По мотивам «Колымских рассказов» Варлама Шаламова 1. Колыма Неразборчиво голос певицы - вьюжной ночи в таёжном угле… Только чёрных машин вереницы да бараки в полуночной мгле. Я не сплю, так под нарами тесно! От мороза не чувствую ног, но во мне нет уж сил для протеста, голод жжёт как терновый венок. Не досталось сегодня махорки и опять недовыполнен план… Да всё кружит, как ястреб, в подкорке мысль о смерти, с тоской пополам. Мне б в больничку! хоть день отлежаться, там сактируют*, коль повезёт - Мне б приснилось… да сны мне не снятся, и под ложечкой дико сосёт! С вами я, по «Калымским рассказам», и который уж день напролёт, не обязанный чьим-то приказом, через годы бреду напролом. Это я там корячусь на тачке и тащу на себе «палку дров*» - даже совестно – сыт, и в придачу я, практически, вовсе здоров. Но я с вами, я в вашем бараке, (58-10* - по мне!) и я чувствую, вижу во мраке лица ваши - как сколки кремней. Мы как-будто находимся рядом, мы одной с вами крови-страны, вновь проносимся Дантовым адом, погружаясь в круженье страниц. 2. Мемориал Сорокаградусный мороз… Бывало и похуже! Когда плевок в пути замёрз и цокнул льдинкой - тут же. Не видно гор, от снежной мглы не отыскать дороги, найдут под вечер пять могил… Начальство и не вздрогнет! Сактируют - как захотят, с довольствий завтра снимут, мол, что взять с этих доходяг, какой для жизни стимул?! Так ежедневно - путь в барак, с барака - в рýдник дальний, и крутим жёрнов, как рабы, страны индустриальной. Там, в зоне вечной мерзлоты, Мемориал - в лёд вмёрзших, социализма мерзоты, как на загробном марше. Трёхмиллионный* стон не стих, став на лету ледушкой, как тот плевок, что цокнул - в страх, примёрзший к нашим душкам. Но мы - назло своей статье, дойдём из снов гулажных предостеречь вас (лишь затем!) от идеалов ложных, чтоб пайку правды донести всем, кто «так дышит вольно». Не скажет нам страна: «Прости!» Но как-же больно, больно… 3. Конвоир Не забывайте выпить водки, когда идёте на развод! (Не пережить такой погодки!) Выходит на охрану взвод. Такая каша, ног не видно, туманом снег слепит лицо, да чтобы было неповадно шагать, весь наст покрыт ледцом. Наряд построен на работы (кто как - раздет да необут…) «Фамилия! Статья! Срок!», - ротный шлёт судьбы чьи-то, наобум. Команда двинулась тропою (которой нету и следа) под нашим бдительным конвоем. Лёд трескается как слюда! Упал один, и сапогою его приводит в чувства страж, но он навеки успокоен… Окончился тюремный стаж! Ну вот, уж близко лесосека, строительный таёжный лес, и видно как река просела по руслу, где был раньше плес. Давай, по двое, пилы в зубы! Вот норма - грейтесь надурняк! Во мне скопилось столько злобы на этих подлых доходяг! От скуки, холода, разносов (за вечный срыв расчётных норм), от жалоб, сплетен и доносов я стал как спичка, только тронь! Да из-за этой дохлой контры Я должен мёрзнуть, скоро год! От них же проку для конторы… Сейчас попляшут карагод! Недавно, на политзанятьях, майор нам объяснил, нараз, о литерных* - как истреблять их… Мы выполним страны наказ! Они хотели, в самом деле, перестрелять сперва вождей, потом бы Родину пробздели американцам, вот же дей – ствительно, фашистов хуже… «Эй ты, коль выйдешь за флажок, поймаешь пулю!» (Раз оружье висит – так выстрелить должно!) Один убит в попытке к бегству, других пришлось учить битьём да катаньем – интеллигентство! И вот уже домой бредём. Окончен день солдатской вахты «На страже мира и труда!» … Да мы ж ни в чём не виноваты! Но нас ничем не оправда… 4. Надо выжить Когда живёшь годами в лагере, то набираешься умишка, такой по жизни - высшей алгебры, которой нету в умных книжках. Которая откроет истину как откосить от лесопила, и вовсе, схожее на мистику, попасть в больницу - как «лепила*». В науке этой больше опыта да оч-чень нужные знакомства, и воля выжить, что есть хлопотно (и что есть признаком безумства…) Да к нашим лагерным заботам, (совсем уж вовсе неуместно!) письмо твоё, а в нём забористо клеймит врага моя невеста… И надо выжить обязательно (теперь уже бесповоротно!) чтоб с милым, со своим писателем, мне объясниться – все-на-род-но!! 5. Стланик (Лир. отступление) На Севере приход весны Улавливает первым стланик, Седой пустыни вечный странник - Верблюд таёжный, ветра сын. Ещё играет клавесин Метели фуги для сопрано… Этап, замёрзший, шёл без сил, И злясь, гнала его охрана. Наряд с горы скользил в забой - На смерть, в рудник золотоносный, Как вдруг кустарник низкорослый К ним тянет ветви вразнобой, Поднявшись из сугроба за ночь… Как арестант, упавший навзничь. 6. Дух противоречия Забитый лагерным уставом, живёт на нарах некий дух противоречья, и устало всё отвергает на ходу. Подъём в 5-30 на работу - Он недоволен и ворчит, и специально спину горбит, и еле ноги волочит. Ему не нравится похлёбка - сырая каша, чёрствый хлеб? (Вот если б кто его прихлопнул - живуч он как чертополох!) Ах, Демон! Что тебе не спится, всего и сна-то три часа?! Мороз, аж смёрзлися ресницы, от вшей всё тело исчесал. Тебе, конечно, светит карцер за то, что ты не любишь труд! До крови руки вон покоцал, теперь не скоро отойдут. Ты одичал и смотришь дико, а вонь - такая, хоть скачи, но гордый ты, смотри поди-ка, не лезешь к куму* - в стукачи! Противоречишь? Получай-ка за просто - плохо посмотрел, охранник видит всё - не чайник, (спасибо что не пристрелил!) Весь день, с утра, одни побои, от голода мороз крепчей, И только Демон лишь спокоен один – и общий, и ничей. И в каждом этот дух отмечен, в обломках пятьдесят восьмой, печальный дух противоречья - единственный товарищ мой! 7. Ностальгия Я ностальгирую по вам, мои со-нарники родные! Нет бывших узников! Отныне на вас имею все права. Все ваши мысли и слова я повторяю многократно, пусть это даже некорректно, на лжи меня вам - не словить! Вас многих нет, но ваши муки живут и стонут по ночам, и их не заглушить ничем, лишь молчаливостью бумаги, ещё ничейной… Но отваги мне хватит, чтоб окончить труд! Я знаю, годы не сотрут всего, что стало словом - ЛАГЕРЬ. | 
Положение о Клубе
Сделать стартовой
