ЛОДОЧНИК

рассказ

 

Нет писателя или поэта, который бы не сказал своего слова о любви. Но, как заметил Антон Павлович Чехов, «все это было не решением, а постановкой вопросов, которые так и остались неразрешенными».

Мне тоже неизвестно, что такое любовь, хотя влюблялся чаще, чем женился. Зато догадываюсь, откуда у моей любвеобильности ноги растут.

Сколько помню своих бабушку и дедушку, - все разговоры о прошлом у них начинал дед – мечтательно и лирично: «А помнишь…», а заканчивала бабушка – почти всегда одним и тем же резюме: «Кобелиное твое отродье…»

При этом о всяких его болячках она беспокоилась больше, чем о своих. Заставила, например, сделать операцию по удалению катаракты, и дед, наверное, стал еще лучше видеть, - какую святую женщину обижал в молодости своей солдафонской безнравственностью.

Дед никогда не признавался ни в одной измене, но в его признаниях никто и не нуждался, так как бабушка либо на самом деле что-то знала, либо просто решила, что это так и никак иначе.

В прошлом – военный, дед очень не любил семейных баталий и, если что – сразу сдавался: «Хорошо, хорошо, пусть будет по-твоему! »

Мы с моим братом Колькой любили бабушку, но сочувствовали деду. Нет, конечно, и деда мы любили, и бабушке сочувствовали, но в разных пропорциях. Бабушка улавливала эту диспропорцию и укоризненно покачивала головой: «Смотрите мне, не шалайтесь, как этот потаскун в отставке».

Дед только ворчал: «Ну ладно тебе, опять завела шарманку» - и уходил по своим делам, главным из которых уже стало – полежать на диване. Собственный дом они поменяли на квартиру с доплатой и могли позволить себе ничего не делать. Однако для бабушки это было большим наказанием, чем для дедушки. Она скучала и очень любила гостей. Когда ни приди – у нее всегда наготове что-нибудь этакое.

Дед по такому случаю доставал «фанфурик», бабушка не сильно противилась и сама могла не отказаться от рюмки водки…

… Выпили немного и в этот раз, - отмечали какой-то некруглый юбилей их совместной жизни. За столом – кроме наших родителей и бабушки с дедушкой, соседка Настя – бабушкина закадычная подруга. Кольку попросили о своих успехах рассказать (он греблей на байдарке занимался), и бабушка с гордостью перед подругой слушала Колькины термины. А потом , как всегда, – за свое:

- А мы вот жили – ничего этого не было, я и на лодке-то не помню, когда плавала, а грести и вовсе не умею.

- Ну вот те – здрасьте, не умеет она, - вступает в разговор дед. - Как это не умеешь грести! Отставить! - уже пропустивший пару рюмок беленькой и настроенный на свою любимую романтическую волну - «А помнишь?..», дед входит в раж. – А кто тебя обучал на озере в Кулябе? «На каком озере»! На том самом, которое за рощей, ну как в аэропорт ехать, сразу налево.

И, решив, что с бабушкой разобрался, махнув на нее рукой, повернулся в нашу сторону:

- Там у нас озеро такое было – с пляжиком, с грибочками разноцветными. Часть воды камышом заросла, а в камышах проталина, отставить – прогалина. И если на лодке продраться сквозь эту заросль, то выплываешь на островок. У одного местного лодка там была. Наш человек – бери эту лодку хоть на весь день, хоть на… отставить! Надо сказать, времена были лучше и люди отзывчивей.

Дед был в своей тарелке. Он считался у нас в семье левым патриотом, ходил на митинги и когда, затаив дыхание, смотрел в телевизоре, как по брусчатке Красной площади движутся колонны под кумачовыми знаменами, Колька шептал мне на ухо: «Дед у нас мачо в теле и кумачо в душе».

- Так на чем я остановился? Ну да - и вот, значит, катаемся мы на лодке, а бабушка ваша и говорит, дескать, научил бы ты меня грести. И я посажу, бывало, ее на весла, а сам сзади пристроюсь, и получается, - вроде она гребет, а на самом деле я и гребу… Тем не менее какой-никакой, а навык по гребле у нее с все-таки имеется, хе-хе-хе…

Бабушка, - я никогда не видел свою боевую бабушку такой умиротворенной,- смотрела на деда почти обожающим взглядом. Потом задумчиво так говорит:

- Пять или шесть лет мы там прожили…

- Пять лет и четыре месяца, - услужливо подсказывает дед.

- Да-да, спасибо - пять лет и четыре месяца изнывала я от дикой жары в этом азиатском городке, не зная, куда себя деть, и вот теперь выясняется, что там, оказывается, имелось озеро с грибочками … И даже лодка…

За столом установилась мертвая тишина.

- Островок, говоришь…

Что было!..

Их уже давно нет на свете, но именно – ИХ, вместе. « А мы, влюбленные и непорочные, порой - и вместе, да как-то врозь».