Для Дмитрия Васильевича поездка в плацкартном вагоне представляла собой в некотором роде экстремальное предприятие. Он давно уже разучился пользоваться метро, и в его плоть и кровь прочно вошло самосознание себя особой персоной, V.I.P. Первая волна удивления нахлынула на него ещё на перроне. Он впервые за много лет видел такое количество людей, которым ОН неинтересен. Памятуя о том, что, все-таки есть определенная категория людей с очень ловкими пальчиками, которых очень интересно содержимое его бумажника, он бумажник не брал вообще, и теперь потерянно озирался в поисках банкомата. Только дежурная вежливость работников вокзала позволила ему обрести на некоторое время почву под ногами. Возмущаться, требовать, заявлять свои права Дмитрий Васильевич умел в совершенстве. Этому его учили с детства, это было его профессией, которую, кстати, сегодня он проклинал не единожды. Ведь как раз его адвокатская практика заставила передвигаться вот таким вот неудобным способом.

Его поразило, как в таких вагонах люди могут ехать. В нос резанул едкий запах хлорки, смолы и нечистот. Придирчиво осмотрев место, указанное в билете, чуть не задохнулся от второй волны удивления. На негодование уже не хватало сил. Место, мало того, что было боковым, так еще и находилось в непосредственной близости от источника зловония. Но Дмитрий Васильевич решил испить чашу до конца. Сжав губы, он в уме перемножал цифры, все время увеличивая сумму компенсации на неудобства, – нет, за моральный ущерб, – которую «снимет» с клиента, и даже отогнал от себя назойливую мысль о том, чтобы обменять свое место на более комфортное.

Чашу раздражения переполнил попутчик. Это был далеко не молодой уже человек, но еще и не дряхлый старик. Он обращался по нескольку раз в час с различными просьбами. Просьбы были мелочными, но сделаны в исключительно доброжелательном и вежливом тоне. Дмитрий Васильевич себе не признался бы, что впервые за много лет почувствовал себя не в своей тарелке. Сколько раз в его адвокатской практике с помощью такой вот обезоруживающей вежливости и доброжелательности ему удавалось «раскручивать» клиента. А теперь, оказавшись в непривычной для себя обстановке, он стал исподволь подозревать, что это его «раскручивают». Тут же «включилась» осторожность. Сам, без охраны, без поддержки, один на один с неизвестным человеком, проявив раздражение или несдержанность может угодить в неприятности. И Дмитрий Васильевич стал исподволь приглядываться к визави.

С людьми из рабочей среды Дмитрий Васильевич чаще всего встречался в зале суда. Там они были чаще всего потерпевшими, и с ними раньше него, как правило, уже поработали заинтерисованные сотрудники. Чаще всего такие люди с излишней эмоциональностью выступали на первых заседаниях, но столкнувшись с трудностями, сложностью ситуации, перспективой недоказуемости вины злодея, пасовали и предпочитали взять деньги и не создавать лишних проблем ни себе ни другим. О принадлежности к рабочей среде ярче всего свидетельствовали руки попутчика, костистые, узловатые в мозолях, мелких порезах и царапинах. Это были руки рабочего, по-своему красивые. Их красота была не во внешнем виде, а в движениях. Руки словно жили собственной жизнью, и, казалось, минуя волю хозяина, двигались то к ручке подстаканника, то к авторучке, не совершая ни одного лишнего движения, и с целеустремленностью хищной птицы.

Покончив с решением кроссворда, попутчик уже потянулся к сумке. Но тут вагон сильно дернуло. Видимо, был сорван стоп-кран. Дмитрий Васильевич обреченно уставился в окно.

- Да не переживайте вы так. Небось, думаете, что сегодня вас преследуют неудачи.

- Позвольте! – Думал уже начать возмущаться Дмитрий Васильевич, но во мгновение ока передумал. Ведь неизвестно сколько времени продлиться эта вынужденная стоянка. – Мы ведь с вами даже не знакомы.

- Михаилом меня зовут. Михаилом Даниловичем. Завскладом работаю в столице. Домой еду со смены.

- Очень приятно. Дмитрий Васильевич. Адвокат.

- Не сердитесь на меня, пожалуйста! Я ведь хорошо знаю, что самый обидный ярлык для человека - вовсе не ярлык вора или убийцы. Люди больше всего обижаются, когда их называют неудачниками.

- По-моему, это очень субъективное мироощущение.

- Здесь вы лишь отчасти правы. Меня природа и случай наградили необычной способностью. Когда человек отчаивается – я это вижу. Ученые даже слово придумали мудреное – синестетик. Так называют людей, у которых мозг неправильно смешивает сигналы от органов чувств. Синестетик может видеть звуки в красках и чувствовать цвета на ощупь. У меня же совершенно уникальное свойство. Я вижу эмоции человека в красках.

- Но позвольте, люди же испытываю десятки эмоций одновременно!

- Нет. Нам так кажется. Главное чувство, чувство которое определяет поступки и мысли человека, всегда одно, и всегда скрыто от нашего сознания. И я его вижу в цвете. Мне пришлось несколько раз убедиться в верности моих ощущений. Но, конечно, никому я об этом не рассказываю.

- А со мной почему этот разговор начали?

- Есть тому несколько причин. Во первых, мы с вами попутчики, друзья на пять минут так сказать. После поездки мы больше не увидимся. А во-вторых, у вас я увидел нехороший цвет, а потому захотел предупредить. Ну, и, наконец, последняя причина – вряд ли вы обо мне хоть кому скажете.

- Почему?

- Я думаю, не успеете.

Ироническая усмешка зазмеилась на тонких губах адвоката и он решил довести фарс до логического конца.

- А что же меня, по-вашему, может теперь спасти?

- Ничего. Разве что зеленые человечки. Зеленый – цвет надежды.

Поезд дернулся и медленно стал набирать ход. Дмитрий Васильевич решил выйти в тамбур, подышать свежим никотином. Через две минуты в тамбур ворвалась пьяная компания с другого вагона. Они страшно ругались между собой, и в водоворот драки сразу же попал Дмитрий Васильевич. Вскоре он резко вскрикнул и стал оседать на пол. Компания сразу протрезвела, началась кутерьма. Проводники, милиция, врачи, зеваки-пассажиры. Деловито расталкивая толпу, к Дмитрию Васильевичу пробились трое молодых людей в зеленом камуфляже.