(Мысли вслух и про себя)

 

Работа работой, но надо и что-то полезное делать.

Хенрик Ягодзиньский

 

Право на труд

 

В обществе развитoго социализма было два священных права - на труд и на отдых. Некоторым даже удавалось их совмещать, особенно не перетруждаясь, так как они хорошо помнили русский фольклор, мало поощряющий трудоголиков: Работа - не волк, в лес не убежит или Работа дураков любит. А поскольку все считали себя умными, то более популярным был другой, уже советский тезис: Они делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем!. Игра, в основном, шла по правилам или, говоря современным языком, по понятиям. А главное - никакий безработицы!

В детстве ребёнка обычно достают вопросом о том, кем он хочет быть. В моей памяти по этому поводу почему-то ничего не сохранилось, наверно, я думал о более глобальных вещах, нежели о своём будущем. Но к концу восьмого класса вопрос: Кем быть? встал в полный рост. Вариантов было всего два: 1) продолжать учёбу в школе, 2) поступать в среднее специальное учебное заведение. Я выбрал второй, так как школой был сыт по горло.

Ещё с раннего детства я был определён в музыкальную школу, а затем на фигурное катание. Фигуриста из меня не вышло, так как через полгода я заявил ( а моё мнение не подвергалось сомнению), что покидаю лёд. А вот с музыкой я связал дальнейшую судьбу, поэтому и поступил в музыкальное училище на дирижёрско-хоровое отделение. Время учёбы я оставлю за скобками моего повествования, поэтому мы сразу перенесёмся в 1993 год, когда я - выпусник консерватории, полный энергии и задора, оказался вне стен родного учебного заведения.

Пока я учился, многое поменялось: Советский Союз рухнул, а Украина, где я жил, стала независимым государством, причём настолько, что от неё уже мало что зависело. Но самое интересное, что после окончания института мне никто не гарантировал трудоустройства, так как система распределения, хорошо отлаженная в советские годы, тоже приказала долго жить, хотя об этом приказе я ничего не слышал. А профессия хормейстера, на которого я 9 лет учился, была весьма специфичной, так как, в основном, предполагала работу с самодеятельностью, к тому времени почти полностью изчезнувшей с музыкальных горизонтов. Оставалось также педагогическая работа, но и на неё без блата устроиться было практически невозможно. Постепенно моя эйфория спадала, я стал убеждаться, что в этой жизни не всё так просто. Непоследнюю роль в трудоустройстве играла и моя еврейская национальность...

В конце-концов по большому блату мне нашлось непыльное место, правда, не совсем по специальности, но какая разница? Этим местом был Центр народного творчства. Работа на самом деле была весьма творческой, но, в основном, сводилась к одному - самому придумать себе занятие, не напрягая при этом начальство, причём, каждый месяц следовало отчитываться. А работы, как вы сами прекрасно понимаете, не было вообще. И, хотя моя должность имела красивое название ведущий методист,- вести было некого. Иногда, правда, мы выезжали в сельскую местность, чтобы послушать и зафиксировать на магнитофон пение бабулек. После этого я был на недолгое время обеспечен работой - расшифровкой песнопений. Раз в три месяца у нас проходили семинары, куда съезжались представители всей области, естественно, не с пустыми руками. Ещё у нас при Центре был небольшой театр, в котором я работал звукорежиссёром. Мы даже ездили один раз на гастроли в крупный областной центр, правда, почему-то в зале оказалось людей гораздо меньше, чем на сцене, но зато после окончания спектакля в нашу честь закатили пир горой, и о недоразумении со зрителями все забыли. А обычные трудовые будни были серыми и однообразными. Рабочий день начинался в восемь часов. Где-то в половине девятого в отдел с криком: Нина на месте? врывалась самая молодая сотрудница. Получив отрицательный ответ на свой вопрос, так как начальницы Нины ещё не было, она с облегчением вздыхала, подскакивала к телефону и начинала содержательный разговор:

- Это - ты? Это - я! Сидишь? Ну, сиди-сиди, я тебе ещё попозже позвоню!

Такой ритуал повторялся ежедневно, поэтому немудрено, что я выучил содержание разговора наизусть. По сравнению с остальными сотрудниками центра я имел два рабочих места, причём, на одном из них я восседал в полном одиночестве. С одной стороны, никто меня не пас, но с другой - было невыносимо скучно. Иногда меня, правда, навещала любительница телефонных проверок, тем более, что у меня тоже был телефон, который не прослушивался. А следует заметить, что телефон на втором этаже был спаренным, поэтому всё разговоры подслушивались сотрудниками с третьего этажа. В такой обстановке тотальной шпиономании и полного недоверия протекали мои будни.

Только однажды наш Центр залихорадило. Дело в том, что одна из сотрудниц познакомилась с бельгийцем, который решил на ней жениться и увезти в Брюссель. Что тут началось! Весь Центр бурлил и стоял на ушах, женская часть, составляющая 99,9 % от всего коллектива, обзавидовалась, но вида не показывала. Наконец-то появилась животрепещущая тема для разговоров. Даже я поучаствовал в этом процессе. Кому-то нужно было ехать в Киев, чтобы передать бумаги для посольства. Я попросился добровольцем, из скромности умолчав, что сам имею аналогичные интересы, правда, по отношению к другому государству. С заданием я справился на ура, соединив приятное с полезным. А потом начались ежедневные звонки в бельгийское посольство, эпопея с визой длилась месяцами, но в конечном счёте всё закончилось благополучно.

После года интенсивной работы я понял, что пора искать что-либо новое и менее экзотическое. Мне подвернулось сразу два места - одно по специальности, а другое совсем из другой оперы - журналистики, где у меня, не считая выпуска стенгазеты, опыта не было. Но зарождалась новая газета, требовались свежие силы, поэтому отсутствие опыта было даже преимуществом. Через некоторое время меня взяли в штат, поэтому от музыки я был вынужден отказаться.

Работа в газете оказалась намного интереснее, чем моё предыдущее пребывание в Центре народного творчества, во всяком случае, ничего не нужно было высасывать из пальца, а работой я был обеспечен под завязку. Хотя и здесь были свои сложности. Например - жёсткие сроки сдачи материала, а так как я, в основном, брал интервью, то был полностью зависим от своих подопечных. Поэтому приходилось канючить, уговаривать, льстить, а иногда и давить, в зависимости от характера и пола жертвы. К своему счастью, у меня не было ни одного прокола, хотя субъекты попадались разные. Но со всеми у меня затем складывались нормальные рабочие отношения. Мне очень нравилась моя работа, я встречался со многими, в основном, известными людьми. Некоторые встречи проходили в домашней атмосфере, другие - в рабочей, но в любом случае я старался, чтобы человек раскрылся как можно полнее. Не обходилось и без курьёзов. Беседовал я как-то с девушкой Джаей, увлекающейся индийскими танцами, поэтому чёрный цвет её волос показался мне вполне естественным. Лишь после того, как она показала мне фотоальбом, выяснилось, что Джая - натуральная блондинка и красит волосы в чёрный цвет. А второй забавный эпизод был связан непосредственно со мной. Однажды я смотрел по телевизору обзор местной прессы и вдруг услышал свою фамилию. Всё было бы ничего, но меня назвали самым скандальным журналистом города. Я совершенно растерялся, так как не знал - это комплимент или совсем наоборот. На всякий случай я связался с ведущей программы, с которой до того не имел чести быть знакомым, чтобы поинтересоваться, почему она так решила. Карина (так звали ведущую) меня успокоила и заверила в том, что у неё особый подход в подаче материала, из чего я понял, что ей можно смело претендовать на роль самой скандальной журналистки, да и лавры дрянной девчонки Дарьи Асламовой ей явно не давали покоя. Однажды она мне позвонила и спросила, нет ли у меня знакомой проститутки. К сожалению, я вынужден был её разочаровать, так как подобные знакомые в мой круг не входили.

В новые, так называемые, рыночные времена, когда никто не делает вид, что платит, некоторые по инерции продолжают делать вид, что работают. Но теперь при жёсткой конкуренции такие номера больше не проходят. Право на труд сохранилось, но и слово безработица постепенно вошло в наш обиход, вытеснив оттуда привычное понятие тунеядство. Поэтому, хотя работа и не волк, следует хорошо помнить, что не только волка ноги кормят!