Первая охота

 

Мой отец, как и все мужчины в мире, был подвержен определенным страстям. Первая – это футбол, а вторая и третья – охота и рыбалка. Везде, где бы мы ни жили, у нас в доме были собаки, редко одна, чаще две, причем обе охотничьей породы. К сожалению, собаки в Воркуте у нас не было, поскольку мы жили в коммунальной квартире. И вообще, насколько я помню, в городе их было совсем мало, за исключением овчарок у конвоя, который выводил на работу заключенных.

Как только наступила весна, отец начал готовиться к охоте. Он снаряжал патроны, долго чистил и смотрел стволы ружья, точил охотничьи ножи, готовил еще какие то непонятные мне тогда вещи. Занимался он подготовкой достаточно основательно и, как я сейчас понимаю, это был прекрасный повод для ухода от всех домашних забот. Мама изредка отпускала ехидные замечания по поводу этого процесса, но в общем не мешала. Я был в восторге, тем более что он обещал взять меня на охоту с собою.

Хмурым весенним утром мы вышли из дома. Как добирались до места охоты, я помню смутно. Помню лишь, что меня поразило обилие птиц и их гам. Тундра буквально кишела ими, большими и маленькими. И все орали. Особенно меня напугали вопли гагары. Если вы не знаете еще, как вопят грешники в аду – послушайте брачные вопли белоклювой гагары. Это нечто такое, что трудно передать словами. Будто кого- то режут, а заодно и душат.

Кругом, насколько хватало взгляда, расстилалась плоская, как стол тундра неприглядного ржаво-желтого цвета. И везде была вода: болота, ручейки, озерца и большие озера. Вода хлюпала под ногами, мох был ею пропитан, и сухими были только самые верхушки огромных кочек. Кроме того, день был безветренный, а испарения от воды были настолько сильные, что лицо мгновенно покрывалось потом через десяток-другой шагов. Мне кажется, что отец, как и я, несколько обалдел от всего этого, но, тем не менее, упорно продвигался вглубь тундры. Наконец мы увидели небольшой островок, почти весь окруженный водой и заросший карликовой березкой. Мы осторожно на него перебрались, и обнаружилось, что там нога не проваливалась, и было несколько суше, чем в остальных местах. Отец решил здесь остановиться. Он достал из рюкзака кусок брезента, ножом нарубил веток березки, сверху покрыл их брезентом, а на него уселись мы. Я с любопытством глазел по сторонам, а он расчехлил, собрал и зарядил ружье, выложил патронташ, достал бинокль и стал осматривать тундру и небо.

Сидеть мне нравилось, тем более что начало проглядывать солнышко, я прилично устал от ходьбы по мокрой тундре, да и прибавил энтузиазма здоровенный бутерброд с колбасой, который я уплетал за обе щеки. К северу от островка лежало небольшое поле, покрытое нежной зеленой травкой, как полянка в лесу. Только я хотел встать, чтобы получше его разглядеть, как отец тут же взял меня за шкирку и уткнул носом в брезент. Только я стал сопротивляться, как он еще теснее прижал меня носом к брезенту и выдохнул:

- Замри, летят!

Было очень обидно так лежать, тем более страшно хотелось посмотреть кто летит, откуда и куда? Но тут над головой так дважды бабахнуло, что я еще теснее, уже по собственной инициативе, уткнулся в брезент, и мне совсем расхотелось смотреть на тех, кто откуда-то летел. Лишь я очухался и стал понемногу подниматься, как над головой опять грохнуло и я вновь уткнулся в брезент. Не помню, сколько продолжалась эта канонада, помню только, что отец сам меня поднял за шиворот и сказал, что патронташ пустой и надо его пополнить. Я посмотрел вокруг и увидел, что вокруг островка и прямо возле нас лежали неподвижные утки. Несколько штук их виднелось на зеленой полянке. Мне почему-то стало жалко убитых уток. Но отец встал, стал их собирать и прятать в рюкзак. Поневоле пришлось ему помогать. А он тем временем решил собрать уток на зеленой полянке. Но, сделав по ней два шага, остановился и позвал меня.

- Сынок, - сказал он, можешь достать этих уток, только иди осторожно!

Я бросился выполнять его просьбу. Идти было интересно, полянка пружинила под ногами и как бы дрожала. Я дошел до первой утки, потянулся к ней, и тут ближняя к утке нога мягко стала уходить вглубь.

- Ничего не бойся, просто ляг на живот, - спокойно крикнул отец.

Я послушно лег на живот.

- А теперь постарайся перевернуться на спину и медленно попробуй вытянуть ногу, вновь громко сказал он.

Почему на спину, подумал я, но попробовал перевернуться. Чтобы было удобно, оперся одной рукой, но и она тоже стала уходить, как в кисель. Я испугался, выдернул уходящую вглубь руку и инстинктивно раскинул руки в стороны. Стало страшно потому, что мне показалось, что полянка живая и хочет меня проглотить.

По совету отца, лежа плашмя, стал очень осторожно тянуть на себя ушедшую вглубь ногу. Видимо то, что я теперь опирался всем телом, помогло мне ее вытянуть, и полянка отпустила ногу с легким вздохом. Но стало жалко упускать утку. Я дотянулся до нее и взял в руку. Но только стал опираться другой, как рука вновь стала уходить вглубь.

- Утку можешь и не брать, нам и так их будет тяжело нести, заметил отец.

Но не тут – то было. Я нашел новое решение, взял утку зубами и как пес пополз к нашему островку. Теперь я понял, что вставать мне нельзя, как и резко опираться одной ногой или рукой. Полз я с отдыхом, не спеша, как и советовал мне отец. Таким образом, благополучно добрался до нашего островка, отдал утку и свалился весь мокрый, как мышь. И лишь взглянув на совершенно белое, с искусанными в кровь губами, лицо отца, мне стало по настоящему страшно.

Охотиться мы больше не стали. Помню, как сидели у небольшого костерка, сушили одежду, поскольку промокли, как оказалось оба и я почему- то все время стучал зубами. Затем отец дал мне выстрелить из ружья и я, если бы он меня не поддержал, свалился бы от отдачи, а он сказал, что поздравляет меня с первой в моей жизни настоящей охотой.

Домой мы вернулись быстро, поэтому мама была довольна. Я поел и лег спать. О случившемся на охоте приключении мы ей ничего не сказали и вообще об этом с ним не говорили до той поры, пока я сам не стал отцом.

Как-то обсуждая все наши с ним походы, я напомнил ему эту первую в своей жизни охоту. Он странно на меня поглядел и сказал, что он за свою жизнь ужас испытал два раза. Первый – на войне, когда случайно попал под обстрел снарядами наших знаменитых «катюш», а второй – когда я попал в это проклятое болото. Немного помолчал и сказал, что если бы я утонул, он бы там и застрелился. Больше о первой моей охоте не говорили.

Но с тех пор, бывая в тайге и тундре, сразу отмечаю эти коварные изумрудные лужайки, а заодно вспоминаю островок, первую охоту и мужество настоящего охотника, моего отца, благодаря которому я стал охотником и мужчиной.