Лёша любил две вещи: жену и небо. Любил преданно и беззаветно. Обе любви пришли к нему в одну пору.

Было лето. Лёша месяц как дембельнулся. Отгулял, выпил десять среднегодовых норм потребления алкоголя среднестатистическим россиянином. Совсем недавно переставшим быть советским человеком. В похмельном угаре промелькнули две Лены и одна, кажется, Оля.

Встал однажды поздним утром. Да как в Ленинграде, едва опять ставшим Питером, в конце июня поймешь, утро сейчас, день или вечер. Светло, тепло, солнечно. Только назойливые комары, вечные спутники этого недолгого Питерского счастья не дают спать. Встал, глянул через окно на небо и понял, что его-то ему и не хватает. По-армейски быстро собрался и поехал в Касимово в аэроклуб «Звезда».

В десантуре каждый прыжок с парашютом разносил по Лешиному телу адреналин, доставляя в мозг эндорфины – гормоны счастья. Он, правда, дурак, не понимал тогда это, а сейчас понял.

На обратном пути зашел в книжный. В клубе велели купить пару книжиц. Там пришло второе озарение за день. Вспомнил, как до армии вдруг зачастил в этот книжный на Ленина, чуть было не переименованную обратно в Широкую. Вспомнил мышечной памятью, вновь ощутив мощные и ритмичные толчки в груди, когда увидел за прилавком всё ту же хрупкую белокурую девушку с большими карими глазами и по-лягушачьи большим ртом. Особенно чувствительными становились толчки, когда эти большущие карие глаза смотрели на него, а лягушачий рот расплывался в улыбке, адресованной ему. Царевна-Лягушка.

Любовь пришла сразу, поженились позже. В день свадьбы Лёша совершил свой 500-ый прыжок, уговорив, наконец, Марусю прыгнуть с ним в связке тандемом. Больше Маруся не прыгала, но на аэродром до рождения первенца приезжала часто. Сидела не траве. Смотрела, как в небе появляются разноцветные точки. Увеличиваются, опускаясь на землю.

Небо и Маруся. Маруся и небо. Остальное, как и у всех. Маленький ребенок, бессонные ночи, болезни, квартира, ремонт, машина, деньги нужны, подрос пацан, скоро в школу, доча родилась, снова бессонные ночи, квартира маловата, машину побольше, деньги… Такая круговерть. Но есть небо, и есть Маруся. Не заметил, а уж скоро сорокет. И прыжков около семи тысяч. После пяти тысяч перестал вести строгий подсчёт.

 

Старенький Ан-2, дребезжа всем железом, натужно ревя мотором, кругами, словно по горному серпантину, набирал высоту над вытянувшимся дыней лётным полем. Человек 10-12 сидели в салоне на жёстких лавках вдоль бортов. Одному не хватило места и он сел на полу. Лёха был в самом хвосте самолета. Дверь находилась сразу за кабиной пилота. Её не закрыли. Длинный худощавый парень, возле двери, периодически чуть не по пояс высовывался наружу. Его сосед пугал, выталкивая того из самолета и одновременно удерживая. Видимо, это была дежурная шутка. Кроме Лёхи других перворазников не было.

- Ну чего, стрижа поймал? – крикнул сосед, видимо, обращаясь к худощавому.

Кто-то засмеялся. Подхватив эстафету, пошутил кто-то еще. Лёха не расслышал слов из-за гула мотор, но по взрыву смеха догадался – эта шутка оказалась более удачной. Или шутник был в большем авторитете у парашютистов.

- Полторашки, приготовились, - высунувшись из кабины, крикнул пилот.

- Мы ещё по полтораста не успели, Петрович, а у тебя уже полторашка, - весело проворчал один из парашютистов. Три человека встали, и один за одним вывалились из самолета через дверь. Просто, буднично, как будто из парной выскочили в снегу покувыркаться.

Лёха хотел посмотреть, что стало с ушедшими, но сосед заслонял собой почти весь иллюминатор.

- Санёк, опять раскрылся сразу под хвостом, - прокомментировал худощавый, - а этот стажёр Сизова у самой кромки. Сумеет ли салажонок выгрести.

- А Сизый молодчик. Четко рядом с балластом раскрылся, щас выведет парня на посадку.

- Двушка, парни, - крикнул Петрович, - давай быстрее – лес уже рядом.

Еще несколько человек покинуло самолёт.

 

- Конечная остановка! Автобус дальше не пойдёт, - объявил Петрович.

В салоне оставалось всего два человека: Лёха и его инструктор.

- Сколько, Петрович? - спросил инструктор.

- Четыре косаря. Как положено. Давай, бери своего в позе сзади.

Инструктор сделал приглашающий жест рукой и Лёха, вскочив как Ванька-Встанька, на ногах-пружинках пошел к выходу. Во время набора высоты страха не было. Было ощущение, что сидишь ты в парилке в весёлой компании незнакомых людей. Прислушиваешься к их шуткам. Вежливо улыбаешься.

- Когда хлопну по плечам, растопыришь в стороны руки и ноги вот так. Понял? А вначале, когда я тебя подтолкну – руки прижми к груди и ноги подогни, - прокричал Лёхе в ухо инструктор.

Лёха машинально кивнул.

- Вставай к двери. Держись руками. Пока будем лететь в свободном, говорить не удастся. Ты просто лети, расставив руки и ноги. Я сам нас покручу. А под куполом уже поговорим. Дам тебе порулить немного.

- Ну, с Богом. По команде, ноги подгибаешь и отпускаешь руки, понял?

Лёха еще раз кивнул. За спиной что-то щёлкнуло. Голова была свободна от мыслей. Ветер трепал лицо.

- Пошёл! – услыхал Лёха и послушно подогнул ноги. Разжать пальцы, вцепившиеся в края проёма, оказалось сложнее….

 

Сегодня было небо. Лёша уехал, когда Маруся еще спала. Завез дочку в школу и на аэродром. Обычный день. Суббота. С утра два прыжка с постоянными учениками с полутора и с двух тысяч. Когда отпрыгал, перворазники слишком громкие начинали разъезжаться. Громкостью пытались заглушить свой собственный страх и предстартовое волнение. Но старта не будет. Для Д-6 слишком сильный ветер. Еще человек двадцать, отинструктированных на земле, уедут не прыгнув. Повторно возвращается меньше половины. Кого-то вспугнули на инструктаже. Сегодня бы он прыгнул – куда деваться, а вот в другой раз не поедет. У кого-то любопытство уже удовлетворилось. Кто-то приехал за компанию. Кто-то просто закрутится в повседневных делах и забудет. Вернуться самые жадные – деньги не возвращаются, но прыгнуть можно в течение месяца. И те, кто действительно мечтают о полёте, о небе, как Лёша. Но таких очень мало.

- Лёша, тандемом прыгнешь? Тут один мужик хочет.

- Сколько он?

- Восемьдесят пять, вроде. Вон он у выхода из кафе стоит.

Там куда указала работавшая сегодня кассиром Анна, стоял высокий мужчина спортивного телосложения, лет от тридцати пяти до сорока. Ровесник, может. Когда Лёша посмотрел на него, мужчина, сделав несколько движений пальцами по экрану мобильного, поднес его к уху.

Из Лёшиного кармана раздалась мелодия и голос Хавтвна: «Если ты захочешь, вдруг меня поцеловать…»

- Ладно, прыгну. Пусть к ангару топает.

Анна с лукавой улыбкой смотрела на Лёшу и не торопилась пойти обрадовать перворазника.

- Кто это тебя так хочет поцеловать?

Увидела непонимание на Лёшином лице.

- Ладно, ладно. Не буду тебя смущать. На звонок-то ответь, а то обидишь человека. Она, а может, он, уже губы трубочкой раскатал. Ха-ха.

До Лёши дошло, что телефон звонит именно у него. Мелодия не его, поэтому и не отреагировал. Анна уже отходила, когда он с удивлением вытащил из кармана раскладушку. Машинально раскинул её. И тут же услышал незнакомый мужской голос:

- Маруся! А я звонил несколько раз – ты не отвечаешь.

- Ты же говорила, что сегодня можно…

Лёша, почувствовал себя подглядывающим в замочную скважину и схлопнул раскладушку.

Он повернул к ангару, где хранились парашюты. По дороге обхлопал себя по карманам. Его Nokia не было. Значит утром, когда на ощупь, чтобы не разбудить, доставал из Марусиной сумочки свой телефон, вытащил по ошибке её. Вчера вечером ездили купаться, и он бросил свою Nokia к ней в сумочку перед тем как полез в воду, а вспомнил об этом только утром.

«Стоп! Но у Маруси же i-Phone. Сам подарил, чтобы не хуже, чем у подружек. А это - дешёвенькая модель Samsung. А почему, голос сказал – Маруся? Имя-то по нашим временам не самое популярное.»

Лёша резко остановился, и снова раскрыл раскладушку. Открылись контакты. Один единственный контакт – ХХ. «Харлампия Харитоновна или ХХ-ый век Fox?»

«Звонки принятые – от ХХ минуту назад. Значит это он, Харитон Хренов! Хер Х..!

Пропущенные – от ХХ 4 раза. А это что за номер – 1 пропущенный? Это же Маруськин номер? Чья же это труба? Как она попала к Марусе в сумку? Надо ей позвонить. Или…» Какой-то бес подтолкнул пальцы Лёши в последний момент к другому решению.

 

Лёха любил в жизни две вещи: женщин и пробовать что-нибудь новое. Любил преданно и беззаветно. Сколько помнил себя – всегда любил.

В садике любил Машу. Как увидал её с двумя огромными бантами на макушке, так и полюбил. В первом классе – соседку по парте Марину. Во втором – отличницу Свету. В третьем – хулиганку Женьку. В четвёртом восьмиклассницу Лейлу.

В детстве, как увидит у кого-нибудь новую игрушку, так и ему такую надо. Родители потакали. За школьные годы разных секций перепробовал: легкая атлетика, плавание, лыжи, баскетбол, футбол, каратэ, гребля, даже фехтование и скалолазание. Кружки разные – авиамодельный, театральный, военно-исторический и, не поверите, юный инспектор дорожного движения.

Но нигде долго не задерживался. Везде, вроде, подавал надежды, но чего-то не хватало. Терпения, наверное. Так же и с женщинами – сначала любил сильно, красиво, но быстро остывал. Оп, и все. Кончилась любовь. Потому что из-за поворота шагает, цокая каблучками, новая.

В восьмом очень ему нравилась Вика из параллельного. Видная, красивая, с десятиклассниками крутила. Лёху это не останавливало – обхаживал её и так и сяк, знаки внимания оказывал.

И вот на Новогоднем вечере старшеклассников подходит к нему одноклассница Жанна, подружка Вики, и говорит, что та ждёт, чтобы он её на следующий танец пригласил. Вот оно! Аж, в жар бросило. Сколько грезил об этом.

Пригласил. Танец медленный. Лёха её за талию. Она ему руки на плечи. Он ей что-то на ухо, и руками по спине и пониже начал поглаживать. Вика не отстранилась, наоборот, руками шею его обвила, прижалась к нему выпуклостями. Он её в ухо и в шею украдкой поцеловал.

А потом вдруг свет погас. Это Лёха своего кореша, Тиграна, попросил, чтобы тот во время танца пробки выкрутил ненадолго. Так он целовался первый раз по-взрослому, в губы.

Но после Нового года вернулся с каникул, столкнулся с Викой в коридоре. Она улыбается ему, а он чувствует, что всё вроде как прошло. Дело сделано – добился своего. А Наташка из 9 Б сегодня в новых сапожках и шубке пришла. Видать подарки на новый год. Загляденье. Глаз не оторвать.

Так же и во взрослой жизни. Ничего с собой поделать не мог. Одержит победу и к новой стремится. Услышал, что один знакомый на Килиманджаро зашел, и Лёха туда. Байки стали в моде – купил Хонду 500 кубиков. Сноуборд освоил. Серфинг. Кайт. Вейкборд. Услыхал про матэ – купил калабас, бомбилью. Заварил – гадость. Но попробовал!

 

А месяца полтора назад погожим солнечным днём увидел, как грациозно идет по Гороховой женщина, и энергия какая-то так из нее и брызжет, обдавая всех мимо проходящих и проезжающих. Ух, как зацепила. Не смог Лёха дальше по своим делам ехать. Остановился как вкопанный.

Подвалил с комплиментом. Она улыбается своим большущим ртом. Огромные карие глаза так и светятся. Белокурые локоны развеваются. Хрупкая, изящная. Хоть и не девчонка, но как положено, на тридцать выглядит. Влюбился Лёха. Но она до своей машины дошла и чао, адьёс. «Приятно было, но извините, нет, не знакомлюсь. Замужем.»

Лёха так и остолбенел, хорошо хоть в последний момент номер ее красной тайоты успел запомнить. Через знакомую ГАИшницу пробил. Нашёл. Выследил. Подстерег с розой. Она была явно удивлена! Заинтриговал, значит, уже полдела сделал. В тот день у неё глаза грустные были и уболтал, уговорил на чашку чая. После чая сказала:

- Спасибо. Мне, правда, было очень приятно с Вами, но большего дать Вам не смогу. Извините.

Он горячо:

- Мне большего и не надо, лишь бы иметь возможность иногда видеть Вас!

Врал искренне. Сам верил в тот момент.

- Не надо, пожалуйста. Не надо.

В следующий раз за чашкой чая все в том же кафе рассказала и про мужа, и про двоих детей, и что никогда ни с какими мужчинами не встречалась. А уже скоро сорок. Ей очень приятно как он ухаживает, но нет, нет, неееет. Три раза нет – это почти что да.

 

Лёша нажал на кнопку с зелёной трубкой и на экране высветилось: «Вызов ХХ». Мгновенно услышал в трубке тот же мужской голос:

- Алло. Маруся? А я уже испугался, что не вовремя. Думаю, не дай Бог, муж не уехал, и я запалил тебя. Ты же знаешь…

Во время звонка Лёша пристально смотрел на своего перворазника, идущего по указанию Анны к ангару. Видел, как тот быстро приложил к уху трубу. Казалось, Лёша по губам читал: «Алло, Маруся?». Потом удивленно смотрел на экран, услышав в трубке гудки.

- Идёмте, поможете взять парашют. И на Вас ещё надо сбрую надеть. Через 15 минут вылетаем.

 

Лёха почувствовал толчок в спину, и … Ему всегда было интересно, как это в свободном падении на скорости 50 метров в секунду? Что происходит с мозгами? Соображают? Или вышибает на такой скорости?

«Мозг работает чётко. Хорошо, что инструктор очки дал и старый лётный шлем. Ветер так задувает, что даже под очками наворачиваются слёзы. Руки, ноги всё ощущаю. Опля!» Это он махнул правой рукой, поверяя ее наличие, и сразу кувыркнулся. И тут вдруг остро от головы через весь позвоночник и до самых пяток, ставших ватными ног, пронзило:

«Ин-струк-тооор!» Наверное, закричал, потому что рот тут же наполнился воздухом, на разрыв, раздувая щёки.

 

Лёша машинально на автомате инструктировал своего пассажира:

- Когда хлопну по плечам, растопыришь в стороны руки и ноги вот так. Понял? А вначале, когда я тебя подтолкну – руки прижмешь к груди и ноги подогни.

Тот занял проём, вцепившись в края. Лёша левой рукой взял карабин, висевший на спине у балласта, правой раскрыл свой, закреплённый на груди… И в этот момент вдруг ясно представил себе Марусю, постанывающую, выгибающую шею, лежащую в объятьях этого…

- Пошёл!

Клацнул в воздухе карабином и слегка подтолкнул. Всё как всегда, только вот карабин….

Тот всё-таки разжал руки… И бесформенный мешок стал быстро удаляться вниз и назад.

- Что это, Лёша??? Что за хрень, твою под закрылок! Выпал, ведь, желторотая сволочь!?

Лёша очнулся от завладевшего им на миг видения. Мозг заработал быстро и чётко:

- Петрович, блин, вираж давай, назад! Винти в землю! За ним!

 

Мозг стал чистым и ясным, как стекло. Типичные для остроты ситуации матерные ругательства отфильтровал на автомате, не решившись перед лицом смерти сквернословить.

«Что делать? При скорости 50 м в секунду… Четыре тысячи делить на пятьдесят. Сколько это? 80 секунд. Чуть больше минуты и… конец! Инструктор должен был хлопнуть по плечам, чтобы я раскинул руки и ноги пошире.»

Раскинул. Расправил крылья. Стало заваливать на бок. Подгрёб руками. Выровнялся. Почувствовал себя лежащим на воздушном матраце. Осмотрелся. Внизу бескрайняя зеленая, желтая, бурая земля. Облака белыми подушками висят, как надувные шары на нитках. Одна подушка внизу раздувается, резко растёт в размере, заслоняет собой землю. «Может, отлежусь на ней, пока не подберут…»

 

Со старенькой этажеркой и в её лучшие годы не вытворяли таких кульбитов. Самолёт нёсся вниз, направляясь прямо на всё увеличивающуюся точку, с каждым мигом обретающую вновь человеческие черты – руки, ноги, голова.

«Молодец, сучёк, раскорячился, не топором летит.»

«Запасной только мешать будет. Всё равно не поможет, а еще как раскроется, на хрен.»

Лёша в два привычных движения отстегнул запасной парашют.

«Пора.» Оттолкнулся и как пловец, выкинув руки вперед, нырнул в свою любимую. Небо….

Объект внизу приближался быстро. «Слишком быстро! Етишкин корень! Начальная скорость самолета плюс скорость толчка. Если долбанусь об него, то обоим крышка. На такой скорости даже лёгкое касание удар убийственный.»

«Раскрыться, притормозить ускорение. Надо левее загребать, а то потом хрен по горизонтали расхождение выберу.»

«Срань египетская!!!! Облако. Он уже в нем. Если там разминёмся, капец! Надо притормозить.»

Перед облаком успел глянуть на высотомер – две с копейками.

 

Облако почему-то не захотело принять Лёху на свою поверхность. Да и поверхности никакой нет. Сначала белизна заслонила всю землю, а потом будто очки запотели. Даже рука чуть не дернулась протереть. Туман кругом. Сгущается. В молоко. Стало холодно и неуютно. Поглотил туман.

Оба-на! Опять внизу земля зеленая, желтая, бурая, залитая солнцем. Темно зеленые деревья уже чётче отличаются от более светлой травы.

 

Выскочил из облака и сразу увидел его, чуть ниже, слева. Сделал гребок и нырнул в его сторону.

«Вот! Ну! Сейчас ухвачу его за руку…Чёрт! Не рассчитал.» Вовремя отдернул руку. Иначе сшиб бы его на хрен. Оба полетели бы кувырком. Точно не собрали бы потом костей. Теперь оказался ниже его. «Вот мудофель, что значит давно не прыгал затяжные группой. Лет пять назад такие фигуры строили! В составе группы из 70-ти парашютистов писали в небе – Россия. Тогда тренировались долго. Отдельно каждая подгруппа свою букву, потом вместе. Только на это около сотни прыжков ушло. Но там с 10-ки прыгали, а тут уже, блин, земля под ногами.»

 

Вдруг Лёха увидел, что под ним появился еще кто-то. «Я не один!!!» Наверное, Робинзон, не радовался так, увидев Пятницу. «Мы не одни во Вселенной! Вот он, так близко.» Эта мысль согрела, так что опять бросило в жар и стало тепло. «Но почему же он не идёт ко мне? Я здесь!!!» Опять чуть не порвало щёки. Лёха потянулся рукой и… потеряв равновесие, вдруг нелепо закувыркался в воздухе. Небо, земля , облака – всё смешалось. Вдруг мимо самого носа просвистел в двух сантиметрах шнурованный ботинок. «Кажется, инструктор был в таких… Чего он с ума сошёл? Чего ногами машет…»

 

«Если он так и будет парить, я могу не успеть сравняться с ним до земли. Сгруппировался бы он чуть-чуть, чёрт побери, придурок.»

Не увидел, почувствовал, как рядом с его левой ноги прокувыркался пассажир и снова оказался внизу. «Есть!!! Теперь главное не торопиться. Спешка, как говорил дед, нужна в трёх случаях: при поносе, при ловле блох, и при траханье чужой жены! А ты, значит, гад, поспешный оказался. Не понаслышке эту поговорку испытал. Чтоб тебя на всю жизнь пропоносило, и блохи зажрали… Если только эта самая жизнь, ещё у тебя осталась. Не у тебя – у нас…»

 

«Голова кружится. Остановите, пожалуйста, карусель!!! После хлопка по плечам – раскинуть руки в стороны. Вот оно что.» Раскинул. «Ноги тоже пошире. О! Земля внизу, матушка. Близко-то как!»

 

«Молодчага! Выправился. Сейчас, пять сек! Потерпи, браток. Захожу сверху. Верно Петрович сказал – бери его с заду, вставь гаду!»

Лёша схватил левой рукой за лямки, перехлестнутые у Лёхи за спиной. Дрожащей правой нащупал свой карабин. Пальцы плохо слушались. Отогнул душку. «Где там его карабин? Блин! Не подцепить, сукккааа. Земля уже.» Дернул кольцо, и тут же правой тоже ухватился за лямки. Чуть руки не оторвало. И наступила тишина…

 

Вдруг наступила тишина. И тут же лямки, в которые запеленали Лёху на земле, больно врезались в яйца.

- Ноги подгибай! – услышал Лёха.

 

Левой продолжал железной хваткой сжимать лямки. Правой подтянул стропы, чтобы хоть как-то выровняться при заходе на землю против ветра.

- Ноги подгибай!

Удержаться на ногах не удалось, оба жёстко рухнули на бок, потому, что разжать пальцы левой руки Лёша так и не смог. По-лошарски сверху укутало их простыней парашюта…

 

Лёша перестал прыгать. Его и в самолёт-то теперь калачом не заманишь. Разлюбил небо. И Марусю разлюбил. Жить остался в семье – всё же дети, собственность, привычка. Но то светлое щенячье чувство, которое нёс столько лет и которое давало острое ощущение радости ушло. Навсегда.

Лёха перестал влюбляться. Да, похоже, что и мужская сила ушла. К врачам не ходил – желания не было. Любовь неразделенная к Марусе так и осталась в сердце. А еще появилась новая страсть – прыжки с парашютом. Пошёл, правда, в другой клуб, в Лисьем Носу. Регулярно посещает. Уже 25 прыжков за плечами. И ничего другого не надо. Только выпасть из самолета, раскинуть руки и лететь, лететь, лететь, размазывая по лицу щёки. И чтоб потом раскрылся купол, и… тишина.

Иногда на правах друга семьи Лёха заходит в гости к Лёше с Марусей. Приносит сладкое. Выпивают грамм по триста. После чая играют в шахматы.