Ветер.

(Из цикла «Элои и морлоки»)

 

Огромная блистающая стеклом и полированной сталью внешней отделки двухсотметровая башня, расположенная едва ли не в самом центре древнего города, изнутри разделена была на десятки одинаковых этажей с похожими друг на друга, как капли воды в море, клетушками офисов, наполненных кондиционированным воздухом, пронзительным светом дешевых экономичных ламп, однотипными строго функциональными столами с миниатюрными тумбами, хранящими одинаковый набор личных вещей, внушающими почтение тридцатидюймовыми мониторами на идеально гладких столешницах, тщательно затертыми ухоженными чистыми пальцами клавиатурами и – многочисленными, по сути своей похожими друг на друга, как близнецы, работниками с гордыми прозвищами младших, средних и старших менеджеров, вайзеров и супервайзеров, консультантов и референтов, мерчендайзеров, маклеров, брокеров и прочая, прочая, прочая…

Среди них минисупервайзер второго потока регионального подразделения дирекции развития и продвижения Виталик отличался, разве что, высоким ростом и широкими плечами, доставшимися по наследству от тысяч крестьянских предков и никак не позволяющими красиво вписаться в модную последние годы струю унисекса, органично объединяющую девчонок и мальчишек в возрасте до тридцати лет в некий единый конгломерат, потребляющий одинаковый парфюм, носящий вне службы схожую одежду и говорящий единым, таким модным и эффектно-дешевым жаргоном. Впрочем, в офисных помещениях, где действовал строжайший дресс-код, ни о каком душевном и внешнем единении разнополых сотрудников речи быть не могло: мужчины обязаны были пребывать на рабочих местах в костюмах и галстуках, женщины – в юбках и скромных блузках; яркие, аляповатые украшения даже для самых молоденьких и обласканных судьбой и начальством секретарш не допускались, и даже менеджеры по клинингу обоих полов снабжались строгой униформой с непременным половым различием в пошиве рабочих комбинезонов.

Вот и Виталик, сорвавшийся по знакомому сигналу на обеденный перерыв, был одет в старенький, но еще вполне пригодный для офисного ношения костюм, уже несвежую, третьедневошную сорочку с помятыми и скопившими неистребимую бумажную пыль манжетами, в пестренький узкий галстук, завязывать и развязывать который молодой минисупервайзер наловчился раз в неделю, и удивительно неудобные, разношенные и прихлопывающие при ходьбе башмаки обязательного черного цвета, покрытые многочисленными, едва скрываемыми саламандровским суперэффективным обувным кремом, сделанным в Китае, царапинами.

Быстрей-быстрей-быстрей… через привычный лабиринт столов, набивая привычные синяки на бедрах о давным-давно известные углы, по знакомому до смертной тоски длинному коридору, ведущему мимо курилки-аквариума, в котором собирались только старички, закоренело пренебрегающие своим здоровьем, и распущенная молодежь, пока еще не ценящая данного им природой. Немного попереминавшись с ноги на ногу среди полусотни сослуживцев регионального подразделения дирекции развития и продвижения на маленьком пяточке перед рядом скоростных лифтов, Виталик втиснулся в просторную, но уже до предела забитую людьми кабинку, оказавшись едва ли не последним, кто сумел поместиться туда до того, как пронзительный звонок и красные сполохи тревожной лампы сообщили о перегрузке. «Уф, как же повезло, – подумал минисупервайзер. – Не придется ждать следующего, терять еще пару-другую минут из обеденного получаса. Уж лучше это время постоять на высоком крылечке у подножия башни-офиса, поглазеть на бесконечный поток машин, ползущий в вечной пробке мимо здания…»

В огромном холле, безобразно разделенном на две неравные части полосой вертушек-проходных, лениво слонялись из угла в угол одетые в черное с яркими шевронами на рукавах охранники с непременными дубинками, наручниками и баллончиками со слезоточивым газом в казенных грубых кобурах, подвешенных к широким ремням. Кое-где по углам жались не успевшие получить до обеда пропуска посетители, прибывшие решать неотложные и важные вопросы с многочисленными везучими менеджерами, которым не приходилось даже по самым серьезным делам перемещаться далее, чем в соседнюю комнату.

Приложив к сканеру висящий на длинном шнурке пропуск с фотографией, микрочипом и зачем-то обозначенной в уголке группой крови владельца, Виталик, подбодренный чьим-то аккуратным, но безоговорочным толчком в спину, буквально пролетел через вертушку, но оглядываться – кто же так невежливо обошелся с ним – не стал, не до таких мелочей тому, кто спешит, а спешка большого города уже въелась в плоть и кровь молодого человека. Утром он спешил встать, побриться и выпить чашечку суррогата под названием «растворимый кофе», потом спешил к остановке и торопился в душе даже устроившись у окошка автобуса, разглядывая привычный индустриальный пейзаж промышленного района. Спешил, поглядывая на часы мобильного телефона, в вагоне метро, нетерпеливо притоптывая на месте, когда поезд вдруг тормозил или даже останавливался внутри темного зловещего тоннеля, спешил, выходя из подземки и устремляясь по широкому тротуару к офисной башне, спешил в холле, чтобы пройти «вертушку» на пару секунд раньше, спешил у лифта, спешил в коридоре, чтобы, наконец-то, чуть-чуть, самую малость, расслабиться, плюхнувшись в разбитое его – от природы сильным – телом креслице на колесиках. Но долго расслабляться не позволяла работа и чувство ответственности, привитое еще в детстве воспитателями и учителями. Впрочем, именно сейчас Виталику было куда спешить не ради исполнения сложных, иной раз и самому непонятных обязанностей минисупервайзера, а для ублажения собственного желудка – если сразу при выходе не бежать с общей массой сослуживцев к ряду коротких, пестреньких от рекламы тележек с готовым ленчами, гамбургерами, чисбургерами и шаурмой, а свернуть влево, в узкий проход между башней и пристроившейся к ней коробкой длинного параллелепипеда неизвестного назначения, то можно было выскочить к маленькому, чудом, наверное, сохранившемуся в городе трейлеру то ли китайца Вана, то ли бурята Вани, у которого та же растворимая лапша быстрого приготовления в пластиковом стаканчике стоила совсем чуть-чуть подешевле, а от того и казавшаяся чуть-чуть повкуснее, чем у его бесчисленных, как песчинки на пляже, собратьев по фастфуду.

Привыкший понемногу экономить почти на всем – от еды до зубной пасты, Виталик свернул на залитую потрескавшимся от времени, серым асфальтом и удивительно пустынную для города в обеденный час дорожку между двумя зданиями, уже прикидывая в уме, что будет брать сегодня у Вана – лапшу с соевым мясом, фасоль, пару булочек… как вдруг, из ниоткуда, прямо перед ним возникла чудная фигура невысокой, смуглой до черноты женщины в невероятно пестром одеянии из множества шелестящих и, кажется, даже посвистывающих при движении, юбок, узкой, в обтяжку, блузки с заманчивым вырезом, демонстрирующим небольшую, но крепкую и упругую грудь.

– Эй, молодой, красивый, – натурально завопила женщина, бесцеремонно хватая Виталика за рукав пиджака. – Не проходи, счастье свое пройдешь… дай погадаю. Что было, что есть, что будет – всю правду скажу, счастья-удачи нагадаю… позолоти-ка, родной, ручку…

– Ты чего, ты чего… – беспомощно забормотал Виталик, безуспешно пытаясь выцарапаться из рук цыганки – а кто же это еще мог быть? – Не надо мне ничего, не надо, слышишь…

– Ай, красивый, что так боишься, не укушу, – засмеялась задорно женщина, все теснее и теснее прижимаясь к минисупервайзеру и пытаясь развернуть своими руками его поджатую ладонь. – Гляди, что у тебя на руке-то…

С замиранием сердца оглядываясь на затерявшуюся среди многочисленных менеджеров всех видов и фасонов фигуру полицейского в серо-синем мундире, обязательно присутствующего на просторной площадке перед входом в башню и днем, и, как надеялся Виталик, ночью, молодой минисупервайзер обреченно расправил ладонь, невольно уступая настырным, назойливым действиям женщины в пестром. А она уже водила грязными смуглыми пальцами с удивительно ухоженными ногтями по белой ладони Виталика, приговаривая какие-то свои, цыганские слова, а поодаль, на только что пустом и спокойном месте крутились, завивая вокруг ног широкие пестрые юбки, её товарки, бренчали на скрипках и гитарах какие-то бородатые сумрачные мужики в алых шелковых рубахах, подпрыгивали, стараясь достать что-то невидимое и непонятное, детишки…

«Уж не съемки ли здесь скрытой камерой какого-нибудь розыгрыша? – второпях, растерянно подумал Виталик, глядя, как усаживается на неизвестно откуда взявшийся бетонный огрызок столба лохматый цыган в черной жилетке на голое тело с большим бронзовым котелком в руках. – Ой, в телепрограмму попасть – это ж какую удачу в жизни иметь надо, вот только – что мне на это начальство скажет? Заревнует, небось, что мимо них такое счастье прошло, еще понизят в должности до простого вайзера, а там и зарплата мизерная, и кредиты совсем не полагаются…»

Мысли молодого минисупервайзера метались от желания прославиться хотя бы на полгорода, интересующегося телевизионными розыгрышами, до обычной человеческой осторожности напуганного разгулом криминала обывателя, но принять какое-то единственное твердое решение привыкший к исполнению чужих распоряжений Виталик так и не смог, тем более, в этот момент цыганка подняла взгляд и, наконец-то, всмотрелась в глаза, наверное, думая там прочесть судьбу так кстати попавшего ей офисного лоха. И тут окончательно растерявшийся, мало что понимающий в происходящем вокруг него, минисупервайзер похолодел от ужаса, испугавшись гораздо сильнее, чем при просмотре даже фирменных голливудских блокбастеров с огромными многомиллионными бюджетами.

Глаза цыганки не были темно-карими или даже пронзительно черными, глубокими, как осенняя ночь… они, вообще, не были цветными… просто в сплошном, чуточку отдающем легкой голубизной глазном белке чернел, иногда едва заметно меняя диаметр, зрачок.

Но, видимо, не только Виталика удивило отсутствие радужки в глазах цыганки, но и её поразил взгляд простого офисного сидельца, и от удивления смуглянка выпустила его ладонь из своих рук. «Бежать, бежать, бежать…» – вдруг вполне отчетливо застучало сердце минисупервайзера. Но тут же навалилась знакомая лишь по субботнему похмелью безысходная глухая тоска – куда бежать-то? А вот настырная гадалка ни о каком бегстве даже и думать не стала, развернувшись всем телом к сидящему с бронзовым котелком цыгану и завопив так, что слышно было, наверное, на самых верхних этажах башни за двойными звуконепроницаемыми стеклами в пластиковых европейских рамах китайского производства.

– Ой, погибель ты наша!!! Ты куда, ты куда нас завел, окаянный?!! Куда твои бесстыжие глаза смотрели?! О чем бестолковая голова думала?! Погибель теперь всем пришла через этого котляра!!! Народ, вы только гляньте, как он сидит! Как он себе делает вид, будто ничего не случилось, а?!

К изумлению оглушенного криками Виталика цыганское сообщество повело себя абсолютно равнодушно, продолжая хаотично и бесцельно на его взгляд, с некой долей нарочитой театральности перемещаться на маленькой площадке между стенами домов, обращая внимания на происходящее вокруг – на самого минисупервайзера, на людскую толчею перед башней, на истошные крики гадалки – не более, чем на дуновение легкого сквозняка, в любое время года присутствующее в этом месте. Да и тот цыган, в адрес которого неслись бесчисленные обвинения, лишь равнодушно оторвал взгляд от содержимого своего бронзового котелка – глаза у него были такими же сплошь белыми с узкими игольными точками зрачков.

– Что кричишь, женщина? – спросил, густо сплюнув ей под ноги, котляр. – Сама торопила, сама говорила, что дети голодные, что работать негде, что надо тебе поскорее… вот и допросилась, пустая твоя голова. Давай, работай, а не глотку тут проверяй…

Растерянный, изумленный, ничего не понимающий минисупервайзер успел только заметить, как, казалось бы, не собиравшийся предпринимать никаких решительных действий цыган с котелком вдруг резким, широким жестом взболтнул свой сосуд, и из бронзовых недр выплеснулась, выхлестнула сиренево-мутная волна неизвестной субстанции, притягивающая к себе внимание не хуже четко разделенных стрингами кругленьких и аппетитных девичьих ягодиц на жарком солнечном пляже. Волна эта, фантастическим образом вырастая в размерах, скользнула по окружности, размывая очертания стен башни и параллелепипеда, потрескавшегося от времени сухого серого асфальта под ногами, пестрых цыганских юбок, алых рубах, иссиня-черных кудрей и припорошенных сединой бород, смуглых босых ног и грязноватых пальцев с удивительно ухоженными ногтями…

Тяжелый, пахнущий совсем не городским бензиновым перегаром, не офисной бумажной пылью, женской косметикой, дезодорантами и залежалыми – впрок – пересохшими печеньками ветер, поднявшийся вслед за сиреневой волной из цыганского бронзового котелка, упруго поднажал, сталкивая с места Виталика, прикрывшего глаза, будто постаравшегося за веками спрятаться от творившегося катаклизма, и неожиданно, с силой, толкнул минисупервайзера в спину так, что он не устоял на ногах, рухнул на колени, успев предусмотрительно выставить вперед, перед собой, руки. Ладони Виталика по самые запястья погрузились в совершенно неожиданную, никак не предусмотренную здесь жидкую черную грязь, а взгляд уперся в чьи-то грубоватые, измазанные в этой самой грязи высокие сапоги, давно, а может, и никогда не знавшие ни пропитанных синтетическим китовым жиром губок, ни даже древних щеток и вонючего солдатского гуталина, с которым минисупервайзер успел познакомиться во время ужасно длинной полугодовой обязательной и скучнейшей службы в армии.

– На колени! – прорычал за спиной минисупервайзера грубый то ли простуженный, то ли просто звериный голос. – На колени, холоп, перед хозяином Верхнего Предела!!!

Совершенно не собираясь исполнять это нелепое, противоречащее его статусу в обществе и общечеловеческим, повсеместно известным и необратимым, ценностям распоряжение, Виталик, кряхтя, поднялся на ноги, брезгливо отряхивая руки и раздумывая, как бы сейчас достать из кармана носовой платок, обязательный атрибут культурного служащего, да и просто человека, причисляющего себя к креативным и демократическим слоям общества, и при этом не измазать не желающей отставать просто так от ладоней грязью и без того уже испорченный костюм. Однако, горестные его мысли о неожиданных тратах на химчистку, подмену старенького – не жалко – пиджака на совершенно новый, лишь пару недель назад приобретенный отнюдь не для офисных посиделок, прервал очередной грубый тычок в плечо, заставивший минисупервайзера невольно развернуться лицом к лицу с так бесцеремонно и неадекватно себя ведущим человеком.

Ошалевший растерянный взгляд Виталика уперся сперва в плотный, покрытый металлическими заклепками, широкий кожаный ошейник, потом скользнул по впалым щекам, покрытым недельной, как минимум, щетиной голубовато-синей, удивительной расцветки, и, наконец, встретился с глазами своего обидчика. Под прищуренными сизыми веками легко распускающего руки незнакомца скрывались совершенно нечеловеческие жуткие и фантастические глаза – густого табачно-желтого цвета, с узкими, немыслимыми вертикальными зрачками. А чуть выше, над висками, топорщились настороженно и строго совершенно звериные, остроконечные, поросшие гладкой шерстью, небольшие уши.

Крик ужаса застрял в горле Виталика невнятным хрипом, но и его визави оказался удивлен не меньше. Нижняя челюсть неведомого хищника чуть отвисла, обнажая желтоватые, но крепкие и длинные клыки – первое, что бросалось в глаза даже при самом мимолетном взгляде на так похожий издалека на человеческий приоткрытый рот. Но вот реакция на минисупервайзера у одетого в непонятную грубую кожаную куртку с неровно нашитыми тусклыми медными бляхами хищника была совсем другой. Что-то негромко лязгнуло внизу и слева от Виталика, едва внятно свистнуло в воздухе, ударив злосчастного офисного человечка по шее, перед глазами завертелся, будто в съемках упавшей камерой, лес, кусты, простор далекого поля, грязные сапоги… и уже затухающим краем сознания минисупервайзер успел услышать:

– Демон! Это был истинный Демон! Повелитель, я убил Демона…

P.S. Сбежавшиеся на отчаянный, совершенно кинематографический крик секретаря первой категории ответственного менеджера по обмену дирекции вторичной переработки третичных отходов городского Департамента объединенных компаний по трейдингу и мониторингу аутсорсинговых предприятий офисные сидельцы обнаружили лежащий прямо на серой асфальтированной дорожке обезглавленный труп минисупервайзера в грязном на коленях и локтях, но еще вполне приличном со спины костюмчике. Верхушка башенного среднего менеджмента, не опасающаяся финансовых и дисциплинарных кар за опоздание с обеда, столпившись в проходе и переглядываясь в полнейшем восхищении от выпавшего на их долю приключения, дождалась прибытия оперативной бригады полиции, вызванной дежурившим у входа в башню рядовым патрульным, тут же при виде начальства начавшим отгонять подальше от места происшествия праздных зевак, храбро размахивая дубинкой.

Как водится в таких случаях, свидетелей происшествия не нашли, ну, то есть, огромное множество людей видело в спину удаляющегося на обед будущего покойника, но ничего подозрительного ни вокруг него, ни где-то еще поблизости не заметило. Запомнился многим лишь сильный ветер, неожиданно поднявшийся и так же резко утихший в маленьком проулке, но никакого отношения к делу этот странный факт, разумеется, не имел. Районных, уставших и замотанных огромным количеством мелкого бытового криминала сыщиков, конечно, заинтересовало отсутствие головы у потерпевшего, в котором легко, по всеми признанному костюму, уцелевшему пропуску в здание и, наконец, по отпечаткам отлично сохранившихся пальцев, установили минисупервайзера второго потока регионального подразделения дирекции развития и продвижения. Но небрежные, скорее уж – формальные поиски «по горячим следам» недостающей части тела не дали результата. Невостребованный родственниками, до которых была не одна тысяча километров и от которых даже на таком далеком расстоянии веяло провинциальным хроническим безденежьем и настороженным равнодушием к отрезанному от семьи ломтю, труп кремировали за казенный счет, а урну с прахом оставили на вечное хранение при одном из городских кладбищ, где она с годами затерялась среди тысяч других никому не нужных и позабытых.

По истечении положенного времени дело о насильственной смерти, как хитренько квалифицировал его умудренный жизненным опытом и тихонько спивающийся следователь полицейского отделения, закрыли и сдали в архив.