...И просто ждал. А пена ливнем текла и черной тиной полна была, канализация захлебываясь выла, в дожде, произносимом будто слово, цепляясь лезла по мокрым проводам сокурсница Оккама, сотрапезница Ньютона, ночь, слышимая, как пролет фотона, невидимая, как труженица тыла, и всем сестрАм давала по мозгам. Ржавеет в пазухе стиха неброшенная бомба. И в этот тихий неразрывный час рассказывал историю свою нам глаз, сходя к рабам и либертинам в катакомбы тоненькими струйками света, и что-то рушилось на нас, как будто бы в последний раз было лето. И вдоха нет так словно перекрыты тромбом остатки ветра. Светает через силу. И снова нет ни обещаний, ни желания их дать. Стук сердца гол, а ты любишь дискурсы, пустые площади и редкие могилы, и как то так выходит, что мы не в курсе, а больше некого и нечего ждать. Ночь-многостаночница, труженица тыла (как я ужЕ говорил) зовет и кружится. И редкие цвета ломает торричелиева пустота. Мы ей богаты, будто Крезы кроветворением одним, а ты пойди сотри черты и резы, и вот тогда с тобой поговорим. Сочаться сквозь тучи редкие алмазы, падают в апрелевскую прель. Малхоланд Драйв проходит сквозь Эммаус и oбтекает запертую Тверь. |