I get up at seven o’clock.

I wash myself. I dress myself.

I do my mourning exercises.

Then I go to school…

 

Глава 1

Забинтованный рассвет выплюнул солнце в мое окно. Оно ударилось в стекло, и откатилось на свое место, оставив после себя липкое жирное пятно. Истеричный будильник, наконец, разорвался, распластавшись на тумбочке. Я встал, покормил унитаз – он благодарно заурчал, поливая себя водой – и пошел на кухню. Абстрактный пряник жалобно смотрел на меня из хлебницы и скулил, прося молока. Я понял, что придется идти в магазин, иначе я буду голодным.

Радостный день начинался соответственно.

 

Глава 2

У подъезда болтливо провожают меня взглядом немигающие старушки. Я прохожу мимо, выхожу на аллейку и встречаю незнакомых людей. Эти люди называются прохожими, но я называю их сволочами. Потому что мы плюем друг перед другом, друг на друга, друг за другом. Плюющиеся люди идут навстречу мне – из магазина. Я знаю, что они перестанут быть голодными быстрее меня, но я могу с этим смириться. Поэтому иду дальше.

 

Глава 3

У магазина я сел на ступеньки у входа. Табличка мне сообщила, что магазин закрыт на завтрак, и мне нужно подождать еще три минуты. С каждой минутой я все отчетливей понимал, что прохожие уже перестали быть голодными, но в этом я винил только табличку и себя. После того, как я в третий раз был озарен отчетливым пониманием происходящего, я понял, что табличка врала. Теперь я винил только ее, и это дало мне силы ждать дальше.

 

Глава 4

Через четыре минуты табличка поспешно забралась в угол, и магазин оказался открытым. Я зашел в это пустое помещение и осознал всю тщетность моего похода – молока не было. Я кивнул продавщице.

- У вас есть молоко? – зачем-то заучено спросил я.

- Нет, - уверенно ответила мне продавщица.

- Совсем? – мне стало скучно.

- Нет, есть еще пачка на витрине, но она теплая и срок годности истекает через тридцать две минуты.

- Я куплю ее, - решил я и отдал деньги.

Теперь мне нужно было спешить.

 

Глава 5

Частично липкое молоко шевелилось в моей руке, вырываясь на волю. Молоко было яростно глупым. Оно не понимало, что на воле ему не выжить, и его срок заканчивается вот уже через тридцать минут.

Молоко было атеистом. Оно не верило, что после смерти станет радостным кефиром.

Оно было эгоистом. Ему было все равно, продолжу ли я свое существование, выпив его, сделается ли счастливей пряник, искупавшись в нем…

Наверно, поэтому оно застоялось на витрине, и было теплым.

 

Глава 6

Идя по раскосой аллейке, я видел, как смерть все ближе подбирается к моему молоку. Я наблюдал, как оно постепенно сворачивается, расслаивается, бледнеет и бьется в судорогах.

Заходя в свой подъезд, я внезапно взглянул на старушек. Когда-нибудь я выйду из дома, а вместо них на меня также будут смотреть живописные холмики.

 

Глава 7

Пряник ласково завизжал, падая в полумертвое молоко, и закашлялся, вдыхая сыворотку вместо затхлого воздуха. Потом он захрипел, попытался выбраться из чашки, но вскоре затих.

Я до сих пор помню его последний укоризненный взгляд…

Немного подождав, когда его тело распухнет, я извлек пряник из молока и съел. Потом уже допил вырывающееся молоко, которое, тщетно пытаясь бежать, капало на пол…

Итак, я был сыт. Их смерть была не напрасной.

 

Глава 8

Стрелки часов бесполезно ползали по кругу, но все равно надо было начинать работать. Я сел за стол, взял листок, черную ручку, и замер.

Идей не было. Хотя…

«Глупая осьминожка плавала и пачкала воду.

Вы думаете, вот какая сволочь – плавает и гадит.

Вы думаете, вот эгоистка – наплевать на всех, лишь бы пачкать.

Вы думаете, убивать таких надо – на месте.

А знаете, как у нее после этого жопа болит?»

 

Глава 9

Скоропостижно закончившийся рассказ лег на стол. Я переписал его начисто и пошел в редакцию.

Там меня агрессивно встретила разбушевавшаяся старушка. Она кричала что-то о повышении цен, плевалась слюной и старела.

В общем, все как у людей.

Старушка оказалась вахтером, но это не прибавило ей значимости. Я сказал ей, что иду к редактору, увернулся от желтоватой слюны летящей в меня и прошел мимо.

Она еще что-то кричала мне вслед о том, что я должен уступить ей место, и что я невоспитанный молодой человек, и вообще падла.

Наверно, пенсия у нее действительно маленькая.

 

Глава 10

Для того, чтобы попасть в кабинет к редактору, нужно было подняться на четвертый этаж, потом прямо по коридору, потом налево, пройти мимо ступенек, там на следующей лестнице спуститься на третий этаж, повернуть направо, выяснить, что проход временно закрыт, снова подняться на четвертый, спуститься по предыдущим ступеням на второй этаж, повернуть направо и постучать в дверь.

Потом увидеть на двери табличку: «Вышел на (неразборчиво) минут».

 

Глава 11

Ища редактора, мне в голову нежно пришла идея нового рассказа:

«Радостные бесхвостые бублики считали себя замкнутыми вечностями.

Идиоты.

Они даже не знают, что их не существует».

Я тоже переписал это начисто, и не обиделся на редактора. Время моей бесконечно неописуемой жизни потрачено не зря.

 

Глава 12

- Нет, нет, нет! – вопил редактор, периодически размахивая моими рассказами, - Это же не наш профиль! Ну, сравните это с тем, что вы писали раньше!

- С чем?

- Ну, вот, к примеру:

«Личинкам было очень хорошо, и они были счастливы. А еще у них был теплый и уютный дом, в котором много еды и друзей. А еще их мама – муха дрозофила».

- И что? – безразлично спросил я.

- Вот! Вот то, что хочет читатель! Осьминожки не популярны! Никто не хочет задумываться о том, что их психоделические ножки растут у них в количестве восьми штук! Никто не хочет искать в этом мысль! Читателю нужен экшен со счастливым концом!

- А бублики?

- Где бублики?

- Вы ими размахиваете.

- А, эти… Так-так… «Они даже не знают, что их не существует»… Опять экзистенциализм! Ну, кому он нужен!? Это – НЕАКТУАЛЬНО. А где у них конец? Я же четко сказал: нам нужен счастливый конец! А они у вас мало того, что без конца, так они еще и без хвоста!

- Но ведь они – бублики…

- Читателю неинтересно, бублики они или нет. Читателю нужен конец и счастье. Можно даже в любом порядке. Когда у ваших бубликов это будет – милости просим. А сейчас – извините. У меня отпуск.

С этими словами редактор вышел в коридор. А мне не очень хотелось становиться конъюнктурным писателем.

Я пошел домой.

 

Глава 13

Хотя, редактор и был более значимым ничтожным человеком, чем вахтер, продавец или прохожий, все же мир не считал нужным сходиться на нем загадочным клином.

Но я не вмешивался в дела мира, а спокойно направлялся домой и видел сидящую на ветке метафору.

«Крикливая птица подавилась крошкой. Она замолчала, и всем стало очень хорошо.

А потом всем стало очень грустно.

Жалко птичку».

Мне показалось, что я был этой птицей, поэтому я поднял ее и решил задумчиво похоронить. Прохожие жалобно поплевывали на ее безрадостное тельце, и всем казалось, что это – слезы.

Поэтому было очень грустно.

 

Глава 14

Я вернулся домой – и пафосно наступил вечер.

Сладковатый ужин оставил после себя легкие воспоминания, а я никак не мог найти свои тапочки. С наступлением темноты у них обостряется охотничий инстинкт, и они профессионально прячутся в засаде под диваном, столом и прочих привычных местах, выслеживая тараканов и иную членистоногую дичь.

Я раздраженно чувствовал, что сегодня их охота затянулась.

 

Глава 15

Бешено счищая щеткой с зубов остатки прошедшего дня я наблюдал, как пена выкатывается из моего рта и опрометчиво разбивается о раковину.

- Черт! – щетка соскользнула с зуба и порвала мои десна.

Пена окрасилась розовым, и уже удовлетворенно задвигалась к стоку.

Потрогав языком рану, я пошел спать.

А что еще мне оставалось делать?

 

Глава 16

Перед сном, около получаса блаженно почитав какую-то отвратительно умную книгу, я понял, что хочу спать. Выключив свет, я понял что ошибся. Когда свет зажегся вновь, боль в глазах настойчиво убеждала меня, что уже поздно даже смотреть, а не то, что читать. Я снова лег, и лежал, вспоминая прошедший день. «Вот так каждый день, - думал я, - проходит, ничем не отличаясь от предыдущих. Я живу, как робот, по одному безапелляционно постылому сценарию. Я уже не могу отличить завтра от вчера, потому что у этих дней нет отличий. Как же все скучно, просто и однообразно…»

 

Глава 17

А сейчас, собственно, я сплю.

 

Вадим Корвин Гололобов, 2005