I Истоки сей истории сокрыты временами, Конец XVII века, если между нами, Когда норвежский капитан Корнелий Крюйс (Круис) Прославился в Голландии как истребитель крыс. В Голландию Корнелий прибыл худеньким подростком, Но море искренне любил и поступил матросом, И тут же, как на грех, англо-голландская война, Потом франко-голландская, такие времена... Монархов, коим присягал, потом припомнил шестеро, Был капитаном, капером, купцом, экипажмейстером, Он трем республикам служил, купцов корсарски грабил, И сам пленен однажды был, против корсарских правил. По правилам освобожден, обплыл все части света, В Австралии лишь не был он, но не жалел об этом, Возил вино, продукты, марокканский кофе, мирр, Рабов, какао, фрукты, но всего важнее - сыр! - От мыса Горн до Кадиса и дальше до Туниса Ничто так не влечет к себе задумчивую крысу. Как полный трюм доставить и уберечь от крыс, Чтоб были с сыром Кюрасао и Зеленый мыс? И отправляясь в Гибралтар из царствия цветов Корнелий на борт брал команду яростных котов, Они из корабельных крыс устраивали пир, И тем доход утраивали, сохраняя сыр. С тех пор возненавидели Корнелиуса твари - Котина! Крысолов! Работорговец! Карбонарий! И дали себе слово изыскивать пути Морского крысолова под корень извести. Когда Корнелий завершил морское лиходейство И поступил шипчандлером служить в Адмиралтейство, То крысы сразу поняли - настал их звездный час! И Крюйсу своевременно подпортили припас, Товарополучатели устроили скандал И призрак безработицы перед Круисом стал. А время было тяжкое, могла случиться драма, Но Николаас Витсен, бургомистр Амстердама, Голландско-русской дружбы великий патриот, Устроил друга Крюйса адмиралом в русский флот. И в русском флоте наш Круис фортуне отдал долг - Петру в Европе нанял флототоводцев славный полк, Среди его питомцев бороздили океан И Витус Беринг, и Бредаль и Генрих Остерман... Не пребывая ни минуты в лени и прострации, Построил первый наш линкор "Гото Предестинация", Десятки прочих кораблей, рабочие бараки, Спас Котлин и Кроншлот от анкерштерновой атаки, Боряся против шведов в архангельской глуши, Одерживал победы над двором Гассан-паши, Да пользуяся Витсена испытанною дружбою Тайком в Голландии скупал припасы и оружие, Им атлас Дона был составлен, а потом издан, Он первый в Питере открыл приход для лютеран, В Европу русских юношей устраивал учиться, Попутно в дипломатии умея отличиться, Не брезговал разведкою, со смертию Лефорта Стал серым кардиналом и правителем Балтфлота, И первой школой в Питере, известной "Петришуле", Мы, правнуки, обязаны норвежскому дедуле. Любя просторы моря и соленые ветра, Он ненавидел крыс и в окружении Петра, И крысы отплатить ему всегда бывали рады, И крысы-сыроеды, и крысы-казнокрады. А годы шли, и адмирал устроился на суше, Но крысам мало этого, их жажда мести душит. Чтобы с отважным воином покончить насовсем Проникли они в дом его на Мойке 57, Причем имел дом три фасада, если разобраться, По Невскому он - 18, по Морской - 12, И этим оборотней-крыс он так очаровал, Что не один только Круис, и дом их жертвой стал. Как умер Крюйс от приступа, история не нова, Не в первый раз так крысы убивают крысолова, Важнее то, что в доме, где пал от крыс Круис, Возник централизованный оплот российских крыс. II Потом к несчастию людей и собственному счастью Они пожар устроили в Адмиралтейской части. И Крюйса дом и дом напротив полностью сгорели. Напротив дом Елизавете выстроил Растрелли, Запомнившийся в качестве паркетов образца, И под названьем временного Зимнего дворца. А вместо дома Крюйса возвел другой Земцов, А план крысиный был хитер, и вот он был каков: Чтоб людям легче портить кровь, влиять на жизнь столицы, Удобно крысам, коль напротив двор императрицы, Шныряя ж меж дворов они сумели ухитриться Заставить архитекторов их цели подчиниться: Украсив Невский с двух сторон фасадами дворцов, Как будто план им был внушен, Растрелли и Земцов Фасады двинули вперед соседних эдифисов, Тем самым облегчив проход между дворцами крысам, Им проще стало проникать во двор императрицы Чтоб на российский трон влиять, с провинцией сноситься, И вот с тех пор прекрасных до сих красивых пор На этом месте Невского - крысиный коридор. Потом война, в Берлин вошли Тотлебен и Бутурлин Чем некий замысел крысиный враз перечеркнули, Но крысы инициативой овладели вновь, Императрицу укусив, ввели ей зелье в кровь. Елизавета умерла, не кончив свою роль, И крысы тут же дело это взяли под контроль. На трон взошел Карл Питер Ульрих, он же Петр Третий, И сразу вновь перечекнул итоги Семилетней. III Но власти и богатства тут нарушился баланс, Ведь крысами упущен был существенный нюанс - Где Зимний выстроен дворец, был раньше рынок Мытный, А как ему пришел конец, не очень стало сытно. Тут крысы выдумали трюк, достойный фарисеев, - Подцеплен был ими на крюк крестьянин Елисеев, И там, где Крюйса дом стоял, а ныне штаб крысиный, Возник изысканнейший зал сыров и апельсинов, Омаров и креветок, копченостей и вин, Ну, словом, чудо света - Елисеев магазин, Дополнив 20 лет назад открытое уже Всемирно знаменитое "Валот и Беранже". Валот чем-то не угодил крысиной злобной силе, Они его прикончили и Вольфом заменили. Вверху события шумят, а крысы в ус не дуют, Под Елисеевым едят, под Беранже пируют. IV Тут Пушкин стал наперерез крысиной подлой цели, И чтобы Пушкина Дантес прихлопнул на дуэли, 27 декабря поэту в лимонад Подмешан был отравленный крысиный рафинад. Стал Пушкин чуть рассеянней, медлительнее чуть, Когда с Данзасом в сани сел и устремился в путь, С Натальей Николаевной в дороге разминулся, Да на пути к барьеру, чуть задумавшись, споткнулся. Крысиный план был верен, и не бывал уже Поэт ни в Елисеевском, ни в "Вольф и Беранже". Потом в кафе читали все стихи "На смерть Поэта", А крысы тихо радовались, слушая об этом. V Потом пытались крысы укокошить Достоевского, Внедрив его в кружок Буташевича-Петрашевского, Знакомство их подстроив на первом этаже Строенья рокового все в том же "Беранже". Сработал план, когда всю группу петрашевцев в целом Приговорил военный суд к позорному расстрелу, И крысы без сомнений уже пили за успех, Когда в момент последний вдруг помиловали всех. VI Расстроилися крысы и решили что уже Не соответствуют моменту Вольф и Беранже, Обоих удушили, и открыли ресторацию, Где и осуществили нижеследующую акцию: Давно уже в России, а, быть может, и на свете, Врагом номер один стоял у тварей на примете Создатель музыкального творения о том, Как кукла надругалась над крысиным королем. Все, кто причастен к теме был, сводили их с ума: Эрнст Теодор Амадей Гофман, Александр Дюма, Мариус Петипа, что дал Щелкунчику либретто, И русский гений, воплотивший в музыке все это. Последний крыс особенно безумствовать заставил Ибо сюжет антикрысиный на весь мир ославил, И в ресторане Лейнера, на месте "Беранже" Засаду крысы сделали на первом этаже. Когда Чайковский к ним зашел воды холодной выпить, Они холерный порошок сумели в воду всыпать, Напился Петр Ильич водой, и к утру слег навек, Пал жертвой крыс очередной великий человек. VII Потом в сем доме роковом снял новую квартиру Фотографический маэстро Константин Шапиро, Продолживший почин литографического Мюнстера И ставший лейб-фотографом российского искусства. Им в "Русском Пантеоне" и "Портретной Галерее" Оставлены потомкам Немирович, Менделеев, Толстой, Тургенев, Гончаров, Некрасов, Клодт, Краевский, Прянишников, Островский, Склифосовский, Достоевский, Все тот же Петипа, что крыс особенно задело, Мещерский, Салтыков-Щедрин, Набоков, Монтеверде, И прочие, кого хоть как коснулся Божий Дар. Но крысы у фотографа устроили пожар, И столько уникальных негативов там сгорело, Что не один Шапиро, а все общество скорбело. Вот что, к примеру, Кони для Чехова писал: "На фото есть Коломнин, а негатив пропал". VIII Тем временем, в том самом бывшем "Вольф и Беранже", Теперь, вернее, ресторане Лейнера уже, Где Пушкину с Чайковским приготовили удел, Сменили крысы вывеску для новых темных дел. Однажды новую - "Альбер", повесили с утра, Запутывать следы они большие мастера, И вот уж как бы в совершенно новом заведении Повздорил поэт Князев с Ольгой Глебовой-Судейкиной, И снова буря мглою чьей-то жизни небо кроет И вместо жизни создает "Поэму без героя". IX А между тем здесь организовали троглодиты Открытие французского "Лионского кредита". Почуяв вкус к финансам, тут открыли закрома И прочие крысиные банкирские дома. Насытившись финансами по самое не можно, Иных банкиров крысы отселили осторожно, А прочих разорили и выдули в трубу И места получили себе аж по не могу. И вот тогда в пустых двухстах шестидесяти залах Разлилось море шерсти, выливаясь из подвалов, Крысиная симфония заполнила дворец, И 200 лет истории свой обрели венец. В то время крысы и в России, да и в мире целом, Приблизились к вершине торжества своего дела - Двуногим идиотам чума сменила пир, И по крысиным нотам теперь вертелся мир. X И крысы пьют, целуются, ругаются и плачут, Бокалы поднимают за красавицу-удачу, В хранилищах-подвалах коллекции распив, Кружатся в карнавалах, костюмы нацепив. И белые, и черные, и серые создания Заполонили мордами пустующее здание, Над бывшими владельцами глумятся оголтело - Над Нейманом, Котоминым, и Крюйсом, знамо дело. Повсюду шум и чехарда, везде зверьки роятся, Вертятся тут дела, что даже Смольному не снятся, Вершатся курсы всех валют, тасуются войска, Вино к обеду подают и прочь летит тоска, Политика решается, штандарты продаются, Портвейном похмеляются, за картами смеются, (И, кстати, факт, зоологов пленяющий умы, - Смеяться в мире могут только крысы, ну и мы), Тут миллионы крысятся, точнее миллиарды, Над крепостями высятся флажки в военных картах, Тут Азию с Европами мешают, как в стакане, Крысихи вертят попами в подобии канканьем, Тут приговаривают вас, кто чем-то помешал, Тут в спины целых государств вонзается кинжал, Тут золото и серебро скирдуется по кучам, Грызут адамово ребро, кто громче и кто хрустче, Мвшьяки разливаются для странствия по свету, Маньяки вдохновляются на то или на это, Убийства замышляются, их в прессе освещение, Коньяком подкрепляются крысиной мысли гении, Мошенники встречаются, одетые в манжеты, Мышами запрягаются крысиные кареты, Дефолты намечаются, дербанятся бюджеты, Муштрой подготовляются крысиные кадеты, Тут губятся империи, рождаются республики, Считаются потери и скрываются от публики, Тут музыка оркестрится, балетится стриптиз, (В гробу, вздыхая, вертится болеющий Круис), Сгрызаются пергаменты, как датские сыры, Подобие парламента создалось для игры, А мыши, сунув лапки в золотые шаровары, Дежурят у дверей, словно заправские швейцары. Изысканные франты на креслах возлежат, Снуют официанты из маленьких мышат, Кому - мышиный блинчик, кому - вина графин, Желающим - морфинчик, и даже героин, В уютных кабинетах для услад крысиной братии - Из дуба и ореха красивые кровати, Прекрасные картины, утехе крысьей фон, И красные гардины, эпохе в цвет и тон. Своим нористым идолам лия потоки хвал, Глядятся крысы в зеркала драпированных зал, Танцуют на подушках, под стенами скребут, Благодаря судьбу, что не пропал их скорбный труд. Хоть места и навалом, нет тут места пустоте, Тут смокинги и пары оттеняют декольте, Гаванские cigarro расточают дымный след, И пляшущие пары учащают pit-a-pat, Тут брызгами шампанское, игристо и пенисто, Тут "Жизнь артиста" Штрауса играют пианисты, Музыкой воспевают тут Летучей Мыши месть, А вальс "Прощай, Санкт-Петербург" глумясь играют здесь. Тут всюду бархат и парча, все глянцево-столично, Тут даже маска палача глядится эротично, И вымогатель выглядит, как родовая знать, И тут Агате Кристе бы нашлась сюжетов кладь, Тут состоят в союзах с аферистами растлители, Тут учат быть артистами крысят своих родители, Крысиная мораль отсюда шествует по миру, И зуб точеных сталь грызет несчастную Пальмиру, Тут фальшивомонетчики практически как дома, Тут все со всеми через всех приятельски знакомы, Тут шулеры и взломщики в цилиндрах-котелках, И знамя крыс полощется, пророча миру крах, Тузы финансов носят здесь мохнатые рейтузы, Отсюда управляются казна и профсоюзы, Заводы под контролем тут, газеты, самолеты, И Королю Крысиному тут пишутся отчеты, В крысиных красных глазках таятся тайны стран, Растятся, как на грядках д'Арк, Хари и Каплан, Готовятся предательства, погромы и расстрелы, Вот - грядки розы алой, вон - грядки розы белой, Тут винные подвалы, и виски короба, Еды всегда навалом, и не страшна зима, Тут крысы носят Прада, песцовые меха, Роскошные наряды и нежные шелка, Тут жемчуг и бриллианты на ушках и хвостах, Тут женщины пикантные в надушенных платках, Хрусталь метает блики и, гранями светя, В крысиновые лики играет как дитя, Есть крысы тут огромные и маленькие вовсе, Деньгами окрыленные, и те, что денег просят, По-светски сексуальные, и как бруски из сала, Ответственно-фискальные и мерзкие фискалы, Беседуют за ленчами, устраивают драки, Тут крысы-минивэнчики и крысы-кадиллаки, Любители паркетов и любители ковров, Губители поэтов, разжигатели костров, Столпы столицы, гости из Парижа и Берлина, Не дураки напиться и понюхать кокаина, Веселые и смелые со всех концов Земли Черешней скороспелою на Невском расцвели, С холерою, дизентериею, чумой и тифом, Заразною шизофренией и бессонным лихом, На многих галстухи надеты шелка иль атласа, Хоть шей под галстухами нет, а смотрится прекрасно, Все в мире относительно, включая ценность шей (Лицо без шеи очень трудно вытолкать взашей). XI Но был опасный враг у крыс, старик Иенсен О. Он долго изучал их жизнь, и знал их от и до, Потратил он десятки лет и понял в полной мере, Как знаменитый гамельнец их утопил в Везере. Бывал он часто в Гамельне, как правило, в июне, Где Крысолова помнили фон Мёрсперг и фон Люде, Читал записки Бамберга, Фицелиуса, Циммерна, Раабе, Рэмси, братьев Гримм, Бёртона, Уонли, Вестергана, Схожие легенды слушал в Гарце, Бранденбурге, Беверингене, Нойштадт-Эберсвальде, Гинденбурге, Во Франции, Ирландии, Саксонии, Моравии, Британии, Финляндии, Умманце, Скандинавии, Читал Апполинера, Гейне, Браунинга, Гёте, Проспера Мериме, Брентано, Сельму Лагерлёф и В исканиях суровых достиг таких высот, Что Флейту Крысолова восстановит вот-вот, И день любой мог стать для крыс фатальной датой Икс, Когда та флейта зазвучит и уничтожит крыс. О воплощенном призраке трагической кончины Немедленно был преуведомлен король крысиный, А где король тот прячется, об этом даже я Не ведаю, поэтому не буду врать, друзья, Но кое-что о нем узнать вы можете и сами, Король - это десяток тварей, сросшихся хвостами, О нем писали Херберт, Конрад Геснер, Эрт Эртрус, Эрнст Мориц Арндт, Мартин Харт, Йоханнес Самбукус, Голландец Харт отлично материалы обобщил, И королей количество нам точно сообщил. В своем труде классическом с простым названьем "Крысы" Он насчитал их 57, историю изрыскав. Я не уверен так совсем, но где-то на две трети, Что адрес Мойка 57 был выбран в связи с этим, Но суть не в этом, кто их разберет, тех королей, А в том, что прибыл в город Петербург из-за морей Гвинейский черный киллер, освободитель-спец, И все почти поверили, Иенсену - конец. Охотничья потеха объявлена была, Однако же к успеху она не привела, Умело ускользал от слежки конспиратор скрытный, И терпеливо выжидал удобный час для битвы. У Крысолова была дочь, за ней следить хотели, Искали её день и ночь, но не достигли цели, С младых ногтей у папы училась егоза На мозги крысам капать и отводить глаза. Но поиск продолжали, и в 20-х числах марта Ловцы не облажали и, хмелея от азарта, Девицу обнаружили на рынке, на Сенной, И тут же обложили крысиною стеной, Сперва следила издали крысиная охота, Как девушка чекисту продавала "Дон Кихота", Но главным было то, что она сделала потом - Баклану без пальто продиктовала телефон. Баклан его запомнил, а может быть забыл, Но взят ловцами в разработку плотненькую был, Девица способом привычным обрубила "хвост", А вот к баклану крысий "хвост" практически прирос. Потом баклану крысы яд подсыпали в боржом, Пока баклан болел, его оставили бомжом, А чтобы юношу совсем контролем обложить К себе на Мойку 57 переманили жить. Для этого к баклану, что разгуливал по Мойке, Был подведен агент, не то рыбак, не то чиновник, Не то военный лавочник, из бывших англичан, Но трюк сработал, и узнал "знакомого" баклан. Агент баклана поселил на Невском 18, Деньгами малость одолжил, чтоб есть и одеваться, Да крысы ему выделили целый шкаф с едой Чтобы баклана привести в возвышенный настрой. Работающий телефон настрой его стерег, Девицы номер вспомнил он и дозвониться смог, И, чудо! - легкомысленная дочка Крысолова, Ему сказала адрес свой и повторила снова. Возликовали крысы - окончен долгий спор, Освободитель быстро исполнит приговор! Но в каждом плане есть изъян, был он и в этом плане, Ведь крысы мало сведений имели о баклане, Он был не из простых бомжей, заполонивших Невский, А был маэстро-чародей по имени Гриневский, Он тут же понял замысел ликующей крысни, И на Васильевский помчал, чтоб девушку спасти, А следом крыс летела рать, вот это была гонка! Его пытались удержать подделанным ребенком, Девицею фальшивою, разводкою мостов, Но что мосты, когда ты - мастер Алых Парусов, И как ко времени примчал, ведь словно на беду, Старик Иенсен чары снял, не знал, что нападут, Читал Эртруса, мыслил о постановке чар, Гвинейской черной крысе подставляясь под удар. Прибытие Гриневского, влюбленного маэстро, Тотчас подбросило его из рокового кресла, Мелькает в воздухе петля... Удар прутов стальных... Конец Освободителя и бегство остальных! В крысиных кабинетах забилася тревога - Карету мне, карету! Дорогу мне, дорогу! Прикончили Гвинейца, посланца Короля, А значит, разумеется, и нам грозит петля! Раз Крысолов расправился с самим Освободителем, Сюда глядишь заявится суровым истребителем, А если еще с флейтой, то все - привет, Муму! И крысы в тот же день перенесли свой штаб в Москву. |