1912.

Окрестности Компанеевки (Центральная Украина). Сидор Соколик с сыном Павлом и односельчанами отдыхает на привале в степи после уборки урожая арбузов.

 

Односельчане распрягали лошадей, и по одному подходили к костру. Наконец, все собрались, присели кругом и в ожидании каши решили принять по стопке. Ответственным за самогон был Сидор Соколик – признанный мастер этого дела. Он обратился к сыну, 14-летнему подростку:

- Павло, поди-ка принеси сюда бутылочку;

- Добро, тятя.

Павел быстро обернулся, и в руках у Сидора оказалась четверть (0.81 gal) чистой, как слеза, самогонки. Михаил Телегин, восхищенно вскинув руки:

- Сидор, ты волшебник. Как тебе удается добиться такой прозрачности?

- А я секрет знаю.

- Ну, расскажи. Интересно.

- Ну, слушай. Нужно на рассвете подоить свинью, а в молочко посадить лягушку. Дождаться, пока лягушка все молоко съест и начнет мочиться. Мочу собрать, добавить в самогонку, а через неделю процедить.

Михаил, восторженно взирая на Сидора:

- Ну и ну. Вот не знал. Надо попробовать.

- Попробуй, попробуй. Вот как вернемся домой, так и начинай.

- Что начинай?

- Как что? Свинью доить.

Под дружный хохот Сидор, оставаясь предельно серьезным, разливал горилку. Дело было нехитрое, но требовало сноровки и навыка. Хлопцы протягивали каждый свою кружку. Все эти кружки были разного размера. Но нужно было разлить всем поровну в сгущающихся сумерках. Единственно возможный метод в этих условиях – это разливать на слух по булькам. И методом этим Сидор владел в совершенстве.

Хлопцы выпили за последний в этом году урожай. Потом за то, чтоб предстоящая зима была снежной. А там и каша подоспела. Закуска была обычной. Мельник Тихон Калашников поставил сало. Кормил он своих свиней по науке, строго чередуя пир с постом. И от этого сало у Тихона было лучшим на селе - розовые прослойки мяса делали тихоновское сало чрезвычайно аппетитным. Николай Бондарь нарезал копченого окорока. Михаил Телегин разложил вареные яйца, лук, чеснок, моченые в капусте яблоки. Цомкало обеспечил стол свежим хлебом и варениками с вишней.

Каша удалась на славу. Павлик на еду особенно не налегал. Знал, что к моменту испытания должен быть в хорошей форме. О предстоящем испытании знали и все остальные, но аккуратно подливаемая Сидором горилка делала свое дело: хлопцы расслабились и наполняли желудки, не думая себя ограничивать.

Разговор шел о предстоящей на масленицу ярмарке в Миргороде. Жена Тихона Калашникова готовила к ярмарке перину из шестидесяти гусей. Тихона заботила цена: хватит или нет вырученных денег на телочку. Корова у Тихона старела и пришла пора её менять. Николай Бондарь готовил к ярмарке домотканые половики. Надеялся разжиться мебелью для новой хаты. Кузнец Михаил Телегин был намерен продавать подковы и замки, а на вырученные деньги накупить нарядов для своих семи дочек. Огорошил всех Сидор:

- А я за женой поеду. Как умерла Наталья, так некому и хлеба испечь.

Хлопцы знали, что Сидор вот уже два года живет бобылем, воспитывая двух сыновей - Павла и Фёдора. При случае они знакомили Сидора с девицами, склоняя его к женитьбе, но Сидор оставался твёрд: “Никто не заменит мне мою Наталью”. Корил себя за то, что не остановил её тогда. Она с огромным животом пошла рассаживать рассаду. Начались схватки. Так и померла на огороде. Надорвалась.

В наступившем молчании Бондарь промолвил: “Сидор, так тебе жинка нужна, чтоб хлеб печь? А тетку Марию позвать не догадался?” Все знали тётку Марию. За магарыч она пекла хлеб для половины села.

- Тётка Мария не годится.

- Это почему же?

- Молодой ты, видать, ещё, Микола, раз не понял. Ну как тебе объяснить? Вот, к примеру, петушок. Как вскочит он на курочку, так она и яичко снесёт настоящее. А не вскочит – так и яичко бракованное. Цыплёнка ты из него уже не получишь. Так?

- Ну, так.

- Так вот и с пекаршей такая же история. Вскочить на неё надо, чтоб хлеб получился настоящий.

- Вскочить? На пекаршу? Это как?

- Как, как... Вот как начнёт она в печке шуровать, место готовить для стряпни, вот та самая минутка и приходит. Задираешь подол и вскакиваешь. А у тётки Марии видал, якой зад? Вдвоём не обхватишь. Ей одного петушка мало. От того и хлеб всегда кислый.

Мужики захохотали. Михаил Телегин отсмеявшись:

- Вот не знал. Правду говорят: “Век живи – век учись”. Надо бы попробовать.

Звучный голос Цомкало:

- Попробуй, попробуй. Это ты не пробуя семерых девок настрогал. А вот как попробуешь, так хлопчик и получится.

Трапеза подходила к концу. Совсем стемнело. Небо покрывалось звёздами. Взошла стареющая луна. Тихон Калашников в наступившей тишине:

- Сидор, самое время перейти к арбузам. Как считаешь?

- Да, пожалуй, пора. Павло, принеси-ка каждому по арбузу из второй телеги. Там у нас покрупнее будут.

- Добро, тятя.

Павел принес каждому по арбузу и испытание началось. Выпили. А закусывать нужно было арбузом. Арбуз каждый нарезал сам, а корки выкладывал перед собой, чтобы всем было видно, что на них не осталось даже розовой цедры. Основное условие состояло в том, что право пойти в степь пописать получаешь, только съев весь арбуз. Если же будет невтерпёж, то вариантов только два: либо мочиться в штаны, либо бежать в степь, не доев арбуза. В этом случае тебя ловят и натирают тебе пузо несъеденными остатками арбуза. Это была популярная в Компанеевке забава, которую еще с дедовских времён селяне повторяли каждый год.

В этот раз пузо натирали Миколе Бондарю. Впрочем, он и не обижался, смирившись с судьбой... Отсмеявшись, подошли к костру. Выпили по последней, разошлись по телегам устраиваться на ночлег. Лишь Цомкало решил задержаться у костра:

- Идите, хлопцы. Отдыхайте. А я немного здесь посижу. Подожду, пока догорит.

Павел устроился у заднего колеса телеги и, завернувшись в отцовский тулуп, сладко засыпал под заунывную песню Цомкало: “А по пiд горо-о-ю яром долыно-о-ю козаки йдуть”.

* * *

 

1913.

Миргородская ярмарка (Центральная Украина). Сидор Соколик знакомится с Анастасией.

 

Колонна из Компанеевки добралась до Миргорода к вечеру. Село стояло на пригорке, а для ярмарки был отведён огромный заливной луг на противоположном берегу реки. На въезде на ученической доске мелом был нарисован план. План был простой: налево - скот и птица, направо – еда. Прямо на берегу – домашняя утварь, поделки. Колонна разбрелась по направлениям кто куда.

У Сидора Соколика были подготовлены для продажи бочонки разного размера и пара десятков корзин. Бочки Сидор делал сам. Корзины плел старший сын Павел. Павла Сидор оставил на хозяйстве, а на ярмарку с собой взял десятилетнего сына Фёдора. На берегу Сидора встретил приказчик в картузе, определил место для телеги и лошадей и взял с Сидора полтинник за торговое место.

Федька впервые был на ярмарке и взирал на всё вокруг широко открытыми глазами. Ему впервые пришлось оказаться в таком скопище людей, коней, скота и птицы. Одних телег было больше тысячи, а уж всего остального не считано. И всё это скопище кричало, ржало, мычало, крякало и визжало. Фёдор обратился к отцу:

- Тятя, а где можно сходить по большой нужде?

- Правильно, что спросил, сынок. Не вздумай навалить в торговом ряду. Лошадям можно, а нам, людям, не положено. Видишь, вон там, в скотном отделении березка стоит? Вот на неё курс и держи. Там обычно у них отхожее место.

Поужинали салом и вареными яйцами. И расположились на ночлег.

* * *

 

…Проснулись задолго до восхода солнца. Закусили компотом с сухарями, расставили товар. С восходом солнца началась торговля. Бочки уходили хорошо, а корзины неважно. Оно и понятно. Время скот забивать. Бочонок и для сала пригодится, и для домашней колбаски. А корзина кому нужна зимой? Грибы да ягоды когда еще пойдут? А сейчас? Разве что яйца хранить.

Сидор оставил сына на товаре, сам решил прогуляться, оглядеться вокруг. Да и прикупить надо кое-что по мелочи. Одет он был по-праздничному: красная косоворотка с белыми пуговицами, диагоналевые галифе, папаха и бурка. Обут в хромовые сапоги – показатель зажиточности. Кончики усов по тогдашней моде были закручены вверх. Продавцы привлекали покупателей кто чем мог. Кто-то расхваливал свой товар в полный голос, кто-то украсил свое торговое место рушниками, кто-то привлекал народ скрипкой или частушками. И у продавцов, и у покупателей настроение было приподнятое, радостное. Люди много шутили, подначивая друг друга. Сидор услышал звонкий девичий голосок:

- Эй, казачок, что топчешься? Подходи, выбирай, что надо.

Оглянувшись, Сидор понял, что обращаются к нему. Румяная молодка задорно поглядывала на него, сверкая зелёными глазами. Её русые косы были уложены короной. Обрамлял корону еловый венок с разноцветными лентами.

- Что надо говоришь? А вот тебя-то мне и надо. Пойдёшь за меня?

- А чего ж не пойти? Казачок ты видный. И не старый еще. Вот как с мамой да батей договоришься – так и будет.

- А где твои мама с батей?

- Что, посвататься решил? Они на скотном дворе корову выбирают. Вот как выберут, так и придут сюда.

- А звать-то тебя как, красавица?

- Настей кличут. Анастасия, значит.

- Ну, жди, Настя, к вечеру сватов.

- Добро, казачок, дорогу-то найдешь? Не заблудишься?

- Да уж найду. Не переживай.

Сидор разыскал в пищевом ряду своего ближайшего соседа Лаврентия Лазоренко, продававшего копчёных гусей и уток. Лаврентий был известным балагуром и в роли свата был незаменим. Уговаривать его не пришлось. Он всегда был готов к авантюре.

 

* * *

 

…Вечером пошли свататься, а следующим утром возвращались в Компанеевку уже втроём. Фёдор правил лошадьми, а Сидор с Настей лежали на сене и говорили, говорили, говорили обо всём на свете.

* * *

Свадьбу сыграли на Рождество. Родители Насти приехали с многочисленной родней и полным комплектом приданого: периной, парой десятков пуховых подушек, стопкой льняных простыней, девичьими рубашками, цветными юбками, вышитой рубахой для жениха и самой главной ценностью – швейной машинкой “Зингер”. Насте на сенокос исполнилось восемнадцать лет. Подружки начали выходить замуж в шестнадцать. Настя привередничала до тех пор, пока всех женихов не разобрали. И, готовя долгими зимними вечерами себе приданое, не раз плакала: “А пригодится ли?” Так что предложение Сидора пожениться оказалось весьма кстати.

Сидор с появлением Насти заметно преобразился и душой и телом. Обычная хмурость исчезла и селяне вновь видели в нём того заводного хлопца, которого знали до потери первой жены. Сидору было 36 лет, так что был он ровно в два раза старше Насти. Он ей буквально в отцы годился, ведь старший сын Павел был всего на четыре года младше молодой мачехи.

Спали все в одной хате: Фёдор на печи, Павел на кровати рядом с печкой, а молодые в горнице. Сидор был готов ко всякому, но ему приятно было, что Настя оказалась нетронутой девственницей. Первые ночи большого удовлетворения ни ему, ни ей не приносили. Сидор после потери первой жены видимо потерял сноровку, а Настенька поначалу ничего кроме боли не испытывала. Лишь на Крещенье, стоны муки стали стонами наслаждения.

Настя стыдилась этих стонов. Она опасалась, что Павел с Фёдором могли проснуться и, когда Сидор брал в ладонь её грудь, останавливала его: “Погоди, родной. Детей разбудишь”. Настя была права: Павел, конечно же, и не засыпал в эти ночи. Сначала он не мог понять, в чём дело и, услышав возню, а затем Настины стоны вскакивал с постели и готов был выручать Настю. Но его останавливал её благодарный шёпот, слышимый через закрытую дверь: “Спасибо тебе, родной мой муженёк. Я и не знала, что жизнь может быть такой прекрасной”.

- Что там происходит на самом деле, Павел узнал от Цомкало на подледной рыбалке: “Дядько Цомкало, скажи, что может такого делать отец с Настей, что она сначала стонет, как зарезанная, а потом благодарит его и целует?”

Цомкало вопросу не удивился. Как не удивлялся он ничему на свете. В этот раз, он не прекращая распутывать сеть, и даже не глядя на Павла, он звучным голосом изрёк: “Что делает, говоришь?.. Братишку тебе делает или сестричку. Это дело ответственное. Ты своему бате не мешай”. Павел ничего не понял, но уверенность Цомкало успокоила. Он перестал дожидаться Настиных стонов по ночам и, намотавшись за день, засыпал после первого прикосновения к подушке.

* * *

 

1914.

Компанеевка (Центральная Украина). Разговоры односельчан о мировой политике. Купание Павла Соколика с Анастасией. Соседка тайно наблюдает за сценой.

 

Анастасия отстояла всенощную. Под утро батюшка освятил куличи и пасхальные яйца. Вернувшись домой, поставила самовар, занялась столом. Нарезала домашней колбаски. Поставила кулич, разложила яйца. Спустилась в погреб за солёными огурчиками, капустой и помидорами. Из кладовки вынесла бидончик с мёдом и банку с вишнёвым вареньем. Наполнила мёдом и вареньем вазочки, сделанные Павлом из бересты. Оглядела стол. Вспомнила, что забыла кое-что. Сбегала в погреб за мисками с холодцом и взваром. Нарезала сала, выставила на стол буханку только вчера испечённого хлеба. Проверила борщ в чугунке - горячий. Угли в печи, слава богу, за ночь не потухли. Вышла на крылечко: во дворе никого не было. Поднялась по лестнице, приставленной к амбару. Открыла дверцу сеновала:

- Павло, вставай, хватит спать. Куличи на столе.

- А... это ты, Настасья? – послышался заспанный голос Павла откуда-то из глубины душистого сена. – Чего ты шумишь?

- Вставай, засоня. Найди Фёдора. Он где-то на улице с ребятами. И отца зови. Он у Цомкало на лавочке.

Соседи собрались на солнечной стороне улицы у двора Тараса Цомкало. Спор шёл о возможной войне с немцем. Николай Бондарь считал, что войну страны ведут между собой, чтоб новых земель прихватить. России земля не нужна. Вон за Уралом в Сибири - всё пусто. Только начали по-настоящему осваивать. И железную дорогу построили до Тихого океана. Какая уж тут война? Наоборот, плодиться надо. Заселять территорию. А в Россию никто не сунется. Против русской зимы никому не совладать. Вон сто лет назад Наполеон попробовал. Даже Москву взял. И чем кончилось? Где теперь тот Наполеон?

Сидор Соколик возражал:

- Вот ты говоришь, Микола, что России война не нужна. Так?

- Ну, так.

- А Россия - это кто?

- Ну как - кто? Мы вот все. Земля наша, природа. Всё вот это вокруг нас Россия и есть.

- И что? Вот земля с природой, да мы с тобой решаем - быть войне или нет?

- Да нет вроде. Наше место известно, где - быкам хвосты крутить. А для этого царь есть с князьями да генералами.

- Вот то-то и оно, – удовлетворённо крякнул Сидор – Ты вот тут всё о России печёшься. Плодиться, мол, надо да размножаться. А ты подумай о том, что царю надо с генералами.

Мужики задумались. Тишину нарушил Цомкало:

- Что-то не пойму я тебя, Сидор. Куда ты гнёшь?

- А ты помнишь, Цомкало, бузу пятого года?

- Ну, помню. Смута началась. Вон усадьбу князя Достоевского пожгли. В Полтаве, говорят, управу бомбанули. А в Питере так вообще два года стреляли.

- Вот то-то и оно. Власть царская закачалась. Царю вся эта смута, как нож к горлу. Ему народ единый нужен - без бунтарей этих.

- Ну причём тут это-то? - вступил в разговор Михаил Телегин. - Бунтари они бунтари до тех пор, пока свободно народ мутят. А как оденут их в цепи, да отправят по этапу в Сибирь или на Сахалин – так и опять тихо.

- А при том тут это, что чем больше народу вешают да на каторги отправляют, тем больше новых бунтарей появляется. Так что у царя один выход: войну начать. Всех построить. Назвать врага. Вот народ и начнёт врага бить, а князья да генералы с царём будут спокойно властью наслаждаться.

Подошли Павло с Федькой:

- Тятя, идти пора. Настасья стол накрыла.

Сидор приобнял сыновей за плечи. Обратился к соседям:

- А что, хлопцы, пойдёмте ко мне. Продолжим разговор.

Тихон встал, отряхнул с колен подсолнечную шелуху:

- Ты иди, Сидор. Тебя семья ждёт. Да и нам всем пора обедать, а к вечеру придём к тебе песни петь. Ты, Лаврентий, скрипку не забудь.

* * *