Бурные реки – редкое явление в засушливых степях юга Оренбуржья. Открытый казахским ветрам, пыльный и засушливый район нашей родины не побалует изысканного взгляда приезжего матерого туриста. В июле трава здесь жухлая, по степи торчат высохшие палки от стеблей васильков и белые космы пучков ковыли. Удушливыми знойными вечерами весь простор степи покрывается золотистой пылью, а воздух, пропитанный глиной, тяжелеет и сдавливает легкие. Тем удивительнее встретить здесь мощную и быструю реку, получившую название Урал, по её берегам растут ивы и тополя, под кронами которых адское пламя солнца меркнет и дает отдых измученным сизифам. Если посмотреть издалека на местность, где протекает Урал, то создается ощущений, будто увертливая извивающая зеленая змея раскинула свое туловище вдоль мертвой степи. «Масса и Мерива» - «искушение и укорение» таил в себе гордый Урал.

На востоке вдоль реки расположилась деревня Кузьминовка. Преимущественно здесь проживало русское население, переселившееся сюда в качестве крепостных еще в 18 веке при Екатерине Великой, раздававшей эти территории в уделы дворянам и изгонявшей вольный дух из местности. Ближе к концу деревни находился дом, где родился и рос Коленька или Колюсик, как часто называла его мать; по возрасту, 16-летний подросток, по сути, как его отец и старший брат, кормилец большой семьи. У Коленьки, помимо старшего брата Ивана, были двое младших Егор и Владимир, восьми и семи лет, и три сестры Мария, Дуся и Татьяна, двенадцати, десяти и пяти лет. Отец Николая работал конюхом на колхозной конюшне, мать была дояркой, а Иван пас телят. Младшие братья и сестры были ещё малы, чтобы работать в колхозе, но уже достаточно взрослы, чтобы помогать матери по хозяйству. Коленька удивлялся тому, как мать справляется с этой «мелкотой», сам он не особо любил оставаться с ними, вроде взрослые, а бывает, раздерутся, как дети, что-нибудь да вытворят.

В текущем 1941 году Коленька закончил 7-летку. В учебе он не был силен, что задавали, выполнял удовлетворительно, к знаниям особо не тянулся. «Зачем они были нужны ему в деревне? Отцу с матерью больно не пригодились» - думал подросток. Когда ему исполнилось 16, Коленька начал работать на ферме скотником, чистил навоз, грузил его на коляску и вывозил на поле. Работать ему нравилось, это придавало значимость в глазах взрослых. Колхоз расплачивался с ним молоком и зерном, что уже весомый вклад в общий семейный котел. Дома Коленька копал землю матери под грядки, поливал, ездил за водой. Что будет с Коленькой, когда он вырастит, его родители не задумывались, им было не до этого, слишком тяжелы рабочие будни в колхозе, не задумывался и сам подросток. Но в Коленькиных мечтах часто вставал он в образе председателя колхоза. Вот Коленька ведет важное совещание, все его слушают, подчиняются, а он говорит правильно, красиво о том, что нужно собрать урожай, увеличить удой, начать разработку новых целинных земель. Так проходили дни и месяцы, уже не детской беззаботной, а тяжелой трудовой жизни. О том, как в эти дни был счастлив Коленька, он еще не мог осознать, как не смог осознать беды наступившей в июне 1941 года войны.

Утром 30 июня 1941 года в 6.30, когда Коленька собирался идти на ферму, к дому верхом на коне примчался отец, он нервно кинул уздцы, забежал в дом. Его встретила мать:

- Настя, повестка пришла, забирают меня на войну. Думал, и увидеться не дадут. Сегодня после обеда сбор у клуба и сразу отправляют на фронт. Война страшная началась, говорят уже пол-Белоруссии под немцами, погибну там, что вы делать без меня будете? Совсем по миру пойдете. Не хочу уходить, сейчас в самую бойню кинут, всех нас в мясо превратят. Резня будет великая, у немцев силы огромные. Пропаду я, милая.

Настя замерла, сжалась в комок. Словно под буйным ветром качаются ветви деревьев, её руки неестественно поднялись вверх и затряслись. Она схватилась за платок на голове, стянула его, вцепилась в волосы, морщинистое лицо женщины перекосилось.

- Ой, Тимофеюшка, горе какое. Божье наказание на нас. Да на кого ж ты меня и дитяток оставишь? Что же мы без тебя делать будем. Не пущу тебя, - кричала она, цепляясь за рубаху мужа.

Тимофей упал на стул, поставил локти на стол, уронил голову на руки. Страх и отчаянье охватили его. Идти на фронт – значит идти на смерть, остаться, убежать, спрятаться в степях – найдут, посадят, а семье его отвечать еще придется, позор на всю деревню. Жить так хочется, на небо смотреть, дом надо поднять, детей воспитать. Только кое-как пережили засуху и голод, стало все налаживаться, в этом году корову завели, а теперь к смертушке готовиться. «Да что это у нас за государство такое?» - думал Тимофей: «постоянно с кем-то воюет». Все немцы проклятые, вырывают плуг из рук и заставляют винтовку брать. Не живется им спокойно буржуи ненасытные. Тимофей почувствовал будто в под ребра ему вставили дренаж. Чтобы он ни предпринял, конец был известен, оставалось подчиниться судьбе. Настя металась по избе и голосила, усиливая его терзания.

Коленька стоял в углу, теребя штанину, и не знал, куда ему глаза деть и что говорить. Вот так новость, только 22 июня объявили о войне и уже отца забирают. Видно, государство своими силами справиться не может, вот и отцу повестку прислали.

Коленька услышал голос отца и поднял голову.

- Николай, не слушай бабье нытье, беги к Ивану, пусть домой к обеду возвращается, - обращаясь к жене, он добавил. - Успокойся, Настя, сейчас разговор держать будем.

Коленька вышел и бегом побежал к брату на выпас. Солнце уже пекло, нестерпимо обжигая его спину. По дороге подросток думал, что отец, скорее всего, вернется с войны через месяц другой с медалями и орденами, по другому и быть не может, ведь СССР мировая держава, она раздавит немца, как клопа. Потом он сам всей деревне будет хвастаться о подвигах отца. Еще попросит у него медаль или орден и всей деревне будет показывать. А немцы сами сбегут с нашей земли, как Наполеон. Думать же о тех, кто погибнет на фронте Коленька не хотел. Все это только быт и мещанство, как сказал бы председатель.

Коленьке сегодня показалось, будто отец струсил идти на фронт, будто испугался сражаться за отечество. Ему стало стыдно за слабость отца. Вот если бы Коленьку призвали на фронт, он бы показал немцам, как вторгаться на его родину. В своих мечтах Коленька представил, как он перекатывается по окопу и стреляет в немцев, а те падают мертвыми. Эх, отец просто не понимает, как ему повезло! Но Коленька тоже не промах. Он посчитал, что сейчас его задача вместе с Иваном держать хозяйство, как можно лучше, чтобы, когда вернется отец, заслужить от него похвалу. Теперь Коленька будет помогать ещё больше, он сможет, ведь молод, здоров, и мать в беде не оставит. С такими мыслями пришел подросток на выпас к брату.

Сделав серьезное лицо, Коленька строго сказал:

- Отцу повестка пришла на войну, домой к обеду приходи, его забирают сегодня.

- Колька, что мы будем без отца делать. Война, видно, надолго, - задумчиво ответил брат.

- Мы пока с тобой будем работать, а месяца через два отец придет.

- Ничего ты пока не понимаешь, молод еще, - нервно ответил Иван.

- Ты много понимаешь! – обиделся Коленька.

Подросток развернулся и пошел на ферму: пора было начинать работу. По дороге он думал о том, что Иван сам мало, что мыслит в жизни, к нему даже отец не прислушивается. Вечно этот брат шляется вечерами к доярке Дуське, приходит весь взъерошенный, счастливый, как дурак. Нет, чтобы матери помочь, так он у этой стервы, то крыльцо починит, то огород перекопает. Какое после этого к нему уважение! Коленька нагнулся, чтобы сорвать ковыль, и колючка остро впилась в его палец. Он поднес руку к лицу, капля крови багрянцем показалась из ранки. Он растер ее по штанинам, засунул палец в рот, облизнул и сделал плевок. «Вот интересно», подумал Коленька, «у дворян кровь была голубая, видно питались они чем-то особенным».

Ферма, где работал Коленька, находилась рядом у реки. Урал здесь делал крутой поворот, и образовалась глубокая заводь. Раньше они с мальчишками часто купались в ней, а сейчас конец июня и он еще ни разу не окунулся. Что же, Коленька теперь взрослый, ему не до мальчишеских игр.

Он зашел на ферму, дойка только закончилась, коров выгнали пастись. Тачка, на которой он возил навоз, стояла при входе. Он положил в нее лопату, подхватил её за ручки, и с грохотом покатил вдоль стойла. Для каждой коровы в стойле имелся загон, загоны располагались параллельно друг другу, всего их было пятьдесят, Коленька в первый рабочий день подсчитал их; вдоль загонов шел длинный коридор, по нему и вез тачку подросток. Останавливаясь, он лихо загружал навоз и катил дальше. Тачка имела одно колесо, поэтому малейшее неловкое движение Коленьки могло перевернуть её. Он очистил только десять загонов, а тачка уже была неподъемной. Нужно было везти её на поле для удобрения. До поля было метров триста, навалившись на тачку, он рьяно толкал её вперед.

- Давай, Колька, шустрей работай, лодырь, - услышал Коленька голос Дуськи, крали Ивана.

- Эх, сучка, - пробормотал Коленька про себя.

Подросток толкал тачку вперед и думал: «Вот скотина серет и серет, будто на выпасе не могла. Коленькин труд не бережет. Может через десять лет придумают мудрецы, как приделать к задам коровы мешки, чтобы срали в них».

Коленьке пришлось за утро сделать шесть заходов, в хорошие дни он делал только четыре. Стрельнув самокрутку у конюха, он сел с ним рядом и задымил.

- Слышал, отцу твоему повестка пришла, - сказал конюх, 60-летний старик.

- Пришла. Сегодня провожать будем.

- Дай бог, живым вернется. Вот помню, нас в 14 году здорово немцы прижали. Стояли мы под Гумбинненом … - начал старик.

- Ладно, дед, некогда, дела… - оборвал Коленька.

Коленьке не хотелось слушать басни старика, вечно он своим шепелявым ртом рассказывает про очередные подвиги. Вот Коленькин отец непременно приедет с орденом или медалью, и тогда можно будет хвастаться, а у старика нет ничего. Подросток направился к дому. Войдя в избу, он увидел, что мать его хлопотала по хозяйству.

- Колюсик, ты к Ивану бегал? – заботливо спросила мать.

- Бегал, мамак, - ответил Иван.

Коленька, посмотрев, как мать собирает отца в дорогу, вышел, взял коляску с бочкой и ведром и покатил на Урал за водой. Солнце жарко палило, по коричневому загорелому лбу Коленьки катились струйки пота, глаза от пыли слезились. Приблизившись к воде, он скатил коляску с пригорка к Уралу, и на него пахнуло свежестью. Коленька глубоко вздохнул и принялся черпать ведром воду. Когда он наполнил флягу, то сел на белую махровую простыню, сплетенную из тополиного пуха, и начал прикидывать: что ему нужно без отца сделать. Придется Коленьке ехать за дровами в лес, подремонтировать избу, накосить сено, утеплить сарай. Прохлада в знойный день не давала ему больше мыслить. Коленьке нестерпимо хотелось окунуться. Скинув одежду, он вошел в воду. Его тело, угловатое и худое, медленно погружалось в нежную и манящую пучину Урала. Он, стоя по грудь в воде, посмотрел на свои ладони, с обратной стороны они были белые, он перевернул их, а здесь - темно-коричневые. Это показалось ему очень удивительным. Он ещё долго стоял и разглядывал свои руки. Потом сделал резкое движение и поплыл. Искупавшись, Коленька вышел на берег, надел штаны, подхватил коляску с бочкой и покатил её домой. Он съездил за водой еще семь раз, пока емкость в огороде не наполнилась. Время подходило к двум часам.

Вернувшись домой, Коленька увидел, что мать испекла лепешек, положила в дорогу яиц, сала, налила пол-литра самогона. Она уже не плакала, делала все быстро и рассудительно. Свою долю Настя приняла, как принимает наказание приговоренный к повешению человек, входя на эшафот. Женщина без мужчины в бедных российских селениях – это сирота. Все приходится делать ей самой, воспитывать детей и тащить плуг, готовить еду и ворочать мешки. Никто её не приголубит и не пожалеет. Покосившийся дом без мужчины рухнет, земля без мужнего труда пустует. Женщина – горемыка, падает поздней ночью и не может уснуть от изнурительного труда. Кости ломят, а жилы ноют, она, раскинувшись на деревянных платьях, бредит сквозь сон о сильном мужском плече. Оттого деревенская баба держится за мужика сильнее, чем за жизнь, всегда он у неё накормлен, всегда сидит в центре стола. Если муж деревенской женщины умер или оставил семью, то она, будто засохшее дерево, ждет, когда ветер трудностей и препятствий свалит её.

Коленькина мать машинально накрывала на стол. За столом сидели отец и старший брат, Коленька расположился рядом. Дети бегали по избе, резвясь и ругаясь. Они обедали после того, как встанут из-за стола кормильцы семьи.

Настя сказала старшей Марии:

- Маня, выйдите на улицу и там поиграйте. Позже зайдете.

Отец ел не отвлекаясь, весь обед мужчины провели молча. Потом он встал и сказал сыновьям:

- Пойдемте во двор, поговорим, - обращаясь к жене, добавил. - Настя, покорми пока детей.

Коленька и Иван вышли за отцом. Подойдя к сараю, отец начал давать сыновьям наставления.

- Летом, нужно накосить сена на нашем участке, сложить все на сеновале. Колька, ты дров на зиму наготовишь. Ванька, тебе надо печку починить. Матери помогайте, больше ничего не скажу.

Он отвернулся от сыновей и пошел обходить свое подворье. Коленька и Иван стояли и ждали его. Потом Тимофей поднялся на крыльцо, сыновья шли за ним.

- Сядем на дорожку, - сказал он.

Дети вели себя тихо: кто забрался на печку, кто сел за столом, а Коленька расположился рядом с отцом. Молчание прервала мать:

- С Богом, - сказала она.

Всей семьей они отправились к клубу. Какое-то раздирающее душу молчание всю дорогу сопровождало их. Коленка чувствовал, что ему тесно в своем теле. Он хотел подбодрить отца, но слова застывали у него на языке.

У клуба собрались ещё двадцать призывников и их родственники. Коленька видел слезы на лицах, но для него все казалось понарошку, на недельку – другую, а потом все снова будут веселы, снова примутся за колхозные дела.

Призывники выстроились в шеренгу, председатель перечисли всех по именно и начал говорить торжественную речь:

- Призывники, страшный враг напал на рубежи нашей родины, он несет смерть и разрушения. Немец хочет сделать нас своими рабами. Вам выпала высокая награда сражаться за Родину. Сыны не ударьте в грязь перед немцем. Бейте его, вытравите из наших краев. Сражайтесь за Родину, за Сталина. Вам выделено две минуты на прощание с родными.

Тимофей подошел к семье:

- Милые мои, время сейчас трудное начнется. Даст бог, Иван дома останется, он вашей опорой будет. А если Ивана заберут, то Николай на тебя все бремя ляжет. У тебя ещё два года есть. Мать береги, о сестрах заботься. Если я не вернусь, то вот вам мой завет – живите дружно. А уж как председатель я не умею красиво говорить. Главное мать не обижайте, помогайте ей.

Взгляд отца, выражавший страх и любовь, испугал Коленьку, его начала окутывать волна скорби, он вдруг испугался, что может навсегда его потерять. Заныло юное сердце, не ведающее боли утрат. Если правда, немец так силен, то как отцу с ним справиться? Он в драке с пьяным скотником себе ребра переломал, а фашисты, говорят, лютый народ, живьем шкуру содрать могут. Коленька сильно прижался к отцу, ему захотелось, как маленькому, спрятаться у него под мышкой и почувствовать запах соленого трудового пота.

- Все будет хорошо отец. Ты главное возвращайся живой, - еле ворочая языком, произнес он.

Отец отстранился от него, поцеловал остальных и пошел в сторону машины. Шаги его были медленными, он весь осанился, сгорбился, а золотая пыль поднималась от земли к небу. Отец прыгнул в кузов машины, за ним поднялись остальные призывники. Машина тронулась. Николай почувствовал, как часто-часто, будто молотилка на току, забилось сердце, как в глаза вонзились острые колючки шипы ковыли. Он бросился за машиной. Коленька бежал со всех ног, ветер слизывал слезы с его щек:

- Папка! Папка! Возвращайся, - что есть силы кричал он. Коленьке стало не хватать воздуха, в желудке начался спазм, машина быстро уходила вперед. Он споткнулся, упал на колени и согнулся. «Боженька, миленький, пусть батька живой вернется», - зашептал он.

Так он просидел несколько минут, потом поднялся и пошел обратно к клубу. Мать, его братья и сестры стояли обнявшись. Когда Коленька оказался рядом, Иван коротко сказал:

- Мне пора телят выгонять. Колька, ты на ферму идешь?

- Да, - ответил Коленька.

Как прошел остаток дня Коленька не заметил, куда-то подевались его мечты о скорой победе. Сердце царапалось о ребра, а впереди ещё было столько утрат. Вечером, когда семья собралась в избе, Коленьке было как-то неуютно от того, что место отца пустовало.