Раскачивая замысел, /рожденный невымышленным тонким впечатленьем от вида из окна на профиль клёнов, тревожных ярко-красным опереньем. И тишины, упавшей мне на веки, ночным молчаньем улиц, даже очень молчащих задремавшим человеком в тени шатра, закрытого на осень/ моя Лулу искала равновесье на светло-синем шаре, состоящем из слов, что начинаются для песен, в её несовершенном настоящем. Скольженье ног с поверхности упругой покачиваньем бёдер замедляла, внимательно прислушиваясь к звукам, неузнанным движеньем запоздалым. Скорее не игра, а долгий танец на тыльной пелене дневного света загадочности доверил ей, и в спальне обижен я был созданным секретом. |