Валериан Куйбышев слонялся без дела по перрону станции Тайга в ожидании поезда с востока. Возбуждение от неожиданного освобождения прошло. Накатила усталость. Хотелось спать. Приткнуться было негде. Вокзал забит толпами измученного народа. А снаружи еще холодновато. Снег, хоть и начинал подтаивать на солнышке, но пока робко. До весны с ручьями и капелями было еще далеко. Приходилось двигаться, чтобы окончательно не замерзнуть. Известие об отречении царя от престола пришло в Томск еще три дня назад. Но обитателям Томской пересыльной тюрьмы об этом сообщили лишь вчера, когда пришли первые указы Временного Правительства и в их числе указ о полной амнистии и освобождении всех политических заключенных. Двери тюрьмы отворили к вечеру уже в темноте. Большинству идти было некуда и они остались ночевать в тюрьме до утра. У Валериана в Томске тоже не осталось знакомых, где можно было бы остановиться на ночлег, но и в тюрьме ночевать не хотелось. Решил двигаться к железнодорожному депо: там и на дорогу подзаработать можно и переночевать прямо на рабочем месте.

До Второго Томска добрался за полчаса пешком без проблем. На товарном дворе обнаружил два вагона с мукой под разгрузкой. Договорился с бригадиром присоединиться к разгрузке за три рубля.

Разгружали впятером. Закончили к двум часам ночи. В одном из этих вагонов Валериан устроился на ночлег. Часов в шесть утра вагон стали катать по товарному двору – формировали состав. Стояли часа два-три. Отправились к Первому Томску и там без остановки до Тайги еще два часа. Поспать толком так и не удалось. И вот уже восьмой час здесь в Тайге в ожидании поезда на запад.

Валериан успел перезнакомиться с массой людей и узнать много интересного. Будто объявлены выборы в Учредительное собрание. Будто соберется то собрание в конце года и будет решать как России без царя жить: с президентом, как американцы и французы или с премьером и парламентом, как англичане. А может и царя вернуть и жить как раньше жили. Будто ныне правит правительство временное. И править оно будет лишь до избрания Учредительного собрания.

Валериан заметил оживление на перроне. Появились дворники и принялись ломиками скалывать лед, широкими деревянными лопатами разбрасывать этот лед со снегом по газонам, метлами сметать остатки. Подошел к наблюдающему за работой железнодорожному чину в мундире:

Чего это они размахались так. Никак начальство ждут?

Так точно. Поезд с политкаторжанами из Мариинска вышел. Через три часа будут тут. Приказано встретить поезд со всеми почестями, как царя в свое время встречали.

Вот это история! - изумился Валериан – Это что ж теперь каторга да тюрьмы заслугой считаются?

Выходит, что так – вздохнул железнодорожный чин.

Валериан оживился. Выяснил, что в ресторане накрывают стол на 80 человек. Что из Томска прибыл полковник - советник губернатора для встречи поезда, что прибывший вместе с полковником духовой оркестр срочно разучивает революционный гимн “Интернационал”. Перрон заполнялся людьми. У многих одежда была украшена красными бантами. Восторженное ожидание приближалось к кульминации и разряжалось где-то в толпе ожесточенными ссорами.

Наконец, на востоке показался поезд. Раздался протяжный гудок, грянул оркестр, паровоз, замедляя ход, обдал присутствующих клубами пара. Полковник с хлебом-солью стоял у входа в вокзал. Пот градом катился с его жирного лба. В глазах огромное желание оказать лояльность новой власти и полное отчаяние от непонимания своей роли в этой новой властной структуре.

Двери вагонов открылись. В них стояли кондукторы с флажками, но из вагонов никто долго не выходил. Окна вагонов были покрыты слоем льда вперемешку с паровозной копотью. Разглядеть в них кого-то было невозможно.

И вот на ступеньках одного из вагонов появилась женщина лет тридцати пяти. Ей подали руку, помогли спуститься на перрон. Она приняла помощь как должное, не удостоив встречающих даже взглядом. Вслед за ней спустился уставший от продолжительной пьянки небритый человек в пенсне. За ними потянулись жидкой струйкой еще несколько человек. Обращаясь к небритому, женщина сморщила нос:

Гляди-ка, Яков. И здесь хлеб-соль. А рожи-то те же.

Это только доказывает, Машенька, мой тезис о том, что революция кардинально изменит человека.

Э-э нет, дорогой. Человеческое нутро не изменишь. Революция может только временно использовать имеющийся человеческий потенциал, а настоящие, кардинальные перемены в обществе может осуществить только новый человек. А его еще воспитать надо.

Группа каторжан приблизилась к спотыкающемуся от волнения полковнику. Полковник поклонился и в замешательстве от необходимости определить кто же главный, протянул хлеб-соль небритому в пенсне. И не угадал. Дама взялась за хлеб, развернула полковника к себе, сняла с подноса рюмку водки, лихо опрокинула ее в рот, отломила кусок хлеба, поднесла к носу, глубоко втянула ноздрями хлебный дух, крякнула, обмакнула хлеб в солонку, поместила в рот и принялась методично и не торопясь его пережевывать, не отрывая при этом немигающий взгляд от полковника.

Полковник, запинаясь на каждом слове, молвил:

Добро пожаловать в Томскую губернию, дорогие гости. Милости просим отобедать с нами чем бог послал. Разрешите представиться: советник томского губернатора, полковник Махнов Степан Вениаминович.

Дама завершив жевание, по-прежнему не мигая глядя в глаза полковнику, сглотнула и неожиданно сильным голосом опытного оратора громко ответила:

Спасибо, не откажемся отобедать. На каторге, куда вы нас заточили, нас разносолами не кормили. Разрешите и мне представиться: Мария Спиридонова, осуждена в 1908 году на вечную каторгу в Нерчинск за убийство советника тамбовского губернатора Луженовского. Сейчас возвращаюсь в страну продолжать свое правое дело. Дружная у нас компания за столом получится, господин советник губернатора. Не правда ли?

Спиридонова ткнула полковника в бок и захохотала.

Валериан признал в небритом Свердлова и с трудом пробился к нему сквозь толпу. Свердлов обернулся на приветствие, обрадовался, увидев Валериана. Мужчины потянулись друг к другу, обнялись. Свердлов, завершив объятия, обратился к Спиридоновой:

Позакомься Машенька: Валериан Куйбышев - и, глянув на Валериана – ты с нами, дружище? - И, получив кивок согласия, снова к Спиридоновой – Танцуй, Машенька. Будет тебе теперь музыка. И песни будут, и танцы, и стихи. - И вновь, обращаясь к Валериану, - инструмент-то у тебя с собой? - И получив в ответ знак отрицания, - Ну ничего, мы полковника попросим посодействовать.

Советник губернатора с интересом наблюдая сцену встречи давних друзей, тут же распорядился и повторил приглашение на обед. Спиридонова взяла Валериана под руку и, заглянув в его широко поставленные серые глаза, молвила не без кокетства:

Ну вот, наконец-то, появился настоящий мужчина. А то, либо лапать начинают молча без разговоров как Сталин, либо за разговорами и не вспомнят о том, что перед ними женщина, как Свердлов.

Валериан, направляя Марию, а вместе с ней и увеличивающуюся числом цепочку революционеров вслед за полковником:

Не будьте так строги к нашему брату, Машенька. Можно я так буду Вас называть?

Называйте, только знайте, что имя часто бывает обманчивым. Снаружи глупая и наивная Маруся, а внутри непоколебимая Мария с каменным сердцем.

Так бывает, не спорю. Но все же чаще бывает наоборот. Мир жесток и чтобы выжить в этом мире женщине, часто не по своей воле, приходится надевать броню железной и непоколебимой неприступности. А под броней этой скрывается нежное сердце, полное нерастраченной любви и ласки.

Спиридонова встретилась с Валерианом коротким взглядом и молча продолжила свой путь. Только пальцы в перчатке непроизвольно сжали локоть Валериана.

За обедом много пили. Произносились непрерывные приветственные речи и ответные тосты. Еды было приготовлено больше, чем можно было съесть. Остатки в кастрюлях взяли с собой в дорогу. Так что обед продолжился и в штабном вагоне в поезде. Но уже с музыкой мандолины, гитары и баяна, которые были доставлены отцам революции от советника томского губернатора. Валериан забавно танцевал “Комаринскую”, одновременно аккомпанируя себе на мандолине. Задушевно пели хором революционные песни. Устав, стали расходиться по купе. Куйбышев пошел провожать Спиридонову и остался у нее до утра.

Вернулся с рассветом. За столом сидел в одиночестве Свердлов. На диване спал не уходивший никуда Сталин. Обратился к Свердлову:

Яков, ты что же и не ложился?

От самого Красноярска глаз не смыкаю. Все никак осознать не могу, что свершилось. Что наша взяла.

Меня ведь тоже в Туруханск определили. Революция с этапа в Томске сняла. До Красноярска и не добрался.

Ну проходи, проходи к столу. Опохмелись, да балычком осетровым закуси.

Опохмелиться не помешает. Ты прав Яков. Но я б чайку горяченького хлебнул.

Ну это без проблем. Посмотри там в углу примус стоит. Чайник на столе, вода в бачке, а заварки я тебе отсыплю. У меня полный кисет. Вместо махорки чаем набил. Перестал, знаешь, махорку курить. Только папиросы. Как на Енисее под лед попал, кашлять от махорки стал. И табак трубочный тоже не идет. А папироски ничего. Помогают подумать о смысле жизни.

Зашумел примус . Вскоре подал звук и чайник. Валериан бросил в чайник заварки, погасил примус и , дав чаю немного отстояться, разлил его по кружкам. Свердлов после каждого глотка ставил кружку на стол. Валериан кружку из ладоней не выпускал и по арестантской привычке, сделав глоток, оставлял лицо там же у самой кружки, стараясь не пропустить мимо ни одной калории тепла.

Под стук колес шла неторопливая беседа. Вспоминали совместную ссылку в Нарыме еще до Туруханска, общих знакомых, выживших и умерших. Свердлов потянулся за папироской:

Давай не будем о грустном. Ты расскажи лучше как ты Машеньку-то распечатал. Ведь говорят она целка, не тронутая никем до сих пор.

Любопытен ты, Яков. Да только не люблю я о бабах толковать. Ты у нее спроси. Может она и расскажет что. Я вот думаю что мне лучше сделать: в Питер с вами, или в Самаре сойти? Да и вообще, чем заняться сейчас в новых условиях?

Да, ты прав. Это обмозговать надо. Давай-ка я Сталина разбужу. Пора бы ему уже и проснуться. Вот гигант спать. А ты сходи в четвертый вагон, Муранова Матвея позови и Бубнова с Иоффе. Муранов со Сталиным члены ЦК все же, а ты с Андреем и Адольфом просто толковые ребята. Ну и депутатов всех четверых, само собой. Проведем заседание Сибирского отделения Русского бюро ЦК РСДРП(б).

 

* * *

 

Без Ленина и вождей разговор получился рваным. Вопросов, требующих немедленных ответов, было великое множество, а твердой и единой позиции не было. Поддерживать ли временное правительство? Участвовать ли в выборах в Учредительное собрание? Продолжать ли войну или по-прежнему выступать за поражение России? Каждый склонялся к какому-то варианту ответа по каждому из этих вопросов, но не торопился высказывать свое мнение. Было легко ошибиться и не угадать Ленинский набор ответов, а вместе с ним и генеральную линию партии. Попадать же в число уклонистов не хотелось. У товарищей была хорошая память. Они знали, что рано или поздно предстояло в этом уклоне раскаиваться. А это лишние хлопоты. Поэтому после слабых попыток Муранова и Свердлова сделать какие-то обобщения, решили теоретических вопросов пока не касаться и заняться укреплением организационной структуры партии. Было решено, что Муранов выйдет в Москве, Сталин, Свердлов и Иоффе направятся в Питер выйдут на связь с остальным руководством партии и займутся выработкой генеральной линии. Куйбышев, Бубнов и остальные товарищи разъедутся по местам и займутся пока сбором информации о текущем положении в стране. Центральный вопрос: связь. И центр, и провинция займутся организацией доступа к телефону и телеграфу.

Валериан сошел с поезда в Самаре. Со Спиридоновой попрощались без объятий крепко пожав друг другу руки, будто и не было ночной остервенелой ебли со стонами и криками под стук колес.

 

* * *

 

Михаил Владимирович Рудин заведовал буйным отделением психиатрической больницы на набережной Пряжки. Должность была ответственной и для аспиранта второго года вполне престижной. Начальство работой Рудина было довольно, так как больные в буйном отделении долго не задерживались, быстро шли на поправку и переходили к другим профильным врачам. Михаил Владимирович носил очки с толстыми линзами, был выше среднего роста, грузный, с огромными кулаками. Один вид этих кулаков действовал на пациентов успокаивающе, хотя Рудин никогда не пускал их в ход.

К своей работе Рудин относился с большим интересом и усердием: читал зарубежные научные журналы, использовал современные методики. Начальство, просматривая аккуратно заполненные Рудиным истории болезней, отмечало его высокий профессионализм и научный потенциал. Однако страсть Рудина к работе объяснялась не только его любовью к высокой науке. Была и другая, скрытая от сотрудников сторона его профессиональной деятельности.

Буйное отделение находилось в отдельном здании на самом отшибе больничного двора рядом с моргом. Рудин убедил руководство выстроить перемычку между зданиями морга и буйного отделения и оборудовать там научную лабораторию. Пристройка была построена быстро: за несколько месяцев. Энергии Рудина хватало даже на то, чтобы в свободное от работы время самому разносить по рабочим местам кирпичи и месить раствор вручную. Площади ее хватило для того, чтобы отгородить в ней перегородками приборный отсек, для лабораторного изучения человеческого мозга, палату для психологического анализа пациентов, темные комнаты под фотолабораторию, препараторскую и душ для санобработки. В пристройке было два выхода: один прямо на улицу, а другой на больничный двор. Кроме того территория лаборатории соединялась дверями на замках с моргом и буйным отделением.

Рудин был полным хозяином в лаборатории. С ключом от нее не расставался ни днем, ни ночью. И без надобности не допускал туда ни сотрудников, ни, тем более, пациентов. К этому все относились с пониманием: молодой ученый проводит опыты для диссертации.

Пациентов для исследования Рудин подбирал самостоятельно во время первичного осмотра в приемном покое. Как-то так получилось, что этими пациентами оказывались смазливые безусые юнцы, играющие в революцию. Их горячность, необузданность и самовлюбленная напыщенность слога, вынуждала обывателей сдавать их в полицию. А полиция, не обнаружив ничего серьезного, от греха подальше сдавала их в буйное отделение. Рудин с радостью принимал очередного героя и первым делом поил его горячим чаем с пряниками и халвой. Вел неторопливую беседу о детских страхах, о родителях, о любимых игрушках, снах. Беседа плавно перетекала в рассматривание свежих синяков и шишек, давних болячек. Рудин нежно поглаживал юную кожу юнца и говорил, что необходимо наложить лекарственную мазь. Но прежде следует принять душ для дезинфекции. И чтобы не случилось болевого шока ставил парнишке укол. Движения парня затормаживались, возникало ощущение падения. Молодого человека начинало покачивать и он, снимая брюки, не мог устоять на одной ноге. Рудин помогал ему сохранить равновесие, обнимая за талию. Избавившись от одежды, юнец включал душ и, насладившись первыми струями, принимался натирать тело намыленной мочалкой. Вскоре он обнаруживал рядом с собой голого Рудина с изменившимся без очков ласковым лицом:

Давай-ка я тебе спинку потру, зайчик ты мой.

Парнишке не хотелось быть зайчиком. Рука его с мочалкой упиралась в волосатую грудь Рудина:

Пустите. Не надо. Я сам помоюсь.

Но сил не хватало даже на то, чтобы удержать мочалку.

 

* * *

 

… Ротмистр от жандармерии Виктор Михайлович Матненко впервые узнал о существовании доктора Рудина года два назад на допросе террориста-смертника. Мальчишка-террорист из недоучившихся студентов забыл выдернуть запал. Самодельная бомба не взорвалась и карета градоначальника проехала невредимой. В первый день ареста террорист был абсолютно невменяем. Разговаривать с ним было бесполезно. Лишь в конце второго дня, когда кокаин в основном из организма вышел, а ломка еще не началась, состоялась осмысленная беседа-допрос.

В ходе этого допроса Матненко и узнал о секретной жизни перспективного молодого врача. Матненко обожал вот такие жизненые истории с двойным дном. Проверив показания мальчишки-террориста, Матненко убедился, что тот не врет и отложил факт гомосексуализма Михаила Рудина в свой золотой запас компромата. Самого Рудина Матненко не тревожил до поры. Протокол допроса нашел свое место в личном архиве Матненко и пролежал там без движения до самого Нового 1917 года. Убийство Распутина стало для Матненко последним знаком падающего царизма. Матненко ожидал надвигающуюся революцию без паники. Здравые рассуждения приводили его к выводу о том, что любое государство, которое прийдет на смену царской власти должно будет позаботиться о своей собственной защите. А значит и криминальная полиция, и политический сыск будут востребованы. А значит профессионалы и он – Матненко, понадобятся. Разумеется произойдет это не сразу. Какое-то время потребуется “товарищам”, чтобы показать кто в доме хозяин. Ну покипит-покипит их “разум возмущенный” да и остынет. Сладка власть и терять ее товарищам не захочется. Потребуются и им карательные органы, какими бы “друзьями народа” они ни прикидывались. Вот тогда-то Матненко и пригодится. Вот тогда-то он и всплывет. А пока нужно исчезнуть, замереть и хорошенько подумать о том где, когда и кем всплыть.

Матненко нанес визит Рудину сразу после Нового Года. Тот быстро сообразил, что речь идет не только о его карьере, но и о свободе, а может быть и жизни и предоставил свою лабораторию Матненко в полное распоряжение. Матненко осмотром помещений остался вполне удовлетворен: идеальное место для берлоги. Ну кому, в самом деле, прийдет в голову искать жандармского ротмистра в морге или в отделении для буйных психбольницы.

В течение января Матненко заполнил кладовую продуктами, в препараторской оборудовал уголок для приготовления пищи, а в фотолаборатории установил несколько сейфов с секретными документами. Это был компромат на революционеров. В феврале все было готово и после отречение царя жандармский штабс-капитан Матненко исчез из жизни, а в лаборатории Рудина появился небритый и постриженный наголо пациент, на которого никто не обращал внимания. По утрам Матненко в солдатской форме без погон, но с нашивками за ранение возникал на трамвайном кольце на речке Пряжке, скупал свежие газеты и исчезал с ними в берлоге. Несколько часов уходило на изучение газет, приготовление пищи, размышления. Пообедав, раненый солдат Матненко отправлялся на прогулку по городу, возникая в разных районах города на митингах, демонстрациях, собраниях различных партий в качестве сочувствующего.

 

* * *

 

В дверь осторожно постучали. На пороге стоял заросший щетиной улыбающийся Сталин. Молотов отступил на шаг в замешательстве, вспоминая как они расстались четыре года назад: на «ты» или на «Вы»:

Коба, ты?... Жив? - протянул руку. - Проходи, гостем будешь.

Сталин ступил в прихожую, распахнул руки для широкого объятия. Обнялись.

Сталин я, Вячеслав. Сталин. Забыл что ли?

Как можно забыть, товарищ Сталин. Как Вы вернулись из Вены от товарища Ленина в 13-м году, так и наказали называть Вас Сталиным.

Ладно, давай без этих церемоний. На людях как хочешь: можешь и уважение к моим годам показать, а один на один или кругу друзей давай на «ты». Один живешь, без бабы? - Сталин снял ватник, обтер сапоги мокрой тряпкой у порога и прошел в гостиную.

Молотов на вопрос отвечать не стал, прошел на кухню, скрипнули дверцы шкафа:

Чай поставить, Коба, или закусить? У меня коньяк шустовский, конина вяленая с чесноком, сыр вологодский.

Не буду отказываться, Вячеслав. Разговор у нас с тобой долгий.

Молотову вспомнилась первая встреча со Сталиным. Было это в конце лета 12-го года. Молотов был тогда студентом политехнического института, подрабатывал на балтийском заводе мастером по резанию металлов. Сталин пришел тогда к ним на завод провести семинар с рабочим активом. Что-то важное обсуждали … Да-да, только что в Праге завершилась партийная конференция, которая впервые прошла без меньшевиков. Тогда к названию партии и добавилась буква «б». Партия стала называться Российской Социал-Демократической Рабочей Партией большевиков — РСДРП(б). Сталин тогда пригласил Молотова поработать корректором в редакции газеты «Правда».

Сталин присел за стол, достал из кармана пачку газет, купленных только что на пути с вокзала. Развернул, углубился в чтение. Мелькнуло воспоминание о первой встрече с Молотовым пять лет назад. Между ними тогда была огромная дистанция в партийной иерархии: Сталин стоял совсем близко к вершине (его только что ввели в русское бюро партии и коаптировали в члены ЦК), а Молотов у самого основания пирамиды: не был (по молодости лет или из скромности) даже секретарем первичной ячейки. Сталин проводил тогда семинары с рабочим активом на заводах Питера. Он не любил подолгу говорить, стесняясь своего акцента, обычно приносил с собой свежие номера газеты «Правда» и просил кого-нибудь из присутствующих пограмотнее читать вслух отмеченные карандашом материалы. Когда собравшимся что-то было непонятно, они прерывали оратора вопросами. Вот тогда вступал Сталин и давал краткие, но емкие пояснения. Молотов был одним из таких чтецов и сразу обратил на себя внимание Сталина тем, что, читая текст, успевал вникнуть в его содержание, что было большой редкостью.

Выпили за встречу. Закусили. Сталин, набив трубку, пересел на кушетку:

Ты вот что, Вячеслав, газеты мне пересказывать не надо. Я их и сам прочту. Ты мне скажи, как получилось, что «Правда» стала поддерживать участие в войне? Это что, смена курса? Кто дал указания? Или ты сам инициативу проявил?

Что ты, Коба? Как можно? Ты же знаешь, что без прямых указаний я никогда не отклонюсь от курса. Да и не зависит от меня теперь ничего. Это когда в 13-м году засудили депутатов госдумы от большевиков, а вслед за ними и всех мало-мальски заметных членов партии, отправили в ссылку, я остался один в редакции. Вот тогда я был и швец, и жнец, и на дуде игрец. А сейчас мое слово ничего не значит. Опять сел на корректуру.

Так кто сейчас в редакции за главного?

Как кто? Каменев, конечно. Он сейчас за главного и в редакции, и в ЦК, и в партии.

Ну это ты хватил, Вячеслав. В партии всегда был и остается главным Ленин Владимир Ильич. Не знаешь что ли?

Знать-то знаю, а только где он сейчас, Владимир Ильич? А Каменев здесь распоряжается.

Ну а что такого? Каменев — многолетний, неоднократно проверенный член ЦК. По праву старшего по званию возглавил партию. Ты с чем не согласен?

Понимаешь, Коба, линия Каменева расходится с ленинской. Последнее письмо Ленина он в номер не поставил, а вместо него поставил свою статью.

Ну что ж такого? Поставит письмо Ленина в следующий номер. Наверное статья была более срочной.

Нет, Коба. Тут не в срочности дело: статья Каменева идет в разрез с ленинскими письмами. Ты что, разве не читал?

Газету со статьей Каменева я прочел еще в поезде, а вот ленинских писем не видел, так что сравнивать не с чем.

Молотов снял пенсне, достал платок из кармана, стал протирать стекла:

Ну да, как же ты мог прочесть эти «Письма издалека», если они до конца не опубликованы.

Вот и я о том же. Давай-ка рассказывай.

Молотов водрузил очки на место и, устремив на Сталина ничего не выражающий взгляд принялся за свой рассказ. Сталин узнал, что Каменев появился в Питере неделю назад и с тех пор «в набор» подписывает только он. Первым делом он снял висевший годами на первой полосе лозунг: «Долой империалистическую войну» и вместо него повесил: «За выборы в Учредительное собрание». Когда пришли письма Ленина с призывами к немедленному прекращению мировой войны, к выходу Россию из коалиции, Каменев их печатать не стал, а на вопрос Молотова «Почему?» - Холодно ответил: «Владимир Ильич не владеет оперативной обстановкой. Публикацию писем я откладываю до его приезда».

Сталин, размышляя над рассказом Молотова, вспомнил, что аналогичная ситуация произошла и с ним в 12-м году. Он тогда, будучи за главного в редакции, позволил себе немного задержаться с ленинскими публикациями и тут же последовала резкая реакция Ильича в виде письма Крупской и внедрения в редакцию соглядатая Свердлова. «Да, Льву Борисовичу сейчас не позавидуешь. Гнев вождя в такой ситуации неизбежен».

Ну а сам-то ты как думаешь, Вячеслав?

О чем, Коба?

О Каменеве, о Ленине, о войне, об учредительном собрании.

Мне в этом сложно разобраться, Коба. Линия партии мне неизвестна, а своего мнения у меня нет.

Сталин нахмурился:

Ты, Вячеслав, не темни. Забыл, кто тебя в редакцию порекомендовал? Я отвечаю за тебя сейчас также, как отвечал тогда. Перед партией отвечаю. И я должен знать, что у тебя на душе. Можно ли тебе доверять по-прежнему. Революция идет. Шутки кончились.

Молотов запыхтел, что случалось с ним в моменты крайнего волнения. Они не были со Сталиным друзьями. Товарищами по партии были: старший товарищ, младший товарищ. Отношения только деловые, да и то всего несколько месяцев, да и то четыре года назад. Но Молотов отлично понимал, что отмахнуться от вопросов Сталина никак не возможно, что отвечать он должен со всей откровенностью на какую только способен, что устами Сталина сейчас с ним говорила партия. А партия видит все. Лукавство с ней немыслимо. Немного заикаясь, что было признаком волнения:

Не темню я, Коба. Откровенно говорю, не понимаю, что происходит. Мозгов у меня для этого не хватает, а вразумить некому. Несколько раз слушал Каменева: все понятно и логично. Он утверждает, что все идет по сценарию, который гениально описан в программе партии, принятой на втором съезде в 1903 году и уточненной на Пражской конференции в 1912 году. Формулировки, кстати, все ленинские. Там, в программе, записано, что конечной целью борьбы пролетариата за свое освобождение является построение коммунистического общества. Этой цели пролетариат может достичь лишь получив всю власть в свои руки. Но одной власти в руках пролетариата недостаточно, нужен еще и высокий уровень развития производительных сил. Иначе как общество сможет удовлетворить потребности всех своих членов? Поэтому социалистическая революция должна пройти в два этапа. На первом этапе власть переходит из рук монархии в руки демократического правительства. Демократические процедуры, капиталистическая конкуренция поднимают до необходимого уровня производительные силы. И когда уровень развития производительных сил становится достаточным для удовлетворения потребностей, пролетариат осуществляет второй этап революции (социалистический), берет власть в свои руки и наводит порядок в распределении.

Сталин согласно кивнул:

Да, все так и есть. Я слышал эти слова от Льва Борисовича еще в Грузии в первую русскую революцию 5-го года. В чем же проблема?

Молотов, заметно волнуясь:

А проблема в том, что если приложить всю эту высокую теорию к тому, что происходит сейчас, то что мы имеем? - и, отвечая самому себе, - а имеем мы вот что: царизм свергнут? - Свергнут. Выборы в Учредительное собрание назначены? - Назначены. Временное Правительство власть держит до Учредительного собрания? - Власть держит. Значит все идет по плану? - Значит все идет по плану. Впереди парламентская власть, где будут пропорционально представлены все слои общества и мирное развитие производительных сил при независимом суде и справедливых выборах. Так? - Молотов заглянул в глаза Сталину и, не получив ответа, продолжил: - Ну а раз так, то все, что сейчас происходит в России — это происходит на благо рабочему классу и мировой революции. Если так, то задача нашей партии, как партии пролетариата, максимально поддерживать Временное Правительство. В том числе и в продолжении участия страны в мировой войне на стороне коалиции. Для будущего революции победное завершение войны кровно необходимо.

Сталин раскуривал потухшую трубку. В комнате нависла неловкая тишина. Так бывает, когда ход разговора приводит собеседников к некоему выводу, но сформулировать этот вывод никто не решается: слишком кощунственно звучали бы любые сказанные слова.

Молчание нарушил Сталин.

Четверо суток ехали в поезде из Сибири. Шесть вагонов ссыльных. Одних только большевиков 86 человек. На станциях глотали свежие газеты. Обсуждали события на перегонах. По вопросу поддерживать/не поддерживать Временное Правительство двух мнений не было: поддерживать. Разночтения были лишь в степени поддержки. Кто погорячее — то за любовь до гроба, кто поосновательнее — тот за поддержку в организации выборов в Учредительное собрание, а с остальными вопросами намерены повременить. Но все согласны с тем, что тезис на поражение в мировой войне надо снимать. Это не вся партия, но ее сердцевина — члены ЦК, депутаты Думы, проверенные бойцы.

Молотов, разминая руками жесткую ленту красного вяленого мяса, подхватил мысль Сталина:

И на заводах такое же настроение: проводить своих представителей в Учредительное собрание, а пока поддерживать Временное правительство даже по вопросу войны до победного конца.

Замолчали. Молотов жевал, Сталин курил в задумчивости. Кощунственные слова произнес Молотов:

Так что ж получается, Коба? Выходит, что Владимир Ильич по-прежнему выступая за поражение Временного Правительства в войне, за немедленный мир без аннексий и контрибуций, идет против партии? Разве это возможно?

Не торопись, Вячеслав. Выводы делать пока рано. Объявится Ильич — узнаем о его планах, тогда и выводы будем делать. Ждать осталось недолго.

 

* * *