«Заслуживает ли право быть прощенным,

тот, кто однажды был жесток?«

 

За окном мягким покрывалом ложились на землю искрящиеся снежинки, превращая унылые декабрьские улицы в самое сказочное место на планете.

В углу комнаты, возле самой батареи, словно укутавшись её теплом и окружив себя ракушками, привезенными из летнего путешествия, сидела я. Тогда мне было по-настоящему спокойно - ведь, скоро Новый год и Дед Мороз обязательно исполнит моё давнее желание.

 

- Не буду я грустить, а буду улыбаться и верить в чудеса,- тихо, почти шепотом, чтобы не разбудить спящую в соседней комнате маму, напевала я какую-то выдуманную мною новогоднюю песенку, - В Новый год, в Новый год Дед Мороз ко мне придёт…

 

Аккуратно сложив все свои «сокровища» в беленькую полотняную тряпочку, и вообразив себя снежинкой, я закружилась в ритме танца.

Вальсируя, взяла леечку с водой и принялась поливать растущий в стакане лук и два карликовых кактуса,- неделю назад мне удалось их спасти от мороза, найдя у мусорного бака под домом. Неожиданно, мой взор привлекла случайно мною оставленная на подоконнике ракушка. Всё также, не прекращая свой одинокий танец, я взяла её в ладони, и в этот же миг, словно волшебная устрица, она перенесла мои мысли, казалось бы, в уже давно забытое прошлое…

Осень началась непривычно сырым и пасмурным днём. Дождю, что лил как из ведра, казалось, не будет и края. Словно осиновый листочек, дрожа и съёжившись от холода, я тащила за собой тяжелую мамину сумку.

Лужи, те бесконечные лужи, будто их нарочно налил по всем улицам города какой-то злой волшебник, который сидит в них и ворует маленьких детей, пряча их в своём глубоководном царстве, пугали меня. Я старалась как можно дальше обходить их, что, конечно, очень злило мою маму. Мои старенькие туфельки, промокшие от воды, стали похожи на два маленьких лягушонка – такие же сморщенные и грязные. И, чтобы они от меня не убежали, за то, что я с ними так обращаюсь, я сняла их, и, шлепая по лужам босыми ногами, побежала догонять неистово-стремящуюся как можно скорее оказаться дома, Софью Сергеевну. Она мчалась впереди меня словно ракета, расталкивая проходящих мимо нее людей и ни на секунду не обернувшись посмотреть где же я.

Спустя некоторое время, мы наконец-то переступили порог нашей квартиры. Обессилено сев на небольшой оббитый мягкой тканью комод для обуви, я посмотрела на свои щемящие от боли ладошки и заплакала. За все время, что мы провели в пути, я ни разу не пожаловалась ей, и едва сдерживая слезы, молча перетаскивала с одного троллейбуса в другой нашу тяжелую сумку. Тогда я сказала себе, что я должна быть сильной девочкой. Кончиками пальцев, осторожно стащив с себя прилипшее к телу ситцевое платьице и, облокотившись о холодную стену, провалилась в сон. Где-то далеко во сне мне слышался взволнованный голос мамы, мне показалось, что она была чем-то озабочена.

 

– Дочь, я клятвенно тебе обещаю, мы больше никогда… Лиза, Лиза, ты меня слышишь? – Увидев, сидящую меня с закрытыми глазами, возмутилась мать.

 

– Слышу тебя мамочка, просто, я очень устала и хочу спать, – сквозь сон, пробормотала я.

 

- Это хорошо, что ты не уснула, потому как я хочу сказать тебе что…

 

- Мамочка, только не нужно больше никуда ехать, пожалуйста, - испугавшись, перебила её я.

 

- Так вот, это была наша первая и последняя поездка. Ох уж, мне эта вся курортная романтика, расписанная в книгах и так расхваленная моими сотрудницами, ну, совсем не по душе!

 

Она пошла на кухню и открыла пустой холодильник. Тот недовольно гудя, принялся «выговаривать» ей за то, что с тех пор как мы уехали, он не ощущал приятной тяжести в своём холодном желудке. А за ним, также, показывая отсутствие какой-либо еды, поскрипывая своими старыми дверцами стали возмущаться и шкафчики.

Обрадовавшись, что мы уже никуда не идём, но сожалея, что сегодня поесть не удастся, я побрела в свою розовую комнату, чтобы с головой укутавшись в пыльное одеяло, снова попытаться уснуть.

 

- Так, нам срочно нужно искать деньги! – истерично закричала Софья, увидев корки заплесневевшего хлеба.

Она схватила телефонную трубку и принялась кому-то звонить.

 

– Алло, алло, это Софья Трошина, - с апломбом начала мама, но человек на другом конце провода, перебив её на полуслове, сообщил что-то, что её привело в ярость.

 

– Вы, все просто завидуете мне! – Прокричала мама, бросив со всей силы трубку.

 

Спустя несколько минут она закрылась в ванной комнате и, до полуночи рыдая и проклиная всех своих недоброжелателей, просидела там в одиночестве.

 

- Мамочка, родненькая, что случилось? Впусти меня к себе, пожалуйста.

 

- Не твое дело, пойди лучше вещи разбери! – Бранилась мама, не желая открыть дверь мне.

 

Завернувшись в одеяло и, слушая, как она горько всхлипывает, я тихо сидела под дверью, ни на секунду не оставляя её. Только к полуночи Софья появилась на пороге ванны. Неожиданно погладив меня по голове, она удалилась в спальню.

Последующие три месяца своего бездействия она будет оправдывать глубокой депрессией, с которой даже и не пыталась бороться.

 

- Меня уволили, - спустя день, немного успокоившись, заговорила со мной мама.

 

- В канцелярии мне заявили, что безответственнее сотрудника у них еще не было, и если, вдруг, я решусь переступить порог их конторы, так они еще и штраф на меня наложат.

 

Самоуверенная Софья Сергеевна, привыкшая получать от жизни самые лакомые кусочки, была окончательно раздавлена этим увольнением. Она не хотела принимать и тот факт, что мужчины, ранее жаждущие её внимания, но отвергнутые ею, уже не захотели снова добиваться её руки, а новые, к её большому сожалению, ещё не показались на горизонте.

 

– Мам, только ты не ругайся, но, за прогулы и нас в школе тоже наказывают. – Осторожно, боясь её разгневать, сказала я, и, на всякий случай, отошла от нее подальше.

 

Мать вскочила с кровати и замахнулась на меня рукой.

 

- Мамочка, не нужно, родненькая моя, – я выбежала и закрыла за собой дверь, вспотевшими ладошками держа её с другой стороны за ручку, зная, что только таким образом, пока пройдет мамин гнев, я смогу избежать побоев. Но спасительный звонок в дверь, с требованием немедленно открыть, а то, остынут горячие пирожки, разрешил ситуацию.

Евгения Сильвестровна, одинокая женщина шестидесяти лет, которая по непонятным тогда для меня причинам, иногда нас подкармливала, и, сегодня, также пожаловала к нам как нельзя кстати.

 

– Я тут вам пирожочки принесла, только из печи, а то вы такие худенькие стали, бедняжечки, - ставя сумочку на обеденный стол, с сочувствием сказала она.

 

Моей маме, естественно, было не по душе ее присутствие в нашей жизни, но она, зная, что иных вариантов у нас нет, кроме как принимать её дары, охотно ела все то, что приносила эта пожилая женщина, но, при этом, не стыдясь, поливая её грязными словами.

 

- Эта обычная дворовая сплетница, собирающая сплетни по дому, ведь она никогда меня не любила, с чего бы это вдруг, такое великодушие? – Брызгала ядом Софья.

 

Не знаю, на что бы мы жили, если бы, не эта добрая женщина, живущая с нами по соседству,- ведь за все время маминой депрессии у нас не было ни копейки денег. Евгения Сильвестровна всегда была щедра по отношению к нам, долгое время она помогала нам, чем могла, иногда даже оставляя несколько рублей, чтобы мы могли купить себе молока и хлеба. Деньги приходилось мне брать самой, потому как мама воспринимала их как подаяние и наотрез отказывалась принимать их.

Для меня так и осталось загадкой, почему же эта женщина так помогала нам. Может, просто, у неё никого не было, кроме нас? Маму никогда не интересовала её судьба.

 

- Мам, может, ты все-таки позвонишь еще раз в то место, ну, как ты там говорила, оно называется, и попросишь у них работы?

 

- Нет,- отрезала мама,- я не стану, больше перед ними унижаться. Я знаю, это Люська с Центра занятости против меня козни плетёт, она всегда мне завидовала. Красивые мужчины были только у меня, лучшие наряды, тоже носила я, а мои роскошные волосы ей даже и не снились. Вот поэтому, она и издевается надо мной, говоря, что свободных вакансий по моей специальности нет и предлагает мне работать то в рыбной лавке, то в столовой, посудомойщицей, то на стройке, штукатурщицей, и это с моей-то внешностью?!

 

- Мамочка, но мы не сможем ведь жить без денег?

 

- Знаю, молчи, без тебя тошно! – С презрением крикнула Софья и скрипнула диваном, переворачиваясь на другой бок.

 

Сквозь оконные щели прорывался морозный декабрьский ветер. Я стояла у окна, зажав в руке маленькую ракушку, и вспоминала эти последние три месяца нашей жизни.

 

- Как холодно! - Прошептала я, быстро спрятав ракушку в свою «полотняную сокровищницу», я приложила ладони к батарее, на которой сохли мои единственные заштопанные мною колготки. Немного согревшись, принялась натягивать их на себя. Достав из-под кровати свои старые валенки, вызывающие насмешки моих сверстников в школе, я одела их и поспешила в магазин.

 

– Ну и что ж, подумаешь, ну и похожа я в них на старушку, зато ножки я точно не отморожу! – Говорила я себе, от чего в душе моей становилось теплее.

 

На улице было по-сказочному красиво, ветви деревьев прогибались под шапкою пушистого снега, переливающегося брильянтовой россыпью в лучах зимнего солнца. Я звонко чихнув, быстро прошмыгнула сквозь наш небольшой дворик, дабы избежать нежелательной встречи с теми, кто так любил посмеиваться надо мной. Сейчас был декабрь месяц, всего несколько дней оставалось до нового года, поэтому мне так нравилось это время. Мне безумно хотелось дождаться прихода Дедушки Мороза, который в этот Новый год, наконец-то, вспомнит обо мне и исполнит мое единственное давнее желание, о котором я никому и никогда не говорила. Подняв голову вверх, я принялась ловить ртом снежинки, представляя их сладкими леденцами.

 

- Хоть бы на один денечек оказаться на Новый год в том доме, куда заходит Дед Мороз, тогда бы я, точно, ни на секундочку не уснула, а весь вечер рассказывала бы ему стишки, чтобы он исполнил моё желание, – всю дорогу мечтала я и не заметила, как оказалась возле продуктового магазина.

 

- Буханка хлеба, бутылка молока и соль, - прочитав на маленьком клочке бумаги все то, что мне нужно было принести домой, я вошла вовнутрь.

 

Несколько минут еще я носом водила по стеклянной витрине, разглядывая колбасы, сосиски и прочие мясные изделия, пытаясь вспомнить их аромат, так запомнившийся мне с того последнего раза, когда этим летом мне довелось их попробовать.

 

- Было бы у меня чуть больше денежек, и я бы купила маленький кусочек вон той, аппетитной колбасочки с кружочками сала. Принесла бы я его домой, разделила на две равные части - одну для мамы, другую для себя, а потом, положила бы свой кусочек в рот и долго смаковала бы его, – сглотнув слюну, я брела вдоль прилавка.

 

Голод всегда сопровождал меня по жизни, вечерами я ходила под соседскими окнами, играя в только мне понятную игру под названием “А что у вас на ужин?”. Я часами скиталась под окнами первых этажей, вдыхая все ароматы, которые доносились из открытых форточек квартир, пытаясь угадать, что же кушают жильцы. А после, чтобы узнать ответ, заглядывала вовнутрь квартиры.

 

- Чего тебе? - Окликнул меня сиплый голос продавщицы и я, посмотрев на нее, вспомнила, зачем я пожаловала в магазин.

 

- Здравствуйте, - сказала я ей и протянула один рубль, - дайте мне, пожалуйста, бутылку молока, буханочку хлеба и пачечку соли.

 

- Так, держи, свое молоко, держи хлеб, а вот и соль, что ещё? - Спросила она, словно, издеваясь.

 

Я, на силу сдерживаясь, чтобы не заплакать, отрицательно помахала головой и быстро принялась запихивать продукты в торбочку.

 

- Сдачу не забудь!

 

- Спасибо, вам! – поблагодарила я, заметив, как эта женщина злобно на меня посмотрела. Я догадывалась о причине её столь красноречивого взгляда, потому как мою маму знали здесь все, - за одиннадцать лет ее проживания в этом небольшом районе она успела переругаться практически со всем женским населением. Возможно, поэтому и недолюбливали меня, думая, что яблоко от яблони не далеко падает.

 

- Ну и пусть, когда я вырасту, я докажу всем, что мы хорошие, – пробормотав себе под нос, я скрылась за тяжелой дверью.

 

Снег, не переставая, падал с неба, казалось, что он был в состоянии засыпать весь наш город. Добежав до подземного перехода, вернее, ветер, заключивши в свои объятия, с легкостью перенес меня через всю улицу, в то самое место, где росла пушистая ёлочка.

 

- Обидели тебя, ёлочка, обидели тебя, красавица. Позволь мне забрать твои сломанные веточки домой? - Увидев лежащие под ёлкой веточки, я бережно сложила их в свою сумку.

 

Когда места в моей торбочке уже не оказалось, я хотела было направиться домой, как вдруг заметила Деда Мороза, пританцовывавшего от холода на троллейбусной остановке. Со всех ног я бросилась к нему, желая, наконец, рассказать о своём единственном желании - чтобы мама меня полюбила. Но, к моему большому огорчению, меня опередил троллейбус и увез Дедушку прочь.

 

- Дедушка Мороз, подождите меня, не уезжайте, пожалуйста, подождите, - закричала я и понеслась вслед за троллейбусом.

 

Но, поскользнувшись, я упала и уронила сумку. Продукты и еловые ветки, находящиеся в ней, рассыпались по всей дороге.

 

- Дедушка Мороз, скоро Новый год, мне так нужно с вами поговорить… - Плакала я, захлебываясь от внезапно нахлынувших слез.

 

- Вот, дура, она до сих пор верит в Деда Мороза! – Смеясь и показывая на меня пальцами, дразнились какие-то мальчишки, проходившие мимо.

 

- Сами вы дураки, он на самом деле существует, вот увидите, он исполнит моё желание, просто, он никогда ко мне ещё не приходил, а я его очень жду! – продолжая рыдать я, трясущимися руками, начала собирать продукты.

 

Это и была моя последняя зима, когда я слепо верила, что мои желания исполнит Дед мороз. Спустя два дня, когда вся планета уже праздновала приход Нового Года, мы с мамой всё еще сидели дома в ожидании новогоднего чуда, которое обещал в эти дни осуществить её один из давних кавалеров. На него она возлагала большие надежды по созданию семьи. Не знаю, что тогда заставило меня поведать ей так долго скрываемую мною страшную тайну, возможно, страх о том, что он может стать моим отцом, и тот ужас, который за этим последует. Ведь этот человек пытался научить меня «взрослым играм». Она не поверила мне тогда, жестоко избив меня своим сапогом.

 

- Ты лжешь мне, дрянь, не верю я тебе! – Швыряя меня об стенку, кричала она,- ты разрушила всю мою жизнь, ты изуродовала мое тело, эти ужасные растяжки, а моя красивая грудь, где она? Теперь я прячу её от всех своих мужчин. Наверное, и твой отец меня бросил из-за тебя, меня все бросают из-за тебя.

 

Окончательно убедившись, что её гость не придет, она, открыв припрятанную для него бутылку водки, налила себе стакан и ушла в комнату. Дождавшись, когда Софья Сергеевна, наконец, успокоиться и уснет, я, осторожно, чтобы её не разбудить, на цыпочках выскользнула из дому. На мне были осенние туфельки, так как валенки, промокли после последней прогулки - резиновые колоши для них мама не сочла нужным купить – и сушились в комнате, где она спала.

 

- Мамочка, прости меня, это я во всём виновата, я знаю, ты бы никогда меня не била, если бы я не мешала тебе счастливо жить! Я больше никогда не буду разрушать твою жизнь.- С этими словами я выбежала из подъезда, и направилась, не зная куда.

 

Неизвестно сколько времени я бежала по ночным улицам, теперь уже прося Дедушку Мороза, чтобы меня загрызли бродячие собаки. Но, как всегда, и в эту ночь он меня не слышал. Вокруг меня был один только снег, летящий с неба огромными белыми хлопьями, и заметающий всё вокруг, в том числе и меня, пряча от этого ужасного мира. Где-то вдалеке кричали люди, радостно поздравляя друг друга с Новым годом, а я, не чувствуя уже своих окоченевших ног, всё дальше удалялась от места, которое когда-то считала своим домом, на долгих двадцать лет.

 

Продолжение…