позвонила...

#- Всё чисто, - Уил вернул меня в реальность.

#- Расставь людей по периметру и вызови настройщика, - попросила я, едва переступив порог дома.

#- Вам заказать ужин?

#- Нет, спасибо. Я не буду есть - плохо себя чувствую, - я рассматривала гостиную, словно была здесь впервые.

#- Может, позвонить Вашему врачу? - осторожно спросил Уил.

#- В этом нет необходимости. К тому же решения здесь принимаю я, - сказала я грубо (очень уж хотелось мне остаться одной). - Выполняйте.

Уил с поклоном ушёл.

Когда он вышел, я села на диван и закрыла лицо руками. На минуту тошнота усилилась и отвлекла моё внимание. Восстановив дыхание, я убрала руки и снова встретилась с реальностью.

"Так ведь не бывает! Это невозможно! Почему именно этот дом?! - когда эмоции стали меня захлёстывать, в игру вступил рассудок. - Косицына, успокойся! Дыши глубже и думай мозгами. А как бы ты сама поступила, имея несколько домов - ведь их содержание весьма дорого обходится - теперь-то ты это хорошо знаешь. Какой резон Саше держать этот дом пустым. Он наверняка его сдаёт для таких вот как ты заезжих требовательных звёзд. Это грамотно и разумно. Какой прок в вещах, которые не выполняют свою функцию?".

Взяв ноутбук, я пошла наверх. Приняв душ (и не переставая удивляться обстановке: словно никто даже не прикасался к вещам - всё было на своих местах; и вещи были все те же!) и замотав голову полотенцем, я прошла в некогда свою спальню и уселась на кровати. Трудно было всё время отгонять эмоции - они так и норовили меня захлестнуть. Мои любимые шторы, моё любимоё постельное бельё - всё кричало о моём счастливом прошлом. А я ведь ничего этого не ценила и даже не замечала. Вещи сами по себе ничего для меня не значили никогда, но вот память, которую они хранили, была так дорога мне.

Через какое-то время я услышала, как пришёл настройщик. Мне позвонил Уил:

#- Сколько роялей настраивать?

#- Все, - не думая, ответила я. Мне хотелось вернуть жизнь своим инструментам.

#- Но их здесь...

#- Пятнадцать концертных и пять кабинетных, - перебила я, мысленно надеясь, что Саша не менял их количество. - Четыре концертных, те же, что стоят в концертном зале, поднимите на четверть тона.

#- Слушаюсь.

Судя по тому, что через некоторое время в дом зашло ещё несколько человек, и долбящие звуки начали раздаваться из разных концов дома - настройщик вызвал себе "подкрепление".

Монотонно-долбящие звуки несколько меня раздражали, но зато и удерживали в реальности - в тишине я могла не справиться с эмоциями. Я погрузилась в работу - надо было подготовиться к концерту.

К половине первого ночи я закончила и попросила настройщиков уйти (настроено было десять концертных роялей). Я хотела сразу лечь спать, а с утра встать пораньше и потренироваться на подготовленных в этом доме роялях. В любое другое время и перед любым другим концертом я бы позволила себе поспать часов до двух дня (начало концерта - в четыре часа дня; так как длительность программы - шесть часов). Но не на этот раз.

Размотав полотенце с головы (я про него даже забыла) и закрыв компьютер, я откинулась на подушку. Но не успела моя голова её коснуться, как зазвонил телефон. Я, несколько злая на себя, что не отключила его (просто не успела на самом деле), ответила слегка раздражённым тоном.

#- Прошу прощения, миссис, - конечно это был Уил. - Надеюсь, не разбудил.

#- Когда я сплю, я отключаю телефон, и ты это знаешь. В чём дело?

#- Да, конечно. Тут рядом со мной стоит организатор концерта. Он ждёт уже три часа. Я Вам не докладывал - так как Вы были заняты, и я пытался его убедить уехать. Но он намерен оставаться здесь до тех пор, пока Вы с ним не переговорите. Что мне ему передать?

Мне доводилось и раньше сталкиваться с такой настойчивостью. Я знала, что он не уедет, а только нервы всем попортит.

#- Пусть войдёт и ждёт меня внизу. У него будет пять минут, передай, - я выключила телефон и отодрала себя от кровати.

Воплотившись в тот же наряд, в котором прилетела, я спустилась вниз.

Он стоял возле рояля, что-то наигрывая одной рукой. Я спустилась тихо (он меня не заметил) и встала так, чтобы видеть его только через отражение в зеркале. Мне не было интересно, кто он, как выглядит, но мне надо было видеть его реакцию на все мои слова.

#- У Вас пять минут, - начала я. Он резко повернулся в мою сторону.

#- Простите, я не слышал, как Вы...

#- Попрошу без церемоний, - перебила я.

#- Я хотел выразить... - он явно растерялся.

#- Я же сказала, - я снова перебила его. - Без церемоний! А если это просто визит вежливости, то можете считать его состоявшимся. Мне нужно отдохнуть.

Он явно не ожидал такого резкого ответа и решил подумать, прежде чем сказать следующую фразу. Но здесь моё природное женское любопытство взыграло, и я вдруг спросила:

#- Кстати, за сколько Вы сняли этот дом?

#- Я его не снимал, он принадлежит мне.

#- И давно Вы его купили? - мне почему-то стало больно, что Саша так просто смог расстаться с этим домом.

#- Вообще-то, я первый и единственный хозяин этого дома, - спокойно, но не без удивления ответил он.

Поддавшись эмоциям, я резко повернулась. Наши глаза встретились (только он не мог меня видеть - вуаль шляпки была довольно плотной). Ещё мгновение и я бы вскрикнула. Больно прикусив язык, я отвернулась и сжала кулаки, чтобы справиться с нахлынувшими чувствами. Передо мной стоял Саша! Он изменился - отрастил зачем-то бородку и усики, сильно похудел, волосы украшала седая прядь.

Как долго я его не видела! Ведь в моих глазах он остался парнишкой, ревнивым и горячим, эгоистичным и капризным ребёнком, привыкшим получать всё и ломать то, что не по душе!

А сейчас передо мной стоял мужчина, переживший много потрясений, отец троих детей, матёрый волк шоу-индустрии.

"И почему я такая дура?! - ругала себя я. - Надо было спросить у Эдварда, кто меня принимает - ведь я всех в Москве знаю! Но ничего. Я справлюсь. Ведь он меня не видел - он не сможет меня узнать. Главное - держать себя в руках".

#- Вы чем-то удивлены? - он сделал шаг ко мне, заметив моё несколько непонятное состояние.

#- Немного. Я просто не ожидала, что такой молодой продюсер решится на такой контракт, - нашлась я.

#- По-моему, только молодой и бесшабашный человек может решиться на контракт с Вами. Надо быть весьма смелым и рисковым, чтобы согласиться на Ваши условия.

#- У Вас хороший опыт, - заметила я, намекая на то, что Косицына была такой же "звезданутой".

#- Благодарю. Но рядом с Вами все остальные - не более, чем детский утренник, - он усмехнулся.

#- Ещё никто не жаловался на пустые залы, - заметила я. - Кстати, как разошлись билеты?

#- Не глядя на то, что Ваш продюсер...

#- Мой муж, - почему-то мне захотелось это подчеркнуть.

#- Вы с князем женаты? - он не скрыл своего удивления. - Я за вас очень рад! У вас всё делается тайно?

#- Я не люблю посвящать в свою жизнь большое число людей.

#- А почему посвятили меня?

#- Я не привыкла, чтобы мне задавали вопросы! - я решила закрыть эту тему, дабы не оказаться втянутой в такую тему, где не смогу выкрутиться.

#- Простите. Так вот, не глядя на то, что Ваш супруг в последней день перед продажей билетов, поднял цену в два раза, мы всё продали за два дня.

#- За два? - я возмутилась. - Почему так долго?!

#- Понимаете, у нас немного другая система...

#- Ах, да. "Умом Россию не понять", - на ломанном русском сказала я. - Всё время забываю. Россия - странная страна, и люди здесь странные. Но одну я могу сказать точно: деньги везде имеют свою цену - и их можно и нужно делать на всём, Вы со мной согласны?

#- В чём-то Вы правы, - медленно проговорил он, узнав свою фразу.

#- Отлично. Тогда я попрошу Вас продать завтра билеты на первые три ряда, - вдруг сказала я.

#- Осмелюсь спросить: что сподвигло Вас нарушить свою же традицию? - осторожно поинтересовался Саша.

#- Азарт. Да и для полноты картины так лучше. Бог любит троицу. Первый раз я нарушила традицию, приехав сюда, второй раз - не привезя своего рояля. Кстати, хотела ещё спросить: какой процент педагогического состава смог купить мои билеты?

#- Не знаю даже, может процентов пять-семь, - растерялся Саша, застигнутый врасплох (ну, откуда он мог это знать?!).

#- Отлично. Теперь легко можно вычислить, кто берёт взятки! - я усмехнулась. - Третий ряд я прошу целиком раздать педагогам. Кому - мне всё равно, решите сами.

#- И Вы не боитесь потерять на этом деньги? - ехидно спросил он.

#- Конечно нет! Ведь билеты на остальные два ряда вы продадите по цене в семь раз превышающей цену на VIP места.

#- Но их же никто не купит! Или в этом и есть загвоздка: мол, продавали - не придерёшься, а что не купили - ваши проблемы?

#- Вы слишком молоды! - воскликнула я. - Они разойдутся за три часа. Но я Вам дам шесть. Начнёте продавать в десять утра. А сейчас пустите рекламу. Результат Вас удивит.

#- Как скажете.

#- Но и это ещё не всё. Мне нужны дубликаты всех роялей, за сценой.

#- Хорошо. Что-нибудь ещё? - уточнил он, уже не удивляясь.

#- Пока нет. Может, по ходу концерта. Думаю, насчёт мобильных телефонов говорить излишне?

#- Конечно, мы попросим их отключить.

#- Лучше заберите на входе. Поверьте, Вам будет легче выяснять отношения с несколькими бизнесменами, чем со всеми зрителями и мной лично в случае срыва концерта. А теперь, прошу меня простить, - я пошла к лестнице.

#- Доброй ночи, - он смотрел мне в спину.

#- А усы и бородка Вас не красят, - бросила я уже наверху и закрыла дверь в спальню.

Саша удивлённо подошёл к зеркалу и провёл рукой по лицу, поворачивая голову. Затем он ещё раз посмотрел на лестницу, словно я ещё стояла там, и вышел.

Я долго ещё не могла заснуть, мучаясь плохим самочувствием. Выпив, наконец, две таблетки снотворного, я смогла отключиться.

 

ГЛАВА 22.

 

К своему ужасу я проснулась в два часа дня! Понятное дело, никто даже не пытался меня разбудить - кто бы посмел?!

Я быстро вскочила, приняла душ и надела свой концертный костюм (брюки, топ и пиджак). Обувшись, я взяла шляпку и ноут и спустилась в гостиную.

Проглядев составленный вчера порядок произведений, я села за Ямаху и размяла руки.

Без двадцати минут три к дому подъехал лимузин. Напомню, что все мои концерты начинались минута в минуту, без задержек. И я всегда выходила на сцену "с корабля на бал" - всегда из машины. Впрочем, исчезала я ещё стремительнее, чем появлялась. Кланялась я только по окончании отделений. Цветов и других приношений я так и не принимала. Фото и видео до сих пор были запрещены. Все мои капризы выполняла охрана - целый табун мужиков (моих и принимающей стороны), стоящих в зале, на улице и за кулисами.

Публика была информирована о моих требованиях. Официальное начало концерта перенесли на полчаса раньше - чтобы привычная раскачка к моему появлению уже закончилась. Без двух минут четыре в зале стояла гробовая тишина. Все с нетерпением и трепетом ждали моего появления.

И когда секундная стрелка на курантах приблизилась к двенадцати, я босиком ступила на сцену. Почему-то все ахнули от неожиданности. Боковым зрением я заметила, что первые ряды заполнены полностью, а в VIP ложе на первом ряду сидел Славин и господин Шиндель.

Зал безмолвствовал - они были предупреждены, что начинаю я без поклона и хожу весьма быстро.

Перчатки и пиджак, брошенные по привычке в зал, моментально и без шума там растворились.

Программу я начала с Чаконы Баха (как и Славин свой концерт в Берлине). Я позвоночником ощущала глаза и уши профессионалов, которые пожирали каждый звук. Честно говоря, я была готова к любой выходке со стороны Славина или любого постороннего зрителя из зала. Но тишина стояла гробовая. Никто даже не кашлял! И в этой хрустальной тишине витала Чакона, рождённая на великолепном инструменте не менее великолепными исполнителем.

Заканчивая каждое произведение своих программ, я всегда наслаждалась последними обертонами, угасающими в пространстве и, только отпустив звуки в космос, я, моментально перестраиваясь, начинала следующее произведение (никаких аплодисментов!!!).

И вот в этой тишине, которая осталась после угасших обертонов Чаконы, когда все, включая меня, находились ещё под впечатлением Гениальной музыки, зал пронзил противный телефонный звонок. Казалось, он звучал громче, чем рояль несколько мгновений назад. Он сверлом врезался в уши.

Гнев захлестнул меня моментом. Глаза мои сузились и словно налились кровью, дыхание стало глубоким и тяжёлым. Я медленно поднялась, отошла, окинув зал тяжёлым взглядом исподлобья и вдруг, резко развернувшись, ударила рукой по палке, поддерживающей крышку рояля. Палка переломилась, и крышка с грохотом упала. Затем я швырнула стул, на котором сидела, в своих охранников и стремительно ушла со сцены.

Я направилась к выходу. "Какое низкое коварство! Такого у меня ещё нигде не было! Такое неуважение! Хамство! После этого я в Россию больше - ни ногой!".

#- Миссис, подождите, - Уил попытался преградить мне дорогу.

#- Ты уволен! - бросила я и оттолкнула его.

#- Но...

#- И никаких "но"! Я уезжаю отсюда!

#- Но это был Ваш мобильный! - крикнул он, боясь подойти, когда я уже была почти в дверях.

#- Что?! - я повернулась (редко кто меня видел без шляпки). Кроме Уила, слава Богу рядом никого не было. - Что ты сказал?

#- Это был Ваш мобильный. Вы ведь отдали мне его перед концертом. Но Вы не говорили, чтобы я его выключил, а без Вашего разрешения я этого сделать не мог, - извинялся Уил, поменявшись в лице.

#- И кто звонил? - я сделала вид, что меня это не удивило.

#- Ваш супруг, - он протянул мне мой телефон.

Я взяла его и пока набирала номер, бросила как бы между прочим:

#- Иди, успокой зал. Скажи, что я сейчас продолжу. Заодно рояль смените.

Уил молча отошёл.

#- Эдвард, дорогой, ты мне звонил? Извини, я не могла ответить.

#- Надеюсь, я не помешал - я совсем забыл про часовые пояса.

#- Что ты. Сейчас как раз перерыв, - почему-то соврала я.

#- Хорошо. Я хотел пожелать тебе удачи и поддержать тебя - я помню, как ты переживала из-за этого концерта.

#- Спасибо, дорогой. Мне очень важно твоё внимание. Как наши малышки? - из приличия спросила я.

#- Замечательно!

#- Поцелуй их от меня. Я скучаю.

#- Непременно, - он был так рад меня слышать! - Когда ты приедешь?

#- Не знаю. Я хотела бы остаться здесь на какое-то время - хочу узнать настроения, отношение ко мне здесь.

#- Я понимаю. Я не тороплю тебя. Только отдохни после концерта - ты работала на износ.

#- Обещаю! Спасибо за заботу. Извини, но мне пора идти. Рада была тебя слышать, - рядом замаячил Уил, давая понять, что всё готово.

#- Я тоже по тебе скучаю. С тобой - моя любовь, удачи тебе! - нежно проговорил муж.

#- Спасибо, целую!

#- Целую! - он повесил трубку.

"Тоже мне идиллию развела! - усмехнулась про себя я. - Старый осёл! И сколько ещё ты жить собираешься? "Вздыхать и думать про себя: Когда же чёрт возьмёт тебя?!"".

Зато после разговора с Эдвардом я абсолютно успокоилась - от прежней агрессии не осталось ни следа.

Больше никаких инцидентов на концерте не было, всё прошло как по маслу. Публика вела себя как прилежный ученик на уроке в школе. Я осталась ими довольна.

В техническом плане - струн порвалось больше, чем я ожидала (я не подумала о том, что рояли здесь такие старые).

Да и бисировали меня больше, чем я ожидала. Но я уверена: они бы вызвали меня и на четырнадцатый раз. Но я решила остановиться на цифре тринадцать (всю жизнь любила это число).

Но когда я начинала играть "Лунную", это означало, что концерт окончен и бисировать дальше бесполезно. На этот раз я играла её целиком. Всю сонату зал слушал стоя.

Закончив, я довольно долго стояла на сцене, склонившись в поклоне. Выпрямившись, я окинула зал внимательным взглядом и остановилась на лице Славина. Он был совершенно искренне восхищён - такое восхищение я видела на его лице только однажды - на первом моём уроке, когда я покорила его своей игрой Прокофьева. Сейчас он был поражён ничуть не меньше. Да и общее настроение зала меня приятно удивило - не было и намёка на агрессию или враждебность.

Отойдя к кулисам, я вдруг остановилась и, повернувшись к публике, поклонилась в пояс и лишь затем ушла.

#- Посади кого-нибудь в лимузин и вези в аэропорт, - приказала я Уилу. - Все должны улететь сегодня. Ты тоже. Я побуду здесь какое-то время и доберусь своим ходом. Ну, ты в курсе.

#- Хорошо. Простите, может позвать Вам врача - на Вас лица нет, - осторожно спросил он.

#- Спасибо, Уил. Всё нормально. Я просто устала. Счастливого пути!

#- Спасибо! До свидания, - попрощался он и отошёл.

Я прошла в гримёрку, где заранее спрятала для себя одежду. Я знала, что какое-то время всё внимание будет приковано к моей машине и охране. Когда они уедут, все начнут расходиться, обсуждая услышанное и делясь впечатлениями. В гримёрку никто не заглянет - так было всегда и везде. Я всегда успевала переодеться и незаметно выйти из зала с последними зрителями.

 

От Уила не смогло ускользнуть моё плохое самочувствие, он всегда был внимателен и проницателен.

Не включая свет, я села на пол, сложившись пополам.

"Итак, Косицына, как давно тебя тошнит? Где-то с месяц. И до этого самочувствие меня не радовало. Боже! Ну, какая я дура! Как девчонка! У меня ведь уже не один ребёнок! И как я сразу не догадалась, что беременна?! И что теперь делать? Куда деваться? В Англию - идиотизм! Эдвард не должен ничего знать об этом ребёнке, а Артур и подавно. Если он узнает, то несколько трупов нам гарантировано. В Берлине он меня легко найдёт. В Италию? К Андрелло? Нет, там я тоже не смогу жить - больно велик страх быть пойманной. Ведь я ничего не смогу объяснить. Мне надо спрятаться от всех. Значит в Европу мне ехать нельзя. Так что же делать?..."

Дверь гримёрки приоткрылась.

- Кто здесь? Вам нельзя здесь находиться, я вызову охрану, - голос был до боли знакомый.

"Вот и пришло моё спасние, - подумала я. - Бежать теперь всё равно некуда. Эх... Ведь я этого больше всего хочу!".

#- Ты один? - уточнила я.

#- Миссис Эстергази? - он узнал мой голос. - Но что Вы здесь делаете? Разве Вы не уехали?

#- Зайди и закрой дверь. Только свет не включай.

Он молча сделал то, о чём я попросила. Он сел на стул возле окна. На его лицо падал свет уличных фонарей (бородки и усиков уже не было). О моём присутствии он мог догадываться только по голосу.

#- Как ты думаешь, кто сейчас перед тобой сидит? - издалека начала я, еле сдерживая эмоции. Чем дольше я на него смотрела, тем больнее сжималось моё сердце и больше мне хотелось его обнять, прижаться к его груди и просто помолчать, зная, что за ним я как за каменной стеной.

#- Миссис Эстергази, я Вас не понимаю.

#- Хорошо. Расскажи всё, что ты знаешь обо мне, - попросила я.

#- Ваша настоящая фамилия мне не известна. Творческий псевдоним - Bach. Вы родились и начали свою карьеру в Берлине. Кроме того, Вы всячески ограждаетесь от вторжения в свою жизнь. И весьма успешно - больше про Вас мне ничего не известно.

#- Неужели ты действительно думаешь, что у такой экстравагантной женщины, как я, может быть такая простая и скучная жизнь? - я задавала наводящие вопросы.

#- Я не хотел бы говорить о слухах...

#- В них тоже всегда есть доля правды, ты же знаешь. И что говорят?

#- Говорят, что сэр Артур, племянник Вашего мужа... - он осёкся. - Нет, это не моё дело.

#- Правду говорят, - вздохнула я. - И это всё?

#- Я стараюсь не собирать сплетни. Я про Вас больше ничего не знаю.

#- Потому что нечего, - закончила я. - Нет никакой Александры: ни Bach, ни Graf, ни даже Эстергази. Эдвард, Артур - есть, есть ещё две дочки - Бет и Алекс, а меня нет.

#- Боюсь, я Вас не понимаю, - я его окончательно запутала, сама не зная, зачем.

#- Встань и закрой глаза, - попросила я.

Продолжая не понимать, он однако выполнил мою просьбу. Я поднялась и, включив свет, подошла к нему и встала напротив.

#- А теперь, - продолжила я. - Подумай о человеке, которого сейчас нет и не может быть рядом. О человеке, который для тебя значил больше собственной жизни. Не важно, ни где он, ни что с ним. Представь, что этот человек сейчас стоит здесь, напротив тебя. Забудь обо мне, о концерте, о работе. Думай только о ней, о своей любви, быть может насильно забытой. Разбуди своё сердце, заставь его стучать, как прежде, когда ты видел её на сцене, когда обнимал её, целовал её губы, трепал её волосы, - на Сашины глаза навернулись слёзы, мне казалось, я его медленно убиваю. - Вернись туда, где исток твоей любви, ещё чистой. И, когда ты окончательно нарисуешь её образ, открой глаза, - я замолчала.

Я стояла напротив него, чувствовала его горячее дыхание, казалось даже слышала стук сердца. На мне почти не было косметики, и уж точно не было линз.

Какое-то время Саша ещё стоял, не открывая глаз. Затем медленно, нехотя он раскрыл их. Встретившись со мной глазами (он меня узнал), глаза его раскрылись ещё шире. Он смотрел на меня, не моргая и не говоря ни слова. Я не без труда улыбнулась. Эти его глаза! Эта бездна! Из моих глаз потекли слёзы.

Вдруг он резко зажмурился и отвернулся.

#- Зачем Вы это делаете?! Как?! Вы ведь даже не представляете, как мне больно! - горько воскликнул он.

- Сашуня, прости, - прошептала я.

Он медленно повернулся и снова встретился со мной глазами.

- Прости, - повторила я. Подступившие к горлу рыдания и переполнявшие эмоции не давали мне возможности говорить.

Немая сцена длилась около двух минут.

- Прости, что была вынуждена так жестоко обмануть, - наконец, я смогла говорить. А он всё смотрел на меня, не смея верить глазам. - Я вынуждена прятаться и носить маску. Но я не могу больше тебя обманывать. Поэтому я не хотела ехать в Россию: я знала, что встретив тебя, не смогу молчать. Я так перед вами виновата! Я так виновата перед тобой. Могу только догадываться, сколько боли я тебе причинила. Я надеюсь, ты меня поймёшь и, хотелось бы верить, простишь, - наконец произнесла я.

Саша молчал, но лицо его просветлело и стало мягче.

- Сашуня! Прошу тебя, только не молчи! - воскликнула я и, не удержавшись, крепко обняла его. Я плакала на его груди. Как когда-то раньше. Как с ним было спокойно, как хорошо и как легко!

- Анютик! Солнышко! - наконец, он обрёл дар речи и, взяв меня за плечи, посмотрел мне в глаза. - Любимая! Как же я скучал! Я думал, моё сердце разлетится на мелкие кусочки от боли. Я не мог поверить и не смог смириться. Ты вернулась! - теперь он сам крепко прижал меня к себе.

Описать словами то, что мы чувствовали просто невозможно, да и представить трудно.

Ощущение времени было потеряно, и я затрудняюсь сказать, сколько времени мы простояли так, обнявшись и рыдая от счастья. Но всему приходит конец.

- Любовь моя, я счастлив уже оттого, что ты оказалась жива, - заговорил Саша, когда уверился, что я не призрак и что всё это происходит на самом деле. - Ну, а то, что ты стала Александрой Bach, поднялась на эту высоту с нуля и без поддержки - это лишний раз доказывает, что ты можешь всё, что тебя невозможно сломить. Я так горжусь тобой! - он крепко сжимал мои руки и не отводил своего взгляда от меня.

- О, да! Мне есть, что тебе рассказать. Ведь кроме Bach я ещё стала Rossa и Piacere. Ну, в качестве Bianco я начала творить ещё до рубежа, с которого началась моя новая жизнь.

- Как?! И это всё - ты? - не поверил он.

- Я знаю, что способна на большее, но меня держит этот брак, - я отвела глаза, словно была виновата.

- Так зачем ты за него выходила? Явно ведь не из-за любви.

- Ах, Саша. Это долгая история, - вздохнула я. - А если кратко - из-за денег.

- Но ты же родила ему двух девочек.

- Одну. Вторую вынашивала суррогатная мать. Это моя плата - я должна родить ему наследника, больше он ничего от меня не требует.

- И ты не преминула этим воспользоваться, - он улыбнулся.

- А почему нет? Этот старикан видит во мне исключительно божество, как женщина я его не интересую! А мне это нужно! Чтобы творить, чтобы чувствовать, что я живу! - защищалась я.

- Прости, но я вовсе тебя не упрекаю и ни в чём не обвиняю. У меня даже прав таких нет. По крайней мере теперь.

"Ну, вот, не успели увидеться, как уже ссоримся. Но как мне этого не хватало! Словно и не было этих лет!".

Мы замолчали. Меня пошатнуло и перед глазами всё поплыло. Саша успел меня поддержать.

- Ты очень устала. Прости меня, болвана, что так мучаю. Теперь-то ты никуда от меня уже не денешься, - он улыбнулся. - Но тебе надо отдохнуть. Давай я отвезу тебя домой.

- Куда? - удивилась я.

- В наш дом.

- Нет, ты что! Никто, кроме тебя, не должен знать ни о том, что Bach осталась в городе, ни тем более о том, что это я! Только ничего сейчас не спрашивай - завтра я всё тебе объясню. У меня забронирован номер в "Метрополе". Я буду благодарна тебе, если ты меня туда подбросишь. А завтра мы обо всём поговорим.

- Анютик, солнышко! Я не хочу, чтобы ты жила в гостинице, когда у тебя есть свой дом. Ну, давай я отвезу тебя за город или, в крайнем случае, на твою квартиру - я там недавно сделал ремонт, - он не отступал.

- Нет, Сашуня, не настаивай. Кто-то может что-то пронюхать, я не могу себя выдавать. Отвези меня в "Метрополь" - так будет лучше для нас обоих. Будет даже лучше, если я возьму такси и не буду тебя подставлять.

- Ну, нет. Этого я точно не допущу! Ладно, сдаюсь на "Метрополь" - номера у них неплохие, - Саша улыбнулся.

- Спасибо. Только я должна переодеться, - я всё ещё была в концертном костюме. - Не могу же я выйти на улицу в таком виде, тем более рядом с тобой.

- Мне выйти? - он смутился.

- Сашуня! - я положила руки ему на шею. - Да лучше тебя всё равно никто не знает моё тело. Ты ведь знаешь каждый мой шрам, каждую родинку. Неужели ты думаешь, что пройдя через всё, я буду сейчас кокетничать и выставляться? Я всегда была дурой по отношению к тебе. Жаль, что я поняла это так поздно. Я никогда тебя не ценила по-настоящему. Я очень перед тобой виновата. Я сломала тебе жизнь. Не знаю, насколько жизнь меня изменила - судить не мне. Играть в недотрогу я не буду. Да и вообще, больше, чем у тебя прав присутствовать при моём переодевании нет ни у кого.

- А как же N? - зачем-то спросил Саша.

- Зачем ты это делаешь? - я отошла и, закрыв лицо руками, села.

- Прости. Просто я хотел понять по твоей реакции, что он для тебя сейчас значит.

- Ты знаешь, что я отвечу. Поэтому я промолчу. Я прошу тебя не говорить о нём при мне, даже имени его не произноси. Я знаю о том, что было после моих похорон, я многое знаю. Не заставляй меня унижаться! Не топчи меня!

- Солнышко, прости меня! - Саша встал на колени возле меня. - Я не хотел причинить тебе боль. Прости, - он сжал мои руки.

- Ты совсем не изменился, - я попыталась улыбнуться. - Снова просишь прощения, - Саша опустил глаза и поцеловал мои руки.

- Ладно, вставай, - я поднялась - он следом. - Я очень хочу спать, - я довольно ловко стянула с себя топ.

- Что это? - Саша подошёл ко мне и провёл рукой по довольно свежему шраму, оставленному пистолетом, из которого стрелял Артур. - Кто это тебя так? Это же огнестрельное, если не ошибаюсь?

- Не ошибаешься. Но оставим это до завтра. У меня все эти годы была очень насыщенная жизнь, - я вздохнула.

- Ты позволишь? - осторожно спросил он, коснувшись моей груди.

- О чём речь! - я поняла его. И поняла, что нужно это ему не для того, чтобы увериться, а просто нужно.

Аккуратно отодвинув край бюстгальтера, он провёл пальцами по шраму в виде двух каллиграфических букв.

- Я совершил непростительную ошибку, - вдруг сказал он, крепко обняв меня. - Надеюсь, её ещё можно исправить, - он медленно приблизил свои губы к моим. Я невольно потянулась к нему.

Боже! В этом поцелуе было всё! Всё наше прошлое, настоящее и будущее. Как же я скучала по нему, по его телу! Как мне не хватало его поцелуев, его тепла! Через этот поцелуй воскресло всё, что связывало нас на протяжении восьми лет, воскресли все наши ночи, все поцелуи, все ссоры и разрывы. Но хорошего оказалось больше, и всё плохое просто растворилось.

Саша всегда целовался долго, наполняя поцелуй страстью и огнём, желанием и властью. Именно этого мне и не хватало все эти годы.

- Александр Владимирович, - в дверь кто-то заглянул, но, заметив, чем занят "Александр Владимирович", этот кто-то поспешил испариться. - Простите, - дверь закрылась.

Этот инцидент не прервал сашиного поцелуя (что непременно произошло бы с N). Когда же он оторвал свои губы от моих, насладившись сполна, я уткнулась в его грудь и заметила:

- Никогда не думала, что буду чувствовать себя неловко рядом с тобой. Кто это был?

- Сергей. Я сказал, что отлучусь на минуту, вот он и решил проверить, всё ли в порядке.

- Он ещё работает на тебя? - почему-то удивилась я. - Да, таких преданных людей очень мало. И что ты ему скажешь?

- Во-первых, я не обязан ни перед кем отчитываться. А во-вторых, я молодой вдовец и могу распоряжаться своей жизнью по собственному усмотрению, - Саша улыбнулся.

- Правильно, - я отошла. - Он ведь не видел меня. Хотя он всё равно не поверил бы своим глазам, - я надела свитер и, сев на стул, сменила брюки на чулки и юбку. Обувшись в неброские туфли, я сказала:

- Я готова. Можем идти.

Саша, молча наблюдавший за всеми моими действиями, подошёл ко мне и обнял со спины:

- Я не хочу расставаться с тобой ни на секунду. Мне кажется, сейчас я страдаю больше, чем девять лет назад.

- Сашуня, - я повернулась. - Мы все вынуждены жить не так, как хотелось бы. Потерпи, может всё изменится к лучшему. Надежда. Умирает. Последней, - с расстановками проговорила я, как заклинание.

- И только после человека, - закончил он, и мы оба улыбнулись. - Ты как всегда права.

Он открыл дверь, и мы вышли.

В машине Саша посадил меня на заднее сиденье, а сам сел вперёд рядом с водителем (Сергеем). Тот, прекрасно всё понимая, даже не пытался на меня взглянуть, но Саша всё же повернул зеркало заднего вида так, чтобы заднего сиденья видно не было.

- В "Метрополь", - приказал он.

Возле отеля Саша, провожавший меня до входа, не удержался и ещё раз поцеловал меня. Сергей, невольно увидев это, присвистнул и отвернулся.

- А теперь можно и домой, - Саша устало сел в машину.

- Простите, Александр Владимирович, наверное, это не моё дело, но кто она? - не удержался даже Сергей.

- Ты правильно заметил - это не твоё дело, - беззлобно заметил Саша.

Сергей немного удивился. Их отношения с хозяином давно вышли за рамки деловых. Он знал все подробности семейной и личной жизни Саши. И он конечно знал, что у Саши всё это время никого не было и не могло быть. Он был свидетелем наших отношений и знал, насколько Саша был предан мне даже после моей "смерти". Поэтому сейчас поведение Саши его не просто озадачило - оно выбило его из колеи.

Сергей отвёз Сашу домой, не проронив ни слова, не нарушая сладостный покой хозяина, который пребывал в некоторой эйфории, сравнимой с действием наркотика.

 

ГЛАВА 23.

 

Сердце моё немного успокоилось после того, как я поговорила с Сашей, поэтому спала я хорошо. Утром, приведя себя в порядок, я вспомнила, что забыла взять у Саши номер его телефона.

Эту проблему решить было просто - достаточно было зайти в мировую сеть, в которой я нашла все номера телефонов его фирмы. Догадаться, какая фирма его, было легко - по названию "Анютик".

Я позвонила секретарю.

- Александр Владимирович на заседании.

По собственному опыту я знала, что это такое, поэтому даже не стала спрашивать, когда они должны закончить, и просто оставила свой номер телефона. Я была уверена, что Саша догадается, кто ему звонил.

Повесив трубку, я решила почитать свежую прессу - надо же было знать, какое впечатление я вчера произвела. Общее настроение мне понравилось. Правда обвинения в эпатаже занимали добрый процент - но к этому я уже привыкла, ведь больше меня обвинить было не в чем.

Через несколько часов позвонил Саша:

- Солнышко, прости, я забыл тебя предупредить о совещании, - извинился он после приветствий. - И как дурак забыл взять твой номер. Как ты спала?

- Спасибо, отлично! Как заседание? - из интереса и вежливости спросила я.

- Нормально. Есть свои проблемы, - вздохнул он. - Когда мы можем встретиться?

- Когда пожелаешь - ты ведь знаешь, что я сейчас свободна.

- Тогда можно я приеду сейчас?

- Конечно. Мой номер 1313. И приготовься, разговор будет долгим и не самым приятным, - зачем-то "подсластила" я.

- Буду через несколько минут. Целую.

- Жду, - попрощалась я.

Он приехал действительно быстро. Но эти минуты почему-то были для меня тяжелы. Давно я так никого не ждала! (если вообще было такое чувство раньше)

Когда я открыла дверь, он стоял на пороге со своей магнетичной улыбкой и огромным букетом пионов. Я невольно улыбнулась (а ведь никто мне уже давно не дарил цветов!).

- Я шёл к тебе, как на первое свидание, - признался он, вручив мне цветы и нежно поцеловав.

- Спасибо! Мне этого так не хватало.

- Зная тебя, я уверен, что ты до сих пор ничего не ела, - по-деловому начал он. - И поэтому взял на себя смелость заказать нам из ресторана обед, или завтрак - как будет угодно. Надеюсь, твои вкусы не сильно поменялись - я заказывал по памяти.

- Я действительно ещё не ела. А к еде я всегда была не очень привередлива. Ты такой заботливый, - задумчиво произнесла я.

- Просто ты раньше этого не замечала, - он отвёл глаза.

- Ты прав. Но может, я изменилась?

- Очень, - он снова поцеловал меня. - Я не могу на тебя наглядеться, - говорил он, не выпуская меня из своих объятий и глядя в глаза. - Я не могу насмотреться. Мне не хочется отпускать тебя из объятий, я всё время хочу целовать твои губы, лицо, тело. Я люблю тебя ещё больше, чем при первой встрече. И чем дольше на тебя смотрю, тем лучше осознаю, сколько ты для меня значишь. Особенно теперь, когда ты подарила мне вторую жизнь.

- Спасибо, - тихо ответила я. - Но сейчас всё по-другому. Мне очень жаль, но я не смогу быть всё время рядом.

- А хотела бы?

- Саша, я тебя умоляю, - я отошла от него, - не задавай провокационных вопросов! Не вынуждай меня врать либо говорить такую правду, которую ты не захочешь принять.

- Прости, ты права: я сам отпугиваю своё счастье. Я просто боюсь его потерять. И на этот раз навсегда.

- Никто из нас не может сказать наверняка, что будет завтра, - заметила я.

В дверь постучали. После того, как официанты накрыли стол и ушли, я начала:

- Садись поудобнее, чтобы некуда было падать. Мой рассказ будет длинным и полным неожиданностей. Даже зная меня, большую часть из него трудно себе представить. Я сразу хочу попросить: не перебивай меня и ничему не удивляйся. И прости за подробности, я уверена, тебе будет не очень приятно их услышать. Но я расскажу тебе всё, как есть, без приукрашиваний и утаиваний. Я отвечу на все твои вопросы и буду абсолютно с тобой честна.

Глубоко вздохнув, я начала свой длинный и довольно интересный рассказ с того момента, как я очнулась в морге. Поели мы быстро и большую часть я рассказывала, сидя на диване и глядя в окно (я боялась посмотреть в сашины глаза - я не хотела видеть его упрёка).

- А сейчас, - добавила я в конце, - я жду ребёнка от Morresi и, надеюсь, по понятным причинам, не могу ехать в Европу.

Саша молчал долго, я не прерывала тишины.

- И почему ты приходишь ко мне, только когда тебе нужна помощь? - вдруг спросил он.

- Что?! - я не поверила своим ушам. Я ждала чего угодно, но только не этого! - Слушай! Не делай меня такой стервой! - я ощетинилась и приняла оборонительно-нападательную позицию. - Ничего мне от тебя не надо, не мни из себя спасителя! - я воскликнула и встала. - Не нужна мне никакая помощь: ни твоя, ни чья-либо ещё! Хватит, напомогались уже! Катись ко всем чертям! И вообще можешь забыть, что я вернулась. Считай, что это сон, твой ночной кошмар. Косицына мертва и никогда не воскреснет! А теперь убирайся отсюда и забудь меня! Я не намерена выслушивать твои обвинения и оскорбления! - крикнула я и направилась в спальню.

- Анютик! - он догнал меня и остановил, схватив за руку. - Ну, почему ты всегда так реагируешь на мои слова? Почему ты всегда понимаешь их неправильно и пытаешься исказить?

- А что тут искажать? - я вырвала руку. Я вошла в раж и остановить меня было уже невозможно. - Ты совершенно ясно сказал, что мне нужна от тебя помощь, а всё остальное тут не при чём. Может, мне и нужна была твоя помощь, но не сейчас, а девять лет назад. Тогда, когда я умирала от голода, нося под сердцем твоего ребёнка, тогда, когда мне негде и не на что было жить. Но где ты был тогда?! А сейчас мне не нужна помощь! Как ты мог убедиться, я неплохо устроилась в жизни. Без чьей-либо помощи. И мне теперь никто не нужен! Я уверена в своих силах. Я не та беспомощная провинциалка, умеющая только рот открывать и двигать пальцами, наивно смотрящая на мир и не знающая ни лжи, ни лицемерия, не знающая жизни! Её больше нет! Ты её похоронил. Мы все её похоронили!

- Помощь мне его нужна! - горько воскликнула я. - А ты не думаешь, что за эти восемь лет, которые я провела неведомо где, мне не раз хотелось хотя бы поговорить с кем-нибудь на родном языке - я почти забыла его, я даже говорю уже с акцентом! Ты не думаешь, что мне могло не хватать просто родного человека рядом и просто моральной поддержки! Я жила всё это время под маской в страхе, что меня узнают. Я вынуждена была прятаться и месяцами не разговаривать ни с кем, кроме своего отражения. Я контролировала каждый свой жест, каждое слово, произнесённое вслух, каждую интонацию - только чтобы никто ничего не заподозрил. Я ломала себя. И теперь, встретив тебя, единственного родного человека, я поверила, что могу тебе всё рассказать и найти участие, если и не сочувствие. А ты уверен, что мне нужна от тебя только помощь! Ты никогда не думал, что я тоже могу страдать? Конечно! Косицына и страдает! Зачем ей страдать - у неё ведь всего в достатке, всё, что нужно для полного счастья. Вот только счастья у меня никогда не было. Я пыталась уйти в работу - но и там я оказалась не нужна. Одиночество - вот мой вечный спутник. И ты лишний раз это доказал. Как бы я не пыталась сблизиться с человеком, он всегда уверен, что мне от него что-то нужно, и непременно материальное. А от меня все берут только одно - моё тело. Люди забыли про душу! И как может развиваться искусство, когда человечество разучилось чувствовать, любить и даже просто дружить. В нас не осталось ничего человеческого - только животные инстинкты! И о каком искусстве вообще можно вести речь в современном мире сплошного бизнеса? Деньги и слава - вот и всё, что нужно современному человеку. Всё ради денег и даже искусство, которое всегда будучи самым нищим, было способно вести за собой человеческие массы, которые жили только благодаря ему. В современном обществе не осталось ничего духовного! И чем мы только живём?! - я как всегда начала с личного и незаметно перешла на общее, на философское решение мировых проблем. - Конечно, это всё только слова, пустой звук! Он угаснет, и никто о нём не вспомнит. Можно и писать об этом - так будет вероятность, что мои слова услышит большее число людей. Но никто не даёт гарантию, что к этим словам кто-то прислушается. Люди глухи и слепы, они просто не хотят ничего замечать. Ты думаешь, на Александру Bach люди ходят потому, что хотят услышать, как она играет? Никогда! Ходят потому, что о ней много говорят, она легенда, знаменитость. Ходят из любопытства. Давай я бесплатные концерты с правом трансляции, обо мне забыли бы через месяц. Но я продолжаю наивно верить, что то, чем я занимаюсь, может быть хоть кому-то интересно и полезно - поэтому я просила раздать билеты на целый ряд. И только там я видела заинтересованные лица, глаза, полные интеллекта и только оттуда исходила любовь к музыке и благодарность за то, что я не забыла про искусство и поднимаю его, пусть и насильно, до мирового уровня. Я играла только для третьего ряда. Но я не могу постоянно раздавать билеты. Мне слишком дорого обходятся мои концерты. Даже при всё моём богатстве, я не смогу вечно заниматься благотворительностью. Святым духом сыт не будешь. И дело не только в деньгах. И даже совсем не в них! Если я буду играть только для тех, кому это действительно надо и интересно, то все остальные даже не будут иметь возможность познакомиться с настоящим искусством. А так, интересом, слухами, я загоняю в зал, театр и заставляю слушать и внушаю им, что только это достойно их внимания. Я наивно надеюсь, что моя музыка дойдёт до их закаменелого сердца, и они пойдут за мной, за искусством, а не за именем и положением, - я вдруг замолчала, осознав, что несу полную околесицу, что все мои слова не имеют никакого смысла и что точно - отношения к нашему с Сашей разговору. Я поняла, что уже в середине своего монолога я потеряла основную мысль, с которой начала, и пустилась в обычное пустословие.

Саша молча смотрел на меня вытаращенными глазами. Он был в растерянности и просто не знал, как реагировать.

- А какое отношение всё это имеет к нам? - спросил, наконец, он.

- Я просто хотела сказать, что вся моя жизнь посвящена служению искусству, - ответила невпопад я, понимая, что он прав: никакого отношения к нам все мои слова не имели.

- Это я всегда знал, - как бы между прочим заметил он.

- И ещё: какой бы эгоисткой ты меня не считал, поверь, и у меня в жизни хватает проблем и особенно недопонимания. В девяноста девяти случаях из ста, когда я о чём-то просила, мне отказывали, а в одном - просто не замечали. Поэтому я перестала просить, я всего добиваюсь сама. Я беру всё, что мне предлагают, но не более. И зря ты думаешь, что я приползла к тебе на коленях, так как моя жизнь в твоих руках. Ты не Бог! И для меня ты - не более чем любой другой человек, ты не всесилен. Я просто хотела излить тебе свою душу, поделиться с тобой, найти какое-то внимание, участие. Но не помощь! Мне ничего не надо, я не перестану это повторять. У меня уже есть всё, чтобы обеспечить себе спокойную старость, а своим детям - безбедное существование.

- Может и безбедное, но несчастное, - он отвернулся.

- Да чего ты от меня хочешь?! - взорвалась я. - Ну, не могу я зарабатывать и быть рядом с ними. Всего сразу не бывает. Я могу дать им имя, положение, деньги.

- А как же любовь? Материнская любовь?

- Какая любовь?! - крикнула я и сжала свою голову руками. - Какая любовь? Ты же знаешь, нет в моём сердце любви! Нет! И сердца у меня нет! Вместо него - камень. Как бы я хотела любить, но я не могу! Я не умею. Я лишена этого чувства, - у меня началась истерика, и я снова повернулась к двери в спальню.

- Анютик, так не бывает, - тихо проговорил Саша.

- Бывает, - я посмотрела на него глазами, полными слёз. - Тебе это просто не знакомо. И не дай Бог кому так жить! А в этом мире возможно всё! Ты меня не поймёшь, ты не можешь залезть мне в душу - на это никто не способен, - моя отчаянная истерика перешла в трагическое смирение. - Я бы хотела любить только одного мужчину, жить с ним, иметь детей только от любимого, окутать их вниманием, заботой и материнской любовью. Лет двадцать назад это мне казалось скучной идиллией, тогда меня это не привлекало. Я не хотела так жить, когда у меня была такая возможность. Быть может, плюнь я тогда на карьеру, я и смогла бы полюбить тебя. Но нет, я выбрала другой путь: лживый, пошлый, продажный и грязный. И не заметила, как увязла в этой грязи! Я испачкалась так, что мне уже во век не отмыться. Что ж! Я сделала свою карьеру! Я добилась поставленной цели. И что я теперь имею? Деньги, славу, положение, имя, место в обществе, мужа, любовников, детей. Но всё это - лишь оболочка, под которой пустота. Страдающая, мятущаяся душа, которая находит покой лишь на время в музыке, которая рождается под моими пальцами, она жива, только пока жива Bach. Но и она решила уйти из музыки. Ведь все несчастья у меня из-за музыки, не замечал? И что тогда? Ну, уйду я, душа заснёт вечным сном. И что мне останется? Как можно жить без души и сердца? Умереть? Да если бы я могла! Сколько у меня уже было возможностей - но нет, я жива! И буду жить, пока окончательно не сойду с ума и пока кому-то не перестанет нравиться наблюдать со стороны за моим мучениями, - я подняла голову. - Я не могу никому подарить свою любовь, у меня её просто нет! Я живу страстями! И что, если я не могу любить своих детей, мне теперь и не иметь их вовсе? У меня есть талант, который я хочу оставить будущему поколению. Мне нужны дети-музыканты. Они должны продолжить моё дело, держать моё имя. Я живу ради этого, ради славы, коль нет любви. И я не могу позволить, чтобы мои дети не уважали меня и забыли моё имя. А зачем, по-твоему, мне столько детей? Я надеюсь, что хоть один мой отпрыск пойдёт по моим стопам. И пусть даже против воли - его поведёт кровь, "зов предков", - усмехнулась я. Моё новое настроение напоминало припадок психически неуравновешенной особы, я входила в раж. - Да, я поняла, что деньги - это всё, что я могу иметь. Чувства на них не купишь, я согласна. Но я научилась врать и жить по придуманному сценарию. Мне не нужны чувства, я живу мозгами. И имею всё, даже больше, чем может быть нужно любому человеку. Люди любят, страдают! мучаются! и не замечают, как проходит жизнь! Они оглядываются, осознав, что в Любви нет счастья, но поздно - ничего не изменишь, не вернёшь. Жизнь заново не переживёшь! И жить торопятся и чувствовать спешат, - перефразировала с усмешкой я и продолжила. - Да, сколько людей так и не успели сделать в жизни и половины предназначенного?! И им приходится возвращаться сюда снова и снова, чтобы завершить начатое, а порой даже ещё и не начатые дела. Любовь придумана Сатаной! Она сбивает людей с пути истинного. А мы, идиоты, ещё в церквях венчаемся и говорим после этого, что ВЕРИМ! Это же просто насмехательство над Богом! Плевок ему в лицо, издевательство! Но я свободна от этого порока! Я счастлива! Я закончу все свои дела и уйду, навсегда, лишь бы не возвращаться в этот бренный мир с его пороками и грязью! А вы, "надменные потомки известной гордостью прославленных отцов, пятою рабскою поправшие обломки Игрою счастья обиженных родов! Вы, жадною толпой стоящие у трона, Свободы, Гения и Славы палачи! Таитесь вы под сению закона, пред вами суд и правда - всё молчи!.. Но есть и Божий суд, наперсники разврата! Есть грозный суд: он ждёт, он недоступен звону злата. И мысли и дела он знает наперёд. Тогда напрасно вы прибегнете к злословью; оно вам не поможет вновь, И вы не смоете всей вашей чёрной кровью Поэта праведную кровь!" - зло произнесла я и, расхохотавшись, закрылась в спальне.

Саша медленно опустился в кресло. Его шатало. Он был в шоке от услышанного. Трудно было справится с такой лавиной новой информации.

"Я не могу и не должен оставлять её одну, - решил он, передумав всё на свете. - Она больна, тяжело больна. Её психика не вынесла этих перемен. Её нельзя оставлять одну - это опасно для её здоровья, здоровья ребёнка и окружающих. Боже мой, какой ужас! Как это произошло? В какой момент? Как она до этого дошла? Прости, Анютик, но лучше бы ты была бездарностью! Гениальность губит людей! Человеческий мозг не способен вынести такие нагрузки. Как бы я хотел, чтобы ты просто любила меня. Тебе бы не пришлось работать до сумасшествия, я бы тебе дал всё, всё! Но это невозможно... Я не брошу тебя!" - он посмотрел на дверь спальни с затаённой нежностью.

 

Зайдя в спальню, я буквально упала на кровать и моментально отключилась. Проснулась я около трёх часов ночи. Я резко открыла глаза, словно меня кто-то напугал. Кругом стояла гробовая тишина и темнота, хоть глаз выколи.

"Что со мной творится? - пронеслось у меня в голове. - Что на меня находит? Это ведь уже не первый раз. Словно наваждение какое-то. Я перестаю контролировать свои слова и поступки, как будто кто-то в меня вселяется. Косицына, будь объективной - ты сходишь с ума! Я должна это признать. Саша, наверное, обиделся на меня. Вряд ли он понял. Но как я ему всё объясню, когда и сама толком не понимаю, что со мной творится. Надеюсь, он ушёл не навсегда. Может, он поймёт, потом, позже... Ещё один день прошёл даром. У меня большие проблемы, а я никак не могу собраться и решить их".

Я попыталась снова заснуть, но переполнявшие голову мысли не давали мне это сделать. Я решила выпить снотворное, которое всегда носила с собой в сумочке.

Открыв дверь спальни, я услышала сашин голос:

- Как ты себя чувствуешь? - он быстро подошёл ко мне.

Я включила свет:

- Если честно, отвратно. Я не понимаю, что со мной происходит. Ты должен простить мне эту сцену.

- Всё нормально, я всё понял, - он мягко улыбнулся и обнял меня.

- А почем ты не уехал?

- Да разве я мог оставить тебя одну в таком состоянии?

- Спасибо, но, боюсь, ты ничем не можешь мне помочь, - честно сказала я.

- Посмотрим. Можно я останусь здесь до утра?

- По-моему, ты уже остался. Не приедешь же ты домой в три часа ночи. Что подумают дети, прислуга? Оставайся.

- Спасибо. А почему ты встала? Ты так устала, - он провел рукой по моим волосам.

- Я не могу заснуть без снотворного.

- Ты же ждёшь ребёнка! Тебе нельзя принимать такие лекарства, - удивился он.

- Ты прав, я не подумала. С моей головой творится что-то неладное, - я положила голову ему на грудь. - Наверное, не стоило столько заниматься во время беременности, не выходя на улицу.

- Ты заслужила отдых, - он поцеловал меня в макушку и, взяв на руки, отнёс в спальню. Раздев, он уложил меня, заботливо накрыв одеялом. А сам лёг рядом, в одежде. Я заснула быстро, а он ещё долго смотрел на меня и думал о происходящем.

 

Продолжение следует....