Так начиналась война…

 

Алексей и Василий возвращались домой после школьного бала. Жили они по соседству и дружили с пелёнок, потому что очень дружны были их семьи. Настроение у них было приподнятое. Быстро пробежали школьные годы, а вместе с ними ушли беззаботное детство и юность. Незаметно для себя они повзрослели. И в полной мере ощутили это на выпускном вечере. Учителя, утонув в букетах цветов, поздравляли выпускников с окончанием школы и напутствовали в новую жизнь, правда, не забыв с улыбкой их пожурить. За нервотрёпку, которую бывало, они причиняли им своим озорством. Директор, вручая аттестаты, в своём напутственном слове сказал, что он в них верит. За порогом родной школы они проявят себя настоящими советскими людьми. Не посрамят своих учителей, прославят себя и свой родной город. За выпуск 1941 года ему будет не стыдно.

 

В тот вечер музыка в школе №10 звучала допоздна. Кружась в вальсе, юноши с удивлением всматривались в своих партнёрш. Нарядные платья, специально пошитые для такого памятного дня, ладно облегали фигуры. Девчонки, с которыми они сидели за одной партой и частенько ссорились по пустякам, стали неузнаваемы. Расцвели, превратились в стройных красавиц. И вот теперь, неловко положив руку на девичий стан, глядя на зардевшиеся лица своих одноклассниц, парни просто опешили. У многих пробудилось в душе первое робкое чувство, ещё не совсем для них самих ясное. И когда настала пора расходиться, они со смехом и весёлыми прибаутками провожали школьных подруг, поверяя им свои надежды на будущее. В радужных мечтах оно виделось большим и светлым. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…», распевала страна Советов. Они верили, что этот бравурный авиамарш именно о них и с юношеским максимализмом считали, что в этой новой были обязательно найдут своё счастье.

 

— И радостно, Лёха, и грустно. Радостно, что вот уже выросли. А грустно, что расстаёмся со школой, за годы учёбы она стала всем нам родной. Немного и беспокойно: как-то сложится дальше? Поговаривают о войне, немцы копошатся на нашей границе.

 

— Хорошо понимаю тебя. Девчонки наши даже слезу пустили. Обратил внимание на Лену Белевич? Все рвались потанцевать с ней. Такая хрупкая, а столько энергии! И поёт, и рисует, немецкий язык выучила. А какой организатор! Недаром школьным комсоргом избрали.

 

А беспокоишься ты зря. Побоятся немцы сунуться к нам. Нас с тобой ждут большие дела! Знаменитый грек искал точку опоры, чтобы перевернуть землю, а у нас, Вася, точка опоры под ногами крепкая. Мы обязательно перевернём весь мир. Только нужно дальше учиться.

 

— Ну, ты у нас отличник, тебе учёба впрок. А я пойду к отцу на завод. Буду как он — слесарить. Ладно, утро вечера мудренее. А давай-ка, Лёха, утречком махнём на рыбалку. Отдохнём перед делами праведными.

 

— Только не проспи. Прошлый раз еле тебя добудился. Всех твоих поднял на ноги.

 

Толком не выспавшись, друзья выбрались на Десну. Лёгкий туман курчавился над водой, шумно плескалась рыба. Приятелей охватил азарт, они быстро размотали свои удочки. Вволю порыбачив и искупавшись, Алексей и Василий в радужном настроении заспешили домой. А на окраине города они повстречали незнакомую женщину. Увидев их, она тяжко выдохнула: «Эх, рыбачки, война началась!».

 

— Вот, Лёха, и все наши большие дела, — подавленно сказал Василий. — А ты всё не верил, что будем воевать с немцами.

 

Жизнь в городе до прихода немцев

 

Как и большинство советских людей, друзья верили, что враг будет быстро разбит. По радио непрестанно звучала популярная ещё с довоенных лет песня:

 

«Мы войны не хотим,

Но себя защитим,

Оборону крепим мы недаром,

И на вражьей земле мы врага разобьём

Малой кровью, могучим ударом!».

 

«Не может быть, чтобы немцы дошли до Чернигова. Получат на границе достойный отпор и откатятся», — уверенно говорил Алексей. Но Василий не верил оптимизму друга. Красная армия с боями отступала от границы и несла большие потери. Немцы уже подходили к Минску. А потому, считал он, нужно готовиться к худшему.

 

Через пять дней после начала войны немецкая авиация впервые бомбила Чернигов. Бомбардировщики с чёрной свастикой нависли над железнодорожной станцией. Редкие хлопки наших зениток не сумели их отогнать. Посыпались бомбы. Загорелся эшелон с военной техникой и расположенный за путями склад. Густой чёрный дым накрыл станцию. Бомбардировщики отбомбились и улетели. А сбежавшиеся люди помогали тушить пожар, уносить убитых и раненых.

 

И вот тогда пришло осознание, что эта война надолго и будет кровопролитной. Шапками немцев не закидаешь. Известия с фронта подтверждали эти невесёлые мысли. Радио, звучащее голосом Левитана, постоянно передавало, что «после долгих и упорных боёв» части Красной армии отошли на заранее подготовленные позиции.

 

В Белоруссии войска Западного особого военного округа были разгромлены, несколько армий попали в немецкий котёл. Десятки тысяч солдат и офицеров погибли, ещё больше оказалось в плену. Об этом и многом другом горожане шёпотом рассказывали друг другу.

 

Жизнь провинциального Чернигова резко преобразилась. Город зажил прифронтовой жизнью, стал похож на большой растревоженный улей. Окна домов крест–накрест заклеивались бумагой. По улицам затарахтели военные грузовики. Появились первые беженцы с детьми и тюками утвари. Надолго они не задерживались и старались быстрее уйти дальше. В магазинах сразу почувствовалась нехватка хлеба, крупы, соли и сахара. Мычанье, блеянье, визг огласили окрестности. Через город погнали на восток колхозную живность: коров, овец, свиней. На железнодорожной станции для отправки в глубокий тыл формировались эшелоны с оборудованием промышленных предприятий. Стали эвакуировать людей, в первую очередь вывозили семьи партийных работников и городского начальства.

 

Среди горожан ширились тревожные слухи, что вот там-то и там-то поймали шпиона. Он подавал световые сигналы немецким лётчикам. Люди присматривались к подозрительным личностям и старались их задержать. Случались курьёзы, когда пойманный оказывался совсем не тем, за кого его принимали. Но лучше было семь раз перестраховаться, чем ошибиться. Нередко такой человек оказывался немецким агентом.

 

Алексей и Василий попытались уйти в армию добровольцами. В военкомате в связи с объявленной всеобщей мобилизацией, было полно людей. Изрядно потолкавшись, они, наконец, попали к военкому. Майор с усталыми глазами и браво закрученными кончиками пшеничных усов, как у Будённого, внимательно их выслушал и сказал, что стремление защищать родину похвально, но призыву они не подлежат, так что пока обойдутся без них. А вот крепить оборону города им вполне по плечу, и направил вместе с другими рыть окопы.

 

Отца Алексея ещё в первые дни войны забрали в армию. Алексей остался с больной матерью, еле передвигавшейся на костылях. Потому ни о какой эвакуации не могло быть и речи. А семья Василия осталась в городе по особой причине. Его отец работал слесарем в железнодорожном депо и был на хорошем счету как передовик производства. И хотя он был беспартийным, начальство ему доверяло. В конце лета его вызвали в горком партии и откровенно сказали, что положение на фронте угрожающее, наши войска уже ведут тяжёлые оборонительные бои под Киевом, скоро фашисты будут в Чернигове. И предложили остаться в городе на подпольной работе. Конечно, дело рискованное, а потому добровольное. Если откажется, винить никто не станет, а потому пусть подумает и решит. «А думать тут долго нечего», — ответил отец Василия и согласился.

 

Обо всём этом Василий узнал, когда признался отцу, что входит с Алексеем в подпольную комсомольскую группу, организованную одноклассницей Еленой Белевич. А тот в ответ на признание сына рассказал, как недавно с группой товарищей засыпал песок в буксы немецких вагонов. Эшелон с продовольствием, награбленным по окрестным черниговским сёлам, немцы отправляли в Германию. «Вот пусть теперь поскрипит до своего фатерлянда», — зло, усмехнувшись, сказал он сыну. Но разговор этот состоялся, когда оккупанты уже хозяйничали в городе.

 

А сразу после первой бомбёжки отец Василия посоветовал ребятам вырыть в саду щель. И они выкопали глубокую узкую траншею, в которой смело можно было стоять во весь рост. Сверху прикрыли досками и насыпали большой слой грунта. И как показали дальнейшие события, поступили весьма разумно.

 

Двадцать восьмого августа, на большой православный праздник Успения Пресвятой Богородицы с неба пришла смерть. Немецкие «юнкерсы», волна за волной, с визгом и рёвом пикировали на город. От разрывов стонала земля, рушились здания, под их обломками гибли люди. Клубы чёрного угарного дыма закрыли солнце. Ребята с родителями спрятались в выкопанной щели. Авиабомба упала рядом, взрывной волной в соседних домах выбило стёкла, снесло крыши. Все деревья в саду покорёжило. Осколки бомбы густо усеяли перекрытие убежища. Все они остались живы, но ещё долго звенело в ушах. Страшная трагедия унесла жизни многих черниговцев. А от города осталось одно пепелище. С центральной площади он просматривался далеко во все окраины. И всюду руины, руины, руины.

 

Подвиг пулемётчиков

 

А восьмого сентября немцы подошли к Чернигову. Сразу с двух сторон, по дороге из Гомеля и Новгорода-Северского. Части Красной армии отчаянно сопротивлялась, но силы были неравными. Отход красноармейцев с восточной окраины города прикрывал пулемётный расчёт. Пять бойцов заняли на пригорке удобную позицию и несколько часов сдерживали немцев. В миг передышки к ним подполз старик и протянул бидончик с молоком: «Попейте, ребятки! Я сам в первую мировую был пулемётчиком». Бойцы, разгорячённые боем, сердечно благодарили. А напившись, сказали, чтобы он уходил. «Так и вы, ребятки, уходили бы, дело безнадёжное, вона их сколько!». Но командир расчёта ответил, что будут стоять насмерть. Это приказ и долг солдата.

 

Пулемётчики положили немало врагов. Озверевшие немцы забросали их гранатами, а уже мёртвых искололи штыками. Местные жители подобрали истерзанные тела и захоронили на кладбище, расположенном на высоком холме над дорогой, которую они прикрывали. Пулемётный расчёт ценой собственной жизни задержал на несколько часов немцев, что позволило частям Красной армии организованно отойти и занять новые рубежи. О таких ратниках на Руси издревле говорили, что «мёртвые сраму не имут!».

 

Оккупационный порядок

 

Оккупанты установили в городе жёсткий порядок. Городская управа издала распоряжение, которое обязывало всех горожан «принимать активное участие в борьбе с большевизмом и партизанами». Неповиновение каралось смертью. Всё трудоспособное население, начиная с 16-летнего возраста, должно было зарегистрироваться на бирже. Ужас на жителей наводили карательные и контрразведывательные службы: СД и гестапо. Гестапо разместилось в школе, где учились Алексей и Василий. Школьный подвал гестаповцы переоборудовали в застенок, где истязали людей. А через дорогу напротив школы находилось изрезанное глубокими оврагами пустынное урочище Раевщина. Каратели и полицаи расстреливали там евреев и военнопленных.

 

С приходом оккупантов, повылазила из своих схронов всякая нечисть. А схронами зачастую были прежние органы советской власти. Украинским комендантом Чернигова стал черниговский НКВДист С. Тураш. Начальником украинской следственной полиции стал некто Г. Соколов, работавший до войны директором кинопроката. Националисты выпускали свою газетёнку, в которой с упоением рассказывали о победах вермахта под Москвой. С их подачи немцы переименовали центральную Красную площадь в площадь Мазепы. А улицу Комсомольскую назвали Гитлерштрассе.

 

В городе появилось много полицаев из местных. Нередко они попадались на глаза Алексею или Василию, и тогда злобно бубнили: «Ну чего уставился, проходи!». Парни всё не могли понять, как эти тихони — прежде о них ничего плохого не слышали — стали предателями.

 

А эти предатели хорошо знали своё чёрноё дело. И усердно отрабатывали свой паёк. Многих черниговцев они выдали оккупантам. По злобе, ненависти или зависти. Тех, с кем общались до войны и знали как активистов советской власти. В лапы гестапо попали многие коммунисты и комсомольцы, оставленные для подпольной работы. Несколько явочных квартир было провалено. А когда подпольщики тяжело ранили двух немецких офицеров, начались повальные обыски и аресты. Всю улицу, где напали на немцев, спалили, а её жителей расстреляли в глубоком овраге на западной окраине города.

 

Три дороги смерти

 

Оккупанты знали, какие здания, когда они войдут в город, им пригодятся. Немецкая разведка работала хорошо, и карта Чернигова у немцев была точная. Вот потому тюрьма во время бомбёжек уцелела. Построенная ещё в начале девятнадцатого столетия как острог, она стала своеобразной городской примечательностью. Каменное трёхэтажное здание с полукруглыми башнями по углам и тремя рядами кирпичной ограды смотрелось как угрюмая средневековая крепость, из которой не было добровольного выхода. При любой власти: царской или советской, она не меняла своего мрачного предназначения. Но самая ужасная страница в её истории была написана фашистскими оккупантами.

 

За два года через неё прошли десятки тысяч советских людей. Иногда камеры смертников были настолько переполнены, что измученные пытками люди не могли даже присесть. А ночью их грузили в машины и везли на расстрел, потом стали расстреливать даже днём. По трём жутким дорогам — последним дорогам в жизни — везли людей на окраины города…

 

Грицко, крепкий верзила, работал шофёром в тюрьме. Как-то он увидел проходившего по улице Алексея.

 

— Что, сосед, не здороваешься, иль презираешь, что полицай? Смотри, доложу, куда следует, что папаша твой в Красной армии!

 

Потом вдруг стал пьяно жаловаться, дескать, такой работёнки как у него, врагу своему не желает. А приходится ему вывозить на расстрел заключённых.

 

— Допекла уже эта немецкая пунктуальность! Даже мне, с крепкими нервами, стало от неё муторно. Вот недавно вёз на расстрел комиссаров. Несколько человек выпрыгнули из машины и бежать. Немцы, ехавшие сзади на мотоциклах, их постреляли, но один ушёл. Тогда они заскочили в ближайшую хату и выволокли старика. Старуха стала кричать, цепляться за деда, так её пристрелили. И мы поехали дальше. Ведь для них главное, чтобы количество голов по списку сошлось.

 

В другой раз привёз смертников уже под вечер. А офицер расстрельной команды сказал, что у них уже закончился рабочий день. Пришлось везти обратно. В тюрьме все они сошли с ума. На следующий день их постреляли уже невменяемыми.

 

А ты знаешь, что тюремщики, а это полицаи из наших, перед расстрелом забирают себе на ночь девушек из камер смертников. Что они там с ними вытворяют, пояснять не надо. С остальных обречённых снимают одежду и обувь, а потом продают за самогон на рынке.

 

Потом попытался себя оправдать.

 

— Но я в этом не участвую. Эх, кабы знал, куда сунулся, но обратного ходу уже нет!

 

Алексей с содроганием слушал рассказ полицая. А когда, наконец, освободился от его «дружеских» объятий, долго не мог прийти в себя от услышанного. А потом и сам стал невольным свидетелем этого ужаса. Когда везли на расстрел цыган. Стон тогда стоял на всю улицу. Рыдали женщины, кричали дети. Расстреливали их на городской окраине — Подусовке. Уже после войны стало известно, что немцы со своими подручными расстреляли там пять тысяч — всех цыган Черниговщины.

 

А в другом пригороде Чернигова в глубоком овраге расстреляли евреев, чтобы не закапывать трупы, на них обрушили песчаный край обрыва. Много евреев повесили на старом еврейском кладбище, на деревьях, что разрослись возле давних могил.

 

Третья жуткая дорога вела на восточную окраину города. Там были самые массовые расстрелы военнопленных и мирных жителей. Уже после освобождения Чернигова Чрезвычайная комиссия по установлению злодеяний немецко-фашистских оккупантов вскрыла массовые захоронения на местах расстрела. Все черепа были с пулевыми отверстиями, а детские — раскроены. Детей просто убивали лопатами.

 

Сорок пять тысяч советских людей прошли через этот жуткий конвейер смерти. Три тысячи гитлеровцы расстреляли во дворе тюрьмы, а сорок две вывезли и расстреляли в разных местах на трёх окраинах города.

 

«Юные патриоты»

 

В декабре 1941 года в Чернигове появились писанные от руки листовки, в них говорилось о провале немецкого наступления под Москвой. Немцы подняли на ноги всю свою агентуру, но сыск результатов не дал.

 

Алексей и Василий восхищались мужеством людей, решившихся на такой смелый шаг.

 

— Вот это люди! А мы с тобой только прячем найденное оружие, а пригодится ли оно? — вздохнул Василий.

 

— Это тоже немало, — возразил Алексей. — Если немцы дознаются, в тюрьму угодим. А оттуда живыми не выходят, ты знаешь.

 

— Это так, но пора переходить к решительным действиям. Вот как авторы этих листовок. Нужно попытаться установить с ними связь. Поговорю со своим отцом, мне кажется, он что-то знает. Рассказал мне, как партизаны 7 ноября разгромили немецкий гарнизон в Добрянке и устроили митинг по поводу 24-й годовщины Октябрьской революции.

 

— Мысль дельная, поговори. А я вот вчера встретил в городе Лену Белевич. Иду и своим глазам не верю: она с немецким офицером так бойко «шпрехает». Недаром учила немецкий. Увидела меня и остановила. Я недоверчиво смотрю на неё, а она улыбнулась: «Из-за этого офицера? Всё потом объясню». В общем, разговорились, пригласила к себе, сказала, чтобы приходил с тобой. Ну как, пойдём?

 

— Не верю, чтобы она с немцами спуталась, не из таких. А сходить, обязательно сходим. Думаю, она что-то замыслила, — согласился Василий.

 

На квартире Лены собрались тайком, потому что оккупанты запрещали массовые сборы людей без особого разрешения. Пили чай и говорили о школьных годах, вспоминали общих знакомых. Лена осторожно расспрашивала приятелей об их нынешней жизни, о настроении, отношении к немцам. И ребята как-то незаметно для себя полностью ей открылись. Рассказали, что они на месте боёв собрали уже много оружия и боеприпасов, вот только не знают, кому оно нужно. Алексей рассказал о своей встрече с полицаем Грицько, о тех ужасах, что творятся в тюрьме. Поделился думой, что они хотят уйти к партизанам.

 

Убедившись, что парням можно доверять, Лена рассказала им о подпольной группе «Юные патриоты». Организация небольшая, состоит из одноклассников и ребят постарше, входят в неё и взрослые. Именно «юные патриоты» расклеили по городу листовки о поражении немцев под Москвой. А о немецком лейтенанте, с которым её видел Алексей, сказала, что это антифашист, его сведения очень ценны.

 

Лена предложила Алексею и Василию вступить в организацию, они согласились без колебаний. И тогда она показала им клятву, которую написала для юных подпольщиков.

 

«Я, … вступая в подпольную организацию «Юные патриоты» клянусь бороться с ненавистным врагом до последней капли своей крови. Обещаю беспощадно мстить врагам за мученическую смерть своих земляков и разорённый наш город. А если попадусь в лапы карателей, стойко перенесу все пытки и не выдам своих товарищей. Если же я клятву нарушу, пусть меня сурово покарают мои товарищи, а имя моё будет презренно. Я свято верю в победу советского народа над гитлеровской Германией. Смерть фашистским оккупантам и их пособникам!».

 

И друзья, встав перед портретом И.В. Сталина, который Лена вынула из тайника, торжественно поклялись бороться не щадя жизни с врагом, пока он не будет разбит и прогнан с родной земли.

 

До победного мая 1945 года оставалось три года и пять месяцев.

 

Послесловие

 

На старом здании коллегиума №11 (бывшая школа №10) висит памятная доска, на которой выбиты фамилии 19 юных подпольщиков. Не все из них дожили до дня победы. Шесть юношей и пять девушек погибли. Не увидела этот светлый праздничный день и Елена Белевич.

 

Юные подпольщики, предупреждённые немецким антифашистом Хельмутом Байгофером об аресте, ушли из города со своими семьями в партизанский отряд. Лена стала командиром разведки. Весной 1943 года она ушла на разведку вместе с товарищами. И уже на обратном пути её и Мишу Симоненко схватили немцы. Пытали их страшно, а потом расстреляли в школьном саду белорусского села Асаревичи.

 

В июле 1945 года Елену Белевич посмертно наградили орденом Отечественной войны Ι степени. А уже в мирные годы ей было присвоено звание Героя Советского Союза. В коллегиуме №11 есть «Образцовый музей «История школы», где собраны материалы обо всех участниках подпольной группы «Юные патриоты».

 

Василий погиб в партизанском отряде, а его отца расстреляли фашисты. Он входил в подпольную группу, которая действовала на железной дороге. Много вреда причинили подпольщики немцам: выводили из строя паровозы, вагоны и целые составы. Многие из них, гружённые танками, другой боевой техникой, так и не попали на фронт. Но нашёлся предатель, который выдал подпольщиков. Всех их арестовали и жестоко пытали. А потом вывезли из тюрьмы на окраину города и расстреляли.

 

А вот Алексей прошёл всю войну. Воевал в партизанском отряде и был ранен. А когда освободили Чернигов, его, уже залечившего свою рану, призвали в армию. С боями он дошёл до Берлина, а после демобилизации вернулся домой. И осуществил свою довоенную мечту: поступил в институт. А после его окончания стал работать инженером на новостройках родного города. Как фронтовика, его часто приглашали в учебные заведения, и он рассказывал молодёжи о Великой Отечественной войне. О двухлетнем периоде оккупации города немецко-фашистскими захватчиками и страшных испытаниях, которые пришлось вынести черниговцам. Он проводил экскурсии по местам, где фашисты и полицаи расстреливали людей. А таких мест в Чернигове много. В братских могилах на всех городских окраинах покоятся останки более чем 52 тысяч человек. Военнопленных, подпольщиков, партизан, мирных жителей города и области.

 

До войны в Чернигове насчитывалось 68 тысяч жителей, а Красную армию 21 сентября 1943 года встретило всего 11 тысяч.

 

Тысячи жителей Черниговщины полегли на фронтах Великой Отечественной войны, а десятки тысяч мирных жителей погибло в гитлеровских застенках. Фашистские изверги и полицаи их вешали, стреляли и жгли, закапывали в землю живыми. Только в одной Корюковке каратели расстреляли и сожгли заживо 6700 человек. Это самое большое злодеяние гитлеровцев за всю Вторую мировую войну.

 

Дорогие мои земляки, вечная вам память!