КСП. Правда жизни

Легко говорить об авторской песне, которая стала однажды одним из основных увлечений моей жизни, определила ее вектор. Трудно говорить о ней, потому что она стала частью моей личной жизни. Этот разговор также невероятен, как признание в любви на площади.

Не являясь ни автором, ни исполнителем авторской, или, как мы ее раньше называли, самодеятельной песни, я принадлежу к многочисленной армии слушателей, без которых, смею утверждать, не было бы движения КСП, которое охватило значительную часть поколения, чья молодость пришлась на конец 60-х - начало 90-х 20 столетия. Опять-таки берусь утверждать, что движением КСП тогда была «больна» значительная часть свободомыслящих слоев населения, и симптомами этой «болезни» были романтика дальних дорог, обостренное чувство локтя, желание свободы самовыражения в творчестве, замешанные на энтузиазме, эмоциональном подъеме, братстве.

Движение, зародившееся на благодатной почве времен оттепели 1958-1964 годов, оформилось в 1967 году, когда начался отсчет слетам КСП. Возьму на себя смелость поделиться некоторыми мыслями о том, какова природа причины возникновения движения, и как это движение повлияло на судьбы моего поколения.

Прежде, чем говорить о движении КСП, хотелось бы разобраться, было ли оно собственно движением или просто брожением умов, способом существования.

«Движение». В переносном смысле – это: а.) Смена чувств, мыслей, переживаний, испытываемых кем-либо. Желание, намерение сделать что-либо под влиянием чувств, мыслей, переживаний, испытываемых кем-либо б.) Деятельность широких масс или слоев общества, направленная на достижение каких-либо целей.

(Современный толковый словарь русского языка Т.Ф.Ефремовой).

Современная социологическая наука дает определение понятия «круга людей» – это некоторое количество лиц, постоянно встречающихся, поддерживающих личные контакты, но не имеющих внутренней организации, не ставящих никаких общих целей, не предпринимающих общих усилий.

Еще есть в социологии понятие «социальной группы». Это объединение людей, основанное на участие в некоторой деятельности, связанной с системой отношений, которые регулируются формальными или неформальными социальными институтами, обладающими общими ценностями. Отделены от других общностей на основе принципов обособления.

Исходя из вышесказанного, я бы дала такое определение «движению КСП».

Это было молодежное песенное движение социального круга, выросшего до большой социальной группы, не ставящее перед собой никаких целей и задач.

В настоящий момент движение КСП превратилось в «круг людей», объединенных благодаря стойкому интересу к авторской песне.

«Все уже круг друзей, все уже круг

Знакомых лиц и дружественных рук,

Все шире круг потерь, все глуше зов

Ушедших и умолкших голосов»

Юрий Левитанский

Деятельность, которой были заняты участники движения КСП, была основана на интересе к песням и скетчам.

Скетч (XIX — начало XX вв.) короткая юмористическая пьеса с двумя, реже тремя персонажами.

Скетч-шоу — неопределенное количество комедийных сценок, как правило, от одной до десяти минут каждая.

КСП-шники, как называли себя участники движения, обозвали скетчи «выходами», а песня, которая была душой движения, в конечном итоге стала зваться авторской. Хотя авторская песня – понятие более широкое, включающее в себя помимо прочего «русский шансон».

На первом этапе лидеры движения КСП песням, близким духу КСП, уйдя от начального «самодеятельные», дали название бардовские, а людей, эти песни сочинявшие, соответственно, назвали бардами. Этим самым был придан новый смысл понятию бард.

«Бард – поэт и певец в средние века» - классическое определение; по-новому бардом стал называться поэт и певец, чьи песни являлись культовыми в движении КСП.

По мере затухания движения КСП слово барды становилось нарицательным и постепенно заменялось на «авторы», а песня стала называться авторской, и в конечном итоге перестала выражать идею движения.

Бардовская песня - социальная, созвучная внутреннему ощущению социума, ставящего ее во главу угла. (Социум - коллектив людей, характеризующийся общностью социальной, экономической и культурной жизни). В данном случае под социумом понимаются участники движения КСП.

В силу закрытости движения КСП «социум» собирался в основном вокруг костра. У каждого костра по большей части пелись одинаковые песни, но различия были. Одни плюс ко всему любили петь песни из репертуара Битлз, другие пели народные песни, третьи городской романс, четвертые песни на стихи Есенина. Очень хорошо вписывались в «наш круг» песни Советского ренессанса из репертуара Марка Бернес и Леонида Утесова, песни из кинофильмов.

Приведу еще одно «смелое высказывание» - не барды породили движение, а движение КСП создало предпосылки для появления необычайного числа пишущих в этом жанре авторов.

Движение же, на мой взгляд, возникло в результате противодействия «заморозкам конца 1960-х» - «запрету на деятельность» клубам туристической и самодеятельной песни и давлению на них властей.

Ну вот, а теперь, определившись с основными понятиями и терминами, вернемся к началу, то есть к середине 70-х годов, когда я со своим кругом друзей примкнула к движению КСП.

Учились мы в Московском геодезическом институте, получая «полевую» специальность геодезиста. В то время в МИИГАиК, таково было название института, существовали альпинистская и туристическая секции, члены которых успешно решали насущные задачи и текущие проблемы: ходили в тренировочные и категорийные походы, получали спортивные разряды в альплагерях. Наша компания не вписалась в их среду, но мы ходили зрителями на слеты, которые устраивались под флагами факультетов, самым известным из которых, проводимый два раза в год, был знаменитый среди московских студентов слет «Картфака». На нем зародилась традиция показа скетч-шоу, которая передалась правомочному преемнику «Картфака» кусту «Разгуляй». На «Картфаке», конечно, пели песни – вначале хором, вставши в круг посреди поляны, а потом у костров. Репертуар был богатый – блатной и городской романс, так называемая студенческая песня, в том числе и новые песни, авторы которых находились в этом же круге.

Но мы, к сожалению, не застали расцвет «Картфака». Слет был «задавлен» административными ограничениями и пожух; наступали сумерки. На них проводились в основном спортивные мероприятия. Пели мало.

Песни были лирическими, шуточными, порой не имеющие смысла, например, по-детски смешные куплеты с вариациями «Жил-был у бабушки серенький козлик». Было весело, но и только. Как-то на туристическом слете у чужого утреннего костра я впервые услышала песню Окуджавы «Прощание с Новогодней елкой», которая, несомненно, поразила мое воображение. Не слышанные ранее ни в каких текстах - ни в школе, ни дома - эпитеты (Ель - «Спас-на-крови», «уходящий олень», у которой «отдаленный» силуэт, а январь - «бешенный, как электричка», а у женщины «осторожная тень»), будили погребенные под каноническими текстами соцреализма ассоциации и волновали неясным предчувствием. Кроме того, одушевление ели, ее возвеличивание, сравнение с храмом, с царственной особой, которой верно служат пусть даже с картонными бубнами, с любимой женщиной, тень которой затерялась в хвое, переворачивало привычный мир знакомой литературы и слышанных ранее песен. Тогда у нас только-только сложился «круг друзей»-первокурсников, сложился во многом благодаря песням, которые привнесла в него вместе с семиструнной гитарой наша более опытная подруга, которую к тому времени успели отчислить из двух институтов – Горного и Гидромета. Это были песни братства, в которых не только дружба, но и любовь была суровой. «Плюньте, кто на дно пойдет последним, в пенистую морду океана…», «Счастья нет, нет, нет…», «Мы выходим на рассвете…» (С. В. Шабуцкий), «Сырая тяжесть сапога, роса на карабине..»(И. Жданов, А. Дулов), «Только двое по пляжу бредут, увязая в песке, друг от друга уже далеко по вдоль кромке воды» (Сл. О.Степанов, муз. О. Маркин). Эти песни не имели для нас ни автора, ни времени написания, они, исполняемые нашим нестройным хором, под трехаккордный аккомпанемент гитары, цементировали нас в монолит, который почти не разрушился с годами.

«не за тепло люблю костер, за тесный круг друзей». (А. Йошпе, С. Рахимов)

Наш круг, оговорюсь сразу, немногочисленный, собрался вокруг девушки с гитарой, певшей чуть хриплым голосом тихие песни. Интерес к пению под гитару стал превалировать над всеми другими интересами. Мне кажется странным факт, что мы в то время были единственными в нашем «походном» институте, кто так воодушевился этими песнями.

«Отгорев на костре эмоций, мы по жизни шагаем ногами

Симпатичнейшие уродцы с перекошенными мозгами» (М. Полячек)

Эта песня была про нас, потому что в силу своей непохожести на остальных, мы очутились в изоляции, о чем, кстати, нисколько не жалели.

В мае 1973 года «наш круг» попал на 13 слет КСП. Хвостами. Через третьих лиц мы узнали, что некая «тайная» организация в условиях конспирации проводит слет посвященных в «тайну» членов, которые (о счастье) так же беззаветно, как и мы, любят петь «наши» песни и могут их петь сутки напролет. То, что мы там увидели и услышали, превзошло все, разбуженные нашим воображением, фантазии. Еще бы. Начиная с того, как мы, выслеживая «тайных» членов, добирались до места слета, кончая отличительными знаками – эмблемами «посвященных», придавало особую пикантность нашему участию в нем. Мы познали радость и восторг гадкого утенка, принятого в лебединую стаю. Это ли не великая задача юности – найти себе подобных? Казалось, что праздничный сценарий слета разыгрывался исключительно для нас, для вновь обращенных. Факельное шествие и голос слаженного хора (хора МИФИ), исполняющего в едином порыве «Гаудеамус игитур» (застольная песня вагантов — средневековых бродячих поэтов и певцов, среди которых были студенты), и тут же следом нескончаемые куплеты «Джон Браун пал на поле боя», костер, сложенный из факелов – все это переносило во времена средневековья, где сражались за честь благородные и отважные рыцари. Ночной концерт с вольницей – того, кто не пел «наши» песни могли запросто освистать, а тех, кто пел, сливаясь душой со стоящей стеной толпой, лицом и ухом внимающей песне, каждому слову, каждой ноте, ждал выдох восторга и восхищения. Вслед за бессонной ночью у поющего костра, где царили Александр Костромин и Александр Евстигнеев, пришел день, а с ним скетчи, и дневной концерт. Заключительный аккорд слета – песни Б.Окуджавы «Поднявший меч на наш союз» и «Молитва», исполнявшиеся многоголосицей «связанной одной цепью» толпы, взявшейся за руки, собственно и поставил все на свои места. Отныне я, мы были подключены к одному «волшебному» аппарату, который продуцировал песни. Песня стала воздухом, едой и питьем для нас. Жизнь потекла созвучно строке «мы с песнями Кима и сказками Грина готовы к чертям на рога».

Столько лет прошло, а я до сих пор «дышу» авторской песней и «по блеску в глазах отличаю друзей» (Б. Вахнюк). Причастность к движению КСП дала мне, нам точку отсчета и эталон для оценки происходящего в мире.

Можно спорить о художественной ценности текстов песен этого жанра, о несовершенстве их мелодических построений, но единственным критерием оценки творчества бардов является один – поются или не поются его песни. А если поются, то кем.

После 13 слета мы запели «бардовские песни». «А у меня в Москве купола горят…» (на стихи М. Цветаевой), «Он за мною следом шел..» (В. Шабанов), «Косые дожди» (В. Турьянский), Кожаные куртки (А. Городницкий), «Я сказал одному прохожему» (М. Анчаров) и многие другие. Слетовская сцена была необходима в одинаковой степени авторам песен, их исполнителям и слушателям. Хорошим тоном считалось выйти на сцену с новой песней или с новой композицией. Иногда песня была настолько созвучна слушающим, что тут же у костров ее начинали разучивать и часто, возвращаясь со слета в одной электричке, заполненной незнакомыми, но «в доску своими», под аккомпанемент нескольких гитар, доносящийся из разных концов вагона, слаженно пели только что услышанную песню.

Эти песни, помимо того, что давали ощущения «тесного круга», защищающего от внешней «неправды жизни», отличались интонацией искренности и, казалось, что через них вот-вот откроется истина, спрятанная наносной шелухой «той» жизни, где главной задачей было умение ловко приспособиться, «прогнуться» под начальство, проявить верноподданническую любовь, идеологическую сознательность, научиться произносить пустые слова. «Пустые слова» были оскоминой, мозолью, не дающими пробиться искренним чувствам, главным из которых было, конечно, чувство патриотизма, потом любовь, жажда странствий, познания и все, что с этими понятиями связано. Недаром Булат Окуджава, несмотря на его отстраненность от движения КСП, воспевший лирического героя – патриота, не понятого толпой, с мятущейся душой, искренними чувствами, верного идеалам, был поднят на щит в движении КСП. Я не буду говорить об остальных авторах, исполняемых в «нашем круге» песен, все они значимы и внесли своими песнями свой камень в строение движения КСП.

Сказав вначале, что КСП не ставило перед собой никаких целей и задач, в конце я хочу уточнить, что это движение имело формальную цель вписаться в социум и заявить о себе, как о правомочном субъекте общества, благополучно достигло ее и благодаря тому рассеялось.

К счастью, оно выполнило задачу, которую не ставило перед собой: оно дало возможность нашему поколению сохранить себя, раздвинуть рамки мира, в котором мы существовали под гнетом идеологии, открыло источник «живого» слова; пробудило романтические настроения, дало посыл к развитию личности.

Хотелось бы пожелать новым поколениям, чтобы они нашли свою «лебединую стаю», которая бы стала для них тем, чем для нас было движение КСП.

Мы теперь редко собираемся вместе, а, собравшись, почти не поем. Но если поем, то только «наши» песни.